Ральф Уольдо Эммерсон

***

Сначала Тибби достала орешки «Энтеманна», обсыпанные крошками, но крошки напоминали ей о грызунах: они так любят хлебный мякиш. Она бегом вернулась на кухню и швырнула коробку обратно в шкафчик.

Потом она подумала о мороженом, но ей не хотелось даже близко подходить к холодильнику. Тогда она взяла упаковку с фруктовыми мармеладными динозавриками – любимым лакомством Ники – и вернулась наверх. Тибби, как завороженная, смотрела шоу Рикки Лейк, при этом машинально сжевала восемь ярких динозавров, забросав пол серебристыми обертками.

Под Джерри Спрингера она выпила два литра имбирного лимонада, после этого разглядывала фотографии и полазила по Интернету.

Прошла уже большая часть телевизионной оперы, когда зазвонил телефон. Она прибавила звук: жаль было пропускать хотя бы одну арию. Опера была очень душевной.

Но, как она ни старалась, до нее долетели слова с автоответчика:

– О, Тибби! Это Робин Граффсман, мама Бейли. – Продолжительная пауза. – Ты не могла бы перезвонить или прийти сюда? Номер телефона пять – пять – пять – сорок шесть – сорок восемь. Комната четыреста сорок восемь. Четвертый этаж, налево от эскалатора. Бейли будет очень рада тебя видеть.

Тибби почувствовала, как боль снова заполняет грудь. Да, сердце явно не в порядке. Боль начала пульсировать в виске. У нее был сердечный приступ и аневризма аорты одновременно.

Она взглянула на пустую коробку Мими. Ей захотелось зарыться в пушистую подстилку из опилок, вдохнуть солоноватый запах свинки и заснуть. И умереть во сне. Казалось, что это так просто.

Кармен набрала номер. Она собиралась повесить трубку, если услышит женский голос, но сдержалась!

– Лидия, это Кармен. Я хочу поговорить с папой.

– Конечно, – поспешно ответила Лидия.

И как это Кармен могло прийти в голову, что Лидия ответит ей грубостью?

Папа подошел к телефону очень быстро.

– Алло? – В его голосе слышалась радость и затаенное беспокойство.

– Папа, это Кармен.

– Я узнал. Молодец, что позвонила. – Похоже, он и впрямь был рад. – Я получил посылку. И оценил твое намерение.

– Ох... ну хорошо, – сказала Кармен.

Первый раз за долгое время она чувствовала себя

комфортно. Теперь можно извиниться. Теперь отец ее услышит. Через несколько минут все встанет на свои места. Жизнь продолжается.

И все-таки очень трудно было произнести:

– Папа, мне нужно тебе кое-что сказать. Кармен почувствовала, как напряжение на том конце трубки возрастает. Или это передалось ее напряжение?

– Я слушаю.

«Ну давай, давай, – подбадривала она себя. – Не отступай!»

– Я на тебя обижена, – запинаясь, произнесла девочка.

Теперь она могла помолчать и перевести дух. От волнения Кармен откусила кусочек кожи на большом пальце.

– Я расстроилась, понимаешь? Надеялась, что мы вместе проведем лето, только ты и я. Лучше бы ты заранее предупредил меня, что там будет семья Лидии. – Голос ее предательски задрожал.

– Кармен, мне так жаль. Теперь я понимаю, что должен был предупредить тебя. Это моя ошибка. Мне правда так жаль...

Отец явно считал разговор законченным и хотел закрыть тему. Прижечь рану, чтобы она больше не кровоточила.

Но дочь не собиралась сдаваться.

– Это еще не все, – заявила она.

Он ждал.

Кармен несколько раз глубоко вздохнула, чтобы голос не дрожал.

– Ты решил завести новую семью, а я для нее совсем не подхожу. – Она говорила хрипловато и едва слышно. – У тебя теперь есть другие дети, а как же я?

Тут она сбилась с мысли и дальше уже говорила все подряд. Чувства опережали слова.

– Как же быть со мной и с мамой?

Голос от волнения прерывался. Из глаз ручьем потекли слезы. Кармен было не важно, слушает он ее или нет, она продолжала:

– Почему прежняя семья тебя не устраивала? Зачем ты мне обещал, что никогда меня не оставишь? – Она перевела дыхание и на мгновение замолчала. – Зачем ты говорил, что мы понимаем друг друга, когда мы совсем не понимали?

Кармен уже не стеснялась своих рыданий. Ее голос тонул в судорожных всхлипах. Отец, наверное, даже не понимал, что она говорит.

– Почему Пол каждый месяц ездит к своему пьянице-отцу, а мы видимся только два или три раза в год? Я же ничего плохого не сделала, ведь правда?

Кармен замолчала и теперь только плакала, может быть, плакала долго – она не замечала времени. Он все еще слушает?

Она прижала трубку плотнее к уху и прислушалась. Приглушенные рыдания...

– Кармен, – сказал он наконец, – мне так жаль.

Она решила, что ему можно поверить, ведь впервые в жизни он плакал вместе с ней.

Когда на следующее утро раздался стук в дверь, Тибби еще крепко спала.

– Убирайтесь! – рявкнула она.

Кто это мог быть? Родители ушли на работу, и Тибби просила Лоретту не трогать ее сегодня.

– Тибби?

– Убирайтесь! – снова крикнула она.

Дверь слегка приоткрылась, и показалась голова Кармен. Когда Кармен увидела, во что превратилась Тибби и ее комната, лицо ее приняло озабоченное выражение.

– Тибби, что здесь происходит? – мягко спросила Кармен. – Ты в порядке?

– Я в норме, – огрызнулась Тибби, нажала кнопку на пульте телевизора и опять зарылась в одеяло. – Пожалуйста, уходи.

По телевизору снова началась опера.

– Что это ты смотришь? – спросила Кармен. Шторы были опущены, в комнате стоял полумрак,

и разглядеть можно было только телевизор и горы какого-то барахла на полу.

– Оперу. Очень трогательная, – сквозь зубы процедила Тибби.

Кармен пробралась между разбросанными как попало вещами и присела на кровать. Это было высшим проявлением беспокойства, потому что Кармен ненавидела беспорядок и сама его никогда не устраивала.

– Тибби, скажи мне, пожалуйста, что происходит? Ты меня пугаешь.

– Я не хочу ни о чем разговаривать, – упрямо заявила Тибби. – Я хочу, чтобы ты ушла.

Телефон снова зазвонил. Тибби уставилась на него, как будто ждала, что он ее укусит.

– Не отвечай, – приказала она.

«Би-и-и-п», – включился автоответчик. Неожиданно Тибби кинулась к нему, стала судорожно искать кнопку голосового набора и уронила аппарат на пол.

Но голос в автоответчике звучал по-прежнему четко и громко:

– Тибби. Это опять мама Бейли. Я хотела тебе сказать, что здесь происходит. Бейли совсем плохо. У нее серьезная инфекция и... – Тибби услышала, как женщина хватает ртом воздух. Казалось, ее легкие заполнены водой. – Нам бы очень хотелось, чтобы ты пришла. Для Бейли это так важно.

Робин Граффсман еще немного поплакала, а потом повесила трубку.

Тибби сидела, опустив голову. Она никого и ничего не хотела видеть. Она чувствовала, как Кармен сверлит ее взглядом. Потом вдруг Кармен обняла ее за плечи. Тибби отвернулась, и слезы потоком хлынули у нее из глаз.

– Пожалуйста, просто уйди. – Голос Тибби дрожал.

Но Кармен была Кармен: поцеловав Тибби в голову, она встала и направилась к двери.

– Спасибо, – прошептала ей вслед Тибби.

Но Кармен осталась Кармен, поэтому она вернулась через час. На этот раз она даже не постучалась – просто открыла дверь и вплыла в полудрему Тибби.

– Тибби, тебе надо к ней пойти, – мягко сказала Кармен, усаживаясь на кровать.

– Уходи, – коротко приказала Тибби. – Я не могу даже пошевелиться.

Кармен глубоко вздохнула:

– Можешь! Я принесла тебе Штаны.

Она положила их поверх одеяла. Это было единственное место, где их не поглотил царящий в комнате беспорядок.

– Надень их.

– Нет, – проскрежетала Тибби.

Кармен исчезла за дверью.

Тибби продолжала дрожать. Как это Кармен не понимает, что ее сердце отказывается работать, что у нее аневризма аорты и сильнейший вирус с насморком?

Она погрузилась в сон, близкий к коматозному состоянию, а очнувшись, увидела в голубом свете телеэкрана те же Штаны. И исходившее от них сияние означало, что она не права. Тибби вытянулась, чтобы опять заснуть, но почувствовала, как Штаны давят ей на ноги. Казалось, они весили не меньше пятидесяти фунтов. Разве можно вообще двигаться в таких тяжеленных штанах?

– Позволь себе удивиться, – сказал ей с экрана Джей Ленн.

Тибби уставилась на него. Неспроста он это сказал.

Она соскочила с кровати и испугалась – так сильно билось ее сердце. А что, если уже поздно? Что, если времени уже не осталось?

Тибби сорвала с себя пижаму, натянула Волшебные Штаны, сунула ноги в шерстяные туфли. Она давно не мыла голову и поэтому собрала волосы в хвост. Теперь все в порядке.

Тибби очнулась, когда осознала, что идет по обочине дороги, что на ней все еще пижамная курточка, а время уже за полночь. Разве кто-нибудь в больнице пропустит ее к Бейли среди ночи? Ведь посещения заканчиваются в восемь вечера?

Она вернулась и вывела велосипед из открытого гаража. У нее оставалось мало времени. А Бейли боялась времени.

Тибби помчалась по улицам. Фонари вдоль Висконсин-авеню горели ярким желтым светом.

Центральный подъезд больницы не был освещен, но запасной вход был открыт. Тибби тихонько вошла и проскользнула мимо изумленных людей, которые прикорнули на стульях вдоль стен. Даже в чрезвычайных обстоятельствах можно задремать от усталости.

К счастью, женщина в регистратуре не подняла головы. И Тибби спокойно прошла мимо.

– Вам помочь? – спросила ее в коридоре медсестра.

– Я ищу, гм... ищу мою маму, – неудачно соврала Тибби, продолжая идти вперед.

Медсестра не остановила ее. По пожарной лестнице девочка забралась на второй этаж, немного постояла, пока коридор не опустел, потом бросилась к эскалатору.

Вместе с ней поднимался наверх усталый доктор. Тибби пыталась подыскать правдоподобные объяснения, пока не поняла, что его совершенно не интересует, куда и зачем она едет. По-видимому, доктора волновали вещи куда более важные, чем правила посещения больных и режим безопасности в больнице.

Тибби сошла с эскалатора на четвертом этаже и сразу же спряталась за дверью. На этаже было тихо. Чтобы попасть в приемное отделение, нужно было свернуть налево, но, судя по указателю, комната четыреста сорок восемь находилась справа. Дальше по коридору располагалась ординаторская. Тибби затаила дыхание, пробираясь как тень вдоль стены. Слава Богу, комната четыреста сорок восемь оказалась совсем рядом. Дверь была приоткрыта. Она скользнула внутрь.

Тибби задержалась в крошечном вестибюле. Отсюда ей был виден Джей Ленн на телевизионном экране, встроенном в потолок. На креслах, стоявших вдоль окон, никто не сидел, и Тибби заставила себя войти в палату.

Тибби боялась увидеть другую Бейли, не ту, к которой она привыкла. Но девочка, спавшая на кровати, была все той же Бейли. Только из вен у нее торчали трубочки, и от ноздрей к аппарату шли какие-то проводки. Тибби услышала высокий свистящий звук, вырвавшийся у Бейли из горла. И она больше не могла сдерживать свои чувства.

Бейли казалась совсем крохотной. Тибби увидела, как у нее на шее пульсирует жилка. Тибби нежно взяла руку Бейли. Господи, косточки, как птичьи!

– Привет, Бейли, это я, – прошептала она. – Девочка из «Валлман».

Бейли была такая худенькая, что Тибби вполне хватило места возле нее на кровати. Она присела. Бейли не открыла глаза. Тибби прижала руку Бейли к своей груди и так и застыла. Потом глаза у нее стали слипаться, она осторожно легла рядом, пристроив голову на краешке подушки Бейли. Из глаз Тибби лились слезы, стекали к ушам и на волосы Бейли. Она решила, что никто этого не заметит.

Она просто останется здесь и будет держать Бейли за руку – пусть Бейли не боится, что времени осталось мало.

Это была ночь накануне праздника Успения Пресвятой Богородицы – Коимисс тис Теотокоу. В Греции он считается вторым большим православным праздником после Пасхи. Лена и Эффи вместе со своими родственниками отправились на богослужение в маленькую, простую, но милую церквушку. После этого по улицам прошло скромное шествие, и город приступил к пиршеству.

Бабушка возглавляла комиссию по десертам, поэтому они с Эффи заполнили дюжину подносов пирожными с разными видами ореховой начинки. Валия, не жалея сил и времени, обучала Эффи, поскольку лето подходило к концу.

Лена выпила стакан крепкого, с резким вкусом, красного вина и, почувствовав необыкновенную грусть и усталость, ушла в свою комнату, где уселась в темноте у окна. Отсюда лучше всего было наблюдать за праздником.

Внизу, немного в стороне от дороги, на маленькой площади недалеко от дома Костаса веселье было довольно шумным даже после заката солнца. Мужчины галлонами поглощали анисовую водку уозо и плясали до упаду. Даже на лице дедушки уже появилась глуповатая ухмылка. Эффи тоже выпила вина. В Греции никто не обращал внимания на возраст, когда речь шла о вине. Иногда бабушка с дедушкой сами предлагали Эффи и Лене выпить вместе с ними. Возможно, поэтому любившая все запретное Эффи не особо интересовалась спиртным.

Сегодня ночью Эффи явно была в ударе. Лена видела, как ее сестра, раскрасневшись, весело танцевала с этим официантом Андреасом, а потом скрылась с ним в придорожных кустах. Лена встревожилась. Эффи была очень воспитанной девочкой, но Лена прекрасно знала о ее влюбчивости. Эффи сходила с ума от мальчиков, а ведь ей только четырнадцать, и не хотелось бы, чтобы она обожглась.

Над Ойе сегодня сияли две луны: одна на небе, другая – в море. Если бы Лена не провела здесь все лето, вряд ли она смогла бы понять, какая настоящая.

В лунном свете мелькнуло лицо Костаса. Он не заметил отсутствия Лены на празднике, но, скорее всего, ему было абсолютно безразлично. Она была в этом уверена.

«Пусть тебя все любят», – мысленно обратилась она к нему, но тут же захотела взять свои слова обратно.

Она увидела, как Костас подошел к бабушке. Привстав на цыпочки, Валия так крепко обняла юношу, что Лена испугалась, как бы она его не задушила. Костас выглядел вполне довольным. Он что-то прошептал Валии на ухо, и она улыбнулась. Они пустились в пляс.

На маленькой площади взрывались праздничные фейерверки, самодельные, не похожие на роскошные салюты в Диснейленде. Они казались очаровательно примитивными и искрились вдохновением создавших их мастеров.

Костас кружил бабушку. Смеясь, она старалась удержаться на ногах. На последней трагической ноте песни Костас согнул Валию чуть ли не пополам. Лена никогда не видела бабушку такой счастливой, как в этот вечер.

Она внимательно смотрела на девочек-подростков, стоявших на обочине. Костас явно пользовался у них успехом, однако предпочитал танцевать с их бабушками, которые вырастили его, которые дарили ему любовь, не пригодившуюся их детям и внукам. Горькая правда состояла в том, что молодежь уезжала с острова навсегда, чтобы начать новую жизнь где-то вдалеке.

Лена даже не пыталась вытереть слезы, текущие по подбородку, по шее. Она и сама не могла объяснить, почему плачет.

Вечеринка закончилась далеко за полночь, но и после этого Лена долго не ложилась спать. Она все сидела у окна и смотрела на луну. Ей хотелось, чтобы по освещенному луной морю пошла легкая рябь. Девочка думала о том, как засыпает счастливый остров и все его подвыпившие обитатели.

Немного свесившись из окна, она разглядела на третьем этаже внизу пару локтей, опирающихся на подоконник. Это дедушка сидел в своей комнате и так же, как она, глядел на луну.

Лена улыбнулась, и душа ее отозвалась на эту улыбку. На Санторини она поняла, что похожа не на своих родителей и сестру, а на дедушку – такая же гордая, молчаливая и застенчивая. Как хорошо, что дедушке хватило мужества дождаться любви именно той женщины, которая была способна полюбить и понять его.

И Лена поклялась двумя лунами, что ей хватит мужества не упустить свое счастье.

Бездельник, позорник, зануда, изверг, растратчица, забота, спасенье [2].

Джеймс Джойс

На следующее утро Лена спала дольше обычного. В общем-то она и не спала, а провалялась в постели два часа после пробуждения, не понимая, что с ней происходит. Девочка была очень возбуждена и одновременно спокойна.

Уже заканчивалось утро, когда хлопнула дверь и в комнату ворвалась Эффи.

– Что с тобой? – бросила Эффи через плечо и, не спрашивая разрешения, начала рыться в вещах Лены.

– Я устала, – заявила Лена.

Эффи подозрительно взглянула на сестру.

Что произошло ночью? – спросила Лена, переводя разговор на другую тему.

Глаза Эффи вспыхнули.

– Это было невероятно, здорово! – Она не стеснялась своих чувств. – Андреас целуется лучше всех в мире! И уж точно лучше, чем любой американский парень!

– Что ты имеешь в виду? – угрюмо спросила Лена. – Не забывай, что тебе всего четырнадцать.

Внезапно Эффи прекратила рыться в шкафу и застыла как изваяние.

– Что? – спросила Лена. Эффи застывала всякий раз, когда была чем-то поражена.

– О господи! – выдохнула Эффи.

Лена страшно испугалась, когда услышала шуршание бумаги и увидела, что Эффи держит в руках портрет Костаса.

– О боже! – повторила Эффи и уставилась на Лену так, как будто увидела сестру впервые. – Просто не могу поверить!

– Что? – только и смогла произнести Лена.

– Не могу в это поверить!

– Что? – крикнула Лена, садясь на постель.

– Ты влюблена в Костаса? – Эффи произнесла это как обвинение.

– Нет, вовсе не влюблена. – Если бы Лена не догадывалась о том, что уже давно влюблена в Костаса, она бы поняла это сейчас, когда солгала сестре.

– Влюблена, я же вижу. И самое обидное, ты такая трусиха, что только и можешь, что молча трястись под одеялом.

Лена сильнее закуталась в одеяло. Как обычно, Эффи умудрилась впихнуть все свои рассуждения в одну фразу.

– Да, вот единственный верный вывод! – продолжала Эффи.

Лена не сдавалась. Все так же молча она скрестила руки на груди.

– Хорошо, не буду, – сказала Эффи. – Но знаю, что, как ни крути, это правда.

– Ты не права, – как-то по-детски возразила Лена.

Эффи села на кровать. Лицо ее стало серьезным.

– Лена, послушай меня, ладно? У нас не так много времени. Ты влюблена. Я никогда не видела, чтобы с тобой происходило что-нибудь подобное. Ты должна быть смелой! Ты должна пойти и рассказать Костасу о своих чувствах. Клянусь Богом, если ты этого не сделаешь, то будешь жалеть всю свою малодушную жизнь.

Лена знала, что все это чистая правда. Эффи была настолько права, что не было смысла ей возражать.

– Но, Эффи, – сказала она с нескрываемой мукой, – что, если я ему безразлична?

Эффи задумалась. Лена ждала, надеясь на утешение. Она хотела, чтобы Эффи сказала, что Костас, конечно же, ответит ей взаимностью. Как же может быть иначе? Но Эффи этого не сказала, только взяла руку Лены:

– Вот поэтому я и считаю, что нужна смелость.

Проснувшись, Бейли увидела Тибби. И почти тут же медсестра принесла на подносе завтрак. Бейли выглядела довольной, медсестра – раздраженной.

– Надеюсь, вам удалось отдохнуть, – сказала медсестра, быстро и с усмешкой взглянув на Тибби.

Тибби выскользнула из постели.

– Простите, – сказала она слабым голосом.

Сестра покачала головой. Ее лицо ничего не выражало.

– Миссис Граффсман очень удивилась, когда обнаружила вас здесь ночью, – сказала она Тибби. – В следующий раз, полагаю, вы постараетесь приходить в обычные для посещения часы. – Она перевела взгляд с Тибби на Бейли. – Я слышала, что вы знаете об этом, юная леди.

Бейли кивнула, но ее глаза светились задорным блеском.

– Спасибо, – сказала Тибби.

Сестра проверила медицинскую карту на спинке кровати Бейли.

– Я приду через несколько минут, если вам понадобится какая-нибудь помощь. – Она указала глазами на поднос с завтраком.

– Мне ничего не нужно, – ответила Бейли. Прежде чем покинуть комнату, сестра строго посмотрела на Тибби:

– Не ешь ее завтрак.

– Не буду, – пообещала Тибби.

– Садись, – сказала Бейли, слегка подпрыгнув на кровати.

Тибби села на кровать:

– Привет!

Чуть не спросила: «Как ты себя чувствуешь?» – но вовремя спохватилась.

– Ты носишь Штаны? – поинтересовалась Бейли.

– Мне нужна помощь, – сказала Тибби.

Бейли кивнула.

– Мими умерла. – Тибби не могла поверить, что произнесла эти слова, и внезапно начала плакать, по щекам катились крупные слезы. Тонкая дорожка слез появилась и на лице Бейли.

– Я чувствовала, что что-то случилось, – сказала девочка.

– Мне очень жаль, – эхом отозвалась Тибби. Бейли пожала ей руку:

– Я знаю, что ты провела здесь ночь. Поэтому у меня были хорошие сны.

– Я рада...

Бейли взглянула на часы:

– Ты должна идти. Твоя смена начнется через тринадцать минут.

– Что? – Тибби смутилась.

– «Валлман».

Тибби махнула рукой:

– Это не так важно.

Бейли серьезно посмотрела на нее:

– Это очень важно. Это твоя работа. Дункан рассчитывает на тебя, ты ведь знаешь. Иди.

Тибби посмотрела на нее с недоверием:

– Ты действительно хочешь, чтобы я ушла?

– Да, – не так уверенно ответила Бейли, – но я хочу, чтобы ты вернулась.

– Я вернусь, – пообещала Тибби.

Когда она вышла в коридор, там сидела Кармен. Увидев Тибби, подруга встала и крепко обняла ее. Тибби молча сжала ее в объятиях.

– Мне нужно на работу, – сказала Тибби деревянным голосом.

Кармен кивнула:

– Я пойду с тобой.

– Я же на велосипеде.

– Ну, так я поеду с тобой на велосипеде, – сказала Кармен, остановившись прямо перед автоматической дверью. – Мне нужны Штаны.

– Прямо сейчас?

– Думаю, да, – сказала Кармен.

– Так они вроде бы на мне, – заметила Тибби. Кармен взяла ее за руку и потащила в туалет. Там она сбросила с себя какие-то детские голубые клеши и отдала их Тибби. Кармен фантастически выглядела в Штанах. Это было еще одно доказательство их волшебства. У Тибби в голубых клешах Кармен был забавный и нелепый вид.

В течение двух недель Кармен спала каждый день почти до десяти часов, но утром девятнадцатого августа она вскочила с кровати с первыми лучами солнца. Она знала, что будет делать. Кармен натянула Штаны, такие любимые и уютные, так прекрасно облегающие ее бедра. Казалось, штаны отвечают ей взаимностью. Сунув ноги в леопардовые босоножки и быстро застегнув перламутровые пуговицы на черном воротнике рубашки, она встряхнула пышными волосами, такими чистыми, вымытыми вчера вечером, и надела серебряные сережки-колечки.

Кармен оставила на кухонном столе записку для мамы, но, подойдя к двери, услышала звонок телефона. Определитель высветил номер мистера Брэттела. Кармен не сняла трубку. Ей не хотелось возиться с ним сегодня.

Доехав на автобусе до аэропорта, девочка успела купить билет туда и обратно, который зарезервировала прошлым вечером по кредитной карточке отца, оставленной «для непредвиденных случаев и заказа билетов».

В течение двухчасового перелета в Чарлстон Кармен мирно спала, вытянувшись на трех креслах, и просыпалась лишь для того, чтобы немного перекусить. Утром она съела только яблоко. В международном аэропорту Чарлстона девочка некоторое время читала журналы, затем, когда поняла, что пора, взяла такси и поехала к Епископской церкви на улицу Встреч. Зеленые дубы и птичий щебет на ореховых деревьях казались ей хорошо знакомыми.

Она приехала за несколько минут до начала свадебной церемонии. Приготовления к службе уже были закончены, и прихожане собирались возле огромных пурпурных и белых букетов. Кармен незаметно встала сбоку, в проходе между рядами. Бабушка ее мачехи, которая никого не любила, сидела рядом с тетушками. Кармен никого не знала, она была единственным гостем со стороны отца. Печально, но когда пара теряет свою половинку, то теряет и Друзей.

Внезапно из боковой двери появился отец, высокий и элегантный, в смокинге, за руку с Полом, одетым в такой же смокинг. Кармен догадывалась, что Пол был самым близким человеком для отца. Она думала, что ощутит раздражение и злость, но ничего такого не почувствовала. Пол выглядел серьезным, как на работе. Высокие и светловолосые, Альберт и Пол были очень похожи друг на друга. Отец был счастлив – девочка видела это.

Заиграла торжественная музыка. Первой появилась Криста, похожая в своем платье на конфету. «Хорошо выглядит», – подумала Кармен. Кожа Кристы была такой бледной, что светилась голубизной. Музыка, казалось, становилась все громче, наступила драматическая пауза – появилась Лидия.

Это напоминало настоящую свадьбу. Не важно, что Лидии сорок с небольшим и на ней простое, а не подвенечное платье. Она была так изящна, когда шла по проходу, что Кармен невольно повторяла ее движения, словно была обязана это делать. Лидия улыбалась счастливой улыбкой, застенчиво, но уверенно. Она подошла к отцу Кармен. Все члены семьи полукругом встали у алтаря.

Глядя на них, Кармен ощутила внезапную боль. «Ты нужна им. Если бы ты не уехала...»

Игра виолончелиста, запах свечей, мелодийный речитатив священника – все это завораживало. Девочка забыла, что она дочь жениха и неподходяще одета. Она словно оставила тело и воспарила высоко-высоко к звездам, откуда было все видно как на ладони.

Так продолжалось до тех пор, пока они не спустились с алтаря, а потом отец отыскал ее глаза и заставил упасть с небес, вернуться в тело, заставил Кармен остаться здесь.

Диана каким-то образом умудрилась испечь на лагерной кухне шоколадное печенье с орехами. Олли пыталась вернуть себе свою терку.

Подруги беспокоились о ней. Они перешептывались, когда думали, что Би спит. Она поужинала с ними прошлым вечером только потому, что очень устала от постоянного кудахтанья, а принесенные пакеты с едой были свалены под кроватью.

После ужина подошел Эрик и попросил ее немного пройтись с ним. Это удивило Бриджит – она согласилась.

Они шли по пляжу Койотов и в молчании достигли уединенного места. Там росли пальмы, и повсюду торчали кактусы. Закат был огненно-пылающим.

– Я беспокоился о тебе. После вчерашней игры. Ты всегда... – Глаза Эрика объяснили ей, что он имел в виду.

Бриджит кивнула:

– Я никогда не играла хорошо.

– Но у тебя талант, Бриджит. Ты должна знать это. Все считают тебя звездой.

Бриджит относилась к комплиментам так, как к говорившему их. Но сейчас она в них не нуждалась. Она знала себе цену.

Эрик потрогал рукой песок:

– Я беспокоюсь из-за того, что произошло между нами... Меня волнует, что это ранило тебя, может быть, больше, чем я осознал в тот вечер.

Бриджит снова кивнула.

– У тебя нет большого опыта с парнями, не так ли? – спросил он. Голос Эрика был мягким. Он пытался помочь.

Она опять кивнула.

– О, я так и думал.

– Я не говорила тебе. Откуда ты можешь знать?

Он начал пересыпать песок между ладонями,

выкопал ямку, а потом засыпал ее.

– Знаешь, Бриджит... Когда я впервые встретил тебя, ты была такая самоуверенная и такая... сексуальная со мной. Я подумал, что ты намного старше и опытнее, чем на самом деле. Теперь я знаю больше. У тебя не так много опыта. Тебе всего шестнадцать.

– Мне пятнадцать.

Эрик тяжело вздохнул:

– Не говори мне этого.

– Прости. Только это правда, – сказала она.

– Ты не могла быть такой же честной раньше?

Губы Бриджит задрожали. Она выглядела виноватой. Эрик подошел ближе, положил руки ей на плечи. Постепенно придвинулся еще ближе.

– Теперь о том, что я хотел тебе сказать. Не прерывай, я хочу, чтобы ты запомнила это, ладно?

– Хорошо, – пробормотала она.

Эрик сделал глубокий выдох.

– Это трудное признание парня, который здесь якобы тренер. Послушай. – Он взглянул на небо, словно ожидал оттуда помощи. – Ты ворвалась в мою жизнь как летняя гроза. Во сне ты была со мной в постели каждую ночь с той минуты, когда я впервые тебя увидел. – Он прикоснулся к ее волосам. – В тот день мы плавали вместе. Бегали вместе. Танцевали вместе. Глядя на твою игру... я понял, что я футбольный тунеядец, трутень. Наблюдая за твоей игрой, я был просто потрясен...

Бриджит слегка улыбнулась.

– Ты должна бежать от меня, как от чумы. Потому что ты слишком красива и слишком сексуальна. И ты слишком молода. Ты знаешь все это очень хорошо, так?

Бриджит не была уверена, что слишком молода для него, но знала, что он слишком молод для тех чувств, которые она в нем разбудила. Она кивнула.

– И теперь, после того как я стал так близок тебе, я не могу быть рядом с тобой и не думать о том, что я чувствую.

Бриджит заплакала. Огромные крупные слезы покатились из ее глаз.

Эрик охватил ладонями ее голову:

– Пчелка, послушай. Когда-нибудь, возможно, когда тебе будет двадцать, я увижу тебя снова. Ты будешь спортивной звездой в какой-нибудь прекрасной школе с миллионом парней более интересных, чем я, попавший в твои сети. И знаешь что?

Я увижу тебя и буду умолять захотеть меня, как сейчас. – Он держал пряди ее волос в своих ладонях, как будто это была драгоценная ткань. – Если мы встретимся вновь, в другое время и при других обстоятельствах, я буду служить и поклоняться тебе так, как ты того пожелаешь. Но я не могу сделать этого сейчас.

Бриджит еще раз кивнула, плача. Она хотела, чтобы его слова были шуткой. Она и вправду этого хотела. Девушка знала, что он хочет того же. Правду говорил Эрик или нет, но он надеялся, что она поймет его. Он очень, очень, очень хотел этого.

Но это было совсем не то, чего хотела Бриджит. Ей нужно было что-то такое же большое, как звезды, а Эрик был под ними, на пляже, такой незначительный, что она с трудом понимала его.

Поиск по сайту: