Стремись к тому, чего хочешь. Работай над тем, чего хочешь достичь

Мама Кармен

***

– Догадайся, что на этот раз? – Щеки Эффи пылали, а ноги выделывали замысловатые танцевальные па на керамических плитках пола.

– Что? – спросила Лена, подняв голову от книги.

– Я поцеловалась с ним.

– С кем?

– С официантом! – громко воскликнула Эффи.

– С официантом?

– Ну, конечно, с официантом! Бог мой, греческие парни преуспели в этом больше, чем американские хвастунишки, – сообщила Эффи.

Лена недоверчиво смотрела на сестру. Она просто не могла понять, как это у них, таких разных, общие родители. Нет, этого не может быть. Наверное, одну из них удочерили. Эффи очень похожа на родителей, значит, остается она, Лена. А может быть, она внебрачный ребенок дедушки? Может, она и впрямь появилась на свет на Санторини?

– Эффи, ты крутила с ним роман? А как же Гевин? Ну, помнишь, твой бойфренд?

Эффи беспечно пожала плечами. Счастье делало ее глухой к укорам совести.

– Не ты ли мне говорила, что от него пахнет, как от свиньи?

«Да, правда», – подумала Лена.

– Но, Эффи, ты даже не знаешь, как зовут этого мальчика. Ты что, так и называла его «официант»? Разве это прилично?

– Я знаю, как его зовут. – Эффи всегда трудно было сбить с толку. – Его имя Андреас. И ему семнадцать лет.

– Семнадцать! Эффи, тебе же только четырнадцать, – заметила Лена. Даже к себе она предъявляла такие требования, будто воспитывалась в самых строгих правилах.

– Ну и что? Костасу восемнадцать.

Щеки Лены слегка порозовели.

– Но я не кручу с ним роман, – быстро пролепетала она.

– Ты сама в этом виновата, – сказала Эффи и вышла из комнаты.

Лена бросила книгу на пол. Впрочем, и до прихода Эффи она не прочитала ни строчки. Она слишком была поглощена своими мыслями.

Эффи четырнадцать, а она уже успела поцеловаться с гораздо большим числом парней, чем Лена. Конечно, Лену все считали хорошенькой, но зато у Эффи всегда был бойфренд. Эффи ждала счастливая старость в окружении любящей ее большой семьи, а Лену, костлявую старую деву с причудами, будут приглашать в гости только из жалости.

Лена приготовила мольберт и уселась, устремив взгляд в окно. Но, когда она приблизила кусок угля к холсту, пальцы против воли нарисовали совсем не линию горизонта. Вместо этого получился контур щеки, затем шея, потом бровь. После этого появился подбородок и на нем легкая тень.

Рука как будто летала по бумаге. Рисовалось легко, как никогда. Поворот головы, как у него. Вырез ноздри, как у него. Мочка уха... Лена закрыла глаза, стараясь представить себе эту мочку, даже задержала дыхание. Казалось, и сердце ее замерло. На бумагу легли грубоватые очертания его плеч. Теперь оставались губы. Рот ей всегда давался с трудом. Она опять закрыла глаза. Вот его губы.

Когда Лена открыла глаза, ей показалось, что она видит подокном Костаса. Вскоре она поняла, что там действительно стоит Костас. Он поднял голову. Лена посмотрела вниз. Видел ли он ее? Видел ли, как она рисовала? Только не это.

Сердце Лены стремительно подпрыгнуло, затем начало биться, как у спринтера на дистанции. Мелькнула мысль: вряд ли у лягушек, впадающих в спячку зимой, сердце так учащенно бьется летом.

Девочки, которые еще вчера вечером были ее подругами, сегодня напоминали злобных стервятников.

– Ну, и что же было? – поинтересовалась Олли, приземляясь на кровать Бриджит еще до того, как она успела открыть глаза.

Диана одевалась. Увидев, что Бриджит просыпается, она тоже подошла к ней.

Подбежали и Эмили с Рози. Девочки, которые сами не совершали безумств, одновременно любили и ненавидели тех, кто был на такие поступки способен.

Бриджит села. Прошедшая ночь медленно всплыла у нее в памяти. Во сне ей снова удалось стать вчерашней Бриджит.

В глазах подружек она увидела неимоверное любопытство.

Бриджит пересмотрела немало фильмов о любви. Но она даже не представляла себе, что ее связь с Эриком будет чем-то глубоко личным. Она думала, что это развлечение, приключение, которым можно похвастать перед подругами, и совсем недавно чувствовала себя очень уверенной. Но, как оказалось, переоценила свои силы. Ее сердце было выжжено, словно пустыня.

– Ну, давай же! – не отставала Олли. – Расскажи нам.

– Бриджит? – раздался голос Дианы.

Бриджит показалось, что ее голос идет откуда-то

из глубины желудка.

– Н-н-ничего, – только и сумела она произнести. – Ничего не было.

Но в глазах Дианы мелькнуло недоверие. Интуиция подсказывала ей, что тут что-то не так. Диана ничего не сказала. Она подождала, пока все уйдут, потом коснулась плеча Бриджит:

– Ты в порядке, Би?

От ее взволнованного голоса Бриджит захотелось плакать. Но даже Диане она ничего не могла сказать и избегала взгляда подруги, чтобы не выдать себя.

– Я так устала, – сказала Бриджит, обращаясь к спальному мешку.

– Хочешь, я тебе что-нибудь принесу из столовой?

– Нет, я сама приду через несколько минут.

Бриджит почувствовала большое облегчение,

когда все ушли, свернулась клубочком и уснула.

Вскоре Шерри пришла проверить, почему она не появилась за завтраком.

– Ты здорова? – спросила она Бриджит.

Бриджит кивнула, но так и не вылезла из спального мешка.

– «Кокос» и «Тупицы» играют через пару минут в полуфинале. Пойдешь смотреть?

– Я лучше посплю. Я ужасно устала, – сказала Бриджит.

– Ладно. – Шерри повернулась, чтобы уйти. – А я все думала, когда же иссякнет такой фонтан энергии...

Через несколько часов пришла Диана и сообщила Бриджит, что «Кокос» побили «Тупиц». Это означало, что в финале встретятся «Такое» и «Кокос».

– Ты собираешься на ланч? – спросила Диана, стараясь не выдать волнения. В ее глазах читалось беспокойство.

– Может быть, чуть позже, – ответила Бриджит.

Диана покачала головой:

– Ну, давай же, Би, поднимайся. Что с тобой происходит?

Бриджит не могла объяснить, что с ней. Кто-нибудь должен был объяснить это ей самой.

– Я устала, – ответила она. – Иногда я просто отсыпаюсь. Падаю в постель на целый день.

Диана кивнула, словно поверила в то, что это еще одно из жизненных правил непредсказуемой Бриджит.

– Может, принести тебе что-нибудь? Ты, наверное, есть хочешь.

За Бриджит закрепилась репутация обжоры. Но сейчас она не чувствовала голода и покачала головой.

Диана старалась как-то осмыслить все это.

– Странно. За все семь недель в лагере я ни разу не видела тебя в помещении дольше трех минут. Никогда не видела, чтобы ты спокойно лежала, разве что когда спишь. И не припомню, чтобы ты отказывалась от еды.

Бриджит пожала плечами.

– Я бываю разной, – сказала она. Кажется, это была строчка из какого-то стихотворения, но она не могла вспомнить точно. Поэзию любил ее отец. Он обычно читал ей на ночь, когда Би была маленькой. Тогда она могла подолгу спокойно лежать на спине.

Папа!

Эти деньги я посылаю за разбитое окно. Я уверена, что стекло уже вставили, ведь Лидия так гордится этим домом и так боится свежего воздуха, но все же...

Дорогой Ал!

Я не могу объяснить, что произошло в доме Лидии – я имею в виду в вашем с Лидией доме. Когда я приехала в Чарлстон, я даже представить себе не могла, что все так сложится.

Дорогие папа и Лидия!

Я прошу у вас прощения за свое странное поведение. Знаю, что я одна во всем виновата, но, если бы вы хоть РАЗ выслушали меня, я бы, возможно, не...

Дорогое новое семейство папы!

Я надеюсь, что все вы счастливы в своем Обществе блондинов. Кстати, знайте, что люди должны скрывать от вас свои мысли.

P.S. Лидия, в этом свадебном платье у тебя слишком толстые руки.

Кармен вскрыла конверт и вытрясла все свои наличные: сто двадцать семь долларов. Она подумала вложить еще девяносто центов, но так, наверное, сделал бы любой семилетний ребенок. Кроме того, пересылать монетки по почте стоило баснословно дорого. Этот довод имел решающее значение для ее рационального ума.

Кармен не вложила записку, заклеила конверт и аккуратно надписала адрес, после чего стремительно выбежала на улицу, чтобы успеть на почту до закрытия. Интересно, стала бы после этого ее мама утверждать, что она все время слоняется по дому без дела?

В жаркий день, лежа на керамической плитке пола и уставившись в потолок, Лена думала о Бриджит. Последнее письмо подруги не на шутку взволновало ее. Би следовала велению своего сердца так безудержно, что Лену это порой коробило. Как правило, Би становилась победительницей, окруженной славой, но ведь так будет не всегда.

Неожиданно Лена вспомнила сон, который видела сегодня. Во сне она была маленьким домиком на белых шарнирах, свисавшим над пропастью. Какая- то часть ее хотела просто разжать эти скрюченные шарниры-суставы и упасть, другая же запрещала падать только для того, чтобы испытать ощущение полета.

Бабушка сидела на диване и шила. Эффи где-то гуляла. Лена могла поклясться своими Штанами, что она опять флиртует с официантом.

Мысли о Бриджит, или этот странный сон, или жара – что-то привело Лену в игривое настроение.

– Бабушка, а почему Костас живет с дедушкой и бабушкой?

Валия вздохнула, потом, к удивлению Лены, заговорила:

– Это грустная история, детка. Ты уверена, что хочешь знать?

Лена совсем не была в этом уверена, но бабушка продолжала:

– Как многие молодые люди, родители Костаса переехали в США, и он родился там.

– Костас – гражданин США? – спросила Лена.

Было так жарко, что не хотелось поворачивать

голову, но Лена все-таки посмотрела на бабушку. Та кивнула.

– Где они жили?

– В Нью-Йорке.

– О! – сказала Лена.

– Костас был не единственный сын. У него был брат младше его на два года.

Только теперь Лене стало ясно, что это действительно грустная история.

– Когда Костас был совсем ребенком, они со всей семьей поехали на машине в горы. Произошла ужасная автомобильная катастрофа. Костас потерял родителей и своего братика.

Бабушка замолчала, а Лена почувствовала, что, несмотря на страшную жару, у нее по телу пробежали мурашки.

Когда Валия снова заговорила, в голосе у нее чувствовались слезы.

– Костаса прислали обратно к бабушке с дедушкой. Тогда это был самый лучший выход из положения.

Лена отметила, что бабушка как-то размякла, расслабилась под впечатлением этой печальной истории.

– Он вырос здесь настоящим греческим мальчиком. И мы все его любим. Его воспитывали все жители Ойи.

– Бабушка?..

– Что, детка?

Это был самый подходящий момент. Лена не раздумывала, чтобы опять не струсить.

– Знаешь, Костас меня и пальцем не тронул. Он ничего плохого мне не сделал. И он такой, каким ты его любишь.

Бабушка глубоко-глубоко вздохнула, отложила шитье и откинулась на спинку дивана.

– Я так и думала. Я почти сразу догадалась.

– Прости, что я не сказала раньше, – пробормотала Лена, чувствуя облегчение оттого, что наконец призналась, и огорчение оттого, что так долго не могла это сделать.

– Ты ведь пыталась сказать, – неуверенно произнесла бабушка.

– Ты объяснишь дедушке, правда?

– Думаю, он уже знает.

Горло Лены сжал спазм. Она отвернулась и закрыла глаза, дав волю слезам.

Ей было жаль Костаса. И в то же время ей было жаль себя, потому что такие люди, как Би и Костас, потеряв многое, по-прежнему открыты для любви, а она, многое имеющая, лишена возможности испытывать какие-то особые чувства.

Бриджит наконец вылезла из своего низкого домика. Теперь она могла взглянуть на залив.

В руках у нее была ручка и блокнот. Нужно отослать Штаны Кармен, но сегодня слишком тяжело писать.

Бриджит сидела на песке, грызя колпачок ручки, когда к ней подошел Эрик. Он уселся на перила.

– Ты как? – спросил он.

– Отлично, – ответила она.

– Ты пропустила игру, – заметил Эрик. И не прикоснулся, даже не взглянул на нее. – Это была хорошая схватка. Диана перекрыла все поле.

Время будто повернулось вспять. Эрик снова был тренером, а Бриджит неистовым игроком. Он, казалось, просил у нее разрешения сделать вид, что между ними ничего не было.

Но Бриджит не готова была разрешить ему это:

– Я так устала. Прошлая ночь была замечательной.

Эрик покраснел, вытянул перед собой руки и принялся внимательно изучать ладони.

– Послушай, Бриджит. – Создавалось впечатление, что он очень тщательно подбирает слова. – Вчера ночью мне следовало отправить тебя обратно. Я не должен был идти за тобой, когда увидел тебя в дверях. Я был не прав и готов взять всю ответственность на себя.

– Это был мой выбор.

Как он смеет сомневаться в ее лидерстве?

– Но я старше тебя. И должен был подумать, что будет, если об этом узнают.

Эрик все еще не поднимал на нее глаз. Он явно не знал, что сказать. Было видно, что он хочет уйти.

– Прости, – сказал он.

Бриджит бросила ручку ему вслед. Она ненавидела его за то, что он сказал.

Кармен!

Посылаю тебе Штаны. Я совершенно разбита... Если бы я послушалась твоего совета насчет здравого смысла, то не была бы в таком состоянии.

Итак, ты права, как всегда. Здравый смысл необходим! Хотела бы я иметь его хоть немного.

С любовью, Би

– Тибби, убери камеру.

– Ну, пожалуйста, Карма, пожалуйста.

– Ты можешь надеть Штаны для интервью? – спросила Бейли.

Кармен пренебрежительно посмотрела на нее.

– Я не собираюсь давать интервью. А как насчет вас, братья Коуэны[1]? – съязвила она.

– Кармен, ты только не шути и помоги хоть раз в жизни. – В голосе Тибби послышалось раздражение, но она не злилась, если такое вообще возможно.

«Ты вызываешь антагонизм, – напомнила себе Кармен. – Когда ты состаришься, то будешь ходячей желчью. Будешь ярко и жирно красить губы и кричать на детей в кафе».

– Хорошо, – согласилась она.

Кармен переоделась в Штаны, потом тихо села и стала рассматривать Бейли, которая аккуратно расставляла видеоаппаратуру. Девочка явно подражала Тибби и напоминала ее уменьшенную копию, только более подвижную. Кармен на минуту задумалась, с чего это вдруг Тибби возится с двенадцатилетним подростком, но, в конце концов, какая разница? Ведь все их подруги разъехались.

В комнате было тихо. Тибби возилась со светом. Обе девочки очень серьезно относились к своему фильму. Кармен услышала, как Бейли проверяла микрофон, совсем как Дэн Ратер:

– Кармен – любимая подруга Тибби, с тех пор как...

Кармен стало не по себе.

– Гм, ты знаешь, мы с Тибби сейчас как раз в ссоре.

Тибби выключила камеру. Бейли так посмотрела на Кармен, будто собиралась устранить ссору одним движением своей маленькой руки.

– Вы же любите друг друга. Тибби любит тебя. А все остальное не важно.

Кармен в недоумении уставилась на Бейли:

– Эй, тебе же только двенадцать!

– И что из этого? Я же права, – парировала Бейли.

– Может, вернемся к работе? – спросила Тибби.

Давно ли у Тибби это миролюбие?

– Просто будет нечестно, если мы не поговорим о нашей ссоре, Тибби, – сказала Кармен.

– Ладно, считай, что мы уже об этом говорили, – ответила Тибби.

Большинство людей стараются избегать конфликтов. Кармен догадывалась, что конфликт для нее, как очередная доза для наркомана. «Ты вызываешь антагонизм», – напомнила она себе. Кармен засунула руки поглубже в карманы и почувствовала пальцами песчинки, забившиеся под подкладку.

– Я собираюсь задать тебе несколько вопросов, – сказала Бейли. – А ты постарайся быть естественной.

Неужели эта самоуверенная двенадцатилетняя пигалица – порождение современного мира? Кто- то, должно быть, внушил ей, что она Офелия.

– Ладно, – сказала Кармен. – Я должна смотреть в камеру?

– Если хочешь, – ответила Бейли.

– Хорошо.

– Готова?

– Готова.

Кармен забралась на свою опрятную кровать и уселась по-турецки.

– Тибби говорила, что твой отец этим летом женится во второй раз, – начала Бейли.

Кармен широко раскрыла глаза и бросила укоризненный взгляд на Тибби. Та пожала плечами.

– Да, – коротко ответила Кармен.

– Когда?

– Девятнадцатого августа. Спасибо за внимание...

Бейли кивнула:

– Ты там будешь?

Кармен сжала губы:

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что мне это не нравится, – ответила Кармен.

– Ты сердишься на папу? – спросила Бейли.

– Нет.

– Тогда почему ты не пойдешь на свадьбу?

– Потому что мне не нравится его новая семья. Они меня раздражают.

Кармен понимала, что выглядит капризной и испорченной девчонкой.

– А почему они тебе не нравятся?

Кармен беспокойно заерзала. Потом она распрямила ноги.

– Я им чужая.

– Почему?

– Потому что я пуэрториканка. И у меня широкие бедра. – Кармен невольно улыбнулась.

– Так это ты им не нравишься или они тебе? Кармен потрясла головой. Потом немного помолчала.

– Думаю, и то и другое.

– А как же быть с папой?

– Что ты имеешь в виду? – спросила Кармен.

– Думаешь, дело не в нем? – уточнила Бейли. Кармен встала и замахала на Тибби руками.

– Перестань! Перестань сейчас же! Что это, черт возьми, за фильм? – возмутилась она.

– Документальное кино, – сказала Тибби.

– Понятно, а о чем?

– Просто о людях. О тех мелочах, которые кажутся им важными, – заявила Бейли.

– И ты думаешь, кому-нибудь есть дело до меня и моего отца?

Бейли пожала плечами:

– Тебе же есть до этого дело.

Кармен рассматривала свои ногти. Они были обкусаны до мяса, а по краям красовались мелкие заусенцы.

– Так почему ты бросила камень? – продолжала Бейли. – Ты, наверное, здорово рассердилась.

От удивления Кармен раскрыла рот и вопросительно уставилась на Тибби.

– Большое тебе спасибо. Ты ей все-все рассказала?

– Только основное, – не смутившись, ответила Тибби.

Кармен неожиданно почувствовала, как глаза наполняются слезами. Она боялась моргнуть, чтобы слезы не потекли по щекам. Сделав над собой усилие, Кармен произнесла:

– На папу я не сержусь.

– Точно?

Слезы уже готовы были пролиться. Когда плачешь, обычно жалеешь себя и уже не можешь остановиться.

– Да, я уверена, – сказала Кармен.

Все усилия оказались напрасными. Слезы побежали по щекам, догоняя друг друга, потом потекли по подбородку и по шее. Она услышала неясный шум и сквозь пелену слез увидела, что микрофон валяется на полу. Бейли присела около нее на корточки, подперла щеку ладонью, и вид у нее был такой сочувствующий, что Кармен даже опешила.

– Все в порядке, – мягко сказала Бейли.

Кармен сморщилась и склонила голову на плечо Бейли. Надо сказать этой мелюзге, что она и без нее обойдется, но сказать почему-то не удалось. Кармен утратила ощущение реальности, она не видела камеру, забыла фильм, Тибби, не чувствовала даже свое тело, руки и ноги и то, что земля по-прежнему вращается в пространстве.

Вскоре и Тибби очутилась рядом на кровати и обняла ее.

– Ты имеешь право сердиться, – сказала Бейли.

В семь минут пятого Бейли все еще не появилась в магазине «Валлман». Тибби посмотрела на большие настенные часы за кассой, чтобы уточнить время. Куда она запропастилась? Бейли никогда не опаздывала и приходила раньше, чем заканчивалась смена.

Тибби вышла через автоматические двери и сразу же ощутила дыхание жары. Она перебежала через улицу в «С семи до одиннадцати». Иногда Бейли трала с Брайаном в «Покорителя дракона», пока ждала Тибби. Но сегодня Брайан был один. Он поднял голову и помахал рукой. Тибби помахала в ответ.

В восемнадцать минут пятого Тибби почувствовала, что ей надоело ждать. Она привыкла к тому, что Бейли торчит около нее с утра до вечера, и принимала это как должное. Конечно, сердилась поначалу, но потом все изменилось.

Неужели Бейли застряла у нее дома? Забирала видеоаппаратуру и теперь ждет, когда Лоретта откроет? Или просто ей все надоело, она устала от фильма?

Однако, хорошо зная Бейли, Тибби не очень верила во все это. Время шло. Девочка походила из угла в угол еще минут восемь и вскочила на велосипед. Сначала она поехала домой. Бейли туда не приходила. Потом Тибби на всякий случай вернулась на работу. После этого подъехала к дому Бейли.

На ее стук никто не вышел. Она несколько раз нажала на звонок. Затем отошла немного, стараясь заглянуть в окно Бейли и увидеть хоть какое-нибудь движение. Мимо проходила соседка.

– Вы ищете Граффсманов? – спросила женщина, остановившись у калитки.

– Да, мне нужна Бейли, – сказала Тибби.

– Они часа два назад уехали в больницу, – сказала женщина, и на лице у нее отразилось сочувствие.

Чувство тревоги, как птичка, забилось в груди Тибби.

– Что-нибудь случилось?

– Точно не знаю, – ответила женщина. – Они в Сибои.

– Спасибо! – прокричала Тибби, уже оседлав велосипед, с силой нажала на педали и повернула по направлению к больнице.

«Может быть, Бейли на обычном обследовании», – думала Тибби. Скорее всего, у нее взяли кровь, чтобы проверить, не прогрессирует ли лейкемия. А с Бейли, наверное, все в порядке. Больные дети лежат в постели. А Бейли бегала повсюду.

«Конечно, если у нее обычное обследование, мое появление покажется странным», – размышляла Тибби, когда, взмыленная, вбегала в прохладный коридор больницы.

Она проскочила через коридор, все еще не решив, что делать, и тут увидела миссис Граффсман с костюмом под мышкой и большим пакетом из «Макдоналдса».

– Миссис Граффсман, здравствуйте! – помахала ей Тибби, подходя и с тревогой заглядывая ей в глаза. – Я подруга Бейли. – Она вдруг вспомнила, что долго не позволяла Бейли называть себя так.

Миссис Граффсман кивнула и слабо улыбнулась:

– Конечно, я тебя сразу узнала.

– Уф... Ну, там все в порядке? – спросила Тибби.

Только теперь она почувствовала, как дрожат

у нее ноги. Господи, здесь работает слишком мощный кондиционер. Очень легко простудиться с непривычки.

– У нее ведь обычное обследование?

Тибби шла вслед за матерью Бейли, хотя та не позвала ее за собой. Интересно, кто теперь навязывается?

Мама Бейли вдруг застыла как вкопанная, так что Тибби проскочила вперед, не успев притормозить.

– Давай присядем на минутку, – попросила миссис Граффсман.

– Да, конечно. – Тибби не отрывала взгляда от ее лица. Глаза женщины были красные и заплаканные, губы сжались в ниточку, как у Бейли.

Миссис Граффсман подвела Тибби к креслам в уголке холла. Потом опустилась на одно из них. Напротив миссис Граффсман кресла не было, поэтому Тибби пришлось сесть около нее и наклониться вперед.

– Тибби, я не уверена, знаешь ли ты, через что прошла Бейли. Она не любит об этом говорить.

Тибби машинально кивнула:

– Она мало говорит об этом.

– У нее лейкемия. Рак крови.

Тибби опять кивнула. Казалось, и так все ясно.

– Но ведь болезнь излечима, правда? Разве дети не растут потом нормально?

Голова миссис Граффсман склонилась к плечу, будто женщине было трудно держать ее прямо.

– Бейли поставили диагноз, когда ей было семь лет. Она прошла восемь сеансов химиотерапии, облучение, а в прошлом году ей вживили трансплантат костного мозга. Большую часть своей жизни Бейли провела в лечебном центре Хьюстона, в Техасе. – Женщине не хватало воздуха, она судорожно вздыхала, потом собралась с силами. – Но, несмотря на все это, болезнь возвращается.

Тибби так закоченела, что у нее зуб на зуб не попадал, а волосики на руках встали дыбом.

– Но можно еще что-нибудь попробовать? Правда? – Тибби произнесла это таким грубым и хриплым голосом, что сама испугалась.

Мама Бейли пожала худыми плечами:

– Мы хотели дать ей пожить нормальной жизнью. Как живут все дети.

– А теперь вы привезли ее сюда умирать? – требовательно спросила Тибби.

Миссис Граффсман то открывала, то закрывала глаза, плотно сжимая веки.

– Не знаю: больше уже не осталось средств, – сказала она усталым надтреснутым голосом. – Бейли серьезно больна. Мы молим Бога, чтобы ее организм оказался достаточно сильным и справился с болезнью. – Женщина взглянула из-под опухших век. – Мы так боимся. Но считаем, что ты должна все знать.

Тибби вдруг почувствовала резкую боль в груди. Дышать стало трудно. Ее сердце, кажется, сбилось с привычного ритма.

– Бейли так тебя любит, – продолжала миссис Граффсман, и губы ее задрожали. – Эти два месяца с тобой стали чем-то особенным в ее жизни. Мы с ее отцом очень ценим все, что ты сделала.

– Я лучше поеду, – прошептала Тибби.

Ей казалось, что еще немного – и сердце у нее разорвется, и она сама умрет, а ей бы не хотелось, чтобы это произошло в больнице.

Поиск по сайту: