Наступление на одиночество

Чтобы создать желаемую эмоциональную жизнь и здоровую психосферу для зарождающейся цивилизации будущего, мы должны признать три основных требования любой личности: потребности в общности, структуре и смысле. Поняв, как крах общества Второй волны подрывает эти потребности, мы смогли бы приступить к созданию более здоровой психологической среды для нас самих и наших детей в будущем.

Прежде всего любое приличное общество должно породить чувство общности. Общность противостоит одиночеству, а чувство принадлежности к общности придает людям уверенность. Однако в наше время институты, от которых зависит общность, разрушаются во всех технологических обществах. Результат — распространение чумы одиночества.

От Лос–Анжелеса до Ленинграда подростки, несчастливые супружеские пары, родители–одиночки, простые рабочие и пожилые люди — все жалуются на социальную изоляцию. Родители признаются, что их дети слишком заняты, чтобы навестить их или даже позвонить. Одинокие незнакомые люди в барах или прачечных изливают друг другу душу, рассказывая, по выражению одного социолога, «эти бесконечно печальные истории». В клубах и на дискотеках для разведенных встречаются отчаявшиеся одинокие люди.

Фактор одиночества недооценивается в экономике. Сколько жен, принадлежащих к верхушке среднего класса, доведенных до отчаяния звенящей пустотой своих обеспеченных пригородных домов, пошли на рынок труда, чтобы не потерять рассудок? Сколько домашних животных (и машин, нагруженных кормом для них) покупается, чтобы нарушить молчание пустого дома? За счет одиночества существует большая часть туристического бизнеса и индустрии развлечений. Оно вносит свой вклад в употребление наркотиков, депрессию и уменьшает производительность труда. И оно создает доходную индустрию «одиноких сердец», цель которой — помочь одинокому человеку найти и окольцевать мистера или мисс «То, что надо».

Болезненность одиночества, разумеется, не новое явление. Но в наше время одиночество так широко распространилось, что стало, как ни парадоксально, общим явлением.

Общность, однако, требует большего, чем эмоционально удовлетворительные связи между индивидами. Она также требует крепких уз лояльности между индивидами и их организациями. Людям недостает дружбы, сегодня миллионы чувствуют себя отрезанными и от институтов, частью которых они являются. Они жаждут получить институты, достойные их уважения, привязанности и лояльности.

Нечто подобное предлагает корпорация.

По мере того как компании укрупняются и становятся более безликими и начинают заниматься множеством самых разных видов деятельности, у сотрудников почти не остается ощущения общего дела. У них нет чувства общности. Само понятие «корпоративной лояльности» звучит архаично. Действительно, лояльность компании многие рассматривают как предательство самого себя. В популярном романе Флетчера Кнебеля о большом бизнесе «The Bottom Line» героиня раздраженно бросает своему мужу–начальнику: «Лояльность компании! Меня от этого тошнит»[554].

За исключением Японии, где все еще существует система пожизненной занятости и корпоративный патернализм (хотя для всё уменьшающегося процента рабочей силы), отношения на работе становятся все более непрочными и эмоционально неудовлетворительными. Даже когда компании предпринимают усилия для укрепления социальных связей между сотрудниками (ежегодный пикник, спонсирование команды по игре в кегли из числа работников, рождественский прием в офисе), профессиональные отношения по большей части весьма поверхностны.

Поэтому сегодня мало кто испытывает чувство принадлежности к чему–то большему и лучшему, чем он сам. Это теплое чувство причастности возникает спонтанно время от времени в периоды кризисов, стресса, катастроф или массовых волнений. Например, крупные студенческие выступления 60–х годов вызвали прилив чувства общности. Антиядерные демонстрации наших дней делают то же самое. Но и эти движения, и чувства, которые они вызывают, преходящи. Общности не хватает.

Нашей возрастающей социальной разнородностью можно объяснить феномен одиночества. Разъединяя общество, подчеркивая различия, а не сходство, мы помогаем людям индивидуализироваться, создаем возможности для каждого реализовать свой потенциал. Но мы также затрудняем человеческие контакты. Поскольку чем больше мы индивидуализируемся, тем труднее нам становится выбрать себе спутника жизни с близкими интересами, ценностями, привычками или вкусами. Друзей тоже сложнее найти. Каждый становится более разборчивым в социальных связях. В результате возникают неудачные взаимоотношения. Или нет никаких взаимоотношений.

Разрушение массового общества, таким образом, хотя и обещает большую степень индивидуального самовыражения, распространяет, по крайней мере сейчас, боль изолированности. Если зарождающееся общество Третьей волны не хочет быть холоднометаллическим, с пустотой вместо сердца, оно должно наступать на эту проблему по всему фронту. Оно должно возродить общность.

Как к этому приступить?

Признав, что одиночество — теперь не личная проблема каждого, а общественная, вызванная дезинтеграцией институтов Второй волны, мы многое сумеем сделать. Можно начать там, где обычно начинается общность, — в семье, расширяя сократившиеся функции.

Со времени индустриальной революции семья постоянно освобождается от бремени совместного проживания со старшими членами семьи. Если мы сняли эту ответственность с семьи, возможно, пришло время частично восстановить ее. Только подверженный ностальгии глупец одобрил бы разрушение систем общественных и частных пенсионных фондов или полную зависимость, как некогда, старых людей от своих семейств. Но почему не предложить налоговые или другие стимулы семьям (в том числе неполным и нетрадиционным), которые заботятся о своих пожилых членах, а не отправляют их в безликие «дома» для престарелых. Почему не вознаградить, а не наказывать экономически тех, кто сохраняет и укрепляет семейные узы между поколениями?

Этот же принцип можно также распространить на другие функции семьи. Следует поощрять семьи играть большую — не меньшую — роль в воспитании молодых. Родителям, желающим учить своих детей дома, школы обязаны помогать, а не относиться к ним как к чудакам или нарушителям закона. Родители также должны все больше оказывать влияние на школы.

В то же время многое для пробуждения чувства общности могут сделать сами школы. Может, не стоит оценивать чисто индивидуальные успехи учащихся, а сделать так, что оценки каждого учащегося зависят от успехов всего класса или какой–то группы в классе. Это уже в детском возрасте наглядно подтвердит мысль о том, что каждый из нас несет ответственность за других. Немного воображения и поощрения — и воспитатели придумают многие другие, лучшие способы воспитания чувства общности.

Корпорации также могли бы многое сделать для того, чтобы снова установились человеческие связи. Производство Третьей волны позволяет осуществить децентрализацию и создать более мелкие производственные единицы с более тесными отношениями между людьми. Компании–новаторы, предложив группам работников самоорганизоваться в мелкие компании или кооперативы и заключая контракты на выполнение конкретных работ непосредственно с этими группами, могли бы способствовать укреплению человеческих взаимоотношений.

Подобное разделение гигантских корпораций на мелкие, самоуправляемые единицы могло бы не просто высвободить огромную новую производительную энергию, но одновременно построить сообщество.

Норман Макрей, заместитель директора «The Economist», высказал предложение, что «полуавтономным командам численностью, возможно, от шести до 17 человек, предпочитающих работать вместе как друзья, необходимо сообщить, какая единица продукции оплачивается по каким тарифам, а затем позволить им выпускать продукцию, как они считают нужным».

В самом деле, продолжает Макрей, «те, кто создает успешно действующие дружеские групповые кооперативы, принесут много пользы обществу и, возможно, заслужат какие–то субсидии или налоговые льготы»[555]. (В этом предложении особенно интересно то, что можно создавать кооперативы в рамках приносящей прибыль корпорации или даже организовывать приносящие прибыль компании в рамках социалистического производственного предприятия.)

Корпорациям следует также пересмотреть свою практику увольнения людей на пенсию. Если пожилого человека сразу отправить на пенсию, он не только лишается регулярной, полноценной заработной платы и своей производственной, с точки зрения общества, роли, но у него обрываются также многие социальные связи. Следовало бы разработать планы и программы частичного ухода на пенсию, которые бы позволили людям работать добровольно или с частичной оплатой в тех коммунальных службах, где не хватает работников.

Другой способ, помогающий укрепить общность, — это привлечение вышедших на пенсию людей к новой работе с молодыми, и наоборот. Пожилых людей в каждой общине можно назначить «помощниками учителя» или «наставниками». Они стали бы передавать молодым свое умение. В местных школах фотографы на пенсии могли бы обучать фотографии, автомеханики — как починить сломавшийся двигатель, бухгалтеры — как вести бухгалтерию и т. п. За эту работу им могли бы платить, или, скажем, пенсионер добровольно обучал бы одного учащегося, который бы регулярно его посещал. Во многих случаях между наставником и учеником может возникнуть человеческая привязанность, выходящая за рамки обучения.

Быть одиноким — не грех, и в обществе, структуры которого быстро разрушаются, это не должно быть позором. Так, в лондонскую «Jewish Chronicle» пришло письмо с вопросом: «Почему считается «не совсем прилично» посещать места, где каждый находится с совершенно очевидной целью встретить людей противоположного пола?»[556]То же относится к барам для одиночек, дискотекам и курортам.

В письме указывается, что в Восточной Европе институт свахи оказывался очень полезным для знакомства людей брачного возраста и что бюро свиданий, брачные агентства и тому подобные службы не менее необходимы сегодня. «Мы должны иметь возможность открыто признать, что нам нужна помощь, человеческие контакты и общественная жизнь».

Нам необходимы многие новые службы — как традиционные, так и новаторские — для того, чтобы достойно познакомить одиноких людей. Некоторые теперь полагаются на объявления в рубрике «одинокие сердца» в журналах для поиска друга или спутника жизни. Можно не сомневаться, что скоро местное или соседнее кабельное телевидение начнет показывать видеообъявления, чтобы будущие партнеры могли увидеть друг друга. (У таких программ, можно предположить, будет весьма высокий рейтинг.)

Но следует ли службы знакомств ограничивать романтическими контактами? Почему не создать службы или места, куда люди могли бы прийти просто, чтобы встретить друга, а не любовника или потенциального спутника жизни? Общество нуждается в таких службах, и мы, пока они работают честно и с достоинством, не должны стыдиться их создавать и пользоваться ими.

Телесообщество

На уровне долгосрочной социальной политики нам следует также быстро продвигаться к «телесообществу». Кто хочет восстановить общность, должен обратить внимание на социально фрагментирующие последствия высокой мобильности. Написав об этом подробно в работе «Шок будущего», я не стану повторять свою аргументацию[557]. Но чтобы чувство общности могло вписаться в Третью волну, необходимо, хотя бы выборочно, заменить переезды новыми системами коммуникации.

Общераспространенное опасение, что компьютеры и телекоммуникации лишат нас живых контактов и сделают отношения между людьми более отстраненными, наивно и упрощает проблему. В действительности вполне возможен обратный результат. Хотя некоторые отношения в учреждениях или на предприятиях могут ослабеть, семейные и общинные связи, вполне вероятно, укрепятся с помощью этих технологий. Компьютеры и средства коммуникации способны помочь нам в создании общности.

По крайней мере, они освободят большинство из нас от необходимости ездить на работу — этой центробежной силы, которая разобщает нас по утрам, вовлекает в поверхностные отношения на работе, ослабляя наши более важные социальные связи в семье и общине. Позволяя большому числу людей работать дома (или в близлежащих центрах занятости), новые технологии могли бы способствовать более теплой атмосфере в семье и более тесной, однородной жизни общины. Возможно, в будущем многие станут работать в оборудованном электронными устройствами загородном доме. И это может привести, как мы видели, к образованию новой семейной ячейки, работающей вместе, привлекающей детей, а иногда и посторонних.

Вероятно, пары, проводящие много времени за совместной работой дома в течение дня, захотят куда–нибудь пойти вечером. (Сейчас человек, приехавший с работы домой, чаще всего так устает, что отказывается выходить из дома.) Поскольку средства коммуникации начинают заменять поездки, мы можем ожидать, что расположенные по соседству ресторанчики, театры, пивные и клубы станут процветать, оживятся церковные приходы и деятельность групп добровольцев — и все это, или почти все, на уровне живого общения.

Собственно говоря, не следует пренебрежительно смотреть на все новые отношения. Проблема создается не ими, а нашей пассивностью и беспомощностью. Для стеснительного человека или инвалида, который не может выйти из дома или боится встречаться с людьми, зарождающаяся инфосфера предоставит возможность интерактивного электронного контакта с другими людьми, имеющими общие интересы, — шахматистами, коллекционерами марок, любителями поэзии или спортивными болельщиками, с которыми можно немедленно связаться из любого уголка страны.

Эти отношения, хотя и непривычные, могут оказаться лучшим противоядием одиночеству, чем телевидение в том виде, в каком оно в наше время существует, когда все общения направлены в одну сторону, а пассивный получатель не может взаимодействовать с мерцающими картинками на экране.

Средства коммуникации, при надлежащем отборе и применении, могут служить цели создания телесообщества.

Короче говоря, по мере построения цивилизации Третьей волны мы многое способны сделать, чтобы поддержать и развить, а не разрушить общность.

Поиск по сайту: