Эксперимент 4

Повторите первоначальный эксперимент на сознавание, но с одним отличием. Говоря о своем сознавании, используйте вместо "сознаю" слово "замечаю" или "наблюдаю". Делайте это, когда вам ясно, что сознаваемое действительно присутствует в ощущении в данный момент. Когда ясно, что сознаваемое, о котором вы говорите, это просто представление, воспоминание или фантазия, – воспользуйтесь словами "представляю". Если вы сомневаетесь по поводу того, что это, или если это кажется смесью того и другого, используйте первоначальное слово "сознаю". Например, в первоначальном эксперименте вы могли сказать: "Сейчас я сознаю, что немного утомил Джона". В новом варианте вы можете сказать: "Я замечаю, что Джон зевает и смотрит вниз. Я представляю, что я его, наверное, утомил".

Практикуйтесь в этом, пока не станете сравнительно легко и быстро отличать, действительно ли вы замечаете что-то, или воображаете, то есть представляете его. В этом могут быть свои тонкости. Если человек, который только что сидел с вами в комнате, встает и направляется к двери в кухню, а через 30 секунд вы говорите: "Сейчас я сознаю, что Джон пошел на кухню", – то это, скорее всего не сознавание, а память, и слова "представляю себе" были бы более точными, потому что в этот момент он уже на кухне, а не идет на кухню. То, что он идет, существует только в вашем воображении.

Продолжайте наблюдать в жизни реальный опыт и концептуализацию в себе и других. Когда различение станет более ясным, обратите внимание на то, как это различие действует на ваше ощущение в жизни – то есть на ощущение себя живым – и на ваше общение с другими. Различите, когда вы имеете дело преимущественно с представлениями, а когда – с прямым опытом.

Есть несколько признаков отвлечения от чистых переживаний. Один из них – это любого рода обобщения. Как только люди начинают говорить о том, что они обычно переживают "часто, когда...", мы знаем, что они не имеют в виду конкретного опыта, а говорят о понятиях или обобщениях, и в этой ситуации может произойти лишь немногое. Это будет так, пока они остаются на этом уровне. Решающим является то, перейдут ли они к тому, что актуально происходит, то есть к актуальному опыту определенной ситуации, или нет.

Любое обращение ко времени – другой показатель возможного уклонения от полного переживания. Например, обращение к будущему событию почти неизбежно означает, что говорящий не перейдет к конкретности. Можно быть очень конкретным относительно прошлого события, но это лучше всего происходит, когда мы просим человека оживить это прошлое событие, говоря о нем в настоящем, а не оставляя его в прошлом посредством использования прошедшего времени.

Переживание может быть осуществлено только сейчас, в то время как представления растянуты во времени. Так что если человек хочет быть открытым, хотя бы в возможности переживания, он должен быть в настоящем. Говоря о прошлом событии, он должен воспроизводить его так, как будто оно происходит сейчас.

Еще более тонкий показатель – это все, что указывает на сравнение опыта говорящего с чьим-нибудь чужим. В момент сравнения внимание человека не может быть полностью сосредоточено на его опыте. Некоторая часть внимания уделяется тому, с чем опыт сравнивается, а еще часть – самому сравнению. Если человек говорит: "Я все еще сознаю...", – мы знаем, что имеем дело со смесью манипулирования представлениями и опыта. Чтобы сказать "все еще", человек должен сравнивать то, что он делает сейчас, с чем-то, что было раньше или с чем-то ожидаемым. Сравнение и ожидание – это проявление концептуализации.

Нет ничего плохого в сравнении. Это означает лишь, что мы до некоторой степени отстранились от опыта, который в настоящее время является материалом для сравнения. Мы интерпретируем опыт или часть его, как объект отдельный от нас, который можно сравнить с другим объектом, также отделенным от нас. Если в момент сравнения мы полностью ощущаем сравнение – мы переживаем его. Но если, например, мы сравниваем степень волнения, которое переживаем сейчас, с тем волнением, которое присутствует обычно, – мы не переживаем волнение полностью. Нам остается пережить только акт сравнения.

В качестве практического теста меры переживания и меры концептуализации в отчете о сознавании многие гештальтисты используют возможность локализовать нечто в теле. Если человек говорит: "Я чувствую себя сердитым", – гештальтист может сказать: "Где вы переживаете это чувство?" Если человек не может найти места для этого ощущения в своем теле, то он, скорее всего, имеет дело с представлением. Человек не сердит в настоящий момент, а имеет лишь смутное воспоминание о том, как он обычно сердится. Если человек может найти локализацию ощущения в теле, то гештальтист может работать с темой, предлагая пациенту сфокусироваться и все более точно и ясно распознавать, что именно переживается.

У каждого человека есть много степеней злости и сердитости, а также смеси рассерженности с чем-то еще. В данный момент гештальтист интересуется именно конкретной смесью, а не гневом вообще. Основной гештальтистский принцип состоит в том, что корень знания и понимания значения любого опыта состоит в переживании его, а не в отстранении и задавании вопросов "почему" и поисках причины и следствия.

Когда я задаюсь вопросом, почему же у меня болит голова или почему я так зол на кого-то – я отхожу от опыта. Опыт стал этим воспоминанием, чем-то, что уже произошло. Я нахожусь где-то в другом месте, рассматривая связи состояния с остальным миром. Опыт заморожен и неизменяем. Это воспоминание или представление о том, что когда-то было опытом. В этой позиции нет ничего нового и ничто не может из нее возникнуть. Я фиксирован в мире объективного опыта. Использование местоимения "это" в обозначении ситуации – также указатель, что говорящий отдален от полного переживания и находится на уровне представления.

Путь к знанию заключается в том, чтобы оставаться с опытом. Если у меня болит голова, я просто локализую и переживаю боль так полно, как только возможно. Если я сердит, то остаюсь в переживании своей рассерженности, фокусируясь на том, на ком фокусируется мой гнев.

Из этого опыта, если я остаюсь с ним, возникает мера значения, которая необходима в данной ситуации и вся необходимая дальнейшая информация. Если я сердит и не знаю почему, я просто остаюсь с опытом и углубляю его, двигаясь к нему все больше и больше, уходя все дальше и дальше от концептуализации. В результате внезапно может появиться образ того, на кого я сердит. Если я уже знаю, на кого я сердит, но не знаю повода и продолжаю фокусировать мой гнев, то рано или поздно повод проявится. Все, что мне нужно знать, будет внезапно проявлено при углублении опыта.

При этом процесс выявления ощущения и повода, вызвавшего его, вызывает увеличение жизненности. В этом процессе я, по крайней мере, нахожусь так близко к своему опыту, как это возможно. Действует именно это нахождение рядом, а не вопрос "почему". Я не хочу сказать, что в концептуальном мышлении есть что-то неправильное. Значительная часть общения, в особенности научного, нуждается в нем. Когда цель состоит в том, чтобы сравнивать, классифицировать, понимать в научном смысле слова, естественно пользоваться понятиями. Когда же цель в радости, полном знании и контакте, целесообразно обращаться к полному опыту. Говоря словами Мартина Бубера, понятие – словарь отношений Я–ОНО. Опыт же – словарь отношений Я–ТЫ, будь то с объектами или с людьми. Этот принцип настолько прост, что трудно представить себе, что это – основа всей гештальттерапии. Все дальнейшее может рассматриваться как расширение этой основной темы.

Поиск по сайту: