АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Связь вывода и логические «потому что» или «ведь»

Читайте также:
  1. I. Психологические и поведенческие техники, подготавливающие к увеличению продолжительности жизни.
  2. III. Психофизиологические механизмы психических процессов и регуляции поведения личности
  3. V. Кибернетические (или постбиологические) методы достижения бессмертия (искусственная жизнь “в силиконе”)
  4. V2: Экологические факторы.
  5. XI. Психологические особенности уверенной в себе личности
  6. Абсолютные и относительные ссылки. Стандартные формулы и функции. Логические функции
  7. Академические филологические школы и русская фольклористика.
  8. АКУШЕРСКО-ГИНЕКОЛОГИЧЕСКИЕ ИНСТРУМЕНТЫ
  9. АКЦЕНТОЛОГИЧЕСКИЕ НОРМЫ
  10. АКЦЕНТУИРОВАННЫЕ СВОЙСТВА, ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ, ПРЕДРАСПОЛАГАЮЩИЕ К РАЗЛИЧНЫМ ФОРМАМ ПРОТИВОПРАВНОГО ПОВЕДЕНИЯ
  11. Анатомические и физиологические особенности вегетативной нервной системы
  12. Анатомия и физиология как науки, их взаимосвязь между ними.

 

Если смешивание того, что касается эмпирических связей, обозначаемых «потому что», действительно таково, как мы это только что наблюдали, то нужно ожидать, что и связь вывода не будет употребляться правильно ранее 7—8 лет. Связь вывода, или логическая, — это именно та, которая соединяет не факт с фактом, но основание с выводом или, если угодно, суждение с его доказательством (с его логическим антецедентом). Таким образом, можно высказать гипотезу, что происхождение связи логического вывода двойственно или, по крайней мере, представляется в двух взаимодополняющих видах.

С одной стороны, как нам показало изучение «почему» (часть I, глава V) и изучение эмпирических «потому что», у ребенка младше 7—8 лет имеется тенденция попросту смешивать отношение причинное с отношением логическим: он понимает мир как созданный вполне разумной человеческой деятельностью (он исключает, например, идею случая и т. д.), а поэтому он и не различает причины явления и психологического или логического мотива, который руководил бы людьми, если бы они сами производили эти явления. А поэтому лишь после 7—8 лет, то есть после того как наивный реализм существенно уменьшается, различные типы связей начинают ясно отличаться одни от других и связь логического вывода может становиться автономной.

С другой стороны, отношение логического вывода имеет своим источником главным образом отношение психологической мотивации: ведь оправдать суждение — это значит мотивировать акт известного рода, который состоит в словесной передаче действия вместо материального выполнения этого действия. Чем больше ребенок будет осознавать себя, тем большее значение будут получать «потому что» логического оправдания по отношению к «потому что» психологической мотивации. А мы видели выше, что главный фактор, толкающий ребенка к осознанию самого себя и своих побудительных мотивов, — это контакт с другими индивидуумами, и в особенности противоположения его мысли мыслям других. До таких толчков социального характера ребенок склонен непосредственно верить всем гипотезам, которые проходят через его сознание, не испытывая потребности в доказательстве и не обладая способностью осознать с целью доказательства мотивы, которые им действительно руководили.

В итоге связь логического вывода следует двояко из связи психологической мотивации: или когда ребенок приписывает природе намерения и мотивы, как это бывает до 7—8 лет, и смешивает таким путем логические связи со связями причинными и психологическими, или когда, как это наблюдается также до 7—8 лет, детский эгоцентризм мешает тому, чтобы потребность в отыскании объективных доказательств (то есть годных для всех) заместила собой потребность в простой субъективной мотивации.

Если эти выводы точны, то, значит, логические связи должны развиваться после 7—8 лет, что мы, впрочем, показали в § 2 и в главах II, III и IV части I: анализируя их, следует заметить, что развитие логических связей соединено с осознанием процесса собственной мысли.

Чтобы проверить первое из этих утверждений, можно заняться исследованием, в каком возрасте дети способны дополнять фразы, содержащие логические оправдания. Мы проделали опыт с теми же самыми 180 детьми, о которых шла речь в предшествующем параграфе, пользуясь двумя следующими предложениями:

 

1. «Поль говорит, что он видел, как маленькая кошечка проглотила большую собаку. Его друг говорит, что это невозможно (или глупо), потому что...».

2. «1/2 от 9 не 4, потому что...».

 

 

Рядом с процентами точных ответов мы поставили в скобках общие проценты, включающие кроме ответов вполне правильных также ответы попросту неполные, но свидетельствующие о внутреннем логическом оправдании. Мы сейчас увидим, что это за ответы.

Итак, из этой таблички ясно видно, что логическое оправдание суждений гораздо труднее, чем употребление эмпирического «потому что». Например, те же самые мальчики, которые давали правильные ответы в 80% случаев, дополняя фразы, о которых шла речь в предшествующем параграфе, правильно отвечали лишь в 36 или 47% случаев, когда от них требовалось дополнить первую из наших двух фраз, которая представляется, однако, очень простой. Заметно также, что между 7 и 9 годами прогресс совершается недостаточно быстро в аспекте, который нас сейчас занимает. Чем же здесь объясняется трудность логического оправдания? Это нам покажет анализ результатов, полученный путем индивидуального исследования.

Наименее удачными были ответы такого типа:

 

Гю (6 л.) говорит нам: «У Эрнеста 4 франка, он покупает на эти 4 франка — на 2 франка шоколаду и шар, который стоит 3 франка. Это невозможно, потому что он их украл».

Такк (9 л.). «1/2 от 9 не 4, потому что он скверно считает»; «1/2 от 6 — это 3, потому что он делит»; «Поль говорит, что 2 + 2 = 5. Это глупо, потому что он плохо умеет считать» и т. д.

Гю (6 л.). «Поль говорит, что он видел маленькую кошку [и т. д.]. Это невозможно, потому что это неправда».

Мур (6 л.). «У Эрнеста 4 франка. Он покупает на эти 4 франка [и т. д.]. Это невозможно, потому что это глупо, потому что нельзя никогда сделать этого».

Маз (8 л.). «Дали Полю 12 яблок, чтобы он их разделил с Жаном. Поль из них возьмет 6, потому что он прав».

Об (8 л. 2 м.). «Поль говорит, что 2 + 2 = 5. Это невозможно, потому, что это неправда».

Март (8 л. 10 м.). «1/2 от 7 не 4, потому что это неверно».

Кар (8 л.). «1/2 от 6 — 3, потому что это правильно» и т. п.

 

Нет смысла множить примеры, которых можно привести сколько угодно. Механизм всегда один и тот же. В простейших случаях ребенок ограничивается тем, что вместо логического оправдания дает психологическое объяснение операции, которую от него требуют оправдать либо отвергнуть: «Он украл», или: «Он плохо умеет считать», или: «Он делит» и пр. В подобных случаях логическое оправдание еще смешивается с психологической мотивацией. В ответах, характерных для более развитых детей, ребенок прибегает уже не к индивидуальным, а в некотором роде к коллективным мотивам: «Это правильно», «Можно или нельзя этого делать», «Он прав» и т. д. Но очевидно, что прогресс еще незначителен: ребенок не старается нисколько анализировать «почему» предложений, которые ему дают. Он не приводит еще логического довода, но использует, так сказать, коллективный довод, decus («это делается или не делается»), ставя этим в одну плоскость логические и социальные правила. Выражаясь языком Болдуина, ребенок признает «синтаксические» законы, но не «синномические». Значит, эти дети оправдывают свои суждения таким же способом, как и спорящие дети в возрасте от 7 до 8 лет (часть I, главы I, II), — попросту утверждая или ссылаясь на авторитет, но в действительности не оправдывая свои утверждения[70].

А отсюда только один шаг к тому, чтобы понять, почему логические обоснования, которые дает ребенок в 7—8 лет, неполны. Это вовсе не потому, что у ребенка не хватает знаний или достаточной осведомленности, чтобы привести доказательства. Так, например, в двух фразах, которыми мы пользуемся в нашей коллективной анкете, детям легко было бы в первой фразе сказать, что маленькие животные не едят больших. Им труднее (и статистика это показывает) сказать, что 4 и 4 составляют 8 в оправдание того, что 4 не является половиной 9. Но значит ли это, что они не умеют пользоваться понятием половины? Другие изыскания нам показали, что понятие половины действительно вызывает разные затруднения, но все дети в Женеве с 7, 8 и 9 лет знают, что 1/2 от 8 = 4, а от 10 = 5 и что всякая половина есть результат деления на две равные части. Когда мы говорим, что они это знают, мы хотим сказать, что они умеют найти половину и умеют пользоваться понятиями так, как если бы они сознавали их определения. Но как раз они их и не осознают, и вот почему попытки привести к осознанию ими таких определений вызывают в их уме всевозможные трудности. Можно было бы сказать, что ребенок не умеет пользоваться логическим оправданием из-за того, что не владеет определениями, но это значило бы оказаться в замкнутом кругу, ибо как раз потребность в логическом оправдании и заставляет осознавать определение понятий, которыми раньше «просто пользовались». Короче, ребенок не способен к логическому оправданию вовсе не потому, что ему не хватает знаний. Дело гораздо проще: это происходит потому, что в силу своего эгоцентризма он не понимает необходимости в логическом оправдании. Предшествующие примеры нам и впрямь показывают, что самый решительный довод, который ребенку хочется привести, когда от него требуют оправдать какое-нибудь утверждение, — это общественное мнение. Но, как это бывает в подобных случаях, тот, кто ссылается на общественное мнение, полагает, что он сам его представляет: он игнорирует возможное разномыслие, а значит, и не анализирует пригодность доводов, способных обосновать это общественное мнение. И правда, мы видели (часть I, глава III), что дети, поскольку они эгоцентричны, всегда думают, что они находятся в согласии со всеми: они полагают, что собеседник всегда знает то, о чем они сами думают, и знает, почему они так думают. Иначе говоря, они всегда полагают, что они целиком поняты. Отсюда и вытекает тот факт, что в примитивных спорах каждый довольствуется утверждением без мотивировки (часть I, глава II), или же что зародыши мотивации рудиментарны и самое существенное подразумевается.

Ничто так не показательно в этом случае, как логические оправдания, которые, разбираясь в нашей коллективной анкете, мы занесли в рубрику неполных и индивидуальный анализ которых нам показывает, что они подразумевают совершенно правильное основание. Однако ребенок не умеет его выразить, и как раз этих-то доводов он никогда не высказывает. Вот примеры:

 

Маз (8 л.) «1/2 от 6 = 3, потому что его разделили». «Разделили» значит, очевидно, разделили на две равные части, но это-то и забывает сказать Маз, он, в сущности, только повторяет задание.

Бер (6 л.) «1/2 от 6 = 3, потому что 1/2 от 6 составляет 3». То же замечание. Следует заметить, что несколько правильных ответов, которые мы получили, очень ясны («Потому что 3 и 3 составляют 6» и пр.), чем доказывается, что эти вопросы не превышают умственного уровня, характерного для возраста этих детей

Маз (8 л.) «1/2 от 9 не 4, потому что есть лишняя единица». Ответ правильный, но в нем снова подразумевается рассуждение 4 и 4 составляют 8, «и имеется еще вдобавок единица», которой не хватает, чтобы было 9

Базз (8 л.) «Поль говорит, что он видел, как маленькая кошка съела большую собаку. Его друг говорит, что это невозможно, потому что маленькая кошка съела большую собаку». Как мы проверили путем беседы с Баззом, он хорошо понял задачу, но он находит, что невозможность, о которой идет речь, настолько очевидна, что он довольствуется повторением данных. Также и Мор (7 л. 11 м.): «Потому что маленький — маленький, а большая собака — большая». Тот же самый Мор: «Поль говорит, что дорога, которая ведет из его дома, все время спускается, когда идешь в школу, и также все время спускается, когда идешь обратно. Жан говорит, что это невозможно, потому что, чтобы идти туда, дорога поднимается». То же самое замечание: Мор утверждает не доказывая, потому что он в этом не чувствует никакой нужды.

 

Нет необходимости продолжать. Даже там, где ребенок рассуждал совершенно правильно (а именно этими случаями мы сейчас занимаемся в противоположность ранее рассмотренным случаям), он не умеет оправдать своего заключения потому, что самое существенное он привык подразумевать. Теперь мы можем с полной ясностью поставить вопрос, решение которого подтвердит или опровергнет нашу гипотезу о том, что трудность пользования логическим оправданием вытекает из трудности осознания своего собственного рассуждения: потому ли осознается ребенком это подразумеваемое им «существенное», «логическое» основание, что оно само собой понятно? Имелись ли ясно в его сознании такие предложения, как: «Маленькие кошечки не едят крупных собак», или «Дорога не может спускаться одновременно, когда по ней идешь вперед и возвращаешься», или «Половина от 8 = 4, потому что 4 и 4 составляют 8»? Очевидно, нет. Ребенок сознавал лишь единичные случаи, которым и соответствовали его ответы. Он не мог выразить соответствующие общие законы, а само собой понятно, что не поддающееся выражению предложение тем самым не осознается. Когда мы говорим, что ребенок умеет оперировать каким-нибудь понятием раньше, чем он его осознал, мы понимаем под этим, что мало-помалу в уме ребенка (то есть в намечаемых им действиях) образовалась схема (то есть единообразный тип реакций), применяемая всякий раз, когда говорят о маленькой кошке, или о половине, или о дороге и т. д., но которая еще не получила словесного выражения. Только это словесное выражение сделает схему сознательной и превратит ее в общее предложение или в определение и т. д. Осознание собственной мысли зависит, таким образом, от ее сообщаемости, а эта сообщаемость, в свою очередь, зависит от социальных факторов (таких, как необходимость убедить, и пр.). Мы полагаем, поскольку это позволяют современные знания, что нам удалось оправдать гипотезы, изложенные в § 2. С одной стороны, мы показали в § 3, что соположение есть результат отсутствия или бедности «направлений» в уме ребенка, недостатка ясных связей между идущими одни за другими суждениями. С другой, мы только что показали, что неспособность к логическому оправданию происходит от некоторой бессознательности, от трудности осознавать. Итак, отсутствие направления и трудность осознания являются, очевидно, если не продуктом (ибо сюда входят многие другие факторы), то по крайней мере косвенным результатом детского эгоцентризма.

 

§ 5. Союзы «стало быть» и «тогда» [71]

 

Нам остается теперь изложить проблему, граничащую с теми, которыми мы только что занимались, а именно проблему «стало быть» (donc), которая касается вопроса дедуктивного рассуждения, а, следовательно, и логического оправдания.

В самом деле, если наши гипотезы, касающиеся соположения и логического оправдания, правильны, то должна иметься возможность их проверки путем изучения «стало быть», которое представляет «потому что» в обратном смысле. Действительно, «стало быть», вместо того чтобы показывать отношение причины к следствию или основания к логическому выводу, как «потому что», отмечает отношение следствия к причине или же причинной либо логической зависимости. Ср.: «Жарко, потому что светит солнце» и «Светит солнце, стало быть, жарко». Или: «1/2 от 4 — это 2, потому что 2 плюс 2 составляет 4» и «2 плюс 2 составляет 4, стало быть, 1/2 от 4 есть 2».

Но значительная трудность при изучении этого отношения, обозначаемого у взрослых словосочетанием «стало быть», состоит в том, что у ребенка нет соответствующего слова, чтобы всегда однообразно обозначать это отношение. «Стало быть» (donc) не существует в языке ребенка до известного возраста, который мы еще не в состоянии определить с помощью точной статистики, но который мы можем приблизительно установить, по нашим наблюдениям, в 11—12 лет (возраст появления формальной мысли — см. главу II). Слово «тогда» (alors), которое в детском языке равносильно выражению «стало быть», имеет в ином ракурсе слишком много различных смыслов, чтобы его можно было рассматривать в качестве синонима «стало быть» и чтобы оно могло послужить для экспериментального исследования в связи, обозначаемой этим выражением. Мы это увидим в ближайшем будущем.

Сейчас мы попытаемся выяснить, почему выражения «стало быть» не существует в языке ребенка, а, кроме того, мы постараемся узнать, в каких смыслах ребенок спонтанно употребляет термин «тогда».

Первый из этих вопросов представляется нам легко поддающимся разрешению. Каков бы ни был оттенок, обозначаемый «стало быть» у взрослого, это словосочетание почти всегда вводит доказательство. По крайней мере, оно всегда связывает с каким-нибудь непреложным предложением другое предложение, которое считается неизвестным или логическая необходимость которого неизвестна. Во фразе «Светит солнце, стало быть, жарко» отношение, отмеченное «стало быть», конечно, эмпирическое (жара есть результат того факта, что светит солнце), но оно также и логическое, потому что имеется дедукция — и дедукция необходимая: в самом деле, «стало быть» означает, что говорящий доказывает ту общую истину, что солнце всегда производит тепло, и т. д. Поставить «потому что» на место «стало быть» — значит прибавить к нему нечто: присоединить к причинному отношению возможность дедукции, причем дедукции необходимой.

Отсюда один шаг к пониманию, почему это словосочетание отсутствует в языке ребенка. С одной стороны, до 7—8 лет пользование логическим оправданием остается очень несовершенным, что является достаточным основанием для того, чтобы «стало быть» отсутствовало. С другой — между появлением потребности в доказательстве и оперированием необходимой дедукцией должен иметься длительный переходный период выучки. И верно: всякая дедукция, чтобы быть необходимой, должна быть формальной или гипотетико-дедуктивной, то есть выводы должны считаться правильными только в отношении посылок и независимо от эмпирической истинности этих посылок: «Если допустить такое-то условие, то тогда другое необходимо следует». Возможность подобных рассуждений, как мы старались это установить раньше[72]и как нам это подтвердит ближайшая глава, появляются лишь к 11—12 годам. Так что имеется, как кажется, достаточное основание объяснить, почему «стало быть» отсутствует в языке ребенка до 11—12 лет.

Сверх того, нам не менее интересно выяснить, какие различные смыслы приписывают дети этому словосочетанию, ибо если сами они им и не пользуются, то постоянно слышат его в языке взрослых, даже малокультурных. Один из нас установил, например, что в языке савойских крестьян, беседующих за столом в кафе, словосочетание «стало быть» повторяется часто. Намного чаще оно должно быть произносимо родителями наших школьников и в особенности учителями и учительницами. Часто слышимое детьми выражение должно для них представлять один или несколько более или менее постоянных типов умственной связи. Отсюда мы можем, не впадая в искусственность, употребить для изучения «стало быть» ту же технику, что и для изучения «потому что»[73].

Результаты этого опыта поучительны. Значения, которые дети давали «стало быть», на практике оказались точно соответствующими значениям, приписываемым «потому что». Мы увидим, что, подобно тому как «потому что» колеблется между отношением причинности и отношением вывода или импликации, точно так же «стало быть» колеблется между отношением вывода и, что любопытно, отношением собственно причины. Иначе говоря, «стало быть» вместо того, чтобы быть для ребенка симметричной противоположностью «потому что», имеет значение союза «и», который первоначально означает простое отношение соположения при ощущении связи, но связи неопределенной.

Вот для начала несколько примеров «стало быть», взятого в смысле «и» (простое соположение):

 

Мус (8 л. 4 м.). «Фернан потерял свое перо, стало быть, у него было красивое перо». У Муса нет полного непонимания «стало быть», ибо часто он применяет это словосочетание подобно взрослому, по крайней мере, в смысле «следовательно»: «Завтра будет хорошая погода, стало быть, я пойду гулять».

Баб (9 л.). «Фернан потерял свое перо, стало быть, оно было новое». То же замечание. Некоторые фразы правильны: «Завтра я свободен, стало быть, завтра воскресенье».

 

Вот другие примеры, в которых «стало быть» указывает на продолжение рассказа, на отношение между предшествующим и последующим, но чисто временное, без какой-нибудь примеси идеи причинной или логической связи:

 

Шма (7 л. 10 м.). «Фернан потерял свое перо, стало быть, он его нашел [опять нашел]». Ср. употребление «тогда».

Мус (8 л. 4 м.). «Фернан потерял свое перо, тогда он его нашел».

Га (8 л.). «...Стало быть, он его не нашел» и т. д.

 

Наконец приведем несколько примеров, в которых «стало быть» влечет за собой не вывод, а объяснение. Следовательно, можно было бы заменить «стало быть» на «потому что», что делает из этих случаев противоположность кажущихся перестановок «потому что», изложенных в § 3:

 

Такк (9 л.): «Фернан потерял свое перо, стало быть, он его дал мальчику; он его потерял в комнате отдыха»; «Я не могу ехать на велосипеде, стало быть, он поломан».

Аналогичный пример. Лео (8 л.). «...Стало быть, он сломан» и т. д.

 

Мы, разумеется, рассматривали бы эти последние фразы как правильные, если бы они не были произносимы детьми, которые употребляют в других случаях «стало быть» чисто фантастическим образом. В самом деле, для этих детей «стало быть» или ничего не значит, или значит «потому что».

В заключение мы полагаем, что наше изучение «стало быть», как оно ни поспешно, ни в чем не компрометирует результаты, полученные при изучении «потому что». Ведь из 30 детей в возрасте от 6 до 9 лет, которых мы обследовали поодиночке, ни один не умел пользоваться словосочетанием «стало быть» однообразным способом или же указать на те отношения, которые оно выражает у взрослого. Короче, у ребенка нет слова, однозначно обозначающего вывод (слова «таким образом», естественно, не понимаются).

Эта невозможность разобраться в смысле «стало быть» одновременно позволяет нам понять, почему детским термином, эквивалентом словосочетания «стало быть» является слово «тогда». Оно даже в речи взрослого остается термином смутным, неопределенным, выражающим то локализацию во времени («Тогда было 8 часов») или в речи («Можно тогда прибегнуть к следующим доводам»), то логический вывод («Если все X суть Y, тогда этот X есть Y»), то психологическую мотивацию («Была хорошая погода, тогда мы пошли гулять»), то следствие («Температура была слишком низка, и тогда реакция не произошла»), то связь настолько неопределенную, что она не поддается классификации («Черт возьми, тогда»). Но даже когда связь можно классифицировать, она гораздо более неопределенна, чем, если бы она была выражена через «стало быть» или через «следовательно».

У ребенка эта неопределенность, естественно, еще акцентирована. Она объясняет, вероятно, почему употребление выражения «стало быть», по-видимому, не зависит от возраста. Иные дети, даже совсем маленькие, употребляют его по всякому поводу, их речь полна таких примеров. Другие пользуются им гораздо реже. Так, у пяти детей, которых мы наблюдали, употребление «потому что» развивается достаточно последовательно, а дисперсия «тогда» носит, видимо, случайный характер:

 

Здесь преобладание «стало быть» высчитано в процентах: число 2,06 значит, таким образом, что из 100 высказываний в среднем 2,06 содержат слово «тогда».

Помимо этого мы искали среди «тогда» те, которые могут быть истолкованы без особого произвола как «стало быть», означающие логическое следствие (связь вывода в дедукции). Число этих логических «тогда» увеличивается начиная с 7 лет.

При виде показателей этих логических «тогда» первоначально кажется, что ребенок обнаруживает известную способность к дедукции, притом большую, чем мы говорили. Не нужно, однако, делать слишком поспешные выводы, а стоит рассмотреть повнимательнее, о какого рода дедукции здесь идет речь.

Вот наиболее отчетливые случаи, в которых «тогда» выражает «стало быть» логического вывода:

 

Дан (3 г. 6 м.). «И потом, куда мне деться? — В соседнюю комнату — Я тогда буду один», « [он вертит кусок бумаги] Тогда это навыворот», « [рисуя] Почему я рисую дым? Тогда это поезд»; «Там сорвали имя. — Это Дениза. — Тогда это ее пюпитр».

Ад (4 г. 6 м.). «Это твой! — Нет. — Тогда это мой».

Пи (6 л.). «Для 22 нужно тогда... нужно 2. Для 22 нужно 2 и 2».

Лев (6 л.). «Если теряешь один, тогда остается еще один»; «Нет, это не мой [карандаш], потому что у него N2 и эта надпись. Тогда я свой потерял»; « [он поворачивает рисунок]: Вот так! — Тогда это голова».

Лев (7 л.). «Он совсем маленький. — Как я тогда»; «[он что-то ищет в ящике и не находит]: Тогда во всяком случае это в том ящике! Я видел его в большом ящике».

 

Очевидно, что эти выводы, представляющие наиболее ясные дедукции, встреченные в 6700 детских высказываниях, принадлежат к интересному типу. Как ясно видно, такие дедукции оперируют почти исключительно единичными случаями и представляют непосредственное заключение от единичного к единичному путем прямых отношений, не прибегая к общим случаям. Это и есть тот часто наблюдаемый вид детской дедукции, из которого Штерн сделал отличительный признак трансдукции. Таким образом, трансдукция идет от единичного к единичному, как индукция от единичного к общему и дедукция от общего к единичному. Но теперь достаточно известно, что эта формула индукции и дедукции нуждается в поправке. Взрослый тоже ведь часто делает заключение от единичного к единичному. Таково, по крайней мере, мнение, которое защищал Гобло по вопросу о математическом рассуждении. Но даже если мы примем теорию Гобло, общие предложения сохраняют значительную роль в том смысле, что они служат правилами для дедукции: сравнивая между собой две фигуры или два отдельных уравнения либо вообще рассуждая о единичных явлениях, дедукция беспрестанно прибегает к предварительно допущенным определениям или законам, которые являются общими предложениями. А этого-то и не хватает нашим детским трансдукциям: они никогда не прибегают к подобным доказательствам и не требуют осознания общих предложений. Значит, в этом смысле формула Штерна остается правильной. Впрочем, мы займемся этой важной проблемой о детской трансдукции позже (в главе IV, § 5). Сейчас же удовлетворимся выводом, что пользование термином «тогда» остается очень смутным и вовсе не подразумевает наличия необходимой дедукции. Этот результат подтверждает увиденное нами по поводу «потому что» логического оправдания.

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.011 сек.)