Проверочное испытание: разговор с ребенком

Мы полагаем, что следует подчеркнуть первый пункт метода: результат опытов и анализов, произведенных при помощи теста, имеет значение лишь в том случае, когда он подтверждается расспросами в течение разговора или обычным наблюдением. При опытах всегда существует опасность создать искусственную атмосферу, в которой ребенок подчиняется механической логике; это напоминает, очевидно, то, что происходит во многих случаях жизни ребенка, когда существует то же принуждение и тот же вербализм, не дающий сведений о его спонтанной мысли. Нужно поэтому теперь постараться проверить путем обычного наблюдения результаты описанных опытов.

Другое замечание. Надо тщательно различать в мысли ребенка внутреннее или не поддающееся формулировке понимание от понимания явного или выражающегося в словах. Явления, на которых мы только что настаивали, и большинство тех, которые мы укажем, непонятны только со второй точки зрения. А значит, нам можно возразить, что эти явления зависят собственно не от понимания ребенка, а от его языка. Однако для ребенка язык не составляет просто системы обозначений, он создает в его уме новую реальность, вербальную реальность, которая накладывается на чувственную реальность, а не просто отражает ее. Некоторые силлогизмы, которые ребенок отбросил бы в плане конкретном, принимаются им в плане словесном. Так вот, — в чем и состоит основная гипотеза нашей работы, — это те же самые силлогизмы, которые ребенок обнаруживал на предыдущей стадии в плане конкретного наблюдения. Между двумя названными родами операций имеется простое «запоздалое повторение» (dcalage). Ребенок, который путается в тестах Бине и Симона, рассуждал бы правильно, если бы этот тест перед ним разыграли. За несколько лет до этого он и при таких условиях не справился бы с тестом. Трудности, которые он испытал в действительности (и которые мы покажем, приводя, что говорят дети от 4 до 10 лет по поводу собственной семьи), попросту переносятся в плоскость языка: поставленный лицом к лицу с искусственными объектами, создаваемыми словами, ребенок прибегает к тем же рассуждениям, как и раньше, когда он боролся с реальными, непосредственно наблюдаемыми объектами.

Итак, вопрос, который нам нужно разрешить, состоит в том, чтобы узнать, можно ли в разговорах с детьми, проводимых независимо от всякого наперед задуманного опыта, и в особенности независимо от теста Бине и Симона, найти явления, обнаруженные нашим предыдущим анализом. Мы увидим, что рассуждения первого, второго и четвертого типов буквально повторяются в высказываниях детей, расспрашиваемых таким способом. Мы не будем настаивать на этих фактах, которые ставят более широкую проблему о самом развитии понятия брата (или кузена, или семьи и т. д.) с точки зрения детской логики — проблему, к которой мы вернемся в ближайших главах. Здесь мы только резюмируем некоторые ответы, поскольку это существенно необходимо для подтверждения нашего толкования данных фактов.

Вот двое детей — Рауль и Жеральд (4 л. 6 м. и 7 л. 2 м.). «Рауль, есть у тебя братья? — Жеральд. — А у Жеральда есть брат? — Нет. Только у меня есть брат. — Послушай, у Жеральда нет брата? — Рауль?.. Нет, у него нет брата». Что касается Жеральда, то, давши тот же ответ по отношению к Раулю, он находит правильное решение.

Жак (7 л. 6 м.). «Есть у тебя братья? — Два [Поль и Альбер]. — А у Поля есть братья? — Нет. — Ты его брат? — Да. — Тогда у Поля есть братья? — Нет» и т. д. Тогда ему объясняют решение, и он как будто бы понимает. «А у твоей сестры есть братья? — Двое: один брат Поль и один брат Альбер [он снова себя забывает]». Час спустя: «У Альбера имеются братья? — Один [Поль]. — А Поль имеет братьев? — Одного [Альбера]. — А твоя сестра? — Двух».

8 и 9-летние. Лабер (8 л. 6 м.). «Есть у тебя братья? — Артур. — А у него есть брат? — Нет. — А сколько вас братьев в семье? — Двое. — А у тебя есть брат? — Один. — А он имеет братьев? — Совсем не имеет. — Ты его брат? — Да. — Тогда у него есть брат? — Нет».

Ди (9 л. 6 м., один из наших испытуемых первого типа), которого мы расспрашивали три месяца спустя после опыта Бине и Симона «Есть у тебя братья? — Один. — Есть у него брат? — Нет. — А ты его брат? — Да. — Значит, у него есть брат? — Нет».

Короче, ответы первого типа: «Вы — вы не брат» и т. д. могут быть, как кажется, поставлены в связь в этим столь отчетливым проявлением иллюзий у детей: они не могут стать на точку зрения своих братьев и считать самих себя за братьев Они называют братьями совокупность братьев всей семьи, включая туда же и самих себя. Но они не представляют, сколько их собственные братья имеют братьев.

Что касается второго типа, то вот два спонтанных высказывания детей в возрасте от 4 до 12 лет, которые показывают, что не только наши опыты способствуют созданию нелепостей:

Маг (4 г. 6 м.) «Есть у тебя сестра? — Да. — А у нее есть сестра? — Нет. У нее нет сестры. Я — моя сестра».

Симо (11 л. 9 м.) говорит, что имеется «трое детей в моей семье», и прибавляет, хотя у него не спрашивают подробностей: «У меня два брата и одна сестра. — А ты? — Я тоже ребенок. — Как зовут твоих братьев? — Альбер, а меня Анри». Таким образом, как Бона («Я имею двух братьев»), он считает сам себя, хотя никогда перед этим не подвергался испытанию с помощью теста Бине и Симона!

Другие примеры.

Фаль (7 л. 6 м.): «У меня только одна сестра и один брат [причем он считает самого себя] ».

Ко (7 л. 6 м.) представляет аналогичный случай.

Легко, впрочем, понять подобные словесные формы. Как только ребенок открыл, что он сам брат, он говорит «мои братья», считая себя среди них. Более любопытно рассуждение четвертого типа, которое мы находим в спонтанном виде там, где испытуемые, подобно Жаку и другим, приписывают братьям одной и той же семьи различное число братьев. Так, у Жака два брата, у его брата Поля — один, у его брата Огюста тоже один и т. д. Но вот еще несколько полных примеров:

Жиз (8 л.). «Есть у тебя брат? — Да. — А твой брат имеет брата? — Нет. — Ты в этом уверен? — Да. — А у твоей сестры имеется брат? — Нет. — Есть у тебя сестра? — Да. — А у нее есть брат? — Да. — Сколько? — Нет, у нее их совсем нет. — Твой собственный брат — это тоже брат твоей сестры? — Нет. — А у твоего брата есть сестра? — Нет. — Сколько же братьев в вашей семье? — Один. — А ты не брат? — [Он смеется] Да. — Значит, у твоего брата есть брат? — Да. — А у твоей сестры? — Да. — Сколько? — Один. — Кто? — Я».

В этом примере можно наблюдать соединение первого и четвертого типов Жиз отказывает своим брату и сестре во взаимности отношений, которые он приписывает самому себе.

Из этих нескольких фактов мы вправе в итоге заключить, что рассуждения, которые мы наблюдали в связи с тестами Бине и Симона, обнаруживаются и в спонтанном виде в обычных разговорах с детьми.

Было бы интересно расположить эти явления детской логики в соответствии с возрастом. Данной задачей мы и займемся в ближайшей главе.

Поиск по сайту: