КРЫМСКО-УКРАИНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 1690-х гг

Крымские походы В.В. Голицына окончились без славы и принесли ущерб более Москве, чем Крыму. Когда наступила мирная передышка, то новый гетман первым делом попытался возобновить с татарами нормальные отношения. Хан с готовностью откликнулся на эту инициативу, но когда его гонец прибыл с предложением восстановить мирные связи на обоюдовыгодных условиях Бахчисарайского трактата, то русские, все грубее вмешивавшиеся в украинскую внешнюю политику, откровенно выступили против такого решения "южного вопроса" (Соловьев С.М., VII, 494). Затем на Украине разгорелась очередная смута, и переговоры прекратились.

Инициатором массовых этих волнений был Петрик, племянник генерального писаря В. Кочубея, а характер их был отчетливо социальным. Восставшие стремились "искоренить арендаторов, панов и всех богачей", которые в последнее время совершенно экономически подавили украинских крестьян и даже казаков. Впрочем, к смуте примыкали и зажиточные запорожцы, еще не забывшие былую волю. Кошевой Гусак точно обозначил причину мятежей — распространение на Украине русских крепостнических порядков ("бедным людям хуже, чем при ляхах" — новые господа принуждают украинцев, чтобы они "сено или дрова возили, печи топили или конюшни чистили").

Отдавая себе отчет в могуществе части руководства Сечи, поддерживаемого Москвой, Петрик обратился к татарам с просьбой о помощи и заключил с ними договор. Хан обязался помогать восставшим в борьбе с русскими правительственными войсками и частью казачества, оставшейся верной московскому правительству и ставленнику его Мазепе. И уже летом[234] 1692 г. Петрик во главе нескольких тысяч казаков, стремя в стремя с прискакавшим из Крыма калгой Девлетом пытался овладеть Каменным Затоном. К нему присоединялись все новые казацкие сотни, подтягивалась и крымская конница, так что когда Мазепа попытался с ходу опрокинуть союзников, то у него ничего не вышло; пришлось слать гонцов за московской помощью. Волновались казаки и на следующий год, и московские каратели ничего не могли с ними поделать, так как хан прислал Петрику 40-тысячное войско. Впрочем, значительных успехов не добились и восставшие. Смуты и кровопролитные бои между русскими и украинцами вспыхивали с тех пор почти ежегодно с наступлением лета.

Неясная эта ситуация начинает меняться с приходом к единовластию Петра I. Перед молодым царем, стремившимся пробиться к морю, стоял выбор — Балтику добывать или Черное море. В пользу первого варианта его склонял Ф. Лефорт, в пользу второго — Мазепа, заинтересованный в воинском присутствии русских на слишком уж вольной Украине. Царь, как известно весьма привязанный к гетману, склонился к его мнению и выступил в 1695 г. на Азов. Поход больших результатов не имел, но, когда он через год повторился, турецкий гарнизон крепости сдался, и Россия получила выход в море.

Крымские татары не могли выступить против русских потому, что их не поддерживали ногаи, как раз в эти годы все более склонявшиеся к мятежу против хана, а также оттого, что часть собственно крымского войска была занята по причине тех же ногайских волнений. Ничем не мог помочь ни турецким гарнизонам, ни восставшим казакам и калга Девлет, ставший к тому времени ханом (1699 — 1703, 1708 — 1713). Но и занятый внутриполитическими проблемами, он пытался по мере сил воспрепятствовать продвижению на юг русских.

Собственно, эта забота о безопасности Крыма и свела его в первый раз с бахчисарайского престола. Обеспокоенные тревожными письмами хана о том, что крепости московитов уже в 15 часах пути от татарских, турки, собиравшиеся было засыпать для безопасности Керченский пролив, послали для проверки положения в Крыму своего чиновника. Тот прибыл в Керчь, ездил к новой крепости русских, где[235] те сумели подкупить его через неизвестных нам посредников. Короче, когда турок явился к султану, то уверял его, что укрепление неверных совершенно крошечное, площадью "не более одной или двух собачьих шкур" (Смирнов В.Д., 1887, 689). У султана отлегло от сердца, но, пристыженный своими недавними страхами и раздраженный, он снял Девлет-Гирея II с ханства.

Была и вторая причина этой неудачи — накануне Великой Северной войны (1700 — 1721) Россия заключила с турками мирный договор, согласно которому Азов возвращался Крыму, а турки обещали не позволять татарам совершать набеги на новые русские владения (ПСЗ, IV, №1804). Девлет же был присяжным врагом русских, что не раз ставило по его вине договор под угрозу разрыва.

Особенно большой соблазн вмешаться в украинские дела возникал у хана с каждым новым казацким мятежом, а их в эти годы было немало. Цепь русских военных городков и крепостей, все дальше спускавшаяся к югу, беспокоила запорожцев не меньше, чем татар. Особенно их раздражал Каменный Затон, воздвигнутый у самой Сечи. Гетман Мазепа, бывший тогда ярым врагом Запорожья и послушным проводником украинской политики Петра I, писал в 1703 г. в Москву: "Не так страшны они, запорожцы... и пересылки с ними хана крымского, как то дело рассудити надобно, что чуть не вся Украина запорожским духом дышит" (Львов Л., 1985, 21).

И в самом деле, отношение украинского народа ко всему, что несла с собой московская власть, весьма сложное в год Переяславской рады, со времен Хмельницкого стало вполне определенным. И такие признанные лидеры народного восстания, как К. Гордиенко и П. Сорочинский, опирались в основном на голытьбу, по которой больнее всего ударили новые порядки, на массы.

В антифеодальной и национальной этой борьбе четко прослеживаются две традиционные черты. Это ее общенародность — как в свое время П. Дорошенко был связан с С. Разиным, так и теперь от запорожцев протянулись нити ко всему населению Право- и Левобережной Украины, а также к булавинцам на Дон (Возгрин В.Е., 1986, 223). И во-вторых, видное место по-прежнему отводилось Крымскому ханству.[236] Особенно усилилась последняя тенденция после того, как стало известно, что царь, будучи не в силах самостоятельно подавить украинское восстание, зовет помощь из-за рубежа; с запорожцами теперь должны были воевать их старинные недруги — поляки. За это Петр обязался отдать Польше все Правобережье вместе с Белой Церковью (там же, 222). После чего состоялась рада, на которой казаки решили войти в союз с ханом, а К. Гордиенко сообщил в Бахчисарай, что Сечь согласна вместе с татарами "Москву воевать". Для конкретных же переговоров в Крым отправился П. Сорочинский. Заметим, что все эти события произошли до "измены" И. Мазепы и вопреки его пока промосковской до низкопоклонства политике, а также собственным монархическим устремлениям гетмана.

Наиболее глубокие из старых исследователей делали вывод о том, что на рубеже XVII и XVIII вв. Украина и Крым, эти сравнительно скромные по размерам государственные образования, разработали в противовес России, Польше и Турции, стремившимся их подавить, общие линии в политике, схожие интересы усиливали их взаимопритяжение (Львов Л., 1895, 13 — 14). Этот процесс шел вопреки грозным приказам Москвы, все более привыкавшей смотреть на Украину как на свою вотчину, а во многом — благодаря им. Появляется плеяда талантливых лидеров казачества, предвидевших скорую гибель Сечи, если отношения с царями и далее будут развиваться в прежнем направлении. Эти кошевые атаманы (выше были названы лишь немногие из них) использовали каждый год мирной передышки перед близившейся войной, временное уменьшение числа царских войск на Украине (много солдат потребовал шведский фронт) для установления все новых связей с соседями — "басурманами". Их поддерживало все население — утихшие от звона сабель степи покрылись сотнями чумацких возов с солью, телегами с хлебом, гуртами скота, тянувшимися в Крым и из Крыма.

Нельзя сказать, что Москва, Варшава и Стамбул пассивно наблюдали за этой эволюцией в украинско-казацких отношениях. Турки и поляки пытались расстроить крепнувшие мирные связи исподволь: первые — через своих людей при ханском дворе, членов дивана, подбивавших Гирея на новые походы против украинцев, вторые — используя прямые кон[237]такты с царем и Мазепой. Впрочем, гетман и сам осознавал гибельность для своей власти на Украине, для ее абсолютизации политического, экономического и культурного сближения украинцев с татарами, достигшего своего апогея на закате истории Войска Запорожского. Ради этого гетман был готов жертвовать не только военным и политическим, но и экономическим укреплением Украины, которое нес с собой мир; так, он откровенно указывал: "А миру запорожцам с Крымом никогда не иметь, и остерегать того накрепко, чтоб из малороссийских городов в Крым с торгами, запасами и всякой живностью не ездили и лошадей в Крым не продавали" (Величко В., 1851, III, 38). Столь же неприкрыто пресекали указанные контакты и царские указы.

Может возникнуть предположение, что подобная политика царя, Мазепы и поляков, одинаково враждебная татарам и вольному казачеству, была вызвана исключительно опасением крымских набегов. Но в конце XVII в. они уже стали по сути достоянием истории. Дело здесь было в другом: Москва боялась объединения двух неподконтрольных ей сил. Поэтому и царь и Мазепа предлагали казакам жесткую альтернативу: борьба Сечи с Крымом или железный занавес между ними, третьего дано не было. Ниже мы увидим, с какой последовательностью эта линия проводилась в жизнь; особенно четко она проявляется в свете крымско-шведских отношений.

КРЫМ И ШВЕЦИЯ

Первое упоминание о связях двух столь далеких друг от друга народов, как крымские татары и шведы, мы находим под годом 1556. Тогда речь шла о совместном выступлении против усилившегося русского соседа, проявившего невиданную ранее агрессивность и страсть к экспансии, равно опасную для Швеции и Крыма. С аналогичной целью посещало Стокгольм посольство Мухаммеда-Гирея Жирного и в 1579 г., но обе эти дипломатические акции оказались безрезультатными. Пытались заключить военно-политический союз с Крымом и шведские короли Юхан III, Сигизмунд III и Густав II Адольф. Характерно уже для раннего этапа истории шведско-крымских отно[238]шений стремление ханов вести эту политику изолированно от турецкой и даже в ущерб последней. Так, Джаныбек-Гирей II (1610 — 1623, 1627 — 1633), собрав по требованию султана 30-тысячную армию для персидского похода, решил отправить ее на помощь шведам. Напротив, Ислам-Гирей III (1644 — 1654) призывал королеву Кристину присоединиться к Крыму, Украине и Польше для совместной борьбы с Москвой (Возгрин В.Е., 1978, 320 — 323).

В эпоху Северной войны инициатором крымско-шведских связей выступил Девлет-Гирей П. Момент первого контакта его с королем нам неизвестен, но уже в 1702 г. хан мог предъявить султану свою дипломатическую переписку со шведами и запорожцами относительно антирусского союза с ними (Возгрин В.Е., 1985, 70). Но турок, уже имевший выгодный ему мирный договор с Петром, ответил на план хана сражаться против русских на Украине совместно со шведами категорическим запретом.

Тогда Гирей решился на отчаянный шаг. Считая, что враждебное Крыму кольцо далее может лишь сужаться, он выступил против силы, мешавшей ему это кольцо разорвать, — против Турции. Хан собрал огромную рать из собственно крымских и ногайских татар, ему обещала помочь и Сечь, но туркам удалось опередить выступление союзного войска — в 1703 г. Гирей был низложен, а собравшиеся разошлись по домам.

Преемник свергнутого хана, его отец Хаджи-Селим-Гирей, севший на трон в четвертый раз, продолжал политику сына. Убедив султана в растущей опасности со стороны русских, он содействовал закладке турками крепости Ени-Кале, с тем чтобы преградить петровскому флоту выход из Азовского в Черное море. Далее, он направил, уже без ведома турок, предложение Карлу XII о союзе и помощи. Однако король шведов, всецело занятый в то время своими польскими походами, инициативу Крыма игнорировал, а вскоре старый хан умер, так и не дождавшись ответа из королевской ставки.

Союз с Бахчисараем приобрел в глазах шведов актуальность лишь весной 1708 г., когда стала готовиться их русская кампания. К этому времени ханом вновь стал Девлет-Гирей II, тепло принявший шведского гонца и немедленно начавший готовиться к по[239]ходу. Более того, он через своих стамбульских друзей склонял к совместному выступлению султана, укреплял связи с польским королем Станиславом и Сечью. А к началу 1709 г, Крым мог уверенно обещать Швеции помощь уже собственным войском, в которое входили нашедшие в Крыму приют после разгрома Булавина 8 тыс. казаков под руководством И. Некрасова (Смирнов В.Д., 1889, 12).

Опираясь на поддержку казаков, хан, таким образом, вновь декларировал открытое неповиновение Турции и далее противодействие политике Стамбула — к тому времени султан Ахмед III занял целиком нейтральную к русско-шведской войне позицию. И если шведы выбрали в Восточном походе путь не на Москву, а на Украину, то это лишь в расчете укрепиться за счет татар и казаков, а никак не турок.

Весной 1709 г. шведы сообщают хану, что Сечь с ними заодно, а вскоре и султан соглашается смотреть на выступление татар сквозь пальцы и даже отправляет к границам Украины боеприпасы и пушки (Возгрин В.Е., 1986, 224). Казалось, ничто не могло помешать осуществлению плана двойного удара по войску Петра I, задуманного шведским королем и крымским ханом заодно с казаками Сечи и Дона. А ведь угроза была нешуточная: если под Полтаву Карл XII привел 17 тыс., а Петр — 40 тыс. солдат, то татарское войско превышало 40 тыс., не считая казаков, и могло резко склонить чашу весов в пользу шведов. Тем не менее план этот был сорван.

Той же весной царь встретился в Азове с турецким кападжи-пашой, человеком, представлявшим при бахчисарайском дворе султана. В ходе этих встреч Петр не только сжег на глазах у турка свой Азовский флот, но и передал ему крупную сумму золотом и отпустил с ним большую группу пленных мусульман (Возгрин В.Е., 1986, 226).

В чем был смысл этого поступка царя? Петр не мог обезвредить силой ни Девлет-Гирея, ни Карла XII, ни султана. Поэтому он решил подкупить одного из противников, чтобы разорвать враждебное кольцо. Он пытался передать деньги хану, но недооценил целеустремленность и патриотизм Девлет-Гирея — тот с презрением отклонил такое предложение. Но если татарин отказался торговать интересами своей родины, то в совершенно ином качестве проявили[240] себя турки. Был куплен кападжи-паша в Азове; с такой же легкостью П.А. Толстой купил великого визиря Чорлулу-Али-пашу и других придворных в Стамбуле75, и султан тут же направил в Бахчисарай категорический запрет выступления крымцев против России. Второй важный пункт султанской грамоты касался запорожцев. Дело в том, что в 1709 г. Сечь вторично просила хана принять ее в крымское подданство (ЦГАДА, 89, 1709, №2, л. 26 об.). Об этом узнали русские, чей посол в Стамбуле П.А. Толстой просил султана категорически запретить подобное беспримерное крымско-украинское сближение (там же, л. 138). Однако само это ходатайство запорожцев стало последней каплей, переполнившей чашу терпения грозного царя. Вскоре из-за предательства одного из сечевых полковников, Гилагана, войско казаков несколько ослабело, и, главное, в нем наметился внутренний раскол. Царь воспользовался этим и нанес решающий удар; казаки потерпели поражение. Торжествующие победители сожгли ряд городов, в том числе Чигирин и Сечь. Были взорваны или сожжены даже небольшие казацкие крепости и селения, ограблены не только частные дома, но и церкви (Эварницкий Д.И., 1892, III, 442 — 443).

О знаменитой кровавой вакханалии, устроенной петровскими солдатами в области Войска Запорожского и в других украинских землях, написано немало. Поэтому мы не будем здесь приводить данные о числе зверски убитых женщин и детей, о количестве казаков, с которых заживо содрали кожу или посадили на кол. Приведем лишь одно свидетельство современника, человека XVII в., которого жестокостью было трудно удивить; он признал, что того, что устроили на Украине русские, "и в поганстве (т. е. в языческие времена. — В.В.) за древних мучителей не водилось" (там же).

Узнав об украинской резне, султан, очевидно, утратил веру в возможность победы над московским войском и снова запретил хану вмешиваться в северные дела. Иным было настроение у Девлета — он пускает в ход интригу, прося помочь ему сераскира Бендер, одного из турок, бывшего его политическим единомышленником, а главное, обладавшего большим весом при султанском дворе. Сераскир вошел в контакт со Стамбулом, и вскоре великий визирь со[241]общил ему, что султан одобрит выступление Крыма, но лишь в том случае, если Турции будет гарантирована выгода от будущей победы над русскими шведско-татарского войска, т. е. если Карл XII и Девлет предварительно заключат с Турцией договор, согласно которому мир с царем они не подпишут, пока в трактат не войдет пункт об ограничении дальнейшего продвижения русских на юг. Весть об ответе Турции пришла к хану, когда он вопреки приказу султана уже вывел конницу к Днепру. Татары остановились, ожидая решения вопроса о новом договоре. Шведы передали свое согласие на предложение султана, хан — тоже, но, пока турки вели эту мелочную торговлю, грянула Полтавская битва и разом все переменила.

Примечательно, что бежавший после разгрома в Очаков Карл XII уже через полмесяца шлет своего постоянного представителя О. Клинковстрёма в Бахчисарай, не без оснований полагая, что хан его не оставит: ведь Девлет-Гирей был единственным в Европе правителем, интересы которого полностью совпадали со шведскими и который никогда не торговался с королем, а предлагал свою помощь на любых условиях. Карл не ошибся: хан остался на тех же позициях и после Полтавы (в противоположность Стамбулу, сразу прервавшему переговоры с королем без армии). В августе 1709 г. Девлет-Гирей предлагал (снова в обход Турции!) все свое войско, чтобы помочь Карлу пробиться в Померанию, где стояла крупная группа шведских войск.

Прежним остается отношение хана и к России, перед которой после Полтавы начинают заискивать иные державы. Он отказался от любых переговоров с петровскими дипломатами, когда те в августе 1709 г. прибыли в Бахчисарай для укрепления мира; им, по выражению Клинковстрёма, "тут же заткнули рот и отослали назад" (Возгрин В.Е., 1986, 225).

В 1710 г. в Крыму ведет переговоры новый посол Швеции С. Лагерберг — снова о заключении союза и снова с участием уцелевших от побоища казаков, которых осталось немало и на Украине, и в Крыму. Одновременно обсуждалась и проблема возвращения Карла XII из Турции в свою армию, стоявшую в Померании. Хан предлагал свое войско для "эскорта" королю, который должен был пробиться сквозь не[242]спокойные или прямо враждебные ему европейские земли.

Узнав о плане татар, встревожился Петр. Не возражая против турецкого эскорта, он послал в Стамбул протест против крымского сопровождения, понимая, чем грозит ему появление нескольких десятков тысяч татар в Польше или Северной Германии. Султан, согласившийся было на план Гирея, протест царя отклонил, но тот выставил ультиматум: если король не будет выставлен из Турции, то русские войска тут же пойдут с Украины к турецким границам, вдоль которых возведут свои крепости. Султан счел себя оскорбленным подобным вмешательством в его внутренние дела, а хан, раздувая этот гнев, склонял его к объявлению России войны. И вскоре она действительно началась по инициативе Гирея, в чем были уверены все современники (Возгрин В.Е., 1985, 74). Он же и начал военные действия, вступив на Украину вместе с находившимися в Крыму шведами, украинцами, донскими и кубанскими казаками.

Недолгая и бесславная для России, эта война окончилась известным событием. Царская армия была окружена у р. Прут вчетверо превосходящим турецко-татарским войском, которое получило таким образом возможность ее уничтожить. Собственно, здесь можно было не рисковать исходом сражения, надо было лишь ждать: у русских, оторванных от баз снабжения, уже заканчивалось и продовольствие и боеприпасы, начинался голод, который быстро завершил бы дело. По собственному признанию царя, ему грозил позорный плен, но снова все спасла огромная взятка, врученная окруженцами великому визирю Мехмед-паше Балтаджи (Новичев А.Д., 1963, 195). Гирей яростно протестовал против переговоров с русскими, утверждая, что трофеи и так никуда не денутся, но все победила несравненная турецкая жадность — визирь и его чиновники, получив взятку, стали хлопотать о подписании мира, и вскоре Прутскии договор 1714 г. был заключен безвольным и слабым Ахметом III.

Для Крыма этот трактат был выгодным (возвращались азовские крепости и т. д.), но только на первый взгляд. Хан понимал, что содержащееся в договоре запрещение дальнейшего продвижения русских на юг лишь временная отсрочка наступлению России. Оно[243] могло бы быть остановлено единственно договором, в котором гарантом выступила бы какая-нибудь из сильных европейских держав, связанная союзами с еще более сильными государствами, Швеция например. И поэтому Гирей неоднократно пытался разжечь огонь войны Турции и Крыма с Россией, пока не кончилась русско-шведская война, с целью заключить более надежный турецко-русско-шведский мир, гарантированный желательно великими европейскими державами.

Однако влияние хана постепенно слабело. В Крыму обострялась внутренняя обстановка, вновь против Гирея выступают его ногайские мурзы. В Керчь и другие города были переброшены крупные янычарские отряды, что также не способствовало увеличению свободы действий хана.

Поиск по сайту: