НАРАСТАНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ

Очевидно, настало время определить этапы национально-освободительного демократического движения татар, шедшего с различной интенсивностью на протяжении всего колониального периода истории Крыма. Первый этап, начавшийся после аннексии их родины Россией и окончившийся приблизительно в 1880 г., характерен ярко выраженной стихийностью, переменчивостью и "сбивчивостью" целевых установок, отсутствием идеологического и политического центров и руководства в целом. Грубо говоря, татары боролись, часто вразнобой, за выживание, иногда против разрушения колонизаторами их сложных и неодноплановых (в том числе идеологического характера) традиций. Впрочем, и последние входили в систему, единственно способную поддержать общество в условиях непрестанных ударов извне.

Второй период (1880 — 1905) отмечен упорными исканиями нарождавшейся татарской интеллигенцией своего пути, освященного единой для всего народа идеей. Такая идея, впрочем родившаяся не в Крыму, а в соседнем центре мусульманства — Стамбуле, связана с историей младотурецкого движения. Младотурки боролись против монархии в виде султана и халифата, рудиментов феодализма, теократии, короче, всего, что стояло и на пути крымских татар, было актуально и в Крыму. Под сильным влиянием Стамбула (где многие татарские интеллигенты получали образование, а некоторые участвовали в революционной борьбе) развивалось младотатарское движение. Имея буржуазно-националистическую направленность, оно сыграло выдающуюся роль в истории татарской национально-освободительной демократической борьбы.

Была у младотатар и положительная, конструктивная программа, в которой наибольшее внимание уделялось освобождению крестьянского труда и необходимому для этого условию — просвещению народа.

Нужно отметить, что в деле просвещения национальных масс младотатары пионерами отнюдь не были; их задача облегчалась тем, что строили они не на пустом месте. Наиболее реалистично мыслившие деятели светской татарской культуры довольно рано,[356] еще в середине XIX в., осознали ту объективную пользу, что может принести духовному подъему нации обогащение ее достижениями великой русской культуры. Первым, самым необходимым шагом к культурному обмену было издание словарей и пособий по изучению русского языка, и они были составлены Абдурахманом Крым-Хавадже и Абдурефи Боданинским и начали печататься в Крыму начиная с 1850 г.

Первые светские просветители крымскотатарского народа не ставили себе задачей национальное или социальное освобождение населения Крыма, чего нельзя сказать о следующем, младотатарском поколении. Переходный этап между этими двумя волнами общественного движения отразился в деятельности крупного просветителя демократической формации Асана Нури, человека, энциклопедически образованного, полиглота, близко знакомого с культурой ряда восточных и европейских стран. Преемственность поколений крымских просветителей можно проиллюстрировать на примере семьи Боданинских — Абдурефи, филологу и представителю "чистого" просвещения, пришли на смену его сыновья — младотатарин, затем член РСДРП Али и Усеин, деятель крымской культуры новой формации, ученый и этнограф, ряд трудов которого увидел свет при Советской власти.

Наиболее ярким выразителем младотатарских идей был Исмаил Гаспринский, начавший в 1883 г. издавать газету "Тержиман" ("Переводчик"). Получивший блестящее образование в Москве и Стамбуле, бывший секретарь И.С. Тургенева, И. Гаспринский и сам был талантливым литератором — его перу принадлежат роман "Взошло солнце", повести "Девушка-львица", "Страна вечного блаженства", "Письма из Франции" и др., а также огромное количество очерков и публицистических статей по крымским и иным проблемам. Ныне имя этого выдающегося просветителя и деятеля национально-освободительного движения советской историографией прочно забыто — очевидно, с тех пор, когда в 1930-х, в годы широкого наступления сталинских идеологов на культуру национальных окраин, И. Гаспринский был задним числом обвинен в "тайной пропаганде панисламизма" (Бочаров А.К., 1932, 15), хотя в более обширных[357] исследованиях тех же лет при наличии обвинений в иных, не менее криминальных грехах96 о "панисламизме" его не обнаруживается ни слова. В группу Гаспринского входили наряду с интеллигенцией городские кустари и ремесленники. Наиболее известные ее деятели — С. Байбуртлы, Б. Муртазаев, Исмаил Мурза, М. Акчурин, Я. Пичакчи, Али Боданинский (кстати, последний стал в 1919 г. большевиком и погиб через год бойцом Красной Армии под Мелитополем).

Деятельность И. Гаспринского еще ждет своего исследователя, но уже сейчас в результате анализа многочисленных выступлений его на страницах крымской печати мы можем сделать вывод о политическом облике этого незаурядного деятеля — безусловно, он был сторонником эволюционных перемен, реформ, проводимых сверху, противником насилия с той или иной стороны. Многие идеи Гаспринского были утопичны, не выдержали проверку временем, но в свое время татарские крестьяне высоко ценили его как глашатая равноправия татар с "новыми" крымчанами, как заступника обездоленных. На страницах "Переводчика" (редактор газеты Исмаил Мурза) регулярно появлялась разоблачительная информация о случаях экономического и шовинистического произвола русских помещиков и властей в Крыму, пропагандировались национальные ценности народа, разоблачались попытки их опорочить; газета звала народ к обновлению и просвещению в национальном духе.

Призывы эти не остались втуне. Под непосредственным влиянием газеты вырастает целая плеяда талантливых молодых литераторов. Осман Акчокраклы, Асан Сабри Айвазов, Осман Заатов, Сеид Абдулла Озенбашлы создают оригинальные произведения и, что не менее важно, переводят на татарский язык классиков мировой литературы — А.С. Пушкина, Л. Толстого, И.С. Тургенева, А.П. Чехова, Навои, Низами, Хайяма и многих других.

Итак, национально-освободительное движение до 1905 г. скрывало свои социально-политические тенденции под пологом культурно-просветительной деятельности. Такая форма его могла обмануть ряд исследователей (многие из которых желали быть обманутыми), объективно же младотатары содействовали[358] накоплению новых сил в лице интеллигенции, все новых кадров учителей, журналистов, врачей и т. д., получивших образование в бурлящем политическом котле Стамбула. На базе крымскотатарской народной школы шел процесс внутреннего духовного освобождения от идеологического гнета феодально-теократической реакции. Достаточно сказать, что в первые годы XX в. к движению примыкают уже не только безусые юнцы, но и женщины — факт, для Крыма неслыханный (Фирдевс И., 1925, 24).

Младотатары не декларировали в своей платформе столь радикальных, как стамбульские революционеры, идей. Но, будучи духовно родственными с ними, они не могли не воспринять, например, поражение России в русско-японской войне как положительное событие, как начало разложения империи и распада империалистического окружения всего Востока. В такой атмосфере было естественным, закономерным и возникновение на левом крыле младотатарского движения сепаратистских тенденций, что характерно и для других распадавшихся колониальных империй этого периода.

Группа И. Гаспринского пользовалась широкой поддержкой татарского крестьянства, инстинктивно стремившегося к просвещению и культуре, наиболее отвечавшей менявшейся действительности. Например, его деятельность (особенно в области школьных реформ) встречала ожесточенное сопротивление консервативного мусульманского духовенства. Оно же выступало против гражданственной, интернационалистической по сути программы единения народов, проводником которой была газета Гаспринского. "Могучий, кипучий Запад с его миллиардами и широкими знаниями, пробуждающийся языческий Восток с его несчетным населением могут сдавить нас, как тиски, если мы не поторопимся как следует сплотиться, просветиться и развить во всю ширь работоспособность и производительность", — писал он, имея в виду союз русского и татарского народов (Терджиман, 1905, №29).

До открытой критики господствовавшего режима поднялась группа Решида Медиева, сына крестьянина. Этот карасубазарский учитель с самого начала своей политической деятельности в 1900 г. отмежевался от Гаспринского, заявив, что стоит "на полярно[359] противоположной точке зрения с ним по вопросам социально-экономическим" (Бочагов А.К., 1936, 18). Программа группы Р. Медиева отражала интересы беднейших крестьян, ремесленников, кустарей. Это были культуртрегеры, не считавшие просвещение панацеей для Крыма, где экономическая отсталость обезземеленных татар была ужасающей, где без земельных реформ, перераспределения средств производства никакое просвещение не имело смысла.

Р. Медиев формально баллотировался в Думу от кадетов, но фактически им, конечно, не был. Он вообще никогда не заявлял о принадлежности к какой-либо политической партии. Однако сохранившиеся программные документы группы и его личные записки дают основание полагать, что он ближе всего стоял к социал-революционерам. Собственно, это естественно: в период до революции 1905 г. вряд ли какая-либо иная партия России столь наглядно и ярко (хоть и не всегда последовательно) отражала интересы не фабричного пролетариата, а связанных с землей или иными частными средствами производства крестьян, ремесленников, кустарей, т. е. слоев, составлявших в Крыму, в отличие от промышленных регионов России, большинство трудящегося населения. Слоев наиболее обездоленных, которым и посвятил свою борьбу Р. Медиев.

Еще в 1900 — 1902 гг. в Симферополе, Севастополе и некоторых других городах возникли первые социал-демократические организации (в 1903 г. они объединились в Крымский союз РСДРП). Эта партия в отличие от эсеровской не уделяла коренному населению Крыма никакого внимания. Как большевики, так и меньшевики развернули в предреволюционные годы бурную деятельность на фабриках, в портовых мастерских, на заводах и кораблях Черноморского флота, в матросских и солдатских казармах. И хотя уже была написана и издана брошюра В.И. Ленина "К деревенской бедноте", у нас нет ни единого свидетельства о том, что крымские единомышленники вождя революции вели хоть какую-то работу в татарской деревне.

Нельзя, впрочем, сказать, что крымское село вообще не видело в эти предгрозовые годы социал-демократов. Они уделяли некоторое внимание и крестьянству, но исключительно пришлому, не имеющему в[360] Крыму корней, т. е. тем, кому действительно было "нечего терять, кроме своих цепей". Очевидно, в этом и кроется причина поистине необъяснимого пренебрежения, с каким относилась РСДРП к татарам. Подобное объяснение — не наш вывод, он был сделан в несправедливо забытых (хотя бы из-за их объективности) работах советских историков крымского революционного движения, изданных в период, предшествовавший утверждению культа личности Сталина в науке. Авторы этих работ откровенно, хоть и несколько наивно, сетуют на то, что татары были негодны к социал-демократическому движению, не воспринимали его идеи уже в силу своей привязанности к "товарному производству" индивидуального типа, будь то деревенские животноводы, виноградари, садоводы или городские ремесленники, кустари, мелкие торговцы.

Был здесь и еще один, неэкономический фактор. "Буржуазные националисты", хранившие в абсолютном большинстве традиционную верность российскому престолу, вели направленную против программных установок социал-демократов и эсеров борьбу. И при этом за ними шла значительная часть татар (для которых вообще был характерен известный традиционализм), увлеченных национальной программой подъема татарских культуры и просвещения, экономического развития деревни "без войн и революций". Глобальные идеи социал-демократов проигрывали в глазах деревенских татар и в сравнении с эсеровской программой. Селу Крыма уже которое десятилетие почти постоянно грозило вымирание от элементарного голода, а "городские" единоверцы-эсеры предлагали план немедленного и полного избавления от этой угрозы, раздачу земель и т. д. Таким образом, эсеры увлекали наиболее радикально настроенную часть народа, тех, кто не принимал буржуазно-националистическую эволюционную программу, кто требовал немедленных революционных социальных и экономических перемен, всестороннего улучшения условий жизни деревенской и городской бедноты.

Вот этим-то двум политическим партиям социал-демократы и уступили без боя крымскотатарское село. Подобное пренебрежение крестьянской массой принесло свои горькие плоды большевикам и в 1917 г.,[361] и позже. Причем дело здесь даже не в том, что в канун Октября в ленинской партии оказался один-единственный крымский татарин — И. Фирдевс. Случилось то, что могли предвидеть социал-демократы в 1900 — 1905 гг., — в 1917 г. произошел взрывной подъем политической активности татар. Но завоевывать авторитет среди них уже было поздно — их симпатии целиком принадлежали молодой татарской интеллигенции социал-революционного направления, создавшей себе прочную опору в крымской деревне, занимавшей ведущее положение в национально-демократическом движении еще до 1905 г.

ГОД

Впервые в этом году в Крыму вспыхивает не стихийный, причем пассивный, протест, но осознанная, политически целенаправленная, активная классовая борьба. Она не была столь яркой, как в иных местах империи, по вполне понятным причинам — неразвитости крупной промышленности, отсутствию более или менее значительного отряда городского пролетариата. Кустари и ремесленники крымских городов в массе своей революции не приняли; еще дальше от нее оказались татарские крестьяне. Поэтому, когда в феврале, например, бастовали рабочие феодосийской фабрики Стамболи, а 1 мая демонстрации против самодержавия прокатились по всем городам, татарская деревня безмолвствовала.

Итак, III этап национально-освободительного демократического движения татар начался с почти полного игнорирования революции 1905 г. Были, конечно, исключения, их не могло не быть в ту пору всеобщей политической активности. Но это были скорее рецидивы стихийного сопротивления, лишь получившего новые средства и возможности. Так, едва над "Потемкиным" взвился красный флаг и основные силы стражей порядка стянулись к Севастополю и другим портам, как забастовали почувствовавшие безнаказанность крестьяне на помещичьих полях с. Каралез Феодосийского уезда, требовавшие повышения оплаты труда. Начались массовые порубки леса в дер. Салы того же уезда, а также в имениях Мордвиновых в Байдарской долине (Опалов В.,[362] 1931, 28). Короче, пока это были скорее довольно мелкие нарушения законности.

И лишь к моменту, когда революция 1905 г. была на излете, пошла на спад, можно отметить первые признаки политического пробуждения крестьян Крыма: в Воинке организуется политически-экономический "Крестьянский союз", правда не под эгидой какой-либо политической партии, но благодаря активности местной беспартийной интеллигенции. Лишь в декабре крестьяне создали собственный координирующий орган — "Таврический крестьянский союз" — в Симферополе. Стоит ли говорить, что в его работе не принимал участия ни один социал-демократ, что и здесь, у истоков первой всекрымской организации крестьян, стояли исключительно те же социал-революционеры?

Союз продолжал свою работу в обстановке 1906 и 1907 гг., когда в деревне начались серьезные беспорядки — пришлые наемные сельскохозяйственные рабочие бастовали, а татары продолжали открытые порубки частновладельческого леса, т. е. продолжалась все та же борьба за сугубо экономические цели. Иногда уровень ее поднимался до вооруженной защиты своих прав, захвата имений (например, в дер. Кунан, Каперликой и др.). Но поскольку никакого централизованного руководства этими акциями не было, их позволительно отнести к стихийным.

И еще одно замечание относительно первой революции в Крыму. Здесь, как и в ряде других южных губерний, жандармские и полицейские управления в борьбе с социальным движением впервые широко применили такое средство, как погромы. Эта мера, внешне направленная против еврейской торговой буржуазии, нацеливалась инициаторами погромов на революционные силы. Погромщики, получившие от полиции водку и деньги, с одинаковым рвением громили лавки и разгоняли манифестации в крымских городах. Доходило до того, что они поджигали облитые керосином общественные здания, где происходили собрания, а всех выбрасывавшихся из окон безнаказанно убивали на месте (KB, 1905, №251) — такого Крым не видел со страшных времен турецкого вторжения в XV в.

Современники 1905 г. согласно указывают на социальный и национальный состав этих организован[363]ных банд («Союз русского народа», Михаила Архангела и др.). Это были прежде всего строительные рабочие и грузчики, несколько меньше было безработных батраков-наемщиков. Всех их агенты полиции вербовали прямо на бирже труда. Другими словами, в рядах погромщиков были исключительно иммигранты, более или менее недавние люди в Крыму или же сезонные рабочие из центральных губерний. Коренное население, таким образом, на провокации не поддалось (единственное исключение — несколько греков, также замеченных в погромах). Ни один крымский татарин не принимал участия ни в революционных демонстрациях, ни в их подавлении, по крайней мере судя по сохранившимся воспоминаниям очевидцев погромов. Лишь в одном случае татары действовали активно, но и то по приказу сверху, — речь идет о разгоне 21 апреля 1905 г. в Симферополе толпы погромщиков татарским эскадроном Крымского дивизиона (Гелис И., 1925, 19).

Основное значение, которое 1905 год имел для истории татарского движения, заключалось в поражении националистов-сепаратистов, проповедовавших идеи мелкобуржуазного социализма для национальной интеллигенции. Они искренне увлеклись программой эсеров, партии, которая, по их мнению, была на самом прямом пути разрешения основной проблемы нации — земельной, а также политического раскрепощения крестьянства. Оба этих вопроса были активизированы революцией, не принесшей татарской деревне никакого облегчения. Еще один вопрос, также впервые поставленный 1905 годом, — о коалиции е трудящимися России — возник также в надежде укрепить движение за счет консолидации революционно-демократических сил империи. Инициатором здесь был Р. Медиев.

Организующим центром нового, антисепаратистского движения стала газета группы Р. Медиева "Ватан Хадими" ("Служение Родине"), первый крымский печатный орган, поставивший вопрос об обеспечении крестьян землей во всей его глубине и сложности, Вокруг газеты сплачиваются теперь не только интеллигенты, но и гораздо более широкие социальные прослойки и группы, среди которых на первом месте стоят учителя, а среди них — преподаватели русского языка, получившие образование в России, люди, хо[364]рошо знавшие русскую действительность и знакомые с революционной теорией и практикой Севера. Популярность групп возросла теперь настолько, что к Медиеву переходят самые перспективные сторонники И. Гаспринского — такие, как Идрисов, Заатов, Джемилев, Арабский, Сейдаметов, Айвазов и др. Показательно, что верными "Терджиману" остались почти исключительно учителя, получившие образование в Стамбуле, т. е. общемусульманской культурной и политической ориентации.

В группе Медиева была составлена петиция татарских крестьян, направленная в Думу (Медиев был депутатом Думы II созыва от Таврической губернии). В этом документе было прямо сказано о последовательном и направленном лишении татар земли, о налогах, задушивших крымского крестьянина, о произволе местных властей, "которые делают, что хотят, не справляясь ни с какими законами", о массовом раскрестьянивании татар, которым приходится "искать работу на стороне, жить в батраках, наемниках". Требования татар прозвучали в думской речи Р. Медиева; они сводились к "земле и воле". "Чем дальше продолжаются прения, — заявил он, — тем ярче выплывает перед нами требование народа, что землей должен пользоваться тот, кто на ней трудится" (Стенограмма 24-го засед. 9. IV. 07). Конкретно же депутат требовал немедленного возвращения татарскому обществу вакуфных земель и прекращения действия сегрегационных законов об инородцах.

Р. Медиева высоко оценил В.И. Ленин, отозвавшийся о его выступлении как о "горячей революционной речи" (Ленин В.И., 16, 389), хотя крымский депутат стоял гораздо ближе к социал-революционерам, чем к социал-демократам.

Впрочем, в годы работы Думы отдельные татары-горожане уже входили в РСДРП и даже выполняли довольно ответственные партийные поручения: так, в 1906 г. в типографии "Терджимана" было напечатано на татарском языке 1200 экземпляров подрывного "манифеста" о роспуске Думы; эту акцию с начала до конца совершили вооруженные татары социал-демократы (Советов, 1933, 78).

Подводя итоги, мы можем сказать, что в Крыму в 1905 г. широко развернулась осознанная политическая, классовая борьба. Но велась она не коренным, не[365] татарским населением. И подавили эту вспышку также пришлые по сути, представители охраны российского правопорядка и их пособники. Социальное же движение татар, даже принимая иногда внешне вполне политическую форму, устремлялось по четко отграниченной от классовой борьбы колее отдельных национально-освободительных и экономических акций. Татарская деревня не была увлечена, не поверила сторонникам насильственного свержения власти. Какие-то надежды на скорые и положительные перемены в татарской массе бродили — об этом говорит хотя бы резкое снижение уровня эмиграции в первые годы XX в. Но связано это было, очевидно, не столько с революцией 1905 г. (или ее поражением), а с теми шагами, что под влиянием упомянутых событий были предприняты как императором (манифест 1905 г.), так и другими представителями правящего класса. В частности, мы имеем в виду реформы, которые история связывает с именем П. Столыпина.[366]

Поиск по сайту: