ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Когда до Крыма донеслась весть о долгожданном перевороте в обеих российских столицах, то в исходе аналогичной метаморфозы здесь не было сомнений[383] ни у сторонников революции, ни у ее противников. Последних оказалось слишком мало, они не пользовались никакой поддержкой большинства населения, отчего и признали разумным сложить оружие, не обнажив его. Губернатор мирно передал власть уполномоченному новообразованного Временного правительства Крыма. После чего последовала присяга на верность, которую вся администрация полуострова принесла новой власти. Никто из чиновников старого аппарата не видел, кстати, в отречении от "любимого монарха" ничего зазорного: ведь одними из первых стали на сторону Февраля генерал-губернатор Эбелов и командующий флотом Колчак!

Татарская деревня увидела в революции прежде всего то, что желала увидеть, — залог окончания войны, основную тяжесть которой приходилось нести именно ее сыновьям, не говоря уже об экономической стороне дела101. Но аполитичность села была велика — если в городах Советы рабочих и солдатских депутатов были созданы уже в марте 1917 г., то волостные и уездные Советы крестьянских депутатов — лишь летом. Сходным в этих органах власти было лишь то, что большинство и здесь и там принадлежало эсерам или меньшевикам. Даже в марте не было в Крыму ни одной большевистской организации. То есть основная волна арестов жандармов, полицейских, чиновников-монархистов, другие революционные акции произошли без участия большевиков. И это нимало не сказалось на радикальности перемен такого рода, происходивших не только в городе, но и в деревне. Так, в июле Советы Зуйской и Петровской волостей передали первичным крестьянским комитетам все имущество помещичьего имения Кильбурун; крестьяне Тав-Бодракской волости вынесли решение об отказе от воинской повинности, а делегаты феодосийских сел выдвинули требование о немедленной конфискации земель крымских помещиков (Надинский П.Н., II, 1957, 25).

Названные и некоторые иные действия — из числа крайних. Основная же масса Советов в Крыму была явно настроена на бескровное, ненасильственное, эволюционное перерастание буржуазного общества в народно-демократическое, к чему были основания. Процесс, начавшийся в Феврале, протекал здесь более мирно и свободно, чем в большинстве иных губерний.[384] Естественно, некоторые трения имелись в фазе практического осуществления революционных преобразований, и, конечно, шли острые дискуссионные схватки в идейно-политической сфере. Но и здесь сторонники планомерных радикально-репрессивных мер были в абсолютном меньшинстве: если эсеров в августе было всего 27 000, а меньшевиков — 7000, то большевиков — едва 250 человек (Гавен Ю., 1923, 8). Причем и эсеры и меньшевики Крыма, среди которых значительную часть составляла татарская интеллигенция, были весьма пацифистски настроены и во внутренней и во внешней политике. Они смыкались, например, с большевиками, отстаивая программу немедленного выхода России из империалистической войны, даже ценой уступки оккупированной противником территории.

Собственно, татарские интеллигенты и до революции твердо стояли по отношению к войне на пораженческой позиции, чем вызывали к себе повышенное внимание жандармского управления. Большинство лидеров национального движения выдвинулось из их рядов уже после революции. Показательно, что не все они были горожанами, многие — впервые в истории народа! — пришли в политику из татарской деревни. Назовем хотя бы братьев Яшлавских (дер. Ханышкой), Ибрагима Аджи (дер. Коккозы), Шейх-Якуба Халилова (дер. Эффендикой) и др. (Елагин В.Л., 1924, 41). Этим пацифистам, сторонникам компромиссного, постепенного пути развития, уже в 1917 г. противостояла так называемая группа Р. Медиева (А. С. Айвазов, X. Чапчакчи, Д. Сейдамет, С. Маметов), стоявшая за чисто революционный, насильственный переход к новому порядку.

В целом же гонимое до революции татарское национальное, демократичное по духу движение развернулось в 1917 г., как никогда раньше. Отлично сознавая, что избавиться, в частности, от пережитков прошлого, тащившего его назад, к средневековой духовной, социальной и экономической зависимости, Крым может только с помощью революционной России, участники этого движения полностью отказались от имевших в предреволюционные годы некоторое распространение идей сепаратизма. Они включили в свои программы (весьма друг от друга, впрочем, отличавшиеся) единую цель — построение нового Кры[385]ма, находящегося в федеративном союзе с преображенной Россией. Причем подобной точки зрения придерживались и самые ортодоксально магометанские политические группировки. Например, имевший большой вес среди верующих татар Мусульманский комитет102. При всем различии крымскотатарских партий и группировок, они были едины в главном: национальное движение нуждалось в организационном оформлении, стал необходимым представительный демократический парламент — Курултай. Первое, организационное собрание Курултая открылось в Симферополе 25 марта 1917 г. Двухтысячный делегатский корпус избрал на нем постоянный орган этого всекрымского народного форума — Мусульманский исполнительный комитет (Мусисполком) количеством в 50 человек.

Мусисполком Крыма быстро получил всеобщее признание (в том числе и центрального Временного правительства) как единственного, полномочного и законного административного органа, представляющего всех крымских татар и обладающего правом решать отныне все проблемы дальнейшего развития народа Крыма.

В своей политике Мусульманский комитет еще в апреле 1917 г. отмежевался от сепаратистской программы отдельных политиков, настаивавших на полной "автономизации" (по сути отделении) Крыма, и даже выпустил специальное воззвание, где объявил своей целью построение "демократического республиканского строя на национально-федеративных началах" (Южные ведом., 1917, №91). С комитетом солидаризовалась в этом вопросе и сплотившаяся позже, летом 1917 г., "Национальная партия", более известная как "Милли-Фирка".

Это не единственный пункт, общий для программ двух партий, своеобразно соединявших в своей деятельности религиозную и революционную идеологию, причем первую не в ущерб второй. Присягнув весной — летом на верность революционному правительству, они организовывали татарские манифестации в поддержку его, а в мечетях — моления за победу революции! "Чисто революционные" партии относились к подобным неординарным акциям с иронией. Впрочем, она быстро испарилась — после проповедей и публичных речей имама И. Тарпи, необычайно по[386]пулярных в народе и немало сделавших для уяснения широкими татарскими массами сути революции (Елагин В.Л., 1924, 43).

На Первом съезде Мусульманского комитета председателем его был избран бывший учитель, солдат С.Д. Хаттатов. Делегаты, в подавляющем большинстве крестьяне, провалили на выборах в руководство партии ряд кандидатов-помещиков (в том числе весьма авторитетного их лидера С.Б. Крымтаева), предпочтя им популярных в среде трудящихся Нумана Челеби Джихана (Ч. Челебиева), Д. Сейдамета, А. Озенбашлы, X. Чапчакчи, Енилеева, И. Тарпи, К. — Б. Крымтаева, С. Меметова, А. Боданинского и др.103

Ключевые не только в партии, но в масштабе всего Крыма посты заняли Ч. Челебиев (Временный комиссар духовного правления и одновременно Таврический муфтий), Д. Сейдамет (комиссар Вакуфной комиссии), А.С. Айвазов и М. Кипчакский (члены бюро мусульманской фракции Думы). Мусульманские лидеры пользовались авторитетом не только как патриоты и демократы, но и как опытные политики, прошедшие большую жизненную и профессиональную школу104.

Показательно, что первым постановлением Мусульманского комитета стало решение о народном просвещении и лишь во вторую очередь он позаботился о создании необходимой для любой власти вооруженной поддержки — мусульманских добровольческих частей. Против этого национального отряда, кстати, также выступило Временное правительство Крыма, изо всех сил стремившееся сохранить монополию на власть. Тем не менее татарский батальон был вскоре признан как законная революционная часть всероссийским Временным правительством, которое даже усилило его, переведя для этого в Симферополь запасную часть Конного татарского полка. Татарский батальон стал первым поистине народным войском Крыма, вставшим на защиту прав своего народа и этим народом всегда поддерживаемым105,

Что же касается первого упомянутого постановления, то впервые татарская русифицированная школа была передана в руки татар же. Но это ни в коем случае не означало стремления комитета ее обособить, оторвать от культуры России. В школе преподавались[387] русский язык и литература, история страны, а летом 1917 г. татарские преподаватели были отправлены за счет комитета в Москву на курсы повышения квалификации.

Комитет стремился к улаживанию всевозможных конфликтов, стихийно вспыхивавших между татарами и правительством в ходе аграрной реформы. Так, когда в южных волостях Крыма, на 58 — 96% населенных татарами (Соц. — эк. атлас Крыма, 1922, 9), вспыхнули беспорядки и крестьяне стали самовольно захватывать земли (дер. Кикинеиз, Байдары), то комитетчики, став посредниками, добились решения проблемы, приемлемого и для татар, и для администрации Советов (KB, 1917, №134).

Следующее важное решение комитета — о передаче вакуфного имущества или доходов с него татарским крестьянам, т. е. потомкам дарителей и собирателей этого народного достояния (ГТ, 1917, №3). Иная точка зрения была у правительства, считавшего, что вакуфы должны остаться в руках духовенства, но под контролем государства. Разгорелась дискуссия, тем более острая, что речь шла о все еще значительном имуществе — 88 тыс. десятин лучших земель и полутысяче домов и лавок. Комитет развернул широкую пропагандистскую работу в деревне, обосновывая свою позицию тем, что вакуфы, будучи переданы беднякам села, не только улучшат положение крестьян, но и лишат экономической базы духовенство, сохранившее в известной мере верность свергнутому царскому режиму. Естественно, село пошло за комитетом, как и беднейшие слои города. Именно в этот период, когда в городах и уездах крепли местные отделения партии, а Мусульманский комитет превращался в стройную организацию с четкой национально-демократической программой, его реальная сила основывалась на безоговорочной поддержке доверявших ему масс — от центра до самых глухих деревень (Бунегин М.Ф., 1927, 46). По сути комитет стал единственной партией, которая в новое время взяла на себя заботу о возрождении — экономическом и культурном — нации. Трудно назвать какую-либо иную группировку, которая в XIX — XX вв. столь четко и бескомпромиссно могла бы связать свою судьбу с борьбой по большому счету за возврат крымскому народу Крыма.

С лета 1917 г. центральным органом комитета[388] стали независимые газеты "Миллет" (ред. А.С. Айвазов) и "Голос татар" (ред. А. Боданинский и X. Чапчакчи) — печатные издания, в отличие от "Терджимана" содействовавшие не только культурному и национальному возрождению народа, но и его политической консолидации. Поэтому, поддерживая революционную власть, обе газеты не останавливались и перед критикой Советов, нередко игнорировавших интересы татар. Так, когда с попустительства власти контрразведкой Севастополя был арестован муфтий Ч. Челебиев106, комитет поставил прямой вопрос: "Имеет ли право на существование власть, идущая на удочку реакции... и не могущая дать минимум личных свобод?" (ГТ, 1917, 2).

Подобная критика отражала и трещину в отношениях между татарским и российским демократическим движением, наметившуюся еще до 1917 г. и со временем отнюдь не уменьшившуюся. На новом этапе лишь умножились пункты расхождения между программами — к национальной добавилась проблема выбора средств преобразований. Если татары, уставшие от притеснений и репрессий, по-прежнему стремились к мирному исходу, то российские революционеры, в особенности большевики, стояли за насильственную ломку старых отношений. Так, осенью 1917 г. Свердлов охарактеризовал Крым как оплот эволюционистов, считавших, что все революционные преобразования можно провести мирным путем, компромиссами, и призвал буквально к разгрому "социал-соглашателей", заявив, что "Севастополь должен стать Кронштадтом Юга" (Гавен Ю., 1922, 5). Напомним, что это было сказано до развертывания террора на севере и юге России.

Подобная нацеленность на безусловную необходимость репрессий была вредна уже тем, что раскалывала демократическое движение России и Крыма — крымчане не могли ее принять именно из-за ее кровавой безысходности, что вовсе, кстати, не означает, что татары были готовы сдаться любой вооруженной силе. Ведь, когда начался мятеж Корнилова, Мусульманский комитет решительно встал на защиту завоеваний революции. Навстречу мятежникам были посланы крымские делегаты с целью отколоть от них солдат-мусульман и пополнить ими ряды вооруженной защиты Петрограда (ГТ, 1917, №7). Но во главу[389] угла комитет ставил все же идеологические средства в борьбе, в том числе и против собственной мусульманской реакции, — в сентябре 1917 г. им был подвергнут острой критике комплот "ученых" — улемов — и бывшего муфтия Тарпи, активно звавших назад, к шариату107 (ГТ, 1917, №10).

Из сказанного ясно, что Мусульманский комитет и Милли-Фирка не пользовались поддержкой, с одной стороны, Временного правительства, с другой — большевиков. Но если первое было вынуждено с комитетом мириться как с пользовавшейся безусловным авторитетом среди татарского населения силой, то большевики заняли непримиримую позицию. Они отвергали любые попытки татарских лидеров найти общий язык, а разделяться с "соглашателями" им мешало только отсутствие реальной власти РСДРП на местах.

Кроме того, в Крыму пока не было даже единой большевистской организации. Лишь поздней осенью 1917 г. в Симферополе собралась учредительная I Таврическая партийная конференция. На ней присутствовало 17 делегатов, которые решали организационные вопросы (о денежных средствах партии и т. п.), а отнюдь не об отношении к набравшему реальную силу национальному движению. Учитывая общее отношение большевиков к коренному населению, упущение это вполне объяснимо, как и то, что критика его последовала лишь через 5 (!) лет (Гавен Ю., 1923, 15), хотя результаты подобного проявления политической слепоты последовали весьма скоро — через считанные месяцы татарский вопрос разросся до таких масштабов, что к оружию потянулись руки и самых рассудительных членов РСДРП...

Напротив, национально-демократическое движение набирало силу исключительно мирным путем. В октябре 1917 г., накануне революции, состоялся II Крымскотатарский делегатский съезд. Когда начались выборы в Учредительное собрание делегатов Крыма, то один из наиболее авторитетных участников съезда, Вели Ибраимов, заявил, что необходимо выдвигать тех, кто приобщился к делу революции не со вчерашнего дня, а с "давних пор", кто мог бы "всеми силами отстаивать интересы рабочих и крестьян и всей нашей голытьбы" (ГТ, 1917, №11). Этим будущий Предсовнаркома Крыма и объединившаяся во[390]круг него группа противопоставила себя крайним националистам, считавшим, что главная задача крымских делегатов — высоко нести "эмблему татаризма — голубое знамя Чингиза" (там же), а социальная их программа — дело второстепенное.

Группа В. Ибраимова на съезде добилась поддержки большинства участников. Резолюция съезда декларировала поэтому свое отношение к мусульманам всего мира в первую очередь как к "жертвам европейского империализма". Съезд высказался за первоочередное решение назревших социальных и экономических задач, а также за право всех угнетенных наций на национальное самоопределение (ГТ, 1917, №11). Собственно, эта позиция была аналогична большевистской, что, кстати, не помешало большевикам позже, когда встала проблема автономного Крыма, подвергнуть ее резкой критике.

Переходя к истории образования первого крымского народного правительства, необходимо сделать некоторые замечания, касающиеся геополитической ситуации в Крыму, обычно исследователями этого сложного периода не учитывающейся. Как правило, дело представляется таким образом, что татарские националисты, захватив власть, пытались оторвать Крым от России и передать его в руки Турции. При этом забывается, что Крым какое-то время был и без того "оторван" от России — после того как Центральная рада объявила о создании Украинской народной республики. И лишь после этого Мусисполком заявил, что он, как "выразитель воли татар, не желая допустить в Крыму гегемонии какой-либо народности над другой... признает Крым для крымцев и находит, что чрезвычайные обстоятельства повелевают народам Крыма объединиться для общей дружной работы на благо всех народов, населяющих Крым" (ГТ, 1917, №15).

Крым для крымцев! Это была единственная платформа в той ситуации полного распада бывшей империи, что могла отвечать чаяниям населения, уже ощущавшего угрозу захвата и подчинения Крыма, оставшегося без защиты центральной власти. Это означало максимально возможную гарантию сохранения политической независимости, сохранения исконной культуры и равноправия всех наций, населявших полуостров. Это видно из приведенного за[391]явления, но еще более — из декларации татарского представителя на сентябрьском (1917 г.) съезде народов в Киеве: "Пусть знают все, что крымские татары не позволят никому устанавливать какую-либо гегемонию на Крымском полуострове. И на этот раз уже крымские татары не покинут своего края без упорной защиты своих прав и добытой свободы... Мы, свободные сыны отныне свободного татарского народа, протягиваем вам руку с лозунгом демократической федеративной республики для счастливого дружеского сожительства в будущем" (Бунегин М.Ф., 1927, 50, 87-88).

Как видно, и эта платформа соответствовала, между прочим, большевистской: недаром приветствие УНР, направленное из Крыма, было подписано совместно татарскими делегатами и большевиком Ж. Миллером108. Точно так же с обоюдного согласия был сделан такой важный шаг, как передача УНР трех таврических уездов, где не было татар, но большинство украинцев, — материковой части бывшей губернии. Отношение к решениям Мусисполкома изменилось гораздо позже — в трудах советских историков, поголовно настроенных к Мусисполкому резко критически (1950 — 1980-е гг.). Так, даже лозунг "Крым — для крымцев" (не татар, заметим), рассмотренный вне исторического контекста, оценивается как "стремление татарских националистов оторвать Крым от нашего государства" (Надинский П.Н., II, 1957, 37). Возникает естественный вопрос: для кого должны были члены комитета предназначать свой край — для москвичей, киевлян или тамбовцев? Тем более в то смутное время, когда "засамоопределялись, засамоуправлялись, заполонили своими делегатами столицы Европы Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Грузия, Армения, Азербайджан, Украина, Белоруссия, Дон, Кубань. Газеты запестрели новыми географическими и политическими терминами..." (Станкевич В., 1921, 16). По-моему, ожидать, что крымское русофильство должно было бы стать на порядок выше донского или кубанского, уж не попытка ли это обнаружить крымчан святее папы римского...

В начале октября 1917 г. в Крыму развернулась кампания по выборам в Учредительное собрание; в ней приняли широкое участие и большевики во главе с "губернским парторганизатором" Ж. Миллером. Од[392]нако выборы, завершившиеся в ноябре 1917 г., показали минимальную популярность в массах именно РСДРП(б). Новообразованный губернский Совет, как и Учредительное собрание в Крыму, состоял на 52% из эсеров, 31% — членов национальных партий, остальные места достались большевикам109 и другим менее значительным группам. Следует заметить, что выборы эти проводились "на основе самого совершенного избирательного закона" как в Петербурге, так и на местах и их итоги "отражали действительное соотношение если не сил, то политических симпатий" (Р., 1989, №3, 22). Когда результаты выборов были обнародованы, в Крыму состоялись грандиозные многотысячные демонстрации в поддержку органа, впервые созданного многосословным и многонациональным населением на основе всеобщих, прямых и равных выборов. Впервые делегаты — татары, украинцы, русские, немцы, евреи, эстонцы, не смущаясь, обнимали и целовали друг друга (Южн. нов., 1917, 102). Это была какая-то эйфория свободы и демократии, и никто не подозревал, какой конец готовят народной власти большевики, у которых никогда "не было серьезных намерений решить политическую проблему парламентским путем", и единственной целью их участия в созыве Учредительного собрания было "разуверить народ в парламенте" (Р., 1989, №3, 24). Да и как могли они допустить нормальную работу собрания, где не обладали влиянием?

Поиск по сайту: