Сущность религий

Когда голубизна неба оттеняется сверкающими вершинами гор, то она превращается в завораживающую синеву. Эта синь глубокая настолько, что кажется, будто является воронкой в неизведанные миры.

Вдали перекатом по склону ущелья расположилось селение. Даже сюда доносились крики петухов и неясные голоса людей. День только начинался, и люди копошились в делах.

Стараясь быть незаметными, Дон Мен и Ли направились к чайной. Попутно они разглядывали стиль домов и построек, намереваясь отгадать характер людей, их быт и мировоззренческую основу.

Не так легко быть незамеченным в заброшенном и спрятавшемся в горах селении. Собаки не лаяли на них, но любопытные взгляды людей следовали на всём их пути.

В чайной ещё не было посетителей. Здесь было тихо и уютно. Отсюда была видна главная улица. Торговцы уже разложили свой товар. Чего здесь только нет! Свежие овощи, пожалуй, пользовались основным спросом.

Дон Мен заказал еду на усмотрение хозяина чайной. Он некоторое время изучающее осматривал гостей, а затем, решив, что перед ним забредший европеец в сопровождении китайца, уверенно пошел на кухню.

Принесли чай. В чае они знаю толк. Нежный аромат точно соответствовал и времени дня и сезону года.

Из дома, стоящего напротив через дорогу, к чайной направился мужчина. Лет ему, видно, было не мало, но шел он легкой походкой и если бы не лицо и общий вид, то вполне бы сошел за юношу. Наверное, увидел посетителей и теперь шел пообщаться.

- Какие новости, Ван? - обратился он к хозяину, который нёс еду Дон Мену и Ли.

- Новости ты лучше меня знаешь, - ответил Ван со смехом. - Скажи лучше, что не усидел дома, когда увидел посетителей.

- Это верно. Люблю пообщаться с незнакомцами. Свои уже изрядно надоели.

Он заказал чай и некоторое время изучал Дон Мена, а затем мельком взглянул на Ли.

- Какой будешь религии? - спросил он Дон Мена.

- Трудно определить, - искренне ответил Дон Мен.

- Такого не бывает.

- Дай человеку поесть, Мустафа, - сказан Ван.

Дон Мен сразу заметил типаж человека Средней Азии, но не удивился.

- Бывает, - ответил он Мустафе. - А Вы мусульманин?

- У меня нет дефицита, - сказал он, и на немой вопрос Дон Мена продолжил. - Религия начинается там, где возникает дефицит в жизненных силах.

- Мы с тобой уже спорили на эту тему, - вмешался Ван, - Я не могу согласиться с тем, что религия выползает из грязи.

- А из чего она выползает? Из радостей? Из процветания? Из пышущего здоровья? Ты видел когда-нибудь молящихся так, что они говорят: «Забери у меня Господи избыток сил и радостей!»? А может быть, тебе пришлось от счастливого человека услышать: «Дай мне Господи любви ещё больше, чем я имею!»?

- В том, что ты убедителен своими речами, знают все...

- Я ещё не знаю, - перебил Ванна Ли. - Только определить бы сначала что такое религия.

Оба селянина уставились на Ли удивлёнными глазами.

- Ты, парень, или дурака валяешь, или очень умён, или с Луны свалился, - начал Мустафа.

- И всё же, - настаивал Ли, - что такое религия?

- Я думаю, что это образ мышления, когда человек попадает в невзгоды. Сначала он жалуется соседям, потом знахарю, затем идёт к магу или просветлённому. Одновременно он мечтает о сильном покровителе. Вот тут ум и подсовывает ему своё то, что не содержит конкретное, но полагает всемогущество...

- Это по-твоему, - перебил Мустафу Ван, - человек имеет эмоции и иные ощущения. Я, например, чувствую любое время года в оттенках. Я чувствую горы, и даже особый дух ущелий.Религия это особое чувствование того, что словами не выразишь и умом не охватишь. Поэтому ты, Мустафа всё время разбиваешься о немощь своего ума.

- Я говорю о фактах. Думаю, что у тебя тоже есть глаза и уши. Чувствующий человек молчит. Зачем ему молитвы и молитвенники?! Для того, чтобы чувствовать горы тебе не нужно идти в специальный дом молений и бормотать там как попрошайка. Почему для религиозного чувствования понадобилось попрошайничество и особое место?

- Для настраивания себя.

- Получилось, что религия это некоторая практика. Когда у юноши слабые кулаки, то он идёт к тренеру в специальное заведение.

- Понимаю, куда ты клонишь. Получится, что религия это некоторое знание и тренировки на дефицит.

- Именно так. Но дефицит будет на первом месте. Нет религий от положительных избытков.

- К какому богу тогда обращается молящийся? - поинтересовался Дон Мен.

- Хороший вопрос, - довольно рассмеялся Мустафа, Ты, парень, угодил ему. Теперь только слушай. Говорить он большой мастер, сказал Ван.

- Будем исходить только из фактов, - начал Мустафа, не обращая внимание на колкости Ванна. - Вижу, что ты был в городах и разных странах. Фактом является то, что те кто несёт зло и насилие, те пользуются благами и стоят у власти,

- Это так. Маленький человек несёт маленькие пакости, имущий власть обречён быть крупным злодеем.

- Похвальна твоя наблюдательность. Если ты получил маленькую пакость от соседа, то побежишь жаловаться на невзгоды к Богу?

- Нет.

- Соображаешь. Если злодей сидит на своём месте, то так угодно Богу. На кого ты будешь жаловаться, если твои страдания одобрены самим Богом, который вложил в руки злодеев все полномочия творить зло?

- Богу жаловаться на Бога не принято. Жаловаться на тех, кому он покровительствует, тоже бессмысленно.

- Итак, Бог всецело на стороне убийц, насильников, грабителей. Он заправляет несправедливостью и преумножает её год за годом. Он плодит преступления и бандитизм. А наивные люди молятся против его дел, выпрашивая добро и блага. Вот и получилось, что в церквях, мечетях и прочих домах собираются враги дел Господа. Молиться и поклоняться, по фактам, нужно Богу-разрушителю и злодею.

- И что бы произошло, если бы такой Бог услышал? - поинтересовался Ли.

- Давай думать вместе. Если ты станешь в место привилегий. Теперь ты сможешь заставить страдать других людей. Но сам будешь в благополучии и вне насилия. Насильник всегда чувствует правоту, а, следовательно, не погрешим. Или ты, Ван, против таких фактов?

- То, что имущие привилегии потребляют их как само собой разумеющееся - это факт. То, что они чувствуют себя самыми справедливыми - это тоже факт. Но Бог тут причем? - ответил Ван.

- Давай вернёмся к несчастным. Как так они получают насилия и невзгоды? По собственному хотению? Причина есть? Есть. Но не Бог же создаёт все эти пакости.

- А кто?

- Люди недостойные.

- Э, Ван, как раз они почитаются как достойные. Им дано, а тот, кому не дано, тот и не достойный. Кроме того, злодеи не страдают. А это серьёзный довод в пользу Бога злодейств. Тот, кто ему служит совершением пакостей и мерзостей, тот находится в душевном комфорте. Даже убийцы, идущие под этим знаменем, чувствуют себя героями. Совесть грызёт того, от кого Бог-злодей отвернулся.

- Говоришь ты убедительно...

- По фактам, - перебил его Мустафа. - А вот что совершает Бог-созидатель, которому молятся те, от кого Бог-злодей отвернулся? Пригрел ли он своих верноподданных душевным благополучием или отличным здоровьем? Где эти факты?!

- Читай внимательно святые писания.

- Читал и читаю теперь. На разовые случаи столько пустозвонства! Смакуют одиночные случаи исцелений и пророчеств. Кстати, все пророчества относительно предстоящих бед и мерзостей. Пророчествуют так, словно мерзостей и без этого не хватает. Страждущих миллионы. Скупой Бог-созидатель. Другое дело Бог-злодей. Посмотри внимательно вокруг на его щедрость. Посмотри на массовые и безнаказанные злодеяния. Посмотри на преступников государей, которые посылают на гибель людей и не мучаются совестью по случаю загубленных душ. Ни один из них не провалился сквозь землю и не покраснел oт стыда.

- В речах ты силён. Но если бы в твоей душе появилось созидательное чувство, то ты всего этого бы не заметил, - убеждённо сказал Ван.

- Как можно не заметить факты мерзости, насилий и убийств?!

- Увы, но это так, - вмешался Дон Мен, - вы оба правы. В мире ума свои законы, а в мире качеств эти законы умирают. Если следовать умом, то попадаешь в мир ума. Поэтому Мустафа безоговорочно прав и убедителен. Ум заведует эмоциями только отрицательного вида. Умом можно разозлить человека или вызвать ненависть к кому-нибудь. Ван говорит о положительных чувствованиях. Они вне ума. Чувствующий человек видит всё, понимает напрямую, но не соучаствует в мире ума. Особенно это касается положительного чувствования.

- Парень в чём-то прав, - сказал Мустафа. - Я всё понимаю из речей Мустафы. Я вижу его убедительность и правоту. Но где-то в глубине души я не согласен с ним.

- Ха, получается, что Бог для мира ума является злодеем и творит только там зло, - засмеялся Мустафа. - Он поощряет злодеев привилегиями и даёт им в руки права совершать насилия и убийства.

- Получается, по фактам, что так, - согласился Дон Мен.

- Ты, парень, противоречишь.

- Ни чуть.

- Если следовать твоему соображению, то Бог создал иерархию и ступени привилегий в ней. Те, кто оказался в верхах ненаказуемы за свои подлости. Остальные не только обязаны кормить этих нахлебников, но и терпеть от них всякие унижения и издевательства, - сказал Ли.

- Это факты.

- Да, Мустафа, твой Бог, по фактам, действительно любитель преступлений, - пошутил Ван.

- Я думаю, что это и твой Бог, - огрызнулся Мустафа.

- Всё волшебство в том, что такой Бог мгновенно исчезает, если войти в позитивное чувствование, - сказал Дон Мен.

- И куда он девается? - иронически спросил Мустафа.

- Никуда. Его нет.

- Только что мы видим такого «Всевышнего» по фактам и, вдруг, его нет? Ты, парень, думай, прежде чем говорить.

- Кто виноват, Мустафа, что ты в цепких лапах свойств ума. Сама память обязана сохранять. Нет памяти - нет ума. Если есть причина, то должно быть следствие. Если есть факт, то он имеет причины. Вот и все твои инструменты, от которых ты оторваться не в силах.

- Это почему «не в силах»?

- Иначе ты тут же перестанешь мыслить в этом стиле.

- А в каком стиле я тогда буду мыслить?

- Будешь только тогда, когда приобретёшь другие свойства ума. Если не приобретёшь, то выйдешь из ума.

- Мягко ты меня приглашаешь в сумасшедшие.

- Кто называет святых или детей сумасшедшими?!

- Насколько мне известна история пророков и святых, то именно они подвергались злодействам. Святость, как видишь, не останавливает Бога - злодея.

- Тебе трудно понять этого парня, - вмешался Ван. - Кто тебе сказал, что святой страдает?

- Это говорят свидетели и история святых людей.

- Сами святые говорили о личных страданиях?

- Если он скажет, что святой жалуется на невзгоды, то это уже не святой, - поддержал Дон Мен.

- Святые умели терпеть, - настаивал Мустафа.

- Когда ты уважаешь человека, или любишь, то разве можно сказать, что ты терпишь его выходки? - настаивал Ван.

- Ты, что, призываешь меня любить мерзавцев?!

- Нет. Я говорю о качествах.

- Если ты, Мустафа, полюбишь мерзавцев, то они, по тому же волшебству, тут же превратятся в созидателей, - настаивал Дон Мен.

- А куда денется их мерзость?

- Её и не было в мире положительных эмоций. Мерзость живёт в мире отрицания. Ум заведует отрицанием. Там и ищи мерзавцев. Вот и выбирай. Получится, что Бога мы себе выбираем сами. Ты выбрал Бога-злодея, который вскармливает злодеев и поощряет их.

- Голова у меня кругом идёт... Но куда исчезнут факты насилий, если я не стану служить миру ума?

- А насилий и нет вне мира ума. Есть существование. Оно всегда. В нём нет ни больше, ни меньше. Его можно занизить «насилием», но оно всегда полное в изменённых условиях «насилия». Вот почему святые не страдают.

- Красиво говоришь, - встрепенулся Мустафа, - акак быть с телесными болями и телесным страданием от насилий?! Пророков унижали не только социально. Над ними совершали телесные злодеяния.

- Качество или усиливает телесные страдания, или поглощает их. Чем ярче качество, тем интенсивнее его воздействие на телесное страдание. Например, если тебя ударили, и ты находишься в отрицании, то страдание усилится. Если ударил невзначай друг, то телесное страдание слабее. Святые отличаются силой и яркостью положительных качеств. Были в истории и такие, которые боль не ощущали, когда входили в религиозное чувствование.

- Наконец-то нашелся человек, который прояснил для меня то, что я понимал, но не мог выразить на словах! - воскликнул Ван.

- Да. Он тоже говорит складно, - засмеялся Мустафа. - Много таких святых, которые способны разжечь у себя положительные чувствования?! Теоретически я с тобой согласен. Но я вижу народ, а не святых. Вот они в лапах Бога-Злодея. Что ты им посоветуешь? Стать святыми?

- Для обучения профессии есть институты. Для практики волшебных преобразований из ядов в нектар существуют религии и монастыри.

- Хорошо, давай подумаем, что же произойдёт тогда, когда люди обучатся этому искусству, - беззлобно предложил Мустафа. - Куда денется иерархия?

- А зачем она свободному человеку? Тот, кто свободен сам, то не посягает на свободу других людей и не ставит их себе в услужение. Иерархия полагает собой распределение власти и прав на других людей.

- Если не будет иерархии, то не будет и государства.

- Скажи мне, Мустафа, тебе - то государство к чему? Чего ты печёшься о том, что тебя же ставит в рабы и насаживает тебе на шею дармоедов?

- Государство распределяет функции в системе общества.

- Среди кого? Тот, кто созидает, тот в плётке не нуждается. Он по своему естеству трудится как пчела. О государственности пекутся нахлебники и дармоеды. Вот они тут же окажутся на виду у всех. А теперь спрятались в нишах как клопы и сосут на полных правах государственных работников. Нет государства - нет дармоедов. Ты никогда не думал о том кто содержит структуры государства?

- Да, мне государство ни к чему. Но если появится злодей, кто меня защитит?

- Только не государственные правоохранительные силы.

- Почему?

- Приведу пример из опыта Советского Союза. Когда власть стала народной, то в милицию выделяли людей из рабочих. Будет такая милиция брать взятки и грабить народ?

- Нет. Это же свои люди.

- Когда становятся государственными правоохранительные силы, то народ для них средство к личным благам. Поэтому появляются специальные службы, которые больше не подотчётны своим кормильцам. Вот они - то и являются инструментом насилия в руках государственных дармоедов. Будешь ты теперь печься о таких «защитниках»?

- Думаю, что придётся защищаться от них.

- Вы, друзья, увлеклись, - нетерпеливо прервал Ван. - Мы говорили о качествах психики.

- О положительных и отрицательных качествах, - подтвердил Дон Мен. - Когда я нахожусь в положительных эмоциях, то есть ли государство или его нет, мне всё равно.

- Когда я нахожусь в отрицательных эмоциях, то думаю о тех., кто создал мне эти страдания, - в тон Дон Мену сказал Мустафа.

- Опять мы вернулись к проблеме твоего ума, - возмутился Ван. - Кто виноват, что в твоём сознании пылает огонь отрицания, который обосновал твой ум из некоторых фактов?

- Мустафа не имеет другого вида мышления, - отметил Дон Мен.

- А какое ещё «другое» может быть мышление?

- Например, если я свободный человек, то руководство и даже государя могу оценивать как исполнителя моих нужд и моей воли. Разве это не так? Они лгут и купаются в грязи лишь потому, что в своём мышлении построили схему достоинств из такой жизни. Я же не вижу в этом никаких достоинств, а потому сострадаю этим невеждам. Но моё мышление иное, чем у них, а факты те же самые.

- Что ты этим хочешь сказать? Недостойные дела зависят от их оценки?

- Ещё раз к фактам. Ни один мерзавец не считает себя негодяем. Почему?

- Совесть атрофировалась.

- Это не ответ. В мышлении должна быть причина даже для атрофии совести.

- Ты, кажется, уже ответил на это раньше. Мерзавцы построили мировоззрение так, что это отмечено в их понятиях как достоинства, - вмешался Ван.

- Я хотел, чтобы Мустафа это понял. Да, это так. Они не страдают угрызением совести. Но вот ты, Мустафа, это видишь. Почему?

- Я на себе испытал их «дела».

- Итак, от некоторых «дел» ты получил страдания, а другие, напротив, считают, что они действуют во благо. К твоим страданиям они бесчувственны. Думаю, что от твоих «дел» тоже кто-то получал неблагополучие, но ты считал себя при этом справедливым. Почему?

- По привилегиям, - ответил за него Ван.

- Вот и добрались до сути. Привилегии есть понятие ума двойственного и линейного. У кого - то больше, у кого - то вкуснее, у кого - то есть права, кто - то хозяин. Страдает лишь тот, кто живёт этим же миром ума и находится вне привилегий. Дай ему привилегии и бузить он перестанет, а сам будет творить дела «во благо» от которых кто - то станет стонать.

- С этим я согласиться могу.

- Ты не заметил, Мустафа, что я сказал: «кто живёт этим же миром ума». Теперь представь себе, что я уважаю эмоции. Любой угнетатель не имеет чувства счастья, любви, одухотворённости. Как я могу не посочувствовать этому «привилегированному»?! Он жалок в своих привилегиях. Жизнь его скудная с позиций самой жизни. Как я могу ощущать его господином или руководителем?!

- А если у него появится чувство любви?

- Он тут же перестанет нести людям насилие и упадёт в лестнице иерархии. Я буду уважать жизненность такого человека, и он расцветёт, но «вывалится» из мира линейного ума. Попробуй, оскорби или унизь его!

- А почему его нельзя унизить?

- Потому, что он не соучаствует в спектакле линейного ума. Если ты отметил себя на иерархической лестнице, то оскорблением считается всякое принижение тебя там. А если ты не участвуешь в этой игре, то, на каком уровне достоинств ты находишься? Нет достоинств - нет оскорблений. Нет тебя превосходящего - нет обид. Не играй в игры ума и будешь неуязвим.

- Кто же проживёт без ума?!

- Есть и другие виды ума. Играй в них. В них нет иерархии, а значит, тебя нечем будет оскорбить или унизить.

- Но другие - то находятся в линейном уме!

- Ну и что? Подходит к тебе человек и называет тебя бараном. Если ты играешь в игры линейного ума, то получишь оскорбление. Если ты не играешь в игры линейного ума, то сочувствуешь ему как человеку, который галлюцинирует, так как перед ним стоит иное существо, но не баран.

- А если я понимаю, что он меня намеренно оскорбляет?

- Значит, ты включил себя в игры линейного ума в самом себе.

- Хорошо говорит парень, - отозвался Ван, - мне это по душе. От мировоззрения зависят страсти.

- Страсти бывают и отрицательные, - возразил Мустафа,

- Это другой вопрос: игра в какое мировоззрение ненесёт отрицания?

- Не несёт отрицания такое мировоззрение, которое помогает религиозному чувствованию, - тут же ответил Ван, - В таком мировоззрении неоткуда появиться злости, мерзостям и страданиям.

- Много веков ищут виды таких мировоззрений, - подтвердил Дон Мен. - Блажен тот, кто выйдет из игры линейного ума. Не уязвим он в социальных мерзостях. Они принадлежат тем, кто их плодит и живёт этим миром.

- Почему же не распространяются такие мировоззрения? - упрямился Мустафа.

- Ты видел мух, которые окрашиваются под ос? Вот так и линейный ум. Он спекулирует теми качествами, которые принадлежат созидательным процессам. Послушай внимательно деспотов и политиков. Они используют те слова, которые принадлежат созидательным процессам. Нужно сказать, что чем больше подлости, тем громче звучат в их устах созидательные слова. Понимаешь почему?

- Обманывают.

- Смотри глубже. Если ты сыт и все вокруг сытые, то чего ради ты будешь кричать о вкусной еде?! Счастливый молчит. Любящий молчит. Всесильный молчит. Духовный молчит. Кричат этими словами и привлекают к себе внимание ничтожества.

- Но действует!

- На кого? На того, кто любит? Чего его призывать, когда он уже тут. Зачем расхваливать сильному качества силы, а духовному величие духа? Они уже в том.

- Как же проверить? Ведь о духовности говорят в монастырях просветлённые, - задумался Ли.

- И непросветлённые, но дармоеды тоже, - засмеялся Мустафа. - Как отличить?

- Не нужно отличать, - спокойно ответил Дон Мен. - Каждый берёт своё. Если ты живёшь линейным умом, то в духовности увидишь ценность и средства для спекуляций. Качества тебе, при этом, недоступны. Если в тебе есть качества, то духовность для тебя не высшее и не низшее, а простой факт наличия некоторого чувствования. Вот и наблюдай реакцию духовного человека на спекулятивные восторги человека с линейным умом. Какая она будет? Будет ли возмущение? Будет ли гордость? Будет ли удовлетворение справедливым восторгом?

- Нет, - твёрдо сказал Ван, - просветлённый слышит простую констатацию некоторого проявления человеческих свойств. Поэтому он никогда не считает себя просветлённым. Он не видит в этом привилегий и достоинств. Я читал «Алмазную Сутру» Будды. Там этот вопрос рассматривается.

- Вынужден признать вашу правоту...по наблюдаемым мной фактам. Но я не удовлетворён полностью. Социальный яд можно превратить в нектар сменой мировоззрения. Но как быть с телесными страданиями? - возразил Мустафа.

Дон Мен молчал. Ван глубоко задумался. Ли посматривал с любопытством на Дон Мена. Мустафа не мешал им. Он пил свой чай и наблюдал за собеседниками. Ванна он знает давно. Ванну по душе этот парень. Он находит ответы на многие вопросы, которые в своём интуитивном поведении Ван давно уже решил. Ванна не унизишь и не оскорбишь. Он всегда и со всеми искренен и приветлив. Это нравится сельчанам. Они уважают его и относятся к нему с такой же теплотой. Его, Мустафу, кто недолюбливает, кто находит в нём свои проблемы, кто побаивается его острый ум. У него есть друзья, но они точно такого же мировоззрения. Они любят критиковать. Ван никогда не критикует. Можно подумать, что у него всё благополучно...

- Мы уже говорили на эту тему, - начал Дон Мен.

- Да, - спохватился Ван.

- Не уверенным голосом говоришь, - усмехнулся Мустафа. - Я согласился с тем, что страдания и боли обостряются, если линейный ум нальёт яд своими стенаниями на телесную рану. Я согласился с тем, что боль не такая яркая, если ты в радости, или тебя ударил друг. Затем я предположил, что при абсолютно положительном переживании сознанием некоторого качества боль вообще не будет чувствоваться. Сначала я соглашался по фактам наблюдений. Затем я согласился по сведениям из святых писаний. Но святых мало, а страждущих много. Как быть с ними. Если они сменят мировоззрение, то уменьшат страдания, но телесная боль от этого не исчезнет.

- Крепко ты нас подытожил, - усмехнулся Ван.

- Да. Это сегодняшняя главная проблема. Мерзавцы не только говорят, они действуют. Легко выйти из под психической атаки, а точнее, не участвовать в мировоззрении подонков. Но трудно переносить телесные страдания...

- Ты говоришь так, словно всё испытал на себе, - вопросительной интонацией голоса сказал Ван.

- Да. Это так. Для постижения двухполярного и линейного ума в его действительной жизни, то есть в общественных отношениях и методах, я погрузился в дебри мира людей Запада, - повествовал Дон Мен. - Для пробы я предложил многополярность. Можно решить все проблемы таким мышлением и технологиями, которые вытекают из многополярности. Но на меня сразу же набросились учёные как стая псов, у которых сейчас отнимут кость. Я, конечно, удивился. Поскольку у меня не было иерархических привилегий и власти, то чего им меня бояться? Но инстинкт гнал этих служителей двухполярного ума. Началась дискредитация, которую я переносил с лёгкостью человека не участвующего в играх линейного ума. Это вызвало ещё большую агрессию, так как такое смотрелось не коленопреклонным. Иерархия агрессивна. Вот тут они и натравили на меня специальные службы. Будучи неуязвимым для социальных ядов, я попал под зверства спецслужб. Меня тошнило от химических аэрозолей и болело тело от вирусов и бактерий. Электромагнитные излучения разрушали организм. Это и были те самые телесные страдания, которые являлись продуктом двухполярного ума мерзавцев.

- Вот видишь! - воскликнул Мустафа. - Теперь ты заговорил иначе.

- Не прерывай, - оборвал его Ван.

- Конечно, я сильно облегчил телесные страдания тем, что не участвовал в отрицании умом. Не было у меня ненависти к этим нелюдям. Я прекрасно понимал, что умэтих примитивов не такой уж безобидный. Его продукция распространилась во внешний мир. Это - оружие, телевизоры, машины, самолёты, средства выборочного и массового поражения. Можно сразу заметить, что вся эта продукция механистическая и направлена против живой природы. Приглядевшись, можно заметить, что и люди приобрели свойства механизмов. Эмоции у них только на отрицание живого и в первую очередь людей. Они радуются появлению очередного механизма или машины и испытывают чувство неловкости при рождении пятого ребёнка в семье. Я дрогнул телесно от вирусов, химических аэрозолей, электромагнитных облучений. Как и положено подонкам, всё это исполнялось исподтишка. Вот так я сделал открытие.

- Какое? - заинтересовался Мустафа.

- Не для одного же человека работают секретные предприятия и лаборатории. Не на одного же человека развита сеть спецслужб. Это метод тайного выборочного поражения. В этом же «изобретении» подонков есть изюминка: тюрьмы и концлагеря морально устарели. Жертв обрабатывают в собственных квартирах, в офисах, в личных автомашинах. Им подают приправленную пакостью пищу в самолётах, поездах. Теперь таких жертв насчитываются миллионы.

- Это же не выгодно?! - удивился Ван.

- Все разумные люди так и считают. Поэтому порядочный человек трудно вписывается даже в убедительные доказательства и факты. Подлость же торжествует. Для подонков это и было почвой.

- Зачем нации уничтожать себя?

- Этот вопрос не ко мне. Попробуй задать его безмозглым правителям.

- Ну, а ты как?

- Я стал ощупывать сложенное нелюдями тело существования. Доказательным для механического мира и механических людей являются только факты установленные механическими приборами. Поэтому я изучил досконально все методы, электронику, биологию, западную медицину. Вошел в дружбу с первоклассными специалистами всех этих областей и даже с психологами и психиатрами. Нужно было постичь все методы двухполярного ума. Нужно было вжиться в дух механических людей. Нужно было найти средства выхода из телесных страданий для несчастных. Сами понимаете, что если подонки кого и уничтожают, то только не себе подобных нелюдей. В среде жертв оказались люди, которые рождены с созидательными качествами.

- Ну, а как эти созидатели?

- В том и есть беспомощность созидателя, что он и мысли не допускает о существовании таких мерзостей. Поэтому спецслужбы устроили разгул, например в России, где начался геноцид созидательных сил общества. Россия потерпела потрясение. Каждый очередной правитель объявлял себя спасителем и усугублял жизнь кормильцев своей приверженностью к подлым делам. Естественно, что подлость совершалась искренне. Нелюдям всегда мнится, что они всё делают во благо.

- А факты. Даже мы знаем о падении и разрухе Советского Союза. Мы сочувствуем русскому народу, который получил ущерб и потрясения.

- Достаточно было трёх таких талантливых в пакостях человек, чтобы гигант благополучного и уважаемого государства рухнул. Вот свидетелем чего я стал. Нелюди убили моих помощников по многополярным приборам.

- За что? Разве они были соавторами многополярности?

- Убили не «за что», а по своему подлому свойству. Народы ещё всхлипывали от подлостей Адольфа Гитлера, а новые мерзавцы давно уже его переплюнули. «Талантливое» изобретение нелюдей и геноцид нашего времени мог обнаружить только я.

- Почему?

- Прежде всего, я обладаю свойством видеть в себе стороннее воздействие на организм. Во вторых, я привлёк специалистов и приборы. В третьих, ко мне потянулись люди имеющие совесть. Среди них были и те, кто служил в этой самой секретной армии уничтожителей собственного народа. В моих руках оказались секретные инструкции.

- То есть ты разоблачил преступление против человечества, - сказал Мустафа.

- Не так скоро, Мустафа. Средства массовой информации оказались в руках таких же нелюдей. Они перестали служить созидателям. Они пригрелись в делах подонков. Они считали себя вершителями настоящих дел и преподнесению людям информации о «демократических» переменах. Правда и фактах о геноциде претят их духу. Кстати, один только факт геноцида зачёркивал категорически все остальные бредни о демократии и свободах; из благодетелей правительство тут же превращалось в извергов.

- Серьёзную проблему ты представил им своим разоблачением.

- Изобретательность подонков попала в благоприятность. Поэтому они особо не беспокоились и не беспокоятся теперь.

- Как?! Эта мерзость продолжается?!

- Ты не заметил, Мустафа, точность этого «гениального» метода. Он попадает в область трудно доказуемых. Не по тому, что это нельзя обнаружить приборами и бактериологическими посевами, а по духу, который мутанты развили в народе.

- Кто такие мутанты?

- Это и есть те выродки, которые совершают мерзости, считая, что действуют во благо.

- Но факты, факты... Неужели народ оглох и ослеп?!

- В своё время народ протягивал в истерии руки к Адольфу Гитлеру. Достаточно создать тематическую среду. Наряду с Гитлером и генералами нужно было судить деятелей средств массовой информации. Они первичные в создании античеловеческого духа. Постепенно люди вживаются и становятся глухими и слепыми к фактам. Народ не умеет смотреть в лицо фактам. Ты, Мустафа, отличаешься в своём отношении к фактам от людей Запада. Западные прохвосты гипнотизируются словами. Поэтому любому мерзавцу легко скрыться за спекулятивными фразами.

- Как же ты справляешься с телесными страданиями? - с участью спросил Ван.

- Ищу.

- А что делают созидательные люди?

- Для них настали чёрные времена. Они тоже ищут. Кто ударился в религию. Кто собирается в эзотерические группы. Кто надеется на инопланетян. Кто продолжает покорно сеять хлеб. Кто приучает себя жить в голоде и невзгодах. Лишь немногие слегка протестуют от того, что разорение и уничтожение народа очевидно. В их словах отчаяние.

- Это очевидно им, - констатировал Мустафа. - Любой изверг не видит в том катастрофы.

- Так оно и есть. Грабежи, бандитизм и насилия ничуть не уменьшились.

- В тибетских книгах пишется, что на Западе нет религии, - сказал Ван. - В какой же они религии ищут утешение?

- Религия всегда личная, когда речь идёт о религиозном чувствовании. Вот Мустафа установил, что мерзавцы имеют своего Бога, который им создаёт материал из людей и народов для свершения жертвоприношений. Значит, мутанты тоже имеют религию. Обряды они совершают в зверствах, грабежах, обмане, подлостях. Их Бог этим удовлетворён. Они уподобились тем народам, которые приносили в жертву людей своим богам. Им осталось только начать кушать людей.

- Ты сказал, что ищешь, - напомнил Ли.

- Да. Есть закономерность: там, где появляются нечистоты и мерзость, там изыскиваются приёмы выживания.

- Это ты уже говорил мне, - сказал Ли.

- Теперь мы имеем обширный опыт созидательных находок. Вспомните о Девяти Колесницах. Начиная с Хинаяны, предлагались учения.

- Ты, Дон Мен, сам обладаешь даже свойствами мага. Неужели ты не смог превращать этих мерзавцев в лягушек?

- Весь мир наполнился бы лягушками, - засмеялся Мустафа.

- Мы имеем дело не с конкретными носителями, а с принципом. Этот принцип зреет в людской потенции. Наверное, вы знаете, что Гитлер был поддержан брахманами в Индии. Затем, в Тибет посылались, начиная с 1943 года, экспедиции одна за другой. В результате, в бункерах фашистов находили и магов, и лам, и йогов. Это вам не говорит о чём-нибудь?

- Человечество всегда находилось на грани между силами созидания и разрушения, - сказал Мустафа.

- С другой стороны, каждый человек встретится только со своей сущностью в Бардо, сказал Ли. - Какое ему дело до мерзостей других людей?!

- Есть тело существования. Есть тело обстоятельств. Наконец, «другие люди» это ты, - сказал Дон Мен. - Применительно к этому и разрабатывались учения, вплоть до боевых искусств.

- Вы заметили, что этот юноша стал говорить также как и я? - хмыкнул Мустафа.

- Не торопись, Мустафа, сейчас Дон Мен скажет тебе, что мастерство ума заключается в использовании соответствующего вида мышления к обстоятельствам или теме, - охладил его Ли. - Вот вы беседуете с Ваном на разных языках ума. Поэтому не понимаете друг друга. Язык Вана соответствует древним учениям. Этот же язык практикуют в монастырях. Ты используешь современный линейный и двухполярный ум. В каждом языке своё мировоззрение. Твой язык ограничивает.

Поэтому ты видишь только границы в виде мерзостей и преступлений. Ван оптимист по своему мировоззрению, так как его язык не содержит инструмент отрицания.

- Долго говорил, но всё понятно, - ответил Мустафа. - Так бы сразу и сказал, что я пришел к пределу и поэтому нахожусь в отрицании. А по возрасту мы с Ваном почти одногодки.

- Возраст тут не имеет роли. Вами заведует ваша сущность. Её именем один пришел к границе и видит мерзости, а сущность другого ещё не знает меры. Вот поэтому Бог для Вана это созидательное начало, а для тебя разрушительное.

- Кто же прав?

- Оба.

- Откуда ты такой умный, - иронически хмыкнул Мустафа.

- Обучаюсь. Теперь я стал понимать Дон Мена. Но меня удивляет, что он погрузил себя в область границ. Наверное, поэтому он был в среде людей Запада, и внимательно изучает Малую Смерть в Тибете.

- Да, - подтвердил Дон Мен, - один язык создания границ, то есть сильного отрицания. Этим владеют люди Запада. Другой язык - средство перехода через эти границы к возрождению. Этим языком владеют те, кто практиковал Малую Смерть. Вот и получились два этапа. Язык отрицания очень своеобразный; он отрицает даже тогда, когда восхваляет. Поэтому Запад плодит насильников и совершает насилия. Языквозрождения - это прорыв через броню отрицания посредством сброса. Все виды религий скопились именно в этом месте. Этот сброс называют смертью. И то и другое подлежит практике.

Глава 7

Поиск по сайту: