 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
ОБУЧЕНИЕ И МАССОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ 1 страница
Е.КХАртемьева приводит следующий перечень ситуаций, в которых могут генерироваться новые смыслы: генез смыслов в непосредственно-практической деятельности; присвоение смыслов при обучении и других видах направленной трансляции смыслов; перестройка смыслов в совместной деятельности (Артемьева, 1999, с. 203). Первая из этих ситуаций соотносится с видами смысловой динамики, рассмотренными нами в разделе 4.1.; последняя подробно проанализирована в предыдущем разделе. Нам осталось рассмотреть ситуацию направленной трансляции смыслов, которая наиболее четко проявляется в таких видах социальной практики
глава 5. внеличностные и межличностные формы смысла
как обучение, а также массовая коммуникация, включая пропаганду и рекламу.
Обучение Е.Ю.Артемьева рассматривает как один из основных процессов, связанных с присвоением смыслов. Этот взгляд на обучение еще не получил подобающего ему признания, хотя ряд авторов активно отстаивают этот тезис в той или иной форме (например, Зин-ченко, 1998). Естественным следствием такого понимания обучения выступает гипотеза о том, что в ходе профессионального обучения имеет место сдвиг семантики профессиональных терминов, причем сдвиг этот будет направлен в сторону сближения семантики обучаемых с семантикой преподавателя и будет более выражен у успешных (успевающих) студентов, чем у неуспевающих. Эта гипотеза получила подтверждение в серии экспериментов, выполненных И.Б.Ханиной под руководством Е.Ю.Артемьевой на материале обучения студентов-медиков основам эндокринологии (Ханина, 1986; Артемьева, 1999, с. 166—167). Более того, как выяснилось, изменения, происходящие в ходе профессионального обучения, шире, чем предполагалось вначале. Это связано с влиянием профессионального обучения на мировосприятие в целом, формирование профессионального видения мира. «В результате обучения происходит сдвиг отношения к объектам профессиональной деятельности, показателем которого является трансформация коннотативного фона оценок в предметные свойства. Одновременно обучающее общение, формируя "профессиональное видение мира", сдвигает отношение к любым объектам мира, в том числе и не являющимся объектами профессиональной деятельности» (Ханина, 1986, с. 18). Результаты экспериментов И Б.Ханиной и некоторых других исследователей дают основание говорить об обучении как об инструменте построения полноценных смысловых систем, вписывающихся в структуру субъективного опыта, активно изменяя и перестраивая его (Артемьева, 1999, с. 174).
Другой цикл экспериментов под руководством Е.Ю.Артемьевой преследовал цель выявить краткосрочные эффекты лекционной пропаганды, а также газетной и очерковой информации на смыслы аудитории. Выявленные сдвиги в большей мере касались эмоционально-оценочных, чем денотативных шкал; и в том и в другом случае сдвиги отношения оказались заметно более выражены при оценке незнакомых по личному опыту или малознакомых объектов, по сравнению с объектами, «упроченными в субъективном опыте» (там же, с. 174—183).
Вопросы целенаправленного воздействия на смысловую сферу мы уже затрагивали в разделах, посвященных смыслотехнике (раздел 4.8.). Там, однако, рассматривались механизмы «точечного» индивидуального воздействия на уровне перестройки конкретных
5.4. направленная трансляция смыслов 409
жизненных отношений; здесь же мы подходим к этой проблематике более обобщенно и с другой стороны, обращаясь к общим механизмам смыслового воздействия на массовую аудиторию.
Спецификой лекционной пропаганды, а также воздействия через средства массовой информации как разновидностей направленной трансляции смыслов является отсутствие априорной включенности источника и содержания транслируемого сообщения в контекст жизнедеятельности аудитории, то есть отсутствие априорной установки на это содержание как на что-то значимое или по меньшей мере полезное. (В ситуации же профессионального обучения, напротив, характерно наличие такой установки при условии адекватной мотивации учащихся.) В подавляющем большинстве случаев лектору приходится с самого начала решать специальную задачу перевода взаимодействия из ролевого в личностный план, установления межличностного контакта с аудиторией и персонификации своей лекции, наполнения ее личностным смыслом. «В этом случае лекция... понимается, осмысляется и осваивается слушателем как пространная и компетентная реплика в его собственном внутреннем диалоге, развернувшемся вокруг субъективно значимого предмета» (Хараш, 1977, с. 62). По мнению А.У.Хараша, именно успешностью включения изначального носителя содержаний в сферу жизнедеятельности аудитории определяется эффективность внесения этих содержаний в сознание слушателей (там же,'с. 54). Примеры каждый может легко обнаружить в закономерностях отношения аудитории к средствам массовой информации: наибольшее доверие вызывают сообщения, исходящие от людей, которые воспринимаются аудиторией как «свои», то есть живущие одной с ней жизнью.
В другой работе А.У.Хараша (1978) смысловая структура публичного выступления была подвергнута более детальному анализу. А.У.Хараш констатирует, что в условиях публичного выступления коммуникатор предъявляет аудитории не только текст, но и самого себя. «Всякое сообщение есть, помимо всего прочего, сообщение коммуникатора о себе — о своих личных качествах, притязаниях, об уровне своего самоуважения и самооценки, о степени своей заинтересованности предметом сообщения, о своей общей компетентности в избранной им тематической области и наконец, о действительных мотивах своей деятельности, о лежащих в ее основе личностных смыслах» (Хараш, 1978, с. 87). Реципиент не ограничивается восприятием и пониманием текста, но «устремляется дальше, сквозь текст, в мир действительных мотивов коммуникатора», обнаруживая, «какими соображениями целостной (внекоммуни-кативной) деятельности коммуникатора продиктован сам факт
410 глава 5. внеличностные и межличностные формы смысла
предъявления данного текста, данного "текстуального смысла" (там же, с. 90). Это движение сознания реципиента сквозь и за текст А.У.Хараш характеризует как смысловое восприятие, выдвигая обоснованную гипотезу о том, что «наибольшей Бездейственностью должны обладать тексты, авторы которых стремятся к предельно открытому самовыражению, к посвящению читателя или слушателя в проблемы, имеющие для них высокий личностный смысл» (там же, с. 94).
Близкие положения о смысловых механизмах убеждающего воздействия высказывает А.А.Леонтьев (1997), который выделяет два способа воздействия на уровне значений — через сообщение новых знаний или новой информации об известных ему вещах (мы не видим между этими двумя типами воздействия принципиальной разницы. — Д.Л.) — и третий, позволяющий через прямое воздействие на смысловое поле «изменить способ вхождения элементов поля значений в деятельность реципиента, изменить его отношение к окружающей действительности, не затрагивая его абстрактное знание о ней» (с. 275). Последний способ А.А.Леонтьев обозначает как воздействие через убеждение, раскрывая его психологический механизм как двойное моделирование определенного фрагмента смыслового поля реципиента — в его актуальном и желаемом состояниях.
Наконец, еще одной формой социальной практики деиндиви-дуализированного воздействия на смысловую сферу с целью воздействия на смыслы аудитории является реклама. В рекламе, даже если она основана на стратегии рациональной аргументации, удельный вес рациональных приемов убеждения гораздо ниже по сравнению с профессиональным обучением, лекционной пропагандой и словесным убеждением через СМИ, а иррациональных приемов, соответственно, выше. Кроме того, она исходит не от конкретного, персонализированного, а от анонимного источника. Последнее резко отличает рекламное воздействие от лекционного; воздействие через СМИ носит промежуточный характер. Тем не менее мы рассмотрим в этом разделе рекламное воздействие, поскольку оно также относится к практикам направленной трансляции смыслов. Задача рекламного воздействия — донести до клиента некоторое заданное конкретное послание, причем донести его не только и не столько на уровне словесном, на уровне рационального предложения, но и на уровне подсознательном, иррациональном. Существует две основных стратегии воздействия в рекламе — уникальное торговое предложение и формирование имиджа. Психологическую основу первой составляют закономерности смыслообразования, а второй — закономерности психологии субъективной семантики. Уникальное торговое предложение является во многих отношениях лучшим, то
5.4. направленная трансляция смыслов_______________________ 411
есть более эффективным способом, но важнейшим, то есть более универсальным и всеобщим способом воздействия является разработка имиджа, потому что иррациональный подсознательный образ (целенаправленное конструирование которого превращает его в имидж) есть всегда. В рекламе можно обойтись без предложения, но невозможно обойтись без имиджа.
Имидж — это не просто констатация того, что некая фирма или товар хороши. Имидж — это навевание совершенно конкретных смысловых ассоциаций и намеков о том, какова эта фирма. Любой фирме важно производить впечатление хорошей и порядочной, но это еще не все. Банк еще должен выглядеть устойчивым, рекламное агентство — динамичным и творческим, для строительной фирмы важна основательность, для трастовой компании — респектабельность, реклама автомобиля должна дышать комфортом и скоростью, а мороженого — прохладой. Реклама внедряет в сознание аудитории смысловые связи, соединяющие образ фирмы-рекламодателя или предлагаемых ею товаров или услуг, с одной стороны, и психологически привлекательные для потребителя состояния или изменения, с другой. Механизмы формирования таких связей во многом совпадают со способами воплощения смысла в структуре произведений искусства (см. ниже, раздел 5.6.), а также опираются на естественные закономерности формирования ассоциаций. Так, в нашем экспериментальном исследовании, посвященном роли образа персонажей в телевизионных рекламных роликах (Леонтьев, Конарева, 1997) была обнаружена значимая корреляция между семантическими образами персонажей (особенно женского пола) и образами рекламируемых в этих роликах марок товаров.
При этом необходимо, чтобы не только все компоненты рекламной деятельности, но и все, с чем фирма выходит во внешний мир, несло один и тот же образ, одну и ту же субъективную семантику. С помощью субъективно-семантических методов можно проверять, в какой мере образы разных компонентов соответствуют друг другу. Так, в нашем исследовании, посвященном анализу восприятия, с одной стороны, названий, с другой стороны — эмблем десяти банков (см. Леонтьев, Олефиренко, 1995), обнаружилось, что только у меньшинства названия и графические эмблемы не расходятся по своему эмоциональному подсознательному заряду, более или менее соответствуют друг другу, то есть несут непротиворечивую смысловую нагрузку. В подавляющем большинстве случаев они несли совершенно разный смысловой образ, что, естественно, не способствует становлению устойчивого имиджа. Единственным банком, у которого оказалось хорошее их соответствие, был Инкомбанк — наиболее успешный на тот момент из банков-объектов исследования.
глава 5. внеличностные и межличностные формы смысла
Таким образом, мы завершили рассмотрение психологических закономерностей трансляции смыслов в межличностном взаимодействии. В разделе 5.2. мы рассмотрели наиболее простой вариант взаимодействия индивидуальных смысловых миров, проявляющийся в феномене понимания на уровне общих значений. Это взаимодействие не влечет за собой изменение смыслов; оно входит как составной компонент в две других формы взаимодействия, рассмотренные в следующих разделах. В разделе 5.3. мы рассмотрели взаимодействие со-субъектов в совместной деятельности, в том числе в межличностном общении, имеющем структуру совместной деятельности. В этом взаимодействии происходит формирование общего смыслового фонда или общего смыслового поля; происходит трансформация смыслов партнеров в направлении их сближения. Важно подчеркнуть, что это взаимодействие отнюдь не сводится к взаимопониманию, хотя отталкивается от него как от исходной точки. Если понимание, рассматриваемое как обмен информацией в пределах пересекающейся части смыслового пространства «страдает... пороком тривиальности» (Лот-ман, 1992, с. 15), то непонимание, напротив, продуктивно благодаря тому, что «оно влечет за собой поиск смысла» (Зинченко, 1998, с. 105). Наконец, в разделе 5.4. мы обратились к наиболее сложному (что связано с его психотехнической природой) из процессов взаимодействия смыслов — процессу направленной трансляции смысла массовой аудитории, рассмотрев несколько социальных практик такой трансляции — от наиболее персонализированных (профессиональное обучение и лекционная пропаганда) до деперсонализированных (реклама).
Нам осталось рассмотреть опосредованные формы трансляции смыслов через их воплощение в артефактах культуры и, в частности, в произведениях искусства.
5.5. культура
как поле коллективных смыслов
В разделе 5.1. были приведены аргументы в пользу того, что психология смысла, в особенности неклассическая психология, включающая общество, культуру и человеческую историю в предметную область своего рассмотрения, не может обойтись без рассмотрения форм бытования смыслов в культуре.
Однозначного определения культуры нет; различные определения ее исчисляются сотнями и исходят из совершенно разных осно-
5.5. культура как поле коллективных смыслов _________________ 413
ваний (см. Ионин, 1996, с. 44—47). Наиболее многосторонним и в максимальной степени воздающим должное многогранности самого феномена культуры нам представляется подход к ее определению, сформулированный В.С.Библером (1991, с. 288—292). В.С.Библер i дает объемное понятие культуры через совокупность трех ее определений. Во-первых, культура есть форма бытия и общения людей через время, опосредствованная произведениями. Во-вторых, культура есть форма самодетерминации личности, свободного решения и перерешения индивидом своей судьбы. В-третьих, культура есть творение нового самобытного и самобытийного мира. Эти три определения не разделяют целостный феномен культуры «на какие-то отдельные отсеки», но представляют собой разные ракурсы осмысления ее единого ядра.
Связь понятий культуры и смысла была очевидной для многих авторов в нашем столетии, начиная с М.М.Бахтина; наиболее крайней формулировкой такой связи выступает положение о том, что в культуре не содержится ничего, кроме смыслов и способов их передачи (Боткин, 1989, с. 117). «Онтологически культура есть не что иное, как внесение в мир смысла» (там же, с. 118). С психологической, как и с философской точки зрения, представляется вполне правомерным с некоторыми оговорками рассматривать культуру, ее создание и усвоение как опосредованное и деперсонализированное общение; в одной из работ мы использовали аналогию личностного вклада в другого, идеальной представленности, инобытия в нем (персонализации) и вклада в культуру, представленности в ней, инобытия в ее артефактах (культурализации) (см. Леонтьев Д.А., 1997 а). Философское понимание культуры как сферы смысловой общительной связи (Сильвестров, 1998, с. 104; см. также Библер, 1991) допускает и даже предполагает возможность рассмотрения смысловой коммуникации индивидов через пространство и время, опосредованное культурными артефактами, как специфической формы межличностной коммуникации и трансляции смысла. «Вся история культуры есть не что иное, как попытка коммуникации — более или менее развернутая попытка "культуры для себя" стать "культурой для других", попытка обнаружить и объективировать для других свои тайные, субъективные смыслы; и одновременно — попытка обнаружить и сделать своими смыслы другого человека» (Лобок, 1997, с. 464). Помещая по понятным причинам в фокус нашего анализа культуры именно процессы трансляции смыслов, мы все же не склонны разделять приведенную выше экстремальную позицию Л.М.Баткина и считать, что культура полностью сводима к ним.
Другим важным в нашем контексте аспектом культуры является то, что она выстувает определенным хранилищем, а то и фабрикой
глава 5. внеличностные и межличностные формы смысла
ценностей и смыслов жизни. «Культура — это сама система перевода ускользающих в прошлое и будущее ценностей настоящего в бытие человека, в смыслы его жизнедеятельности», — пишут С.Б.Крымский, Б.А.Парахонский и В.М.Мейзерский (1993, с. 32). По мнению Н.Н.Рубцова (1991, с. 136), культура представляет собой системную иерархию смыслов, хотя она не исчерпывается этим определением. С понятием смысла жизни связывает понятие культуры С.Великовский, характеризуя культуру как «смыслодобываю-щее и смыслоизготовляющее орудие». «Культура искони была и пребудет духовным домогательством Смысла — согласия между предполагаемой правдой сущего и полагаемой правдой личности» (Целиковский, 1979, с. 46). О связи смыслогенетического процесса, то есть порождения артефактов или дискретных смыслов культуры, с ситуацией необходимости преодоления экзистенциального отчуждения, пишет А.А.Пелипенко (1999), понимающий смысл как универсальную самоорганизационную форму культуры. Нам уже приходилось обращаться к проблеме ценностей как связующего звена между культурой и личностью (Леонтьев Д.А., 1996 а). Вместе с тем присвоением и трансформацией ценностей процессы смыслового взаимодействия личности с культурой не ограничиваются.
Попробуем аналитически расчленить эти процессы и рассмотреть их отдельные звенья, а именно: (1) внесение индивидуальных смысловых содержаний в культуру; (2) формы существования и сохранения смыслов в «теле» культуры и (3) усвоение смыслов из культуры. Нашу задачу существенно облегчает то обстоятельство, что, в отличие от непосредственного межличностного общения, при общении, опосредованном культурой, эти звенья оказываются на самом деле отделены друг от друга.
Внесение индивидуальных смысловых содержаний в культуру, или процесс полагания смысла, его способы С.Великовский обоснованно предлагает рассматривать как единицу культурологического анализа. «Ведь и впрямь: что такое культура... как не вновь и вновь, каждый раз и в каждом своем проявлении осознанно или непроизвольно предпринимаемая человеком попытка вскрыть и утвердить смысл человеческой жизни в соотнесенности его со смыслом сущего? Постройка собора или гражданского здания, писательское сочинительство, исполнение песни или музыкальной пьесы, разбивка сада, театральное зрелище, нанесение красок на холст, украшение утвари, киносъемки, установление законосообразности в природе, подготовка радиопередачи... — перечень слишком легко продолжить при желании до бесконечности — всегда, во всех отдельно взятых случаях были, есть и пребудут по сути своей деятельностью смыслополагающей, хотя тот, кто ею занят, о ее
5.5. культура как поле коллективных смыслов
существе не философствует или даже не догадывается, а просто-напросто делает свое привычное дело ради хлеба насущного. Разница способов полагания смысла, пронизывающего любое из образований культуры, вплоть до мельчайших, и отличает, если вдуматься, одну цивилизацию от другой...» (Великоеский, 1998, с. 673). С.Великовский предлагает и более детальную схему анализа категории «способ полагания смысла». Последний раскрывается через следующие компоненты: способ выработки (производства) смысла; положение (статус в обществе) тех, кто ею занят; источники «сырья» для смыслопроизводства, в том числе те, что достаются в наследие от предшествовавших цивилизаций; инструменты добывания, обнародования и распространения смыслов; учреждения их хранения (там же, с. 675). В.Т.Ганжин (1997) говорит об исторически сменяющихся «технологиях смыслогенеза».
В упомянутой выше работе (Леонтьев Д.А., 1997 а) мы рассматривали процессы опредмечивания индивидом своих сущностных сил через создание произведений материальной и духовной культуры как одно из двух магистральных направлений самореализации личности, не прибегая при этом к смысловой терминологии. Вместе с тем, рассмотрение самореализации как полагания смысла (в данном разделе мы придаем этому словосочетанию несколько иное значение, чем в разделе 2.4., где мы говорили о полагании смысла как одном из механизмов его порождения), а форм и разновидностей самореализации — как форм и видов такого полагания, не только возможно, но и закономерно является следующим логическим шагом анализа. В.П.Зинченко прямо говорил о том, что создание вещи «представляет собой воплощение смысла, опредмечивание, проходящее под его контролем» (Зинченко, 1989, с. 62), констатируя далее, что понятие культуры, в частности, материальной культуры, подразумевает единство смысла, идеи и предмета, слитых в одно культурное образование. Это единство отнюдь не статично: «Предметы могут терять свое назначение, утрачивать изначальные смыслы и приобретать новые. Точно так же и идеи, понятия могут утрачивать предметность, терять свое былое значение, обессмысливаться и возрождаться, наполняясь новыми смыслами» (там же). Разрушение же этого единства является симптомом патологических процессов в культуре.
Обратимся теперь ко второму звену процесса взаимодействия личности с культурой — к бытованию смыслов в «теле» самой культуры или, попросту, к внутренней динамике самой культуры. Прежде всего необходимо отметить два основных принципа динамики культуры. Первый из них — это принцип возрастающего разнообразия (Иванченко, 1999) или близкий к нему принцип эволюционной
I
416 глава 5. внеличностные и межличностные формы смысла
значимости индивидуальной вариативности в социогенезе (Асмолов, 1996 б), из которых следует, что широта и вариативность полагаемых в культуре смыслов благоприятна для развития культуры, а их ограничение, соответственно, неблагоприятно для нее. Второй из них — это принцип диалога, взаимодействия смыслов в культуре. Еще М.М.Бахтин с предельной четкостью сформулировал принцип, гласящий, что два смысла, встречающиеся в культуре, не могут не соприкоснуться, не могут не вступить в диалог. Более того, актуализироваться смысл может, только соприкоснувшись с другим смыслом (Бахтин, 1979, с. 350). Культура в этом понимании и оказывается, собственно, механизмом, позволяющим отдаленным друг от друга смыслам вступать в диалог. «Два высказывания, отдаленные друг от друга во времени и в пространстве, ничего не знающие друг о друге, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть хоть какая-нибудь смысловая конвергенция» (Бахтин, 1996, с. 335).
Основные формы культуры, в которых в ней сохраняются и транслируются смыслы — это артефакты (вещи), знаковые системы (семиосфера) и модели поведения. Традиционно больше всего внимания уделяется знаковым системам; в частности, именно поэтому для культурологической и семиотической литературы довольно типично смешение понятий смысла и значения, семантизация понятия смысла, о которой мы упоминали в разделе 1.1. Говоря о знаковых системах, мы имеем в виду максимально широкое их понимание, включающее и такие наиболее древние и наименее кодифицированные образования как мифы.
Связь мифов со смыслами достаточно очевидна и подробно анализировалась не одним автором. «Миф — это живой смысл, непосредственное переживание человеком своей связи с миром, переживание осмысленности ценностного отношения, значимости мира для человека и человека для мира. Мифология — это символизация ценностных смыслов, аксиологических иерархий окружающего мира» (Пивоев, 1991, с. 72). А.М.Лобок, к концепции которого мы уже неоднократно обращались, тоже рассматривает миф как смыслонесущую реальность человека, как «то, что позволяет человеку поместить самого себя в контекст особой, смысловой реальности» (Лобок, 1997, с. 31). Миф дарует человеку смысл; при этом, однако, миф гораздо шире, чем смысл. «Миф предмета — это своего рода смысловая воронка, обладающая практически неограниченными воможностями по обнаружению все новых и новых смыслов. Это значит, что у предмета есть множество тайных, скрытых сущностей, и эти тайные сущности могут быть обнаружены человеком в процессе познавательного погружения в предмет. Миф
5.5. культура как поле коллективных смыслов _________________ 417
предмета означает, что каждый предмет, помимо своей естественной, природной жизни, несет в себе еще и некую потенциальную бесконечность того, чем он может стать в контексте человеческой деятельности. Миф предмета — это знак того, что каждый предмет содержит в себе потенциальную вселенную возможностей, которую еще только предстоит создать рукам и сознанию человека» (там же, с. 64). А.Ф.Лосев (1982), анализируя миф как языковую структуру, характеризует ее как структуру максимальной смысловой насыщенности.
Другим носителем смысла в культуре является символ. К.Г.Юнг характеризовал символы как «возможность какого-то еще более широкого, более высокого смысла за пределами нашей сиюминутной способности восприятия и намек на такой смысл (Юнг, 1991, с. 278), отмечая также, что символ выражает такой смысл, который нельзя выразить словами современного языка (Юнг, 1993, с. 291). Анализу символа под этим углом зрения специально посвящены монографии Н.Н.Рубцова (1991) и Н.В.Кулагиной (1999). Согласно Н.Н.Рубцову, символы представляют собой наиболее универсальное, емкое и конструктивное выражение мировоззренческих смыслов, это образования, заряженные смысловой энергией. При этом символ не соотносится с единичным смыслом. «Символ — это потенциально неисчерпаемая смысловая глубина. Символ всегда есть некий предел, раскрывающий себя в целом континууме смысловых единичностей. Символ — это всегда открытый образ, его смысл никогда не сводим к одному определенному значению, он всегда — веер возможностей, смысловых перспектив» (Рубцов, 1991, с. 43). Н.В.Кулагина, также говоря о неисчерпаемой смысловой глубине символа, подчеркивает, что символ выступает как универсальное средство регуляции духовно-практического опыта, позволяя актуализировать смыслы бытия, не объективируемые в знаковых формах (Кулагина, 1999, с. 6). Без смысла не может быть символа; смысл символа образуется посредством переноса на символический предмет смысла другой вещи по механизму ассоциативной связи. Последнее наиболее наглядно видно на примере религиозных символов, а также фетишизма.
Мы переходим, наконец, к третьему и заключительному звену процесса взаимодействия культуры и личности — усвоению заложенных в культуре смыслов и психологических следствий этого усвоения. Поскольку большой пласт отечественной и зарубежной литературы по проблемам развития и обучения затрагивает эти вопросы, мы не будем останавливаться на них очень подробно. Отметим лишь три аспекта этой проблемы, мало отраженные в современных исследованиях.
418 глава 5. внеличностные и межличностные формы смысла
Первый аспект связан с такой сравнительно мало изученной реальностью как трансляция смыслов в культуре через образы поступков (модели поведения). «В.О.Ключевский начинает свой курс русской истории с такого эпизода. Представьте себе, пишет он, что по улице на полном скаку несется тройка. Но если на ее пути окажется ребенок, кучер, рискуя собственной жизнью и своими лошадьми, не может не свернуть с дороги. Здесь обнаруживается та культура поступка, образа жизни и действия, которая выражает опыт сотен поколений людей, опыт мировой истории» (Крымский, Парахонский, Мей-зерский, 1993, с. 31). Подробно анализируя поступок как единицу психологического анализа в исторической психологии, Е.Е.Соколова (1999) рассматривает поступки реальных окружающих ребенка лиц, поступки исторических лиц, запечатленные в исторических источниках, а также поступки литературных персонажей как «идеальные формы», по мерке которых ребенок учится строить собственное действие, в соответствии с принципами «неклассической психологии». Без таких культурных образцов, по мнению Е.Е.Соколовой, было бы невозможно совершение собственных поступков самим ребенком. Разумеется, речь не идет об автоматическом усвоении. «Существующие в культуре аффективно-смысловые образования сами по себе могут не оказать никакого влияния на формирование соответствующих "реальных форм", то есть останутся для входящего в культуру (прежде всего формирующейся личности) "молчащими", если нет активного присвоения субъектом этих форм...» (Соколова Е.Е., 1999, с. 95). Иными словами, поступки представляют собой проникнутый смыслом текст (Лотман, 1999), который должен еще быть прочитан. Только при условии «смысловой расшифровки» этого «текста» совершенный когда-либо поступок исторического лица получит действительный резонанс в форме поступков его потомков. С.Ю.Степанов подчеркивает, что общечеловеческая культура «оказывается не кунсткамерой ценностей прежних поколений и не сводом законов, норм, готовых истин, а неисчерпаемым резервуаром прецедентов (человеческих судеб), сотворенных конкретными историческими личностями. Их переосмысление, рефлексия и является механизмом творения опыта собственной жизни и ее культурного, духовного смысла» (Степанов, 1996, с. 117). О смыслообразах культуры, на основе усвоения которых человек придает смысл своим действиям, пишет и В.Г.Немировский (1990), а Й.Йанс говорит о социальном тезаурусе мотивов, присущем каждой культуре или субкультуре, усвоение которого служит предпосылкой и основой для формирования мотивов индивидуальных действий носителей данной культуры (Jansz, 1993). На Западе в последнее десятилетие приобрел размах так называемый нарративный подход к жизненному пути, в соответствии с которым
Поиск по сайту: