|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
В СТРУКТУРЕ СМЫСЛОВОЙ РЕГУЛЯЦИИВ литературе можно выделить три основных варианта понимания психологической природы индивидуальных ценностей. Первый из них — трактовка ценности в одном ряду с такими понятиями как мнение, представление или убеждение (Rokeach, 1969; 1973; 1979; Ручка, 1976; Брожик, 1982; Schloeder, 1993). Так понимаемые ценности не обладают самостоятельной побудительной силой, черпая ее из каких-то иных источников. Другая трактовка рассматривает индивидуальные ценности или ценностные ориентации как разновидность или подобие социальных установок (отношений) или интересов (Spranger, 1913; Morris, 1956; Саморегуляция..., 1979). В таком понимании им приписывается направляющая или структурирующая функция, к которой сводится эффект ценностной регуляции. Наконец, третий подход сближает их с понятиями потребности и мотива, подчеркивая их реальную побудительную силу (Maslow, 1970 а; Жуков, 1976; Дилигенский, 1977; Додонов, 1978; Шерковин, 1982; Василюк, 1984). Первая трактовка ценностей исходит из описанной выше асоциальной парадигмы. Она отождествляет социальную, и в том числе ценностную регуляцию с внешними требованиями, более или менее рефлектируемыми индивидом, и противостоящими его внутренним эгоцентрическим побуждениям, 224 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование если последние вообще принимаются в расчет. Вторая трактовка более продуктивна; вместе с тем она унаследовала от изучения социальных установок проблему расхождения между декларируемыми и реальными ценностями (см. Донцов, 1974; Зотова, Бобнева, 1975; Брожик, 1982; Кунявский и др., 1985). Кроме того, рассмотрение ценностей и установок как однопорядковых образований противоречит представлениям об особом статусе, месте и роли ценностей в человеческой жизни, характерным как для обыденного сознания, так и для большинства подходов к проблеме ценностей в философии, этике и эстетике (см. Леонтьев Д.А., 1996 а). Наибольшим объяснительным потенциалом обладает, на наш взгляд, третий подход, ставящий понятие ценности в один ряд с понятиями потребности и мотива. О.И.Генисаретский (1985), приводя мысль А.Н.Леонтьева о существовании своеобразных «узлов», соединяющих различные виды деятельности в целостные личностные структуры, отождествляет эти «узлы» с ценностными образованиями, задающими основу личности. Более того, ряд авторов прямо указывает на смысловую природу ценностей (Жуков, 1976; Братусь, 1981; 1985; Зинченко, 1998; Тихомандрицкая, Дубовская, 1999). Начнем с развернутого анализа соотношения этих понятий между собой. Осмыслить это соотношение помогает двухуровневая модель мотивации, предложенная Е.Ю.Патяевой (1983 а). Рассмотрев целый ряд современных подходов к пониманию структуры мотивации, она констатирует наметившееся в них различение двух уровней мотивационных образований. К одному уровню относятся конкретно-ситуативные мотивационные образования, релевантные единичной деятельности (см. раздел 3.3.). Мотивационные образования другого уровня являются внеситуативными, устойчивыми и обобщенными. Они побуждают деятельность не непосредственно, а участвуя в порождении конкретно-ситуативных мотивов. Е.Ю.Патя-ева выделяет два вида влияний устойчивых мотивационных структур на возникновение и функционирование конкретно-ситуативных мотивов. Первый из них — это ситуативная конкретизация первых во вторых, например, познавательной потребности в мотиве поступить в определенный вуз, или эстетической потребности в мотиве сходить в театр, или, наконец, карьерных устремлений в мотиве подставить ножку своему коллеге, написав на него анонимку. Второй из них — это «смещение» конкретной деятельности в соответствии с некоторыми устойчивыми внеситуативными принципами поведения, например, проявление в различных ситуациях и, соответственно, в различных конкретных мотивах устойчивой склонности к риску или высокого уровня притязаний или конформности 3.6. личностные ценности и потребности или, напротив, нетерпимости к недостаткам. Критерием, позволяющим отнести эти личностные тенденции к классу устойчивых моти-вационных структур, выступает то, что они проявляются не только в процессе осуществления той или иной деятельности, но уже на тгапе порождения конкретно-ситуативных мотивов, то есть «мо-гивообразования» конкретной деятельности, и отражаются в структуре конкретных мотивов, в их смысловой характеристике. То же по сути разделение представлено в трехуровневой схеме структуры мотивации А.Г.Асмолова (Мотивация, 1985), различающего источники мотивации, детерминанты направленности деятельности и конкретной ситуации, и регуляторы протекания деятельности. Первые два уровня практически совпадают с выделенными Н.Ю.Патяевой. По своему функциональному месту и роли в структуре мотивации личностные ценности достаточно очевидным образом относятся к классу описанных Е.Ю.Патяевой устойчивых мотивационных образований или источников мотивации по А.Г.Асмолову. Их мотивирующее действие не ограничивается конкретной деятельностью, конкретной ситуацией, они соотносятся с жизнедеятельностью человека в целом и обладают высокой степенью стабильности; изменение в системе ценностей представляет собой чрезвычайное, кризисное событие в жизни личности. Дополнительным аргумен^ юм, подкрепляющим это положение, служит то обстоятельство, что целый ряд авторов независимо друг от друга предложили различать два класса ценностей — ценности-цели жизнедеятельности или терминальные ценности, с одной стороны, и ценности-принципы жизнедеятельности или инструментальные ценности, с другой стороны (Kluckhohn, 1951; Rokeach, 1969; 1973; 'Жуков, 1976; Самарчян, 1979), функции которых совпадают с двумя описанными Е.Ю.Патяевой (1983 а) формами влияния устойчивых мотивационных образований на конкретно-ситуативные. Вместе с тем более традиционным является рассмотрение потребностей в качестве устойчивых мотивационных образований. Потребности также характеризуются трансситуативностыо и устойчивостью и оказывают на конкретную деятельность «мотивообразу-ющее» и «смещающее» воздействия. Под функциональным углом (рения личностные ценности и потребности оказываются, таким образом, неразличимы. Вероятно, в этом состоит одна из объективных причин того, что понятию ценности в психологии до сих пор не удалось утвердиться в самостоятельном статусе. Можно ли, действительно, свести личностные ценности к разновидности или форме проявления потребностей, или между ними имеются различия настолько существенные, что понятию потребности придется Н -7503 226 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование потесниться, поделив с личностными ценностями функцию устойчивых внеситуативных источников мотивации? Обратимся к феноменологии потребностей и личностных ценностей и попробуем выделить и описать основные различия между ними. Потребности представляют собой форму непосредственных жизненных отношений индивида с миром (см. Леонтьев Д.А., 1992 а). Они действуют «здесь-и-теперь», отражая текущее состояние этих динамичных и постоянно меняющихся отношений. Побудительные и смыслообразующие процессы, берущие начало от потребностей субъекта, отражают динамику самой жизни, актуальные требования текущего момента, которые предъявляет субъекту его жизненный мир. Личностные ценности представляют собой «консервированные» отношения с миром, обобщенные и переработанные совокупным опытом социальной группы. Они ассимилируются в структуру личности, как это было описано выше, и в дальнейшем своем функционировании практически не зависят от ситуативных факторов. Через потребности человек переживает свои отношения с миром «один на один», через ценности он переживает свою принадлежность к социальному целому; в своих потребностях человек всегда одинок, в ценностях, напротив, он всегда не один. Если потребности представляют в структуре мотивации живое, динамичное, ситуативно изменчивое, то ценности — стабильное, «вечное», не зависящее от внешних обстоятельств, абсолютное. К.Клакхон характеризует ценности как «аспект мотивации, соотносящийся с личными или культурными стандартами, не связанными исключительно с актуальным напряжением или сиюминутной ситуацией» (Kluckhohn, 1951, р. 425). Соответственно, побудительная сила потребностей постоянно меняется, их система характеризуется «динамической иерархией». Иерархия личностных ценностей неизменна. Изменение иерархии личностных ценностей, как уже отмечалось выше — это кризис в развитии личности. Другая группа различий между потребностями и личностными ценностями связана с характером их мотивообразующих воздействий. В.Франкл (Frank!, 1969) выразил это следующим образом: если потребности толкают нас, то ценности притягивают. Потребности мы субъективно воспринимаем как нечто, находящееся «внутри» нас и толкающее к чему-то «снаружи»; при этом то, к чему побуждает нас любая потребность — это конкретный предмет или, точнее, конкретная деятельность, релевантная некоторому классу предметов (см. Леонтьев Д.А., 1990 а). Реализация потребности и осуществление релевантной ей деятельности приводит к временному насыщению и дезактуализации потребности. Ценности мы вое- 3.6. личностные ценности и потребности принимаем как что-то внешнее, относящееся к миру. Хотя существуют релевантные любой ценности деяния и произведения, ни одно из них, или их совокупность, не может насытить и дезактуализиро-вать ценность даже на короткое время. Если регулирующее действие потребностей выражается в задании некоторого целевого состояния, в принципе достижимого, то регулирующее действие ценностей выражается в задании вектора деятельности, который направлен в бесконечность. Деятельность может соответствовать или не соответствовать этому вектору, но он не завершается конкретной достижимой целью, а ведет за горизонт. Наконец рассмотрим форму переживания и субъективной репрезентации потребностей и личностных ценностей. Потребности (не производные от них ситуативные мотивы и т.д., а сами потребности) непосредственно переживаются как связи с миром, какие-то зависимости или взаимозависимости, нужды или желания, напряжения или соблазны, требующие каких-то усилий, направленных в мир, чтобы адаптироваться к этим напряжениям или, напротив, приспособить мир к своим желаниям. Ценности переживаются как идеалы — конечные ориентиры желательного состояния дел. При этом необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, если потребности переживаются как воплощение моего индивидуального желания, то ценности — как «объективно» желательного положения вещей, не только для меня одного. К.Клакхон в этой связи различает просто желаемое или предпочитаемое, с одной стороны, и желательное, предпочтение которого обосновано с точки зрения личных или общественных стандартов, с другой стороны. Критерии желательности желаемого определяются при этом его совместимостью со стратегическими целями и направленностью развития как личности, так и социальных групп и социокультурных систем (см. Kluckhohn, 1951). Во-вторых, ценностные идеалы не обязательно осознаются; осознанность не является необходимым признаком личностной ценности. «Сам человек может вообще не осознавать, осуществляет ли он ценностное отношение к действительности, и если да, то какое. Действенная же сила ценностного отношения от этого не потеряется» (Донцов, 1974; см. также Брожик, 1982; Kluckhohn, 1951). Поэтому точнее было бы вместо слова «идеал», описывающего личностную ценность со стороны ее субъективной феноменальной репрезентации, воспользоваться понятием «модель должного» по аналогии с понятием «модель потребного будущего». Последнее было введено Н.А.Бернштейном (1966) для обозначения того факта, что человеческий мозг отражает не только события настоящего и прошлого, но и ситуацию предстоящего, причем последнюю в двух различных формах — вероятност- 228 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование^ ного прогноза и программирования потребного будущего. Н.А.Берн-штейном была показана физиологическая реальность «моделей потребного будущего», что позволяет нам опереться на это понятие и говорить о «модели желательного» или «модели должного» применительно к форме существования личностных ценностей в структуре личности. Представим рассмотренные различия в таблице 2. Таблица 2 Различия между потребностями и личностными ценностями
3.6. личностные ценности и потребности
Из этой таблицы можно заключить, что, как минимум, потребности и личностные ценности — не одно и то же. И учитывая, что и структуре мотивации и смысловой регуляции деятельности (пер-ное мы рассматриваем как частный случай второго) потребности и личностные ценности занимают одно и то же место, закономерно истает вопрос об их соотношении как источников мотивации в дифференциальном и генетическом аспектах. К рассмотрению этого иопроса мы и переходим. Из сказанного выше о тождественности функции потребностей и личностных ценностей в регуляции жизнедеятельности и об их структурных, генетических и психологических различиях закономерно возникает вопрос об их соотношении в структуре индивидуальной мотивации. Интуитивно очевидно, что структура мотивации разных людей характеризуется разным соотношением этих групп источников мотивации. Спектр возможных вариантов их соотношения можно представить в виде логического континуума:
Рис. 5. Возможные соотношения между потребностями и личностными ценностями в структуре побуждений Левый полюс этого континуума соответствует случаю, когда ис-ючники мотивации сводятся целиком к потребностям при полном отсутствии ценностей. На нем находятся, в частности, животные. Выразительной иллюстрацией характера чисто потребностной регуляции в человеческом контексте является образ кадавра — модели №2 идеального человека работы профессора Выбегалло из бессмертной повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Позволим себе привести характеристику этого персонажа устами его создателя: «— Вот наш идеал! — провозгласил он. — Или, выражаясь точнее, вот модель нашего с вами идеала. Мы имеем здесь модель универсального потребителя, который всего хочет и все, соответственно, может. Все потребности в нем заложены, какие только бывают на свете. И все эти потребности он может удовлетворить... Модель универсального потребителя... хочет нео-фаниченно... она хочет таких вещей, о которых мы и понятия не имеем. И она не будет ждать милости от природы. Она возьмет от природы все, что ей нужно для полного счастья, то есть для удовлетворенности... Счастье данной модели будет неописуемым. Она 230 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование не будет знать ни голода, ни жажды, ни зубной боли, ни личных неприятностей. Все ее потребности будут мгновенно удовлетворяться по мере их возникновения» (Стругацкий, Стругацкий, 1992, с. 137). Правый полюс — только ценности при полном отсутствии потребностей — дает нам образ ангела. В реальности этот полюс, разумеется, недостижим, и на практике мы имеем просто людей с разным удельным весом потребностного и ценностного компонента в структуре мотивации. Тем не менее, определенные клинические синдромы, такие как нервная или психическая анорексия (см. Зей-гарник, Братусь, 1980), дают нам картину, иллюстрирующую в некоторой степени приближение к этому полюсу. Приведенный выше рисунок отражает, однако, не только дифференциально-психологическую, но и генетическую картину. Левому полюсу соответствует новорожденный младенец; по мере онтогенетического развития происходит постепенное усвоение ценностей, которые начинают теснить потребности как источники мотивации. Поскольку новые ценности усваиваются существенно более быстрыми темпами, чем новые потребности, удельный вес потребностей в структуре мотивации снижается и между ними происходит перераспределение функций в пользу ценностей. Это движение обозначено на рисунке 5 прерывистой стрелкой. Механизм становления личностных ценностей уже давно был описан в понятиях интериоризации личностью социальных ценностей (Донцов, 1975). Ряд авторов (Додонов, 1978; Кюрегян, 1979) отмечают, что осознание некоторого предмета как общественной ценности предшествует превращению его в личностную ценность — регулятор индивидуального поведения. «Перенимая от окружающих людей взгляд на нечто как на ценность, достойную того, чтобы на нее ориентироваться в своем поведении и деятельности, человек может тем самым закладывать в себе основы потребности, которой раньше у него не было» (Додонов, 1978, с. 12). Однако отнюдь не все социальные ценности, осознаваемые и даже признаваемые индивидом в качестве таковых, реально ассимилируются им и становятся его личностными ценностями. Осознания и положительного отношения к ценности явно недостаточно; более того, они, по-видимому, даже не являются необходимыми. Необходимым же условием этой трансформации является практическое включение субъекта в коллективную деятельность, направленную на реализацию соответствующей ценности. Э.А.Арутюнян (1979) отмечает, что промежуточным звеном, опосредующим этот процесс, выступает система ценностей референтной для индивида малой группы. Можно предположить, что усвоение ценностей больших социальных групп и общностей всегда опосредовано ценностями малых референтных для индивида групп. 3.6. личностные ценности и потребности На начальных стадиях индивидуального развития единственной референтной малой группой, опосредующей усвоение социальных ценностей, долгое время остается семья. В подростковом возрасте, когда оформляются более или менее устойчивые компании сверстников, они становятся вторым, альтернативным каналом усвоения ценностей. Этим, в частности, объясняется возможность воспроизводства в обществе антигуманных и антиобщественных ценностей. Если деви-антная группа становится для индивида референтной, ценности более широких социумов, в том числе общечеловеческие ценности, воспринимаются через призму ценностей референтной малой группы, а не наоборот. Таким образом, личностные ценности являются генетически производными от ценностей социальных групп и общностей разного масштаба. Селекция, присвоение и ассимиляция индивидом социальных ценностей опосредуется его социальной идентичностью и ценностями референтных для него малых контактных групп, которые могут выступать как катализатором, так и барьером к усвоению ценностей больших социальных групп, в том числе общечеловеческих ценностей. Личностные ценности выступают как внутренние носители социальной регуляции, укорененные в структуре личности. На рисунке поэтому необходимо обозначить и социальную среду, выступающую источником ценностей.
социальное биологическое потребности---------- ^~^г-= социализация внешнее
Рис. 6. Изменение соотношения потребностей и личностных ценностей в ходе социогенеза Как видно из рисунка 6, границы между социальным и биологическим и между внешним и внутренним совпадают только в начальной точке развития, у новорожденного ребенка. В этой и только в этой точке оказывается верна «асоциальная» парадигма, рассматривавшаяся выше. Однако в реальном развитии мы имеем движение, завершающееся усвоением ценностей социальных общностей и их трансформацией в личностные ценности. Это движение можно рассматривать по меньшей мере в двух аспектах. Во-первых, как движение от ценностей социальных групп (социальное, внешнее) к личностным ценностям (социальное, внутреннее). Это движение традиционно обозначается понятием интериоризации. Во-вторых, 232 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование как движение от структуры индивидуальной мотивации, основанной исключительно на потребностях (внутреннее, биологическое) к структуре, в которой главенствующую роль играют ценности (внутреннее, социальное). Это движение известно под не менее традиционным названием социализации. Интериоризация и социализация применительно к становлению личностных ценностей представляют собой две стороны одного процесса, рассматриваемого, соответственно, в аспекте судьбы (трансформации) самих ценностей и судьбы (трансформации) структуры индивидуальной мотивации. Это движение через разные границы: через границу внешнего/внутреннего в первом случае и через границу биологического/социального во втором. Этот процесс не всегда протекает гладко. Если ребенок в процессе развития испытывает сильное давление на свои потребности и граница между внешним и внутренним оказывается слишком слабой, она падает под напором социальных ценностей, которые вторгаются в структуру мотивации, не встречая сопротивления и становятся личностными ценностями, не претерпевая заметных трансформаций. Индивид тем самым сливается с группой, однако утрачивает свою личностную идентичность (аутентичность), конформно растворяясь в социальном целом. Такой случай можно назвать гиперсоциализацией. Противоположный случай — гипосоциализация — может иметь место, когда эта граница, напротив, чересчур прочна и давление вызывает ответное сопротивление со стороны индивида. В этом случае индивид не пропускает в свою личность внешние регуляторы; в результате ценности не занимают в структуре мотивации соответствующее им место. 3.7. динамическая смысловая система как принцип организации и как единица анализа смысловой сферы личности В предыдущих разделах мы выделили и описали шесть разновидностей смысловых структур, выступающих как функционально различные элементы смысловой сферы личности. Эти шесть структур были отнесены нами к трем уровням организации: уровню структур, непосредственно включенных в регуляцию процессов деятельности и психического отражения (личностный смысл и смысловая установка), уровню смыслообразующих структур, участие которых в регуляторных процессах опосредовано порождаемыми ими структу- 3.7. динамическая смысловая система
рами первого уровня (мотив, смысловая диспозиция и смысловой конструкт) и, наконец, высший уровень, к которому относится одна из разновидностей смысловых структур — личностные ценности, являющиеся неизменным и устойчивым в масштабе жизни субъекта источником смыслообразования, автономным по отношению к конкретным ситуациям взаимодействия субъекта с миром. По мере их рассмотрения нам уже приходилось обращаться к вопросам взаимодействия этих структур между собой и к их связям «по вертикали». Вместе с тем, в свете сформулированной нами в первой главе задачи рассмотрения структурной организации личности как целого на основании принципа «анализа по единицам» (Выготский, 1934), выделение элементарных структурных составляющих является лишь промежуточным этапом в решении этой основной задачи. «Характеристика системы в целом требует иных понятий, чем характеристика отдельных иерархических уровней», — указывал В.С.Мерлин (1986, с. 36—37). Говоря о единицах анализа личности, А.Г.Асмолов справедливо критикует распространенное убеждение, что «в каком-либо одном динамическом образовании личности, будь то влечение, диспозиция, установка, отношение, потребность или мотив, как в фокусе, сконцентрированы свойства личности как целого» (Асмолов, 1984, с. 60). В поисках иного пути он обращается к понятию динамической смысловой системы. Впервые мы встречаем это понятие у Л.С.Выготского, в контексте анализа конкретных механизмов интеграции психических процессов в сознании человека. Л.С.Выготский говорит о динамической смысловой системе как о единстве аффективных и интеллектуальных процессов, обозначая этим понятием тот факт, что «во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение человека к действительности, представленной в этой идее» (1934, с. 14). После смерти Выготского это понятие вернулось в психологию лишь в 1980-е годы в двух разных контекстах — в контексте описания процессов смысловой регуляции конкретных актов познавательной деятельности (Васильев, Поплужный, Тихомиров, 1980) и в контексте проблемы структуры личности для обозначения того, что в качестве единиц анализа личности не могут выступать отдельные ее структурные составляющие (Асмолов, 1983, 1984). В чем же заключается содержание этого понятия и его объяснительная ценность? Если обратиться к развитию представлений о закономерностях структурной организации личности, о характере взаимодействия различных личностных структур, можно выделить три последовательных этапа на пути к современным взглядам. Первым этапом было представление о личностных чертах как рядоположенных единицах, различающихся лишь по степени генерализованное™:
Рис. 7. Фрагмент структуры личности, определяемой в терминах черт (Allport, 1937) одни обладают более широким радиусом действия, другие — более узким (см. рис. 7). Важным этапным шагом в развитии представлений о структурной организации личности стало представление об иерархии структурных элементов. Можно выделить по меньшей мере три вида иерархических моделей структуры личности. Первая, наиболее гибкая, — модель, в которой отсутствует выделение фиксированных иерархических уровней; структурные элементы упорядочиваются не по их принадлежности к тому или иному уровню, а по относительной значимости. Примером является модель иерархии мотивов А.Н.Леонтьева. «Говоря о личности человека, мы всегда, фактически, подразумеваем, прежде всего, ту или иную направленность человека, создаваемую наличием ведущих жизненных мотивов, подчиняющих себе другие мотивы, которые как бы светят отраженным светом этих главных ведущих мотивов» (Леонтьев А.Н., 1948, с. 9). Два остальных типа моделей связаны с выделением различных иерархических уровней организации. В одном случае выделение уровней производится по формально-динамическому признаку; содержательно эквивалентные структурные элементы могут в структуре личности разных людей относиться к разным уровням. Примером является диспозиционная модель В.А.Ядова, описывающая четыре уровня диспозиций: направленность интересов, ценностные ориентации, генерализованные социальные установки и ситуативные социальные установки (Саморегуляция..., 1979). Наконец, в последнем случае выделение уровней производится по содержательному приз- 3.7. динамическая смысловая система
наку. В качестве примера можно привести иерархическую «пирамиду» человеческих потребностей А.Маслоу (Maslow, 1970 б). Модели последнего типа являются наиболее жесткими, ограниченными. Иерархические модели структуры личности занимают сейчас господствующее положение. Вместе с тем в них, как правило, не учитывается то обстоятельство, что существуют относительно отграниченные друг от друга подсистемы, «обслуживающие» ту или иную сферу жизнедеятельности, и границы между ними могут у разных людей различаться весьма существенно. Эти границы, определяющие специфическую группировку, кластеризацию мотивов, установок, ценностей и т.п., существенным образом характеризуют структурную организацию личности любого индивида. Дополнение представлений об иерархической организации структурных элементов личности представлением об их гетерархической группировке в относительно автономные подсистемы нашло отражение в таких понятиях, как «мотивационные линии» (Леонтьев А.Н., 1977), «мотивационные комплексы» (Ткачева, 1983) и «динамические смысловые системы». М.Ш.Магомед-Эминов хорошо сформулировал предпосылки, лежащие в основе современного понимания структурной организации личности: 1) анализируя личность, мы сталкиваемся с многообразием ее составляющих; 2) множество образующих личность содержаний не просто свалены «в кучу» или структурно рядоположены, но связаны в сложные синтетические образования; 3) это связывание осуществляется на основе особого «принципа связывания» (Магомед-Эминов, 1998, с. 148). Именно в качестве такого «принципа связывания» (но не только в этом качестве) можно рассматривать динамическую смысловую систему. Динамическую смысловую систему (ДСС) можно определить как относительно устойчивую и автономную иерархически организованную систему, включающую в себя ряд разноуровневых смысловых структур и функционирующую как единое целое. Конституирующая характеристика ДСС — ее отдельность, невключенность в другие системы. Фактически ДСС — это то, чем была бы личность, если бы у нее была только одна всепоглощающая страсть, интерес, направленность, исключающая все остальное, то есть личность, характеризующаяся «внутренне простым жизненным миром», по Ф.Е.Василюку (1984). Можно найти, в частности, в художественной литературе случаи, когда структура личности действительно сводится к единственной ДСС. Близки к этому Скупой Рыцарь и Рыцарь Печального Образа, каждый из которых поглощен одной страстью, этой страсти подчинена вся жизнь и того и другого. Чахнущие от несчастной любви персонажи дают нам еще более убедительный пример — в этом случае даже системы, свя- 236 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование занные с элементарными потребностями физического существования, включаются в сферу действия всепоглощающего чувства. Мы, следовательно, вправе говорить о том, что отдельная ДСС несет в себе сущностные характеристики личности как целого и может рассматриваться как полноправная единица ее анализа. Более характерными являются, естественно, случаи, когда личность складывается из нескольких ДСС. А.НЛеонтьев говорит в этой связи о «многовершинное™» мотивационной сферы личности и о борьбе между собой разных систем жизненных отношений (1977, с. 221—223). Вместе с тем, ДСС отличаются от «мотивационных вершин», по А.Н.Леонтьеву, тем, что ДСС может занимать второстепенное или третьестепенное место в структуре личности, быть небольшой (неразветвленной) и находиться на периферии, не теряя при этом своей отличительной черты — автономности, отдельности. От того, в какие ДСС входят те или иные смысловые структуры, зависит их вклад в регуляцию жизнедеятельности личности. Например, мотив самоутверждения у одного человека может быть включен в ДСС профессионального достижения, у другого — в ДСС успеха у противоположного пола, у третьего — в ДСС хобби, например, самодеятельного творчества, у четвертого — в ДСС физического развития, а у пятого — венчать независимую, отдельную систему, включающую в себя, скажем, мотивацию профессиональ-»| ного успеха уже в качестве подчиненного момента. Очевидно, чтс смысл мотива и качественные особенности самоутверждения буду во всех этих случаях существенно различаться даже при одной той же интенсивности мотива. Другой пример: ДСС сексуальных ношений может составлять одно целое с ДСС семейных отношений, но эти две системы могут быть и раздельны. Если же они едины, то также возможны различные варианты: семейные отношения могут доминировать и придавать смысл сексуальным; сексуальные отношения могут придавать смысл семейным; и те, и другие могут подчиняться третьей системе, например, отношениям комфорта или выгоды и т.п. Как правило, у большинства людей можно выделить отдельные ДСС, связанные с работой, семьей, спортом, досугом и т.п. Вместе с тем, они не обязательно должны выступать в своей отдельности. Если, например, работа у человека побуждается внешними по отношению к ней мотивами, то в структуре его личности скорее всего будет отсутствовать отдельная ДСС, связанная с трудом. Весь комплекс смысловых структур, функционирующих в этой сфере деятельности, будет у него включен в другую ДСС — например, обеспечения материального благосостояния или свободного времени для занятий по инте^ ресам или просто в квазисоциальную ДСС «быть, как все». 3,7. динамическая смысловая система Различные ДСС не разделены жесткими границами. Напротив, практически всегда ДСС пересекаются между собой и имеют общие области (подсистемы), которые можно считать относящимися и к гой и к другой ДСС. Например, подсистема, регулирующая сферу профессионального обучения, может входить одновременно в ДСС профессиональной деятельности и в ДСС познания, являясь областью их пересечения. Изложенные представления о ДСС личности, опирающиеся на идеи А.Г.Асмолова (1984), являются односторонними, поскольку описывают лишь верхние этажи личностной структуры. Для того, чтобы реализовать сформулированное нами выше понимание личности как системы смысловой регуляции жизнедеятельности, необходимо обратиться к другим работам, изучающим ДСС «снизу», со стороны ситуативной смысловой регуляции конкретной деятельности на примере решения мыслительных задач, процесс которого описывается в рамках этого цикла исследований как «формирование, развитие и сложное взаимодействие операциональных смысловых образований разного вида» (Тихомиров, Терехов, 1969, с. 81). Термин «динамическая смысловая система» в этих работах отражает ют факт, что «развитие смысла конечной цели, промежуточной цели и подцелей, зарождение замыслов, а также формирование смыслов элементов и смысла ситуации в целом непрерывно осуществляются в единстве и взаимодействии познавательного и эмоционального аспектов» (Васильев, Поплужный, Тихомиров, 1980, с. 163). Более подробно эти исследования изложены выше, в разделе 2.5. Закономерности смысловой динамики в ходе регуляции решения мыслительных задач являются проявлением единого процесса смыслового развития, протекающего на разных, но непрерывно взаимодействующих между собой уровнях (Васильев, 1979, с. 60), что и шфиксировано понятием «динамическая смысловая система». Перед нами теперь стоит задача состыковать между собой два подхода к изучению динамических смысловых систем на разных уровнях, раскрыть целостность системы смысловой регуляции жизнедеятельности на всех ее уровнях. Основой для понимания этой целостности может служить представление о двух фундаментальных характеристиках человеческой деятельности — ее предметности и осмысленности (Зинченко, Мунипов, 1976), или, в другом варианте, предметности и субъектности (Асмо-лов, 1984). Интенциональная сторона деятельности определяется смысловым содержанием, распространяющимся от полюса объекта «сверху вниз» на все уровни деятельности, согласно закономерностям процессов смыслообразования. Наполнение деятельности предметностью идет как бы в обратном направлении, «снизу вверх». 238 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование Нетрудно сформулировать различия между двумя описанными выше моделями ДСС: ДСС, рассматриваемых как единицы относительно устойчивой личностной структуры и ДСС, выступающих как целостность смысловой регуляции конкретной деятельности в конкретных ситуациях. Личностные ДСС (ДСС-Л) имеют меньше оснований называться динамическими, но больше оснований называться смысловыми системами по сравнению с деятельностными ДСС (ДСС-Д). Оба типа систем занимают разное место в структуре регуляции жизнедеятельности; по этой причине они характеризуются различной степенью устойчивости и различным удельным весом собственно смыслового компонента. В ДСС-Л, характеризующих высшие уровни смысловой регуляции, этот удельный вес очень велик. Это неудивительно, поскольку функция ДСС-Л заключается в структурировании отношений субъекта с миром и придании устойчивости структуре этих отношений. ДСС-Д, напротив, не являются устойчивыми. Они складываются внутри актуально разворачивающейся деятельности и регулируют ее протекание в соответствии с высшими смыслообразующими инстанциями, представленными в ДСС-Л. Можно сказать, что ДСС-Д выступает как продолжение, как функциональные органы ДСС-Л, реализующие регуляторную функцию последних в тех или иных конкретных ситуациях. ДСС-Л нельзя непосредственно воссоздать в психологическом эксперименте. Как и отдельные элементарные смысловые структуры высших уровней (мотивы, смысловые диспозиции, смысловые конструкты и личностные ценности), ДСС-Л — это гипотетический конструкт, проявляющийся лишь опосредованным образом, в форме своей проекции либо в плоскость деятельности, разворачивающейся в конкретной ситуации, либо в плоскость сознания, рефлексии субъектом собственной личностной структуры. В первом случае мы имеем дело с ДСС-Д, которые отражают ДСС-Л достоверно, но чрезвычайно фрагментарно, ограниченно, ибо, как правило, в регуляции отдельно взятой деятельности не задействована вся личность целиком, а лишь какие-то ее частные подструктуры. Во втором случае мы имеем возможность восстановить сколь угодно полную картину отражающей в сознании иерархической структуры отношений субъекта с миром (ДСС-С), однако не можем быть уверены в том, что полученная проекция достоверно отражает истинные глубинные взаимосвязи личностных структур. Структура собственной личности, задаваемая устойчивой иерархией отношений субъекта с миром, может проецироваться в сознание непосредственно — в форме самосознания, образа Я, — либо более опосредованно — в форме структур мировоззрения, которые также выполняют функцию самосознания субъекта, однако само- 3.7. динамическая смысловая система сознания не изолированного индивида, а представителя человечества как родовой общности (Иванов, 1986). Под мировоззрением мы понимаем составную часть индивидуального образа мира, содержащую представления о наиболее общих свойствах, связях и закономерностях, присущих предметам и явлениям действительности, их взаимоотношениям, а также человеческой деятельности и взаимоотношениям людей. В мировоззренческих идеях «выражается квинтэссенция общественно-исторического опыта определенного социального объекта как его резюме о строении всего миропорядка» (Иванов, 1986, с. 73). Мировоззрение личности удобно изучать как проекцию ее глубинной смысловой структуры по двум причинам. Во-первых, мировоззрение представляет собой форму синтеза, взаимопроникновения объективной истинности и субъективного ее осмысления, оно пропитано смыслом, воспроизводит явления действительности прежде всего в их не объективных, а смысловых связях (Иванов, 1986; Козловский, 1986 и др.). «В мировоззрении ценности и идеалы представляют собой не только высоко значимое для субъекта содержание: они вбирают в себя всю проблемность бытия конкретной личности» (Анцыферова, 1991, с. 32). Во-вторых, отличительной чертой мировоззрения является его претензия «выражать общечеловеческую точку зрения и позицию. Это значит, что в важнейших смысложизненных (а стало быть, и мировоззренческих вопросах) любой... субъект мировоззрения склонен обосновывать свою позицию как всеобщее требование, вытекающие из сущности человека или мирового порядка вещей» (Иванов, 1986, с. 69). Благодаря этой особенности мировоззрения, мы вправе ожидать, что его содержание будет в меньшей степени подвержено искажающему влиянию психологических защит, чем содержание Я-концепции, поскольку защита обеспечивается самой формой, которую те или иные смысловые ориентации приобретают, формулируясь как мировоззренческие постулаты. Исходя из этих соображений, мы разработали экспериментальную методику предельных смыслов (МПС), направленную на качественный анализ смысловой структуры мировоззрения (см. ниже раздел 4.5.). С помощью этой методики нам удалось эксплицировать в виде графов смысловые структуры мировоззренческих представлений о предельных основаниях человеческих действий. Анализ этой структуры позволяет дать развернутую качественную характеристику некоторых сторон мировоззрения личности и наглядно свидетельствует о структурном членении мировоззрения на единицы, легко интерпретируемые как в большей или меньшей степени пересекающиеся между собой ДСС. Результаты исследований, проведенных с 240 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование помощью методики предельных смыслов, позволяют говорить о психологической реальности ДСС-С. Вернемся теперь к ДСС-Д. Из положения о том, что смысловая регуляция конкретной деятельности строится по принципу функциональной системы, следует, что каждая отдельная смысловая структура, включенная в ДСС регуляции конкретной деятельности, будет подчиняться закономерностям взаимосодействия структурных элементов для достижения конечного результата. Иными словами, эффект каждого элемента будет определяться его местом в целостной системе и при изменении этого места регуляторное воздействие одного и того же элемента может становиться иным. Это положение мы можем сформулировать как принцип зависимости регуляторно-го воздействия смысловой структуры от ее места в функциональной ДСС регуляции деятельности. Указанную зависимость удалось продемонстрировать в эксперименте, результаты которого позволяют нам говорить о психологической реальности ДСС-Д. Мы поставили перед собой задачу продемонстрировать экспериментально действие механизма стабилизации деятельности по отношению к внешним и внутренним барьерам и' вместе с тем показать системный характер подобных регуляторных процессов, т. е. зависимость их эффекта от общей динамики деятельности, ее мотива, условий и изменяющегося по ходу деятельности смысла для субъекта отдельных действий и операций. В качестве материала для исследования мы избрали хорошо известные феномены перцептивной защиты (ПЗ) и перцептивной! бдительности (ПБ). Их изучение началось в конце 1940-х годов, ког-[ да в серии экспериментов, поставленных Дж.Брунером, Л.Постма-1 ном и Е.Мак-Гиннисом, были выявлены факты повышения или! понижения порогов восприятия стимулов, отличавшихся особой! эмоциогенностью (например, непечатные слова) или связанных с| личностными ценностями испытуемых (Рейковский, 1979; Со/соло-! ва, 1976; Костандов, 1977; Brown, 1961). Далее история изучения! этих феноменов делится на два периода. Первый — 1950-е годы —I был связан с многочисленными попытками объяснить ПЗ и ПБ ка-| ким-либо общим механизмом (Brown, 1961). Второй период — с начала 1960-х годов — ознаменован бурным ростом исследований механизмов переработки информации человеком. Полученные в это время результаты заставили отказаться от понимания восприятия как единого нерасчленимого процесса, а также от представлений об общем механизме, лежащем в основе феноменов ПЗ и ПБ. «Нет единого механизма, всецело обусловливающего защитную избирательность восприятия; более того, обозначение ярлыком ПЗ/П1 любого конкретного механизма селекции является, в конечном сче- 3.7. динамическая смысловая система_______________________ 241 те, вопросом терминологии» (Erdetyi, 1974, с. 15). За явления ПЗ и ПБ были признаны ответственными различные механизмы на разных этапах процесса переработки перцептивной информации, и сама проблематика ПЗ и ПБ растворилась в проблематике когнитивной психологии. Отметим две методологические особенности, характеризующие исследования ПЗ и ПБ в те годы. Во-первых, предметом рассмотрения являлись, за редким исключением, фоновые эффекты ПЗ и ПБ, т. е. регулирующие инстанции локализовались вне той деятельности, в рамках которой фиксировались соответствующие эффекты. Во-вторых, в качестве эмпирических эффектов ПЗ и ПБ в большинстве исследований рассматривалось изменение порогов, хотя затруднение или, наоборот, облегчение презентации того или иного стимула на осознаваемом уровне может, очевидно, проявляться не только в флюктуациях порогов (отвлекаясь от вопроса о том, какие микроструктурные механизмы лежат за фактами изменения порогов). Оба эти обстоятельства делают традиционные исследования ПЗ и ПБ малопригодными для решения нашей задачи. Важным этапом в исследовании смысловой регуляции деятельности на материале восприятия явились эксперименты Ш.Н.Чхар-тишвили, в которых в качестве зависимой переменной выступал способ восприятия двузначных изображений, а полученные эффекты были обусловлены искусственно актуализированным мотивом, побуждавшим ту деятельность, в которую были включены исследуемые перцептивные процессы (Чхартишвили, 1971 б). Ш.Н.Чхартишвили использовал в своих опытах известные двузначные картинки «заяц/утка» и «девушка/старуха». Экспериментальная ситуация представляла собой «лотерею»: испытуемые (школьники 8—10 классов), вытащившие из пачки карточку с изображениями зайца или старухи (заранее сообщалось, что таких карточек в пачке половина), получали бесплатный билет на футбольный матч, в котором они были очень заинтересованы. В результате участники «лотереи» значительно чаще по сравнению с испытуемыми контрольной группы «видели» на вытащенных ими карточках зайцев и старух (при этом они «знали» о том, что на других карточках изображены утка и девушка). В экспериментах Ш.Н.Чхартишвили формировалась ПБ (в широком смысле) по отношению к определенному стимулу, самому по себе нейтральному. Феномен ПБ был получен и рассмотрен в статике. Наша задача состоит в раскрытии динамики перцептивного реагирования на один и тот же стимул в зависимости от изменения его личностного смысла, обусловленного динамикой деятельности,» которую включены эти перцептивные процессы. Еще в 1950-е годы 242 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование автор одной из бихевиористских интерпретаций феноменов ПЗ и ПБ Д.Спенс предположил, что оба эти внешне противоположные эффекта являются проявлением одной и той же базовой переменной, а именно: изменяющегося места реакции правильной идентификации стимула в общем иерархическом наборе реакций субъекта (Spence, 1957). Можно сказать, что речь идет о различиях личностного смысла правильной идентификации однозначного (или опознания одного из вариантов двузначного) стимула. Отталкиваясь от экспериментов Ш.Н.Чхартишвили, мы задумали видоизменить их для того, чтобы получить возможность продемонстрировать одновременно эффекты ПЗ и ПБ по отношению к одним и тем же стимулам. Описываемое ниже экспериментальное исследование было спланировано и разработано совместно с Ф.С.Сафуановым и осуществлено Ф.С.Сафуановым и Ю.А.Васильевой на базе психологической лаборатории ВНИИ общей и судебной психиатрии им. В.П.Сербского. Методика исследования. В качестве экспериментального материала выступала серия из 36 слайдов, в которую под порядковыми номерами 4 и 34 были включены двузначные изображения «заяц/утка» и «крыса/человек». Остальные слайды (живопись, графика, скульптура, кадры из фильмов) были весьма разнородными. Испытуемым давалась следующая инструкция: «Вы участвуете в эксперименте по изучению творческого воображения. Смотрите внимательно на экран — здесь Вам будут предъявляться картинки самого различного содержания. Ваша задача — придумать к каждой картинке название, которое было бы выразительным и четким. Так Вы будете работать до тех пор, пока не появится картинка с изображением крысы или зайца. Как только Вы увидите зайца или крысу, эксперимент будет прекращен». Слайды предъявлялись тахистоскопически, время экспозиции 1 с (при необходимости оно увеличивалось до 3 с), межстимуль-ный интервал 5 с. В предварительных экспериментах слайды специально подбирались так, чтобы изображения постепенно становились все более однообразными, а работа с ними — все менее интересной. Эксперимент продолжался 10—15 мин. Испытуемые. В эксперименте принимали участие 20 психически здоровых испытуемых (добровольцев) и столько же с диагнозом «истеровозбудимая психопатия», составившие соответственно две группы. Каждая экспериментальная группа разделялась на две подгруппы по 10 человек. В одной подгруппе под № 4 предъявлялась картинка «заяц/утка», а под № 34 «крыса/человек», в другой — наоборот, для контроля возможного влияния, обусловленного различиями между этими двумя изображениями. Все испытуемые были 3.7. динамическая смысловая система
мужчины в возрасте от 19 до 40 лет со средним, средним специальным или незаконченным высшим образованием. Для выявления того, как воспринимаются использованные двузначные изображения в нейтральных условиях, их показывали испытуемым контрольной группы с вопросом «Что здесь изображено?» Контрольную группу составляли 40 психически здоровых мужчин в возрасте от 18 до 35 лет. Гипотеза. Мы исходили из допущения, что испытуемые мотивированы на полноценное выполнение задаваемой экспериментатором деятельности, о чем свидетельствует факт добровольного согласия испытуемых группы нормы на участие в эксперименте (мотивация познавательная, помощь экспериментатору или какая-либо другая, в данном случае это несущественно). Поэтому ожидалось, что первый из предъявляемых критических слайдов будет воспринят психически здоровыми испытуемыми не в том значении, которое сигнализирует об окончании деятельности. Напротив, ближе к концу серии деятельность как бы уже исчерпывает себя, изначальная мотивация в основном реализуется и испытуемые должны видеть второй критический слайд преимущественно в том значении, которое сигнализирует о завершении деятельности и выходе из эксперимента. Иными словами, ожидается эффект ПЗ по отношению к изображению зайца или крысы в начале серии и эффект ПБ — в конце (в отличие от Ш.Н.Чхартишвили, мы даже не упоминали об альтернативных вариантах — утке и человеческом профиле). Можно считать, что сами критические изображения при этом обладают сложной психологической структурой. Во-первых, обе версии каждого из двузначных изображений характеризуются известным значением («заяц», «утка», «крыса», «человек»). Во-вторых, связывая одну из версий двузначного изображения с необходимостью и возможностью завершения деятельности, мы тем самым придаем этой версии изображения дополнительное функциональное значение. В-третьих, функциональное значение завершения деятельности может обладать различным личностным смыслом, зависящим от мотива деятельности и степени его реализован ности. Функциональное значение и личностный смысл изображения являются его системными качествами, причем для первого из них системообразующим фактором выступает цель действия, задаваемая инструкцией, а для второго — мотив участия в эксперименте. Однако, если сигнальное функциональное значение критического изображения остается неизменным на протяжении всей деятельности, то его личностный смысл может изменяться в зависимости от мотивации деятельности. В начале серии испытуемый вовлечен в предлагаемую ему достаточно интересную деятельность, ее внезапное 244 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование завершение было бы для него нежелательным. Поскольку значение, сигнализирующее о завершении деятельности, находится в противоречии с мотивационной тенденцией, оно приобретает негативный личностный смысл (помеха интересному занятию) и подвергается перцептивному вытеснению (табл. 3). Поэтому критическое изображение должно в этих условиях восприниматься преимущественно в другом значении, не несущем никакой функциональной нагрузки и обладающем нейтральным личностным смыслом. То же самое изображение, предъявленное ближе к концу эксперимента, должно восприниматься иначе. Исходный мотив к этому времени должен в значительной мере исчерпать себя. Завершение деятельности становится желательным, сигнальное значение приобретает положительный личностный смысл, и его появление согласуется с мотивационной тенденцией. Вступает в силу эффект перцептивной бдительности по отношению к сигнальному значению критического изображения. Вероятность такого толкования изображения резко возрастает. Таблица 3 Гипотетическая модель экспериментальных условий
3if. динамическая смысловая система Результаты исследования представлены в таблице 4 (различия по подгруппам мы не приводим и не анализируем, так как они прямо связаны с асимметрией вариантов восприятия каждого из двух слайдов в контрольных условиях). Различия оценивались с помощью четырехклеточного ф-коэффициента по критерию X2. Результаты эксперимента с психически здоровыми испытуемыми подтверждают нашу гипотезу. Если в контрольных условиях вероятность увидеть зайца или крысу равна в среднем 52,5%, то для начала серии она составляет 30%, а для конца — 75% (различие значимо при р<0,01), то есть, как и ожидалось, предъявление критического изображения в начале серии вызывает эффект ПЗ, в конце — эффект ПБ. Дополнительным подтверждением служат результаты эксперимента в группе психопатов, резко отличающиеся от результатов основной группы (различие в восприятии слайда № 4 значимо при р<0,005; для слайда № 34 различие не значимо) и кажущиеся на первый взгляд парадоксальными. При восприятии слайда № 4 была зафиксирована реакция по типу ПБ по отношению к изображениям, сигнализирующим о завершении деятельности, восприятие же слайда № 34 практически не отличалось от результатов контрольной группы. Так как по данным современных исследований, отличительною особенностью истеровозбудимых психопатов является несформи-рованность иерархии смысловых образований и общая лабильность •эмоционально-смысловой сферы (Кудрявцев, Сафуанов, 1984), конфликт у них не приводит к блокировке восприятия сигнала, нарушающего деятельность (см. табл.3), поскольку механизмы смысловой регуляции восприятия остаются автономными по отношению к мотивации деятельности: целостная система внутренней регуляции деятельности так и не складывается. Подробнее обсуждение результатов, относящихся к истеровозбудимым психопатам, см. в работе: Кудрявцев, Сафуанов, Васильева, 1985. Таким образом, в описанном эксперименте нам удалось зафиксировать эффект «самозащиты» деятельности от влияний, грозящих преждевременным и нежелательным ее завершением. Организация эксперимента позволила смоделировать формально-динамические характеристики деятельности, в максимальной степени абстрагируясь от ее конкретного содержания. Единственной независимой переменной, задававшей различия в экспериментальных условиях, была локализация предъявления критического слайда по отношению к началу деятельности. Предъявляя одни и те же изображения в начале деятельности испытуемых и ближе к ее концу, нам удалось зафиксировать два противоположных эффекта регуляции 246 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование Таблица 4 Восприятие двузначных изображений в контрольных и экспериментальных условиях (начало и конец деятельности)
деятельности, проявившихся в феноменах зрительного восприятия (ПЗ и ПБ) по отношению к одной из версий восприятия двузначного изображения. Полученные результаты позволяют обосновать представление о системном характере внутренней смысловой регуляции конкретной деятельности. Понятие «системность» здесь отражает тот факт, что различные смысловые образования (структуры), участвующие в регуляции деятельности, делают это не независимо друг от друга. Конкретные регуляторные эффекты определяются целостной динамической смысловой системой регуляции деятельности. Системный характер регуляции деятельности непосредственно связан с системной организацией деятельности в целом. Полученные результаты вносят вклад в дальнейшее развитие представлений о человеческой деятельности — о сложной системе, обладающей внутренними источниками движения и стабилизирующими механизмами, чувствительной как к изменениям объекта, так и к требованиям субъекта, способной разворачивать и свертывать свою многоуровневую структуру, а также защищать себя в процессе своего протекания от внешних помех. 3.8. Смысл жизни как интегральная смысловая ориентация 247 Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.029 сек.) |