АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ISBN 5-8291-0064-9 4 страница

Читайте также:
  1. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 1 страница
  2. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 2 страница
  3. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 3 страница
  4. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 4 страница
  5. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 5 страница
  6. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 6 страница
  7. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 7 страница
  8. I. Перевести текст. 1 страница
  9. I. Перевести текст. 10 страница
  10. I. Перевести текст. 11 страница
  11. I. Перевести текст. 2 страница
  12. I. Перевести текст. 3 страница

Победителей не судят

Предводитель восставших, обращаясь к толпе, при­зывал «идти до конца», раз уж люди взялись за оружие и учинили массовые погромы. Если бы нам пришлось сей­час решать, браться за оружие и опустошать дома граж­дан или нет, продолжает говорить вождь, то я был бы пер­вым, кто советовал не торопиться, предпочитая мирную нищету братоубийственной войне. Но оружие поднято и теперь уже речь идет о том, как избежать наказания за содеянное зло и при этом добиться большей свободы. Что делать, если все — население, власть — объединились против нас?

Мы должны, говорит предводитель восставших, не покоряться, а удвоить зло, умножить пожары и грабе­жи, вовлекая в преступления, повязывая злом все новых и новых людей. Ибо там, где ошибаются многие, не на­казывают никого.

Нельзя наказать всех, так как виновных слишком много. И еще: карают, как правило, за мелкие проступ­ки, а за крупные — награждают. Когда страдают все, мало кто захочет мстить, ведь общую обиду переносить легче, чем личную.

Умножая зло, не бойтесь упреков совести за соде­янное, потому что победа не вызывает позора, какой бы ценой она ни была одержана.

Победителей не судят; из рабства помогают выйти только измена и отвага. Когда люди начинают пожирать друг друга, участь слабого с каждым днем ухудшается. Когда обстоятельства не благоприятствуют человеку, он может положиться только на собственные силы.

Сегодня мы знаем, что многие поколения политичес­ких лидеров XX столетия, даже не изучая трудов Маки­авелли, эффективно применяли эти принципы на прак­тике. Почему так происходило, не знает никто. Может быть, законы «негативного управления» передаются ге­нетическим путем? Или лидеры, добивающиеся или уже добившиеся власти, применяют некие универсальные законы, которые действуют независимо от воли и созна­ния людей? Ни одного научного исследования на подоб­ную тему еще не проведено.

Воля к власти

Ориентация на власть, стремление ее достичь таит в себе потенциальную опасность для социального порядка, гарантом которого может быть только тот, кто эту власть уже имеет. Правитель, как персональное олицетворение привилегий и силы, превращается в цель для честолюби­вых подданных. К высшему посту в государстве или ком­пании тянется множество рук, а дотянувшись, берут от власти по максимуму.

Свойство стремиться наверх не зависит от лич­ных достоинств и недостатков. Оно действует в людях наподобие объективного закона, независимого от воли и сознания. «Воля к власти», если воспользоваться ниц-шевской терминологией, выше человеческих чувств. Она управляет нами вопреки нам самим.

Успех в продвижении наверх зависит не столько от интенсивности ориентации на власть, сколько от на­личных средств. Обладающие многим имеют в рас­поряжении больше средств — деньги, связи, — чтобы сеять смуту в обществе, дестабилизировать существу­ющий порядок.

Имея многое, они фактически злоупотребляют тем, чем уже обладают, ибо противозаконными действиями провоцируют у неимущих те же самые алчные чувства.

«Богатое честолюбие» опаснее «бедного», ибо воз­буждает в людях, не обладающих властью, желание ов­ладеть ею и всем тем, что сопряжено с властью, — бо­гатствами и почестями.

Свобода — всего лишь желание не быть угнетенным

Наряду с властью несомненной ценностью для лю­дей обладает свобода. Она — такой же императив че­ловеческих поступков, как и власть. Если власть чаще стремятся захватить, то свободу хотят удержать.

В «Рассуждениях о Тите Ливии» Макиавелли спра­шивает, кому лучше доверить охрану свободы — тем, кто желает приобрести то, чего не имеет, или тем, кто хочет удержать за собой уже приобретенные преимущества?

Сравнивая исторические факты, он делает вывод о том, что свободу республики правильнее доверить про­стым людям, а не дворянам. Последние одержимы же­ланием господствовать, а первые хотят всего лишь не быть угнетенными. Значит, они больше любят свобод­ную жизнь и имеют меньше средств для похищения сво­боды, чем дворяне.

Подтверждая свои выводы, флорентийский фи­лософ многократно повторяет одну и ту же мысль: че­ловек может смириться с утратой власти или чести, смириться даже с потерей политической свободы, но не с утратой имущества.

Народ молчит, когда казнят сторонников респуб­лики либо посягают на честь ее вождей. Но народ восстает, когда посягают на его имущество.

Толпа идет за видимостью успеха

Что правит человеческим поведением — мотивы или последствия, истинные цели или ложные результаты?

Трудно разобраться в тайниках человеческой души. Часто приходится встречаться с ничтожностью мо­тивов и величием результатов, а еще чаще — с вели­чием замыслов при ничтожности результатов. Про­верять или принимать на веру — вот в чем вопрос, который должен решить для себя эксперт от политики или управления.

Принимать видимость за действительность, счи­тать, что достигнутый успех оправдывают любые, даже самые бесчестные, средства, если они находятся в руках власть придержащих, свойственно только профанам. Из них состоит толпа. Она не разбирается в тонкостях политики, ее интересует лишь видимость дела.

Если государь достиг того, что ценится всеми или большинством, а именно единства общества, и использо­вал сомнительные средства, они, эти средства, всегда бу­дут сочтены достойными похвалы. Ведь толпа обращает внимание только на видимость. Мнение немногих имеет вес, когда большинству не на что опереться.

Толпа — всегда большинство, но не всякое большин­ство — толпа. Народ, послушный воле необходимости или разума, не есть толпа. Толпой управляют страсти скорее дурные, нежели хорошие.

Можно выразиться иначе: толпа — пространство чувств, страстей, эмоций; одиночество — пространство разума и сосредоточенности. Страстям подвержены все люди, независимо от того, причисляют они себя к дворянству или простонародью.

Люди, говорит Макиавелли, обычно неблагодарны, непостоянны, лживы, боязливы и алчны. Умный пра­витель должен уметь пользоваться страстями, играя на них как музыкант. Чтобы не попасть в неудобное по­ложение, ему лучше не питать иллюзий и заранее пред­полагать всех людей злыми. Хорошо, если действи­тельность опровергнет его точку зрения и он встретит добро. Тогда его успех только окрепнет. Но если ис­ходить из противоположного мнения, то действитель­ность, оказавшись иной, разрушит его замыслы.

Страх и любовь

Правитель не ошибется, зная, что поведением лю­дей руководят два главных мотива — страх и любовь. Поэтому тот, кого боятся, способен управлять так же легко, как и тот, кто любим.

Любовь очень тонка, а страх прочнее и тверже. Лю­бовь держится на крайне зыбкой основе — человечес­кой благодарности. Но благодарность легко разрушает­ся, и злой человек готов воспользоваться любым предлогом, чтобы ради личной корысти изменить ей.

Но разве правитель знает наперед, кто злой, а кто добрый? Ему надо быть трезвым реалистом, рассчи­тывая на успех даже при самых неблагоприятных об­стоятельствах.

Честный ошибается чаще

Конечно, людям свойственно стремиться быть че­стнее, чем они есть на самом деле, как и казаться лучше, чем они есть. Но если правитель принимает желаемое за действительное, то он добровольно обманывается.

Между тем, как живут люди, и тем, как они должны жить, дистанция огромная. Чаще всего терпит крушение честный правитель, ибо он мерит людей на свой аршин, т. е. представляет их лучше, чем они есть. В отличие от него умный правитель изучает то, что есть в действительности.

Хотя честности в людях меньше, чем они думают, сама по себе честность ценится очень высоко, ибо че­ловек склонен стремиться к тому, чего у него нет. Осо­бенно если такие качества пользуются уважением и ок­ружены почетом.

Людям свойственно обставлять себя видимыми символами, желаемыми благами, вымышленными доб­лестями. Если государь стремится добиться власти, признания или лидерства, ему надо пользоваться сим­волами, проистекающими из мотива любви. Но удер­жать власть можно, лишь полагаясь на мотив страха.

Существует только два способа достижения цели — путь закона и путь насилия. Первый присущ человеку, а второй — диким животным. Правителю не обязатель­но выбирать одно из двух, ибо данная антиномия не­разрешима. Он должен уметь пользоваться обоими спо­собами.

Руководитель не должен быть щедрым

Труден путь государя, его подстерегают опасности там, где он их не ждет. Вчерашний опыт, приведший к успеху, сегодня оборачивается провалом; благо, к ко­торому он стремится, ожидая, что и подчиненные по­читают это благом, способно обернуться злом.

Государь может проявить самые лучшие лидерс­кие качества, но они не принесут ему пользы. Поэтому правитель не может быть щедрым в такой степени, что­бы эта щедрость приносила ему ущерб. Но он не должен бояться также осуждения за те пороки, без которых не­возможно сохранить за собой власть.

Умный лидер — это тот, кто взвешивает все обстоя­тельства и последствия своих поступков. И круг анали­зируемых обстоятельств должен быть достаточно велик, чтобы ясно понять простую мысль: существуют добро­детели, обладание которыми ведет к гибели, и есть по­роки, усвоив которые, можно достичь безопасности и благополучия.

Когда на чашу весов поставлено высшее социаль­ное благо — порядок и стабильность, государь не дол­жен бояться прослыть жестоким. Хуже, если он, желая заслужить расположение подданных либо от избытка снисходительности, позволяет развиваться беспоряд­кам, грабежам и насилию.

Для острастки лучше казнить столько, сколько надо, ибо казни касаются все-таки отдельных лиц, а бес­порядки — бедствие для всех.

Полезнее держать в страхе

Самый знаменитый вопрос Макиавелли, который до сих пор будоражит умы менеджеров: что для ли­дера лучше — внушать страх или любовь? Что для него полезнее: чтобы его любили или чтобы боялись?

В принципе, лучше, конечно, сочетать оба мотива, но, коли в жизни такое недостижимо, для личной выго­ды правителя полезнее держать подданных в страхе. Од­нако поступать надо так, чтобы страх не перерос в нена­висть, иначе ничто не спасет государя от разбушевавшихся страстей.

Достичь необходимой меры нетрудно, памятуя, что главное — не посягать на имущественные и личные права подданных. Для пользы дела он может даже казнить кого-то из родственников бунтовщика, но только не посягать на имущество. Ведь люди обык­новенно прощают и забывают даже смерть родителей, но не потерю состояния.

Быть щедрым — значит быть зависимым

И еще одно правило: предусмотрительный пра­витель не должен выполнять все свои обещания. Он обязан сделать это лишь в том случае, еслд неиспол­нение наносит ему вред.

Подобный совет, возможно, звучит безнравственно, но только там, где все люди честны и добросовестны. Но мы-то знаем, что в большинстве своем подданные не особенно заботятся о выполнении распоряжений госуда­ря. Значит, и государь может не быть особенно щепетиль­ным в выполнении своих обещаний. Добиваясь власти, он расточает обещания налево и направо, пытаясь снискать любовь и преданность подчиненных. Но оставаться доб­рым слишком долго — неимоверно тяжкий груз.

Быть добрым, значит дать еще одно обязательство, стать зависимым от подчиненных. А там, где есть за­висимость, возникают нерешительность, малодушие и легкомысленность, т. е. качества, недопустимые для ру­ководителя.

Народ презирает в первую очередь малодушных, а не жестоких. Зависимый государь не способен быть твердым и злым, он неизбежно добр. Однако заслу­жить ненависть за добрые дела так же легко, полагает Макиавелли, как и за дурные. Вывод: чтобы удержать власть, надо быть порочным.

Вознаграждай постепенно, наказывай сразу

Управляя людьми, их надо либо ласкать, либо уг­нетать, поступая очень осмотрительно. Люди мстят, как правило, только за легкие обиды и оскорбления. Силь­ное давление лишает их возможности мстить. И уж если лидер избрал свой путь, то угнетение должно быть настолько мощным, чтобы отнять всякую надежду на со­противление.

Добрые дела и благодеяния правильнее расточать по капле, чтобы подчиненные имели достаточно вре­мени для благодарной оценки. Позитивные стимулы должны цениться, только тогда они выполняют свое предназначение.

Наградами и повышением по службе дорожат, когда они редки, когда раздаются мало-помалу. Напротив, наказание лучше производить сразу и в больших до­зах. Единовременная жестокость переносится с мень­шим раздражением, нежели растянутая во времени.

Там, где есть раздражение, управлять поведением людей нельзя. Негативные санкции не нуждаются в оце­нивании и ответной благодарности, они производят смя­тение чувств. Сильный гнет лишает подданных возмож­ности отмщения, и это — благо для руководителя.

Итак, зло надо творить сразу, а добро — постепен­но; гораздо надежнее внушать страх, чем быть любимым.

И еще: зло причиняет людям боль, а добро приеда­ется, и оба чувства ведут к одному и тому же результату.

Качества льва и свойства лисицы

Правитель не обладает всеми добродетелями одновре­менно. Поэтому важно не то, какой он есть, а то, каким он кажется подданным. На подобную уловку их легче пой­мать. Толпа с удовольствием идет за видимостью успеха.

Мудрый лидер соединяет в себе качества льва (силу и честность) и качества лисицы (мистификацию и ис­кусное притворство), т. е. качества прирожденные и качества приобретенные.

От природы человеку дано очень мало, гораздо боль­ше он получает, живя в обществе. Прямодушен, хитер или талантлив он бывает по рождению, но честолюбие, жад­ность, тщеславие, трусость формируются в процессе со­циализации индивида. Природа создала людей такими, что они могут желать чего угодно, пишет Макиавелли, но не всегда они могут этого добиться.

Между двумя полюсами — желаемым и действи­тельным — возникает опасное напряжение, способное надломить человека, сделать его завистливым, ковар­ным или жадным. Ведь желание приобретать превы­шает наши силы, а возможностей вечно недостает. В ре­зультате появляется недовольство тем единственным, чем человек уже владеет. Подобное состояние Макиа­велли называет неудовлетворенностью.

Зависть порождает врагов, напористость — сторонников

Неудовлетворенность— стимул к движению, из нее проистекают перемены в наших судьбах. Мы таковы, что хотим большего, чем имеем, но боимся потерять уже при­обретенное.

Завидуя тем, кто живет лучше, мы испытываем к ним ненависть, превращая во врагов тех, кто об этом даже не подозревает. Постепенно стимул к движению превра­щается в тормоз: мы становимся врагами самим себе. Тогда-то и настает час оборотней: зло предстает в маске добра, а добро используется во зло.

Во всем нужна мера. Желание приобретать — свойство вполне естественное. Одни стремятся к этому в меру своих сил. Другие будут не завидовать, а хвалить, не осуждать, но одобрять. Плохо, когда они не могут, но добиваются, не заслуживают, но получают.

Макиавеллиевский «Государь», ставший с тех пор политическим учебником по управлению, изобилует настолько смелыми (и, несомненно, глубокими) сентен­циями, что и сегодня не всякий решился бы высказать­ся столь откровенно. Например: «Я полагаю, все-таки, что лучше быть напористым, чем осмотрительным, по­тому что судьба — женщина, чтобы одержать над ней верх, нужно ее бить и толкать. В таких случаях она чаще уступает победу, чем когда проявляют к ней холодность. И, как женщина, она склонна дружить с молодыми, по­тому что они не столь осмотрительны, более пылки, и смелее властвуют над ней».

Личности и безликости

Когда человеку недостает пылкости или смелости, он предпочитает полагаться не на удачу или везение, а на собственную рассудительность. Быть может, судьба дей­ствительно благосклонна к молодым и безрассудным, но жизнь учит осмотрительности и степенности.

Честные и смелые идут напрямик, а слабые и неве­зучие — в обход. Идти в обход — значит, умерять свои аппетиты, сообразовываться с обстоятельствами, где надо — отступать и всегда — притворяться: говорить не то, что думаешь, не доверять первому встречному, по­ступать только с выгодой себе, думать не так, как велят. Иными словами, играть некую роль, надев социальную маску, через которую не разглядеть настоящего лица.

Любимцев судьбы очень мало, честные и благород­ные составляют меньшинство. Их можно назвать лич­ностями, большинство же — безликая толпа, ибо при­творство и есть та маска, которую вынуждены носить неличности, чтобы скрыть обман и коварство.

Поэтому о людях вообще можно сказать, что они при­творщики. Они бегут от опасностей и жадны до наживы. Когда им делаешь добро, они — навек твои друзья: гото­вы пожертвовать для тебя жизнью, имуществом и деть­ми, если, конечно, надобности в этом не предвидится.

Но если вы лишите их того, в чем они особенно нуж­даются, или что ценят превыше всего, даже когда это нуж­но сделать для общественного блага, они вас предадут или возненавидят. Ибо большинство — численное большин­ство — не обладает стойкими нравственными достоинства­ми. Чувство собственного достоинства выступает у них не абсолютным императивом, а всего лишь пассивной фор­мой выражения честолюбия и страсти к приобретению.

Принцип относительности

Все люди, независимо от того, нравственны они или нет, стремятся к одной и той же цели — к славе и богат­ству. Хотя каждый выбирает к ней свой путь: одни посту­пают осмотрительно, другие берут смелостью; одни при­бегают к хитрости, другие к насилию; одни терпеливы, другие решительны; все они способны добиться успеха, несмотря на то, что образ их действий противоположен. Почему же это возможно? Поступают по-разному, но целей достигают в равной мере.

Причина кроется в том, что, несмотря на противо­положность, и тот и другой образ действия соответству­ет конкретным обстоятельствам, данной минуте. То, что хорошо в одно время, может быть дурно в другое. В од­них ситуациях нужна жестокость, а в других снисходи­тельность.

Выбор цели также зависит от обстоятельств: нельзя стремиться установить демократию в тираническом об­ществе, или, напротив, монархию — в свободолюбивом.

Цели следует сообразовывать со средствами, а сред­ства — с обстоятельствами и результатами. Если ваша цель — ввести республику, то надо поступать одним спо­собом, а если монархию, другим.

Относительность н принцип разграничения

Итак, принцип относительности управления Маки­авелли гласит: выбор средств соотносится с ситуацией, оценка результата — со средствами, наконец, все вмес­те — цель, средства, ситуация — должны соотноситься между собой.

Многочисленные казни нельзя оправдать с точки зрения высших принципов, но это необходимо сделать с точки зрения целей или конкретной ситуации. Стало быть, с принципом относительности тесно связан прин­цип разграничения политики и морали: политику нельзя судить с нравственных позиций.

Политик не может руководствоваться нравствен­ными нормами, ибо политика — сфера относительного, а нравственность — область абсолютного.

Идея разделения властей (политической и рели­гиозной) Макиавелли легла в основание классической доктрины буржуазного либерализма.

Кругооборот форм управления

До сих пор не потеряла актуальности макиавеллиевская концепция циклического развития государ­ственных форм (демократия — олигархия — арис­тократия — монархия). Монархия легко обращается в тиранию, аристократия — в олигархию и т. д. Цикли­ческое развитие форм управления напоминает идею кругооборота, взаимообращения добра и зла.

Политические перевороты как раз и свидетель­ствуют о непрочности даже самого прогрессивного режима: его свергают и на смену приходит тирания.

В движении и кругообороте находится практи­чески все — материальные объекты, формы правления, человеческие дела. Природа не позволяет вещам пре­бывать в покое. Достигнув предела совершенства, дальше которого двигаться уже невозможно, государства всту­пают на обратную дорогу.

Маятниковое движение «вверх-вниз-вверх» совер­шают государства, добро и зло, наши поступки. Челове­ческие дела то идут на подъем, то клонятся к упадку.

Каждый человек, поступающий разумно, стремится только к успеху. Однако необходимость превыше разу­ма, она ведет ко многим вещам, к каким не привел бы нас рассудок.

Кругооборот Макиавелли возможен в силу отно­сительности противоположных состояний — добра и зла, низа и верха, упадка и подъема. Они легко пре­вращаются друг в друга.

Согласно Макиавелли, существуют три «хоро­ших», или основных формы управления (монархия, аристократия и демократия) и три плохих, или извра­щенных (тирания, олигархия и анархия).

Вторые так похожи на первые, что все они легко пе­реходят одна в другую: монархия — в тиранию, а демок­ратия — в анархию. Основатель любой из трех «хоро­ших» форм правления способен установить ее лишь на короткое время, ибо никакое средство не удержит ее от превращения в свою противоположность. Так и в чело­веческих делах: добродетель легко превращается в по­рок, а порок принимает обличье добродетели.

Принцип принятия решений

Кругооборот событий создает единую цепь взаи­мосвязи явлений в природе и обществе. Рассматривая человеческие дела, пишет Макиавелли в «Рассужде­ниях», мы все больше убеждаемся в непререкаемости закона: никогда нельзя устранить одно неудобство, что­бы из него не возникло другое.

Если хочешь сделать народ сильным и великим, то придется воспитать в нем такие качества, как, например, свободолюбие и независимость, благодаря которым уже нельзя будет управлять им по желанию.

Если народ оставить слабым и малочисленным, дабы иметь возможность удобно править им, то он сделается столь ничтожным, что не сумеет сохранить свое бла­госостояние и власть.

Принимая управленческие решения, лидер дол­жен тщательно взвешивать, на стороне какого из них меньше неудобств, и брать его за основу, ибо совершен­но безупречных решений не бывает.

Весьма сомнительным представляется другой путь: взвешивая альтернативы, выбираешь ту, которая сулит больше выгод и удобств.

Значение идей Макиавелли

Вклад Макиавелли в историю социальной мысли, в теорию и практику управления огромен. Одним из пер­вых он обосновал понятие гражданского общества и при­менил термин «государство» так, как принято сейчас — для обозначения политической организации общества.

Его идеи дали жизнь современной социологической теории элит (В.Парето, Э.Дженнинг, Г.Моска, Ч.Р.Миллс), повлияли на автора теории «менеджерской революции» Дж.Бернхайма, возглавлявшего так называемое «макиа-веллистское направление».

На авторитет Макиавелли ссылаются теоретики бюрократии (М.Вебер, Р.Михельс), коррупции (А.Бо-надео), политического руководства и престижа власти (С.Хантингтон), «постиндустриального общества» и по­литического прогнозирования (Д.Белл, Г.Кан, Э.Винер). Наконец, задолго до О.Конта Макиавелли выдвинул идею «общественного консенсуса». Несомненно, фигу­ра Макиавелли занимает важное место в истории соци­ологии и менеджмента.

Вопросы к главе

1. В чем заключается принцип относительности Макиавелли и как он применим в современном менеджменте?

2. Приложима ли концепция кругооборота к объяснению пове­дения людей в организации?

3. В чем сходство и различие идей Никколо Макиавелли и Дейла Карнеги?

4. Как можно применить принцип разграничения властей к со­временному обществу?

5. Просмотрите еще раз четыре основных принципа Макиавел­ли, о которых говорил Р.Ходжеттс, и постарайтесь найти в тек­сте главы мысли и идеи Макиавелли, подтверждающие либо опровергающие их правильность.

Глава 5 Основоположники «НАУЧНОГО МЕНЕДЖМЕНТА»

Период с XXVII по XIX век явился последней и самой крупной вехой в развитии донаучного менеджмента, при­чем как с точки зрения теории, так и сточки зрения прак­тики. Среди тех, кто внес несомненный вклад в становле­ние теории, называют имена Джона Локка (1682—1704) и Томаса Гоббса (1588—1679), Адама Смита (1723—1790), Сен-Симона (1760—1825), Роберта Оуэна (1771—1858), Давида Рикардо (1772—1823), Джона Стюарта Милля (1806— 1873), Альфреда Маршалла (1842—1924). Все они — англий­ские философы и экономисты, повлиявшие на развитие менеджментской мысли через социальную философию и политологию. Наряду с теоретиками следует выделить мощную плеяду управленцев-практиков, которые вошли в историю под именем основоположников «научного менедж­мента». Самым выдающимся среди них был Роберт Оуэн.

Развитие теоретических воззрений

Конечно, экономисты оказали более весомое влияние, чем исследователи в других областях знания, на ключевые положения и практику менеджмента, но оно было доста­точно противоречивым. С одной стороны, анализируя фор­мы разделения труда и социальные процессы, отдавая дол­жное росту капиталов и обращению товаров, развитию промышленности и свободному предпринимательству, они предвосхитили появление бизнес-менеджмента. С другой стороны, экономика, которую они защищали, была глубо­ко имперсональной. Она имела дело скорее с движением товаров, нежели с поведением людей.

Несколько позже последний из великий английских экономистов, как назвал его Питер Друкер, Альфред Маршалл (1842—1924) присоединил управление к таким факторам эффективности, как производство, земля, труд и капитал. Но сделано это было как-то нерешительно. Поэтому и у него менеджмент оставался второстепен­ным, а не центральным элементом [82, с.22].

Пожалуй, только в отношении Сен-Симона и Шар­ля Фурье (1772—1837) можно говорить, что они «откры­ли» менеджмент до того, как он реально появился. Сен-Симон много говорил о важности управления в обществе, необходимости изыскания ресурсов производительно­сти и регулирования социальной структуры, наконец, он предвосхитил особую роль организаций в жизни буду­щего общества. В Америке подобные идеи поддерживал А.Гамильтон, подчеркивая именно конструктивную, це­лесообразную и ведущую роль менеджмента в обществе. Он видел в нем движущую силу социального развития и ставил его даже выше экономических факторов.

Социально-экономические предпосылки

Особо нужно сказать о развитии практики менед­жмента в этот период. Пожалуй, практики оказали не меньшее влияние на судьбу только еще рождающейся молодой науки, чем теоретики. Непосредственным ис­точником «научного менеджмента» и тейлоризма XX века надо считать деятельность так называемых осно­воположников «научного менеджмента» XVIII—XIX ве­ков — периода интенсивного технического перевоору­жения производства, возможности для которого открылись благодаря промышленному перевороту. Бур­жуазия как исторически перспективный класс олицет­воряла собой идею прогресса и являлась выразитель­ницей антифеодальных устремлений. Интенсивный рост промышленности и крупных городов привел к ухудшению условий труда. Обострение экономической борьбы свидетельствовало о выходе на историческую сцену новой общественной силы — пролетариата. Он все чаще стремился заявить о себе как об экономичес­ком партнере менеджмента. Развитие эмпирических исследований (социальная статистика), просветитель­ских теорий прогресса, разработка методологических проблем политической экономии, могущественный от­ток научных интересов к обществоведению от есте­ствознания — все это способствовало попыткам науч­ного подхода к проблемам организации труда и управления предприятием в XIX веке.

Манчестер — центр менеджмента

Родиной промышленной революции в Англии яви­лась ее северная часть. Это Манчестер и Ньюкасл, Лан­кашир и Йоркшир — индустриальное сердце страны, которую в XIX веке называли «промышленной мастер­ской мира». Колыбелью же ее, несомненно, выступал Манчестер — мировой центр текстильного производ­ства. Именно этот город стал средоточием крупного ка­питалистического производства, проводником научно-технического прогресса. Здесь изобретена паровая машина Уатта и множество других усовершенствова­ний, продвинувших далеко вперед технику английско­го производства. В 1842 г., когда в Манчестер приехал молодой Ф.Энгельс, чтобы постигать основы коммер­ческого дела, город был центром всеобщей стачки тек­стильщиков.

Сделаем особую оговорку о роли крупных городов в становлении менеджмента. До тех пор, пока «научное управление» не стало массовым движением, охватив­шим буквально все страны, его центрами выступали от­дельные города и предприятия. Здесь зарождались но­вые идеи, проекты, теории, здесь же они проходили опытную проверку, а затем тиражировались. Историчес­кими центрами мирового менеджмента надо считать Вавилон, Манчестер, Филадельфию, Чикаго, Москву (здесь действовал в 20-е годы всемирно известный Цен­тральный Институт Труда А.Гастева).

В Манчестере, писал Энгельс в работе «Положение рабочего класса в Англии», появились первые крупные транспортные сооружения — канал и железная дорога. В 1767 г. Ричард Аркрайт, цирюльник из Северного Лан­кашира, изобрел ватер-машину, которая наряду с паровой машиной Уатта, появившейся в 1764 г., стала важ­нейшим изобретением XVIII века в области механики. В 80-е годы опять же в Ланкашире появляются мюль-машина, а затем чесальная и ровничная машины. Благо­даря этим изобретениям машинный способ производ­ства одерживает окончательную победу над ручным и фабричная система становится господствующей. Глав­ная отрасль английской промышленности — хлопчато­бумажная — своим центром имела графство Ланкашир и город Манчестер, которые превратились в лидеров тех­нического прогресса и место зарождения научного уп­равления в Англии.

Плеяда великих англичан

Предприниматели, инженеры и ученые — Ричард Аркрайт (1732—1792), Джеймс Уатт (1736—1819), Мэ-тью Болтон (1728—1809), Чарлз Баббедж (1792—1817), Уильям Джевонс (1835—1882) — обратили внимание как на инженерно-технические аспекты производства (координацию деятельности и контроль за операция­ми, изучение времени и движений, управление финан­сами и техникой, планирование и эффективность про­изводства), так и на социально-психологические. То действительно была плеяда «великих англичан». Баб­бедж — математик, механик и экономист, Болтон — инженер и промышленник, Уатт — изобретатель паро­вой машины. Английского промышленника Аркрайта историки называют «пионером эффективного менедж­мента». (Всех их упоминает К.Маркс в своем «Капита­ле».) Джевонс — английский экономист, статистик, логик, построил логическую машину и пытался приме­нить математический аппарат к анализу экономичес­ких явлений.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.021 сек.)