XVII. ШУТ И ЕГО МОГИЛА ДЛЯ ВЕЛИКОЙ ЖЕНЩИНЫ

Проза постепенно близится к завершению. Минуя стихотворную смерть Офелии, мы сразу попадаем в предпоследнюю прозаическую (реальную) сцену - на кладбище - и слышим разговор двух могильщиков. Эти могильщики в оригинале обозначены как сlowne (клоун, шут, деревенщина). А мы знаем, что шут - фигура особенная, - именно он говорит правду королям. Шут в пьесах времен Шекспира всегда говорил прозой.

Несмотря на исследованность этой сцены А. Барковым, рискнем все же пройти по ней, выискивая незамеченные предшественниками детали. Даже при беглом прочтении видно, что здесь ни разу определенно не говорится, кого собираются хоронить - имя Офелии не упоминается (как и вообще в прозе не упоминается о смерти Офелии). Это очень существенное наблюдение. Давайте посмотрим, что из него следует.

Сцена начинается с разговора двух шутов о той, кому они копают могилу. Они продолжают свой, начатый за сценой спор о правомерности христианского погребения своей "клиентки", которая 3191...wilfully seekes her owne saluation (своевольно ищет ее собственного спасения души). Эта фраза отсылает доверчивого читателя к сцене самоубийства Офелии, о котором поведал нам Горацио устами королевы. Но забудем на время о стихах, послушаем шутов. Они рассуждают о той, которой королевский прокурор назначил христианское погребение, несмотря на то, что она, якобы, утопилась.

Кстати, в первой редакции эта сцена вообще более прозрачна и определенна. В ответ на вопрос второго шута, почему она (имя ее не называется!) не будет похоронена по христианскому обряду, первый отвечает:

Clowne....because shee's drownd.

(...потому что она утонула)

2. But she did not drowne her selfe.

(Но она не утопила сама себя.)

Clowne No, that's certaine, the water drown'd her.

(Нет, это определенно, та вода утопила ее.)

2. Yea but it was against her will.

(Да, но это было против ее воли.)

Странный разговор, не правда ли? Здесь вовсе не говорится о самоубийстве - отчего же вообще возникла проблема христианского погребения, которого были лишены самоубийцы? И разве не удивительны слова о какой-то воде, которая топит человека против его воли?

А вот загадочный своей подробной необязательностью кусок из редакции 1604 года:

3204-9 Clowne.... here lyes the water, good, here stands the man, good, if the man goe to this water & drowne himselfe, it is will he, nill he, he goes, marke you that, but if the water come to him, & drowne him, he drownes not himselfe, argall, he that is not guilty of his owne death...

(Шут:...Здесь лежит/лжет эта вода, хорошо, здесь стоит этот человек, хорошо, если этот человек идет к этой воде и топится сам, хочет он этого или нет, он идет, отметь себе это, но если эта вода приходит к нему и топит его, он топится не сам, следовательно, он не виновен в собственной смерти...)

Автор упорно пытается обратить внимание читателя на воду, которая ведет себя как живое существо - сама идет к человеку и топит его.

Еще одно уточнение - шуты делают вывод (несмотря на откровенные разговоры об убийстве), что эту покойницу похоронят по-христиански только в силу ее происхождения - она есть gentlewoman - благородная женщина, или даже, как сказано в 1603 году, a great woman - великая женщина. Но, мне кажется, трудно связать эпитет "великая" с Офелией, - о ее величии нет никаких сведений в пьесе.

Это противоречие, которое стоит подчеркнуть. Женщина не покончила жизнь самоубийством, ее "утопили" - значит, она заслуживает христианское погребение. Но из разговора следует, что христианское погребение ей назначено только потому, что она - великая женщина. Значит, кроме самоубийства, которого не было, имеется еще какая-то причина, чтобы церковь противилась христианскому погребению?

Следующий отрывок непонятен современному читателю, но, тем не менее, полон смысла:

3218-20 Come my spade, there is no auncient gentlemen but Gardners, Ditchers, and Grauemakers, they hold vp Adams profession.

(Дай мою лопату, здесь нет древнее джентльменов кроме садовников, землекопов, и могильщиков, они поддерживают профессию Адама.)

3221 Other. Was he a gentleman?

(Он был джентльмен?)

3222 Clowne. A was the first that euer bore Armes.

(Был первым, который носил оружие.)

Обычно это место (как, впрочем, и весь разговор могильщиков) рассматривают как простую болтовню. Но в словах об Адаме есть важное содержание. Михаил Морозов в своей работе "Баллады о Робин Гуде" пишет, что Томас Уолсингем в труде Historia Anglicana, сообщая о крестьянском восстании 1381 года под предводительством Уота Тайлера (Wat Tyler, Tiler), привел лозунг восставших: "When Adam delved and Eva span, who was then gentleman?" (Когда Адам копал и Ева пряла, кто был тогда джентльменом?)

Странно, что Морозов, цитируя Уолсингема, не вспомнил о "Гамлете" и его шутах-могильщиках. А во времена Шекспира читатель наверняка знал, о чем говорит этот отсыл в историю. Восстание началось в графстве Эссекс с нападения крестьян на сборщиков налогов, и вскоре восставшие контролировали большую часть страны. Правил в то время король Ричард II, который, обещая уступки, заманил Тайлера в западню. На переговорах предводитель крестьян был предательски убит лондонским мэром. Силы повстанцев в течение нескольких дней были разгромлены в Лондоне и его окрестностях.

Этот Ричард II, несмотря на дистанцированность во времени от наших событий, играет не последнюю роль в данном расследовании. Да и само подавленное восстание имеет отношение к тому историческому действу, которое Шекспир переплавил в художественное произведение. Но - всему свое время...

Мы же пока пойдем дальше и послушаем разговор Гамлета с могильщиком.

3333 Hamlet...How long hast thou been Graue-maker?

(Как давно ты могильщик/смерть-мэйкер/мастер темных дел?)

3334-5 Clow. Of the dayes i'th yere I came too't that day that our last king Hamlet ouercame Fortenbrasse.

(Из всех дней в этом году я пришел к этому в тот самый день, когда наш последний король Гамлет победил Фортинбрасса)

3336 Ham. How long is that since?

(Сколько прошло с тех пор?)

3337-9 Clow. Cannot you tell that? euery foole can tell that, it was that very day that young Hamlet was borne: hee that is mad and sent into England.

(Вы не можете этого сказать? Каждый дурак может сказать это, то было в тот самый день, когда родился молодой Гамлет: тот, что сошел с ума и послан в Англию)

Все, кто исследовал эту сцену (в основном с целью определения возраста Гамлета) прошли мимо начала фразы могильщика "Of the dayes i'th yere" (Из всех дней в этом году) - а она может говорить о том, что могильщик находится на кладбище совсем недавно - не больше года, и попал сюда в день рождения молодого Гамлета. Иначе эта фраза кажется откровенно лишней - мог ведь просто сказать: "Пришел к этому в тот самый день...". (Носители языка могут просто посмеяться в этом месте над нашей глупостью - ничего страшного, если нам укажут, мы с извинениями отступим на старые позиции. К тому же мы не собираемся оставить без внимания и привычный вариант). Традиционно же считается, что шут работает могильщиком уже тридцать лет. Этот факт выводят из ответа могильщика на вопрос Гамлета - на какой почве принц Датский сошел с ума:

Clow. Why heere in Denmarke: I haue been Sexten heere man and boy thirty yeeres.

(На той, что здесь в Дании: я здесь дьячком/могильщиком с младых ногтей тридцать лет.)

Однако в этой фразе есть свои тайники. Во-первых, могильщик имеет правильное написание Sexton. Хотя, возможно, это лишь современный вид. Во-вторых, в редакции 1623 года слово Sexten превращается в Sixeteene (шестнадцатилетний)! Тогда ответ приобретает вид: "я здесь (в Дании, а не на кладбище! - И. Ф.) с шестнадцати лет мальчиком и мужем уже тридцать лет", что дает нам возраст этого клоуна - 46 лет на момент опроса его Гамлетом. Но после того как мы убедились в чьем-то пристрастном редактировании Фолио 1623 г., нет уже большого доверия к превращению "могильщика" в "шестнадцатилетний". Но если слово может претерпевать такие метаморфозы, стоит привести еще одно, близкое по написанию и звучанию - Sextain, означающее шестистишие. Тут уже можно говорить не о могильщике, но о поэте. И поговорим, если найдем для этого хоть какие-то основания.

Еще один загадочный момент. Свою беседу с черепом Йорика Гамлет завершает тем, что рекомендует ему отправиться к "столу моей Леди" и рассказать ей, что, несмотря на грим толщиной в дюйм, она все равно придет к тому же - пусть посмеется над этим. О какой Леди упоминает Гамлет? Вряд ли об Офелии, которой в силу юности еще не нужен толстый грим. Тут же Гамлет говорит об Александре и Цезаре - что и эти императоры были смертны, что и они умерли и превратились в прах, глину (dust, lome, clay). Эту мысль Гамлет иллюстрирует рифмованными стихами:

3400 Imperious Caesar dead, and turn'd to Clay,

(Император Цезарь умер и превратился в прах/глину,)

3401 Might stoppe a hole, to keepe the wind away.

(Которой можно заткнуть дыру, предохраняясь от сквозняка.)

3402 O that that earth which kept the world in awe,

(О, вот эта земля/страна, которая держала мир в благоговейном страхе,)

3403 Should patch a wall t'expell the waters flaw.

(Должна латать стену, которая отражает водный шквал/ложь).

И завершает:

3404 But soft, but soft awhile, here comes the King

(Но тише, погоди, сюда идет король).

Здесь следует пограничная ремарка:

Enter K. (Входит король).

И Гамлет продолжает - уже ямбом Горацио! - "...королева, придворные, за кем они следуют?".

Резюмируем. Хоронить собираются некую знатную, даже великую даму, которая умерла не сама - некая вода пришла к ней и утопила ее. И при этом под сомнением находится право покойной быть погребенной по христианскому обряду. Для того, кто хоть немного знает историю елизаветинской Англии, этих сведений уже достаточно, чтобы заподозрить, о чьих похоронах может идти речь.

Шут намекает на некое восстание, которое было подавлено Ричардом II, а его зачинщик лишился жизни.

Ответы шута принесли окончательную уверенность, что в монологе актера о Приаме и Гекубе речь шла именно о дне убийства Фортинбрасса и дне рождения его младшего сына, впоследствии - младшего Гамлета и его неизвестного нам брата-близнеца (логично было бы назначить на эту роль принца Фортинбрасса, но не будем строить слишком очевидные гипотезы).

Как видим, автор вывел королеву из реальности-прозы в стихотворную пьесу-крышу - в прозе-реальности на кладбище входит тот самый бестелесный король. Да и все рассуждение о смертных императорах Гамлет привязал к своей Леди. Это последний штрих к картине похорон знатной пожилой (судя по толстому гриму) дамы, которая не заслужила христианского обряда, хотя когда-то и была христианкой...

Поиск по сайту: