X. АХИЛЛ И ПОЛИКСЕНА

Увлекшись судьбой Робина Хантингтонского, мы забыли о его любимой деве Мэриэн, дочери лорда Фицуотера (Fitzwater). Обратите внимание - приставка Fitz всегда добавлялась к фамилии незаконнорожденного сына короля. Получается, что в жилах отца Мэриэн (и у нее самой) течет королевская кровь. (Это может быть всего лишь совпадением, но на всякий случай отметим вторую половину фамилии - water). Как видим, уже одна фамилия девы Мэриэн пробуждает наш уснувший было интерес к ее шекспировскому двойнику - девице Офелии и ее прототипу, которого мы до сих пор не угадали.

Перед нами стоит непростая задача - найти в реальной жизни человека, имеющего отношение к королевской фамилии, дочь которого имела близкие отношения с Робертом Эссексом. Только в случае удачи мы можем говорить о разгадке личности Офелии, а заодно и Лаэрта. Казалось бы, задача поставлена некорректно, поскольку мы знаем, что Роберт Эссекс был женат на Фрэнсис Уолсингем, вдове Филипа Сидни. Спрашивается, какую еще особу женского пола мы должны искать, полагая, что граф Эссекс с точки зрения супружеской верности вне подозрений? Однако не будем идеалистами... В аналлах Истории (в той малой части, что оказалась в нашем распоряжении) на гладкой супружеской биографии Эссекса обнаружились две маленькие шероховатости. Попробуем за них зацепиться.

Есть полезная книга, отрывок из которой просто необходимо здесь привести. Это "Мистрис Давенант - смуглая леди шекспировских сонетов" А. Эйксона (1913 г.). Правда, мы должны предупредить доверчивого читателя, что господину Эйксону слишком уж доверять не стоит. В подтверждение сошлемся на мнение Валентины Флоровой, которая в предисловии к собственному переводу фрагмента книги замечает: "Работы А. Эйксона, достаточно известные в начале ХХ века, в настоящее время практически утратили своё положительное научное значение... Однако можно сказать, что они сохранили отрицательное значение: общая ошибочность критического подхода, состоящая в "притягивании за уши" фактов биографии к фактам творчества, явственно сказывается на сомнительности выводов". Несмотря на такое предупреждение, - а, оно, как вы поняли, в полной мере относится и к нашей работе - мы все же рискнем заглянуть в эту сомнительную книгу. У нас нет иного выхода, хотя бы потому, что только здесь обнаружился указатель, в какую сторону двигаться заблудившимся исследователям. Итак, цитата:

"В начале 1598 года он (Джордж Чэпмен - И. Ф.) издал свой перевод семи книг гомеровской "Илиады", весьма заискивающе посвятив его графу Эссексу; после этого Шекспир создал "Троила и Крессиду", где пародировал Гомера и высмеивал Чэпмена. Эту пьесу никогда не играли на публичной сцене, для которой она изначально создавалась. Она игралась, как минимум, однажды, частным образом, в "Блэкфрайерсе", для графа Эссекса и его друзей. Ее постановка была снята по требованию Эссекса. Хотя Шекспир часто забавлялся обыгрыванием политических двусмысленностей, равно касающихся заговора и действия его драм, ни одну из параллелей не очертил он так осязаемо, как в этой пьесе, предназначенной, прежде всего, для осмеяния Чэпмена, но кстати предлагающей предостережение графу Эссексу. Вся речь Улисса в 3 сцене III акта, начинающаяся словами: "Есть страшное чудовище, Ахилл, - Жестокое забвенье" была увещанием Шекспира к Эссексу отказаться от сварливого отношения, которое он в это время лелеял в себе по адресу Королевы, а также предупреждением ему, что Сесил и его шпионы знали все о его незаконных отношениях с некоторыми придворными леди. Друзья Шекспира и Эссекса хорошо знали, что Сесил со своими приспешниками в своих попытках развести Эссекса с Королевой не могли бы использовать более эффективного оружия, чем эта информация. <...> Сесил увидел, что Королева прознала о любовных делах Эссекса, и, несомненно, это знание вконец ожесточило ее сердце против него. Маловероятно, что Шекспир ступил бы на такой тонкий лед без поддержки Саутхэмптона или других друзей Эссекса, которые, очевидно, побуждали передать вытекающий отсюда совет их лидеру.

Узнав о постановке "Троила и Крессиды" и о шекспировском искажении сюжета, Чэпмен немедленно издал еще одну книгу "Илиады" (18-тую), которую назвал "Ахиллов Щит", и также посвятил ее графу Эссексу. В своем посвящении семи книг гомеровской "Илиады" он сравнивал Эссекса с Ахиллом, расхваливая его "ахилловы добродетели". Эта личностная параллель, уже проведенная Чэпменом, послужила опорной точкой для пьесы Шекспира. Какую бы обиду ни почувствовал Эссекс от отнесения пьесы к себе, он больше сердился бы на Чэпмена, чем на Шекспира... Характерный недостаток такта у Чэпмена проявился в его глупой попытке оправдаться с помощью публикации "Ахиллова Щита" со вторым посвящением Эссексу".

Прервем цитату, чтобы проверить версию Эйксона, которому, как мы помним, доверять не рекомендовано. Для этого обратимся к пьесе Шекспира "Троил и Крессида". Дата ее написания неизвестна. Впервые напечатана в 1609 году. Точно установлено лишь то, что пьеса была создана не позднее 1603 года. Мы можем предположить, что пьеса была написана до 1601 года - судя по ее комедийному характеру, автор еще не знает, чем закончится для ее главных героев эта история. А герои, как вы догадываетесь - все те же... В доказательство - несколько фрагментов (перевод Т. Гнедич).

Хитрый Улисс доносит царю греков Агамемнону:

...Смотрите:

Вот наш Ахилл, краса и слава греков,

Наслушавшись восторженных похвал,

Тщеславен стал, самодоволен, дерзок,

Над нами он смеется. С ним Патрокл;

Лениво дни проводит он в постели

И шутит зло.

Насмешник дерзкий, он забавы ради

Изображает нас в смешном обличье,

Он это представлением зовет.

Порою он, великий Агамемнон,

Изображает даже и тебя

<...>

Крикливым, скудоумным болтуном,

Произнося гиперболы смешные,

И что же? Грубой этой чепухе

Ахилл смеется, развалясь на ложе,

И буйно выражает одобренье,

Крича: "Чудесно! Это Агамемнон!

Теперь сыграй мне Нестора!.."

<...>

И что ж! Тогда болезни лет преклонных

Осмеивают оба силача:

Одышку, кашель, ломоту в суставах

И дрожь в ногах, и, глядя на Патрокла,

Со смеху помирает наш герой...

Или - умный шут Терсит ("безобразный и непристойный грек"), которого Ахилл переманил у Аякса, поучает наивного Ахилла:

"Вот кто умен, так это Улисс и древний Нестор, ум которого начал покрываться плесенью прежде, чем у твоего дедушки выросли ногти. Они управляют вами, как парой быков, заставляя распахивать поля войны".

Аякс дает Агамемнону характеристику Ахилла, притворившегося больным:

"Болен-то он, положим, болен, но болезнь-то львиная: от гордости сердца. Если вы хотите польстить ему, можете называть эту болезнь меланхолией; но, клянусь вам, это просто гордость. А почему? Чем это он так гордится? Пусть он объяснит нам причину своей гордости".

Ахилл размышляет о своем пошатнувшемся положении:

...Как же это так?

Да разве стал я жалок или беден?

Мы знаем, что покинутых Форгуной

И люди покидают. О своем

Паденье мы в глазах друзей читаем

Скорей, чем сами чувствуем его.

<...>

Чуть поскользнешься - и любовь людская

Теряет равновесие мгновенно

И умирает падая. Но я

С Фортуной дружен. Всем я обладаю,

Чем до сих пор по праву обладал.

Так что ж могли они во мне заметить,

Дающее им право перестать

Ко мне с почтеньем прежним относиться?

И самое для нас главное - упрек Улисса Ахиллу:

Уж известно,

Что в дщерь Приама ты влюблен.

<...>

Твои сношенья с Троей

Затрагивают и тебя и нас.

Ведь, сам ты понимаешь, подобает

Ахиллу победить не Поликсену,

А Гектора. Ведь даже юный Пирр

Смутится духом, коль пойдет молва

И станут петь все греческие девы:

"Ахилл сестрою Гектора пленен,

Зато Аяксом Гектор побежден!"

Прощай! Я говорю, тебя жалея:

Уж лед трещит под тяжестью твоею!

Итак, Ахилл действительно влюблен - и влюблен в дочь Приама, царя Трои. Вернемся к книге Эйксона - может быть, он знает, кого спрятал Шекспир под маской Поликсены:

"В "Троиле и Крессиде" Шекспир представил Ахилла дующимся в палатке из-за раненого тщеславия и в то же самое время вовлеченного в любовную интригу с дочерью врага: все это точно соответствовало обстоятельствам жизни Эссекса в 1598 году. На несколько недель он удалился от двора, проводя свои дни в постели, симулируя болезнь; и в это же время его отношения с дочерью графа Нотингема - надежнейшего сторонника Сесила - стали печально известны".

К сожалению, в доступных нам главах книги Эйксон больше не касается этого персонажа. Что ж, во всяком случае, теперь нам известна фамилия "Офелии". Перед тем, как перейти к этой фамилии, замечу: пьеса "Троил и Крессида" в 1623 году была изъята из Содержания уже набранного Фолио, но страницы с ее текстом все-таки вошли в Фолио, хотя нумерация страниц была нарушена. Внимательный читатель, наверное, заметил, что в "Троиле и Крессиде" автор несколько иначе относится к ситуации (если это та же ситуация, что и в "Гамлете"). Издевательско-иронические интонации можно списать на время создания "Троила", когда трагедии еще не случилось. Но вот лагеря "греков" и "троянцев" отображены в двух пьесах зеркально. Ахилл - грек, Гамлет - троянец. Кажется, это повод для того, чтобы подвергнуть сомнению либо уравнение Эйксона Ахилл = Эссекс, либо наше Гамлет = Эссекс. Но есть и соломоново решение - усомниться в непреложности факта, что эти две пьесы писала одна рука. Несмотря на кощунственность такого предположения, оно еще напомнит о себе, когда мы будем рассуждать о стилометрии и об утроенном словаре Шекспира.

Поиск по сайту: