|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
XV. Принятие решений. Процесс выбора. 15 страницаНастроение может выражаться в эмоциях смешанного характера, напр., быть гневным, капризным, своенравным, оно может носить смешанные черты различных оттенков однородных эмоций, напр., астенического свойства, как это бывает при тревожно-мнительном настроении (Суханов 443), свойственном психастении. Болезненное настроение может отличаться значительной стойкостью, но может быть также неустойчивым, колеблющимся, изменчивым; нестойкостью и изменчивостью отличается настроение психастеников, истеричных, нередко прогрессивных паралитиков. Кроме первичного изменения настроения, обусловленного особенностями и свойствами болезненного процесса, у душевно-больных наблюдаются изменения и смены настроений вторичного происхождения, развивающиеся под влиянием различного рода факторов, напр., под влиянием иллюзий, галлюцинаций, бредовых представлений и идей; эти настроения обыкновенно не отличаются стойкостью и продолжительностью, но могут достигать силы резко выраженных аффектов разнообразного свойства. Одним из характерных свойств болезненных настроений в различных степенях их развития представляется то, что больные оказываются не только мало восприимчивыми к впечатлениям противоположной их настроению окраски, но даже окрашивают воспринимаемые ими впечатления в цвет своего болезненного настроения; при этом впечатления противоположного свойства не только не уменьшают болезненного настроения, но нередко даже его усиливают. Так, больной, переживающий подавленное настроение, избегает не только веселых впечатлений, но вообще всякого общества, всего, что могло бы, казалось, отвлечь его от тяжелых переживаний; чужой смех, улыбка, бодрый вид другого производят неприятное впечатление на больного, как бы еще более подчеркивая его инвалидность и непригодность; больной, пребывающий в эйфорическом настроении, легкомысленно скользит по впечатлениям печального характера, не придавая им надлежащего значения. Этой неизменяемостью под влиянием внешних обстоятельств, или, по крайней мере, незначительной изменяемостью отличаются описанные патологические настроения от настроений здоровых людей; настроение здорового человека находится в большой зависимости от окружающих событий, с которыми он связан известным интересом, его настроение меняется с переменой впечатлений, его можно развлечь, развеселить, опечалить; патологическое настроение недоступно или мало доступно указанным влияниям. Поэтому нельзя разубедить меланхолика, обнаруживающего бред самообвинения и греховности, нельзя убедить его в том, что он не преступник и не великий грешник, это не приведет к цели, напротив, в результате больной может сделав умозаключение, что настойчивое стремление доказать отсутствие за ним вины, без сомнения, очевидно, вызывается большой его виновностью, его только жалеют, потому и стараются утешить и т. д. Впечатления, чувственный тон которых находится в соответствии с настроением больных, легче воспринимаются ими, легче проникают в содержание их сознания, нередко усиливая их болезненное настроение; это явление может быть обозначено, как односторонняя возбудимость душевного чувства. К качественным изменениям душевных чувств относится болезненное повышение и понижение приятного и неприятного чувства. Болезненное повышение чувства приятного отчасти уже было рассмотрено, так как оно тесно связано с состояниями повышенного самочувствия и настроения, особенно с состоянием эйфории. Явление повышения чувства приятного обозначается термином hyperhedonia, а понижение чувства приятного обозначается как hypohedonia или anhedonia, в случае полного выпадения приятных впечатлений. Иногда встречается болезненное повышение отдельных чувствований, напр., половая гипергедония, выражающаяся в повышенной возбудимости сладострастного чувства (hyperaesthesia sexualis psychica), гипергедония, связанная с повышением приятного чувства при удовлетворении голода; иногда удовлетворение повышенных приятных чувствований связывается с осуществлением различных извращенных стремлений. Понижение и ослабление чувства приятного до степени его невозбудимости, притупление этого чувства, свойственно состояниям подавленности и угнетения при маниакально-депрессивном психозе и при других душевных заболеваниях; больные при этом оказываются не только мало восприимчивыми или совсем неспособными испытывать приятные переживания, но даже недоумевают, как они могли раньше их испытывать и как испытывают их другие. Подобно случаям повышения приятных чувствований, их пониженная возбудимость может ограничиваться отдельными их видами, как уже упоминавшееся половое чувство и чувство голода; первое обнаруживается в виде понижения или утраты возбудимости полового чувства (hypaesthesia, anaesthesia sexualis psychica), второе обозначается термином anorexia. В этих случаях акты, связанные у здорового человека с возбуждением приятных эмоций, вследствие болезненного невозбуждения соответствующих эмоций утрачивают свою привлекательность, нередко даже вызывая обратную чувственную реакцию; больной оказывается невозбудимым в определенном отношении; некоторые больные, напр., психастеники, обнаруживают известную нестойкость и избирательность в указанном отношении, напр., половая возбудимость, отсутствующая у них при одних обстоятельствах, может появиться при других, в связи с другим об'ектом; лица, невозбудимые, по отношению к одним сортам пищи, могут обнаруживать аппетит к другим. По отношению к неприятному чувственному тону, мы встречаемся с более или менее резко выраженным повышением его возбудимости*); она выражается не только усилением реакции на заведомо неприятные раздражители, но нередко раздражители, вызывающие у здоровых людей приятное чувство, у больных вызывают или усиливают существовавший ранее неприятный чувственный тон; такая повышенная ранимость, выражающаяся в развитии болезненно неприятного чувственного тона, носит название повышения психической болевой чувствительности (hyperalgesia psychica), так как подобно физическому повышению болевой чувствительности, это состояние выражается в болевых душевных переживаниях. Некоторые психиатры, как напр., Sсhulе, обозначают аналогичные эмоциональные явления, как психические невралгии (neuralgia psychica). Рассматриваемое состояние наблюдается в меланхолической фазе различных душевных заболеваний, особенно при маниакально-депрессивном психозе; оно бывает также выраженным отчетливо при психастении, на что сами больные обращают внимание, охотно рассказывая о своих тяжелых переживаниях. К болезненно неприятным эмоциям относятся также душевные переживания, которые могут быть охарактеризованы, как психические парэстезии (paraesthesia psychica); отчасти сюда принадлежит то своеобразное чувство, которое было описано выше, как предсердечная тоска (anxietas praecordialis); кроме того, сюда относится мучительное притупление душевной чувствительности, которое известно под названием anaesthesia dolorosa psychica и которое может быть характеризовано, как парадоксальное притупление душевной чувствительности; существо этого болезненного явления заключается в том, что будучи мало восприимчивыми или даже невосприимчивыми к различным не только слабым, но и сильным восприятиям, больные в то же время крайне мучительно и тяжко переживают это; мучительность переживаний усиливается тем, что больные сознают, что те восприятия и впечатления, которые должны находить живой отклик в их душе и раньше действительно его находили, перестали вызывать в них естественную душевную реакцию; они стали глухими и нечувствительными к окружающим событиям, так как хотя они их видят и понимают, но не переживают, точно их сердце заменилось куском дерева, их чувство замерло, окаменело; они перестали входить в интересы и жить жизнью близких, их горе и радость чужды для больных, они утратили способность сочувствовать, сердце их обросло корою; все проходит мимо них, не интересуя их, они чужды событиям, на все они смотрят как бы со стороны. Этот в высшей степени мучительный аффект является частым спутником меланхолических состояний, и, помимо тяжести переживаний его для больного, требует внимательного к себе отношения еще потому, что нередко вызывает со стороны больных попытки к самоубийству; при нем также бывают явления предсердечной тоски, он также приводит нередко к бурным взрывам отчаяния (raptus melancholicus); это болезненное состояние может с небольшими колебаниями продолжаться очень долго - несколько месяцев и даже - около года, а в неизлечимых случаях и значительно дольше. Все душевные переживания, связанные с развитием душевных болей, часто весьма сильных и тяжелых, превышающих боли физические, могут обозначаться общим термином психалгий (psychalgia). К качественным расстройствам эмоций относятся психические идиосинкразии*) под этим понятием подразумеваются такие своеобразные индивидуальные особенности психической организации, при которых определенный раздражитель, к которому громадное большинство людей остается равнодушным и безразличным, вызывает развитие бурной душевной реакции. Психические идиосинкразии не связываются неизбежно с душевными заболеваниями, при которых они, как и вообще, встречаются не часто. Известен страх Валленштейна перед криком петухов и Цезаря перед мяуканием кошек. Неправильно относить к идиосинкразиям неприятную эмоцию, наступающую у многих при виде жаб, крыс, мышей, мокриц, пауков и т. под., связанную с распространенным чувством отвращения к этим животным, разве что эмоциональная реакция будет отличаться значительной силой и будет носить избирательный характер. Корсаков относит к психическим идиосинкразиям различного рода фобии, как агорафобия, танатофобия и множество других; далеко, однако, не все случаи фобий могут рассматриваться просто, как психические идиосинкразии; как видно было при изучении их генеза, фобии в большинстве случаев имеют эмоционально-комплексное происхождение, особенно характеризирующее психастению; поэтому отношение их к идиосинкразиям должно быть ограничено до крайности: сюда могут лишь условно причисляться такие случаи эмоциональных реакций, происхождение которых не удается выяснить, и лишь до его выяснения. Гораздо проще обстоит дело по отношению к идиосинкразиям физическим, обнаруживающимся в связи с определенными сортами пищи, лекарственных веществ, в связи с вкусовыми и обонятельными раздражениями, где существо явления сводится к биохимическим влияниям при особой избирательной чувствительности организма; некоторые случаи из числа этих идиосинкразий несомненно связываются с психическим влиянием в форме внушения и самовнушения; так, Dornbluth приводит случай, относящийся к одному из его пациентов, у которого развивалась крапивница, если он ел раков в обществе, но ее не было, если он ел их дома. С развитием методики изучения комплексов область психических идиосинкразии настолько сузилась, что о ней следует говорить лишь условно. Тем не менее, остается ряд случаев, когда ощущения, сопровождающиеся обычно, как правило, отрицательной эмоциональной реакцией, вызывают в виде исключения приятный чувственный тон и обратно; напр., запах asae foetidae, вкус керосина, поедание различных нес'едобных и обычно неприятных на вкус веществ; но к этому мы еще вернемся ниже. Существенную часть отдела патологии душевного чувства составляет изучение навязчивых, болезненных страхов, фобий, но это было сделано в одной из предшествующих глав. XXIV. Воля и волевой процесс. Волевые и психомоторные движения. Порядок изучения болезненных расстройств двигательных актов. Расстройство мотивов поступков; аффекты, аффективная двойственность, симптом последнего слова. Изменение качества мотивов, их падение и повышение. Галлюцинаторные мотивы; навязчивые идеи; бредовые идеи. Расстройства мотивов, связанные с ассоциативной бессвязностью, помрачением сознания и слабоумием. Болезненное расстройство внимания; понижение возбудимости; поражение внимания при астенических состояниях, при пониженной деятельности самосознания. Замедление возбудимости внимания, заторможенность внимания. Повышение возбудимости, отвлекаемость, утомляемость, прикованность или прикрепление внимания; вынужденное внимание. Утрата произвольного мышления; навязчивое или насильственное мышление. Болезненное изменение об'ема внимания. Выясняя понятие воли и волевого процесса (гл. XIII), мы пришли к заключению, что воли, как особой способности, не существует, что этот термин является обозначением суб'ективно-психологического понятия; внешним выражением волевых актов являются поступки и действия, связанные с движением; не всякое, однако, движение, даже имеющее сложный характер, может быть рассматриваемо, как волевое; волевое движение должно сопровождаться чувством активности, сознаванием производимого движения, предшествующим решением произвести движение, установлением представления о цели движения; очевидно, что такому сложному движению или двигательному акту, носящему название действия или поступка, предшествует ряд сложных психологических процессов интеллектуального и эмоционального характера, включаемых в связи с развивающимся при этом чувством активности, произвольности предпринимаемых решений и поступков, усилий и напряжения, в содержание так называемых волевых процессов. Только в соответствии с приведенными предпосылками мы можем пользоваться терминами воля и волевой процесс. Двигательные акты являются центробежным завершением предшествующего им сложного внутреннего процесса; сложность его может быть весьма различной; только те из двигательных актов могут относиться к волевым, предшествующий которым внутренний или интрапсихический процесс, по выражению Wernicke, сопровождается соответствующими сознаваемыми в большей или меньшей степени суб'ективными переживаниями. Конечно, в основе волевых процессов, как и в основе всей душевной деятельности, лежат биологические процессы; основное движение в форме простого, неосложненного рефлекса, напр., вздрагивание при сильном звуке или замыкание глазных щелей при ярком свете, не принадлежит к волевым поступкам и действиям, так как оно является простой двигательной реакцией на раздражение, которой не предшествует психический процесс, хотя бы в форме лишь представления о предстоящем движении. Инстинктивные и вспомогательные движения также не относятся к числу волевых. Но по мере развития условных или сочетательных рефлексов различной сложности, лежащих в основе протекающих параллельно им психических процессов, развивается и та часть внутреннего или интрапсихического процесса, которая составляет содержание волевого процесса и представляет внутреннюю часть волевого акта, внешним завершением которого является движение в форме поступка или действия. Сказанным лишний раз подтверждается теснейшая связь между различными сторонами душевной жизни, неотделимость т. наз. волевых процессов от интеллектуальных и эмоциональных; последнее станет особенно отчетливым, если припомнить, какие разнообразные и часто противоречивые решения и намерения принимаются одними и теми же лицами под влиянием различных настроений. Таким образом, волевые акты в целом состоят из внутренней и внешней части, из волевого процесса и его двигательного выражения - поступка или действия; однако, если мы попытаемся по действиям судить о содержании внутренней части волевого акта, то далеко не во всех случаях нам удается установить те мотивы и побуждения, которые явились в данном случае причиною определенного поступка; мало того, мы встретим целый ряд сложных координированных двигательных актов, которым, казалось бы, должен предшествовать сложный психический процесс, - между тем, такого процесса не оказывается, вследствие чего и отнесение такого рода движений, нередко носящих характер поведения и поступков, к волевым представляется неправильным. Для таких двигательных актов, не связанных с волевыми процессами, как мы условились их понимать, Kleist 444)*) предлагает название психомоторных симптомов или психомоторных движений. Естественно, что не всегда бывает легко строго разграничить волевые движения от психомоторных, и встречаются случаи, в которых весьма сходные двигательные проявления обусловливаются причинами совершенно несходными. Из сказанного вытекает, как это указывалось и раньше, что рассматривая волевые акты, т. е., поступки и действия в целом, нельзя ограничиться изучением только их выразительной части или внешнего движения, но необходимо изучить и внутреннюю часть волевого акта, которая представляется крайне существенной; необходимо изучить мотивы поведения или поступков, необходимо изучить влечения и хотения или т. наз. внутренние поступки; необходимо изучить ту часть внутреннего волевого акта, которая обозначается термином внимания и сосредоточения, которая выражается в т. наз. произвольном мышлении. Поэтому, приступая к изучению болезненных расстройств в области волевых процессов, мы можем рассмотреть их в следующем порядке: расстройство мотивов поступков, расстройство внимания, расстройство влечений; внешние двигательные акты, связанные с этими расстройствами, как таковые, не представляют патологических уклонений, они координированы и направлены на осуществление цели движения, которая достигается; патологической представляется интрапсихическая часть всего процесса в целом, внешняя же часть его является символом, по наличности которого можно бывает судить в значительной степени правильно о паталогических уклонениях во внутренней. Отдельно должны рассматриваться болезненные нарушения психомоторного характера. Классификация мотивов поведения человека и поступков, характеризующих его личность, приведена в XIII гл. Посмотрим, как изменяются эти мотивы под влиянием болезненных условий и как эти изменения отражаются на поступках душевно-больных. При описании болезненных эмоций и аффектов было указано, как изменяются под влиянием этих состояний внешний облик больных, их поведение и поступки; все поведение больного, переживающего аффект тоски, гнева, религиозного восторга, радости, и отдельные поступки, выражающие эти аффекты, резко отличаются между собой, и снова останавливаться на их изображении нет основания; неустойчивость настроения, частые его перемены, отражаясь на поведении больного, нередко влекут за собою поступки взаимно противоречащие один другому. Примером сказанному служит поведение истеричных больных и поведение больных в различных периодах маниакально-депрессивного психоза. Своеобразная нерешительность в подведении больных наблюдается при отмечаемой Bleuler'ом*) аффективной двойственности (Ambivalenz), свойственной схизофреническим состояниям, когда в душе больного происходит борьба противоположенных эмоций, связанных с известными представлениями; в результате такой борьбы происходит задержка двигательного акта, больной не в состоянии решиться осуществить определенный поступок или осуществляет его в направлении, не соответствующем ожиданиям; в этом состоянии определенный мотив для совершения действия не может получить необходимого преобладания. Напр., больной не может свободно встать или сесть, свободно протянуть руку - он слегка приподнимает или опускает или слегка протягивает и отнимает руку, с трудом высовывает кончик языка и убирает его, беззвучно шевелит губами; повторными внешними раздражениями иногда удается облегчить больному выполнение желаемого действия, напр., повторными требованиями и побуждениями. С рассматриваемой точки зрения становится понятным т. наз. симптом последнего слова (Kleist**); явление это выражается в том, что больной не отвечает на задаваемые ему вопросы, хотя обычно видно, что он делает усилия для ответа, шевелит губами, иногда даже начинает произносить слово, чаще беззвучно; однако, как только врач, прекращая расспрос, отходит от больного, последний произносит одно или два слова успешнее, нередко при этом делая два-три шага за врачом, иногда даже удерживая его за рукав; врач останавливается для продолжения беседы с больным, но больной снова замолкает до новой попытки врача удалиться, когда повторяется прежняя сцена. Очевидно, речевая функция больного находится под большим тормозом, который ослабевает или преодолевается усилением двигательных импульсов в связи с нарастанием эмоции при удалении врача. Психологически явление об'ясняется тем, что больной, отчетливо понимающий предлагаемые ему вопросы, обнаруживает желание на них ответить, но не в состоянии преодолеть встречаемых на этом пути препятствий; уход врача, лишая больного возможности осуществить желаемое, усиливает его эмоцию, облегчая преодоление препятствия, стимулируя решение ответить и облегчая его осуществление; но это продолжается один момент: лишь только эмоция, вызванная удалением врача, уменьшается, больной снова не может говорить, его мотивы вновь оказываются несостоятельными. Чаще всего симптом последнего слова встречается в депрессивном периоде маниакально-депрессивного психоза, иногда при кататонических состояниях. Условия общественной этики и личной морали, влияющие сдерживающим образом на осуществление поступков, диктуемых низшими чувствованиями, часто нарушаются душевнобольными; это и понятно: духовные идеалы вырабатываются сравнительно поздно и, требуя нередко для своего осуществления самоограничения и самопожертвования, нуждаются для процветания в полноте интеллектуальных и эмоциональных функций; болезненное нарушение этих функций не может не отразиться известным ущербом высших процессов душевной жизни. Изменяется нравственное качество мотивов, оно понижается и падает. Так, маниакальный больной, будучи возбужденным, находясь в гневном аффекте, бранится грубыми словами, оскорбляет и бьет окружающих; иногда от молодых девушек, казалось бы, образцово воспитанных, приходится слышать площадную ругань; это об'ясняется тем, что при отсутствии психической задержки наиболее сильно и долго сдерживавшиеся психологические комплексы легко выходят из несознаваемой области; больной легко решается на воровство, на нарушение половой этики. Чувство любви к жизни, присущее людям, а у людей религиозных поддерживаемое еще представлениями о грехе и ожидающем наказании в загробной жизни, оказывается недостаточно сильным, чтобы предотвратить покушения на самоизувечение и самоубийство у больных, переживающих тяжелые аффекты тоски и отчаяния; в этих случаях дело идет не о падении высшего чувства, а об усилении одних мотивов и перевесе их над другими в состоянии болезненного аффекта. Падение и нарушение высших чувствований и прекращение мотивирования поведения больных связанными с ними представлениями особенно резко выступает в состояниях слабоумия, как dementia praecox, прогрессивный паралич, старческое и артериосклеротическое слабоумие; при хроническом алкоголизме, при состояниях умственного недоразвития этические представления мало влияют на поведение больных, так как эти представления и соответствующие эмоции крайне недостаточны или даже совершенно отсутствуют. В состояниях эмоционального возбуждения, связанного с помрачением сознания, особенно благоприятных для развития аффектов патологического свойства, нравственные мотивы поведения утрачивают свое значение, уступая место низшим чувствам; самые кровавые преступления совершаются в состояниях алкогольного и эпилептического помрачения сознания. Наблюдаются также и случаи противоположенного характера, именно, случаи болезненного повышения высших чувствований и связанных с ними понятий; вследствие этого качество мотивов, определяющих поведение больного, повышается. Усиленная религиозность некоторых больных, усиленное искание причинной связи между различными явлениями, как это наблюдается при бесплодном мудрствовании, постоянные сомнения в правильности своих поступков и поведения окружающих, настойчивое доискиванье восстановления своих фиктивных прав, как это бывает при сутяжном бреде, - при всех, этих болезненных проявлениях душевной деятельности нельзя не отметить усиления мотивов, связанных с болезненным возбуждением религиозного, логическего и нравственного чувства. При изучении галлюцинаций говорилось об их об'ективных признаках, т. е. о выразительных движениях и поступках больных, обусловливаемых галлюцинациями; конечно, такие движения, как мимика, жестикуляция, повороты головы в направлении раздающихся галлюцинаторных голосов, двигательные выражения различных переживаемых в связи с галлюцинациями эмоций и аффектов, относятся к психомоторным, рефлекторным движениям и не представляются сознательно мотивированными; но в причинной зависимости от галлюцинаций нередко у больных наблюдается целый ряд поступков и особенностей поведения, обусловленных галлюцинациями, как болезненными мотивами. Так, отказ от пищи может быть связан с неприятными вкусовыми, обонятельными галлюцинациями или слуховыми галлюцинациями запрещающего содержания; под влиянием слуховых галлюцинаций больные иногда обрекают себя на молчание или ведут разговоры с мнимыми собеседниками; мне пришлось в течение нескольких лет наблюдать больную, простаивавшую целыми днями у стены и беседовавшую с находившимися в "полой", по ее мнению, стене своим женихом, капитаном волжского парохода, и двумя его приятелями; наблюдаются случаи покушения больных на убийство и самоубийство, вызванные галлюцинациями; встречаются случаи неподвижного стояния больных на месте, напр., с вытянутыми вдоль туловища руками и приподнятой головой; испытывая галлюцинаторные или иллюзорные кожно-мышечные ощущения, больные оберегают себя от пагубного влияния действующего на них земного магнетизма или электричества и т. под. Поведение больных, обусловливаемое галлюцинациями, носит название галлюцинаторного поведения, отдельные поступки - галлюцинаторных поступков. Навязчивые идеи и фобии также обусловливают в некоторых случаях поступки, связанные с осуществлением идей или с целью защиты от навязчивой идеи или фобии. Бредовые идеи также являются источником болезненной мотивировки поступков и поведения больных. Выше уже говорилось об об'ективных признаках бреда; эти признаки и выражаются в особенностях поведения больных. Существо явления представляется совершенно понятным, и мы не будем на них задерживаться; упомянем лишь, что бред больных выражается не только в содержании их речи, особенностях поведения, обращающих на себя внимание, в их рукоделиях и работах, содержании и внешнем виде их рукописей и рисунков, нередко носящих символический характер, но и в отношении к окружающим их лицам и в частности к врачам, с личностью которых часто связывается, по мнению больных, необходимость пребывания их в лечебном заведении. В тех случаях, где бредовые идеи нестойки, преходящи или изменчивы, уход и обращение с больными легче, чем в случаях хронического систематизированного бреда, каждая составная часть которого занимает определенное место и находится в прочной ассоциативной связи с другими отделами бреда; поэтому, если больной пришел к болезненному выводу, что один из врачей лечебницы или кто-либо другой принадлежит к числу его врагов, виновников его заключения, то это является для него непреложной истиной, и он начинает принимать меры защиты от такового лица вплоть до нападения на него и даже покушения на его жизнь; такие больные нередко тщательно скрывают свои бредовые идеи и для выяснения их, весьма существенного не только в теоретическом, но и в практическом отношении, необходимо крайне внимательно следить за поведением и поступками больных, чтобы своевременно обнаружить признаки бредового поведения и бредовых поступков. В состояниях ассоциативной бессвязности и помрачения сознания у больных не может развиваться правильных мотивов их поведения, так как они лишены возможности логически мыслить и критически относиться к себе и своему поведению, не будучи в состоянии надлежащим образом оценивать значение и свойство своих поступков; мотивы поведения больных могут быть при этом совершенно неожиданного, случайного происхождения. При различных формах приобретенного слабоумия, по мере наростания и развития болезни, упадка интеллектуальных и эмоциональных процессов, приводящего к душевному распаду больного и резкому изменению его личности, обычно приобретают значение мотивы низшего качества, связанные с низшими чувствами; мотивы, связанные с удовлетворением физических потребностей - голода, жажды и полового чувства; мотивы, связанные с приятными физическими ощущениями. Особенной нелепостью поражают поступки больных, обнаруживающих дисгармонию между умственной и чувственной областями душевной жизни, или интрапсихическую атаксию, как это характерно для юношеского слабоумия; напр., одна из таких больных, 16-ти летняя гимназистка, вылезла ночью из окна своей комнаты в квартире родителей, с целью отправиться на свидание с господином, который ей понравился, но не был с нею знаком и никакого свидания ей не назначал; другой больной, вернувшись в лечебницу из отпуска, который он провел в близкой ему семье, вылез в одном белье из окна палаты в сад, с целью снова отправиться к этим знакомым, которые за час до этого сами доставили его в лечебницу. Такие случаи ясно показывают, как изменяются у больных мотивы, определяющие их поведение, и как выступают на первый план мотивы, связанные с немедленным и непосредственным удовлетворением возникающих у них желаний и влечений. В свое время было выяснено, что под вниманием понимается способность cосоредоточения на каком-либо об'екте, вызванного внешним или внутренним раздражениями; что внимание при суб'ективной его оценке бывает произвольным и непроизвольным или активным и пассивным; внимание представляется психически сложным процессом, при чем для его возбуждения впечатления, на которых оно сосредоточивается, должны отличаться определенной яркостью, должны быть окрашены чувственным тоном или представлять известный интерес. Степень или сила сосредоточения есть величина колеблющаяся и для длительного напряжения нуждается в повторении возбуждающих его моментов; способность длительного удерживания об'ектов сосредоточения в поле ясного сознания, различная у различных лиц, называется устойчивостью внимания, и хорошо развитое внимание заключается в хорошо выраженной способности сосредоточения в сочетании с устойчивостью внимания или в устойчивом сосредоточении, в его цепкости. Слабость и неустойчивость сосредоточения приводит к рассеянности внимания. Мы характеризовали также то суб'ективное состояние, которое приводит к выводу о присущей нам способности произвольного мышления; суб'ективно мы сами направляем свое мышление; это чувство произвольного направления мышления обусловливается возможностью удерживать в течение продолжительного времени в поле сознания определенные господствующие представления, направляющие дальнейшее мышление, и заменять их новыми, направленными к главной цели мышления; оно связано с чувством усилия и напряжения, лежащего в основе произвольного или активного внимания. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.) |