|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Глава 1. Понятие сознания как совокупности знанийПроанализируем сначала само слово «сознание». Практически, во всех языках, по крайней мере – индоевропейской группы, это слово состоит из двух слов (иногда первое слово выступает в качестве приставки). Итак, «со» означает совокупность, или содержание (что онтологически можно считать идентичным) и «знание» (именно это слово, обозначающее соответствующее понятие и нуждается в растолковании). Например, в немецком языке Bewüstesein означает «существование знаний». Но пойдем еще дальше. В латинском языке слово cogitare этимологически восходит к двум словам cum (совместный) и agito (действие) – совместно действовать. Для начала обратим внимание на то, что слово «действительность» впервые среди европейских языков появилось в немецком языке: Wirkliсhkeit (от wirken – оказывать воздействие на…) в XVIII веке. Как модус бытия, действительность далеко не совпадает с подобными, раньше возникшими – миром и реальностью. Заметим, что анализ сознания в историко-философском ключе должен проходить с точки зрения самопонимания старых философов как находящихся в миру или в реальности. Приведем пример. Декарт предпринял анализ сознания с определенной целью: метафизически обосновать существование внешнего мира. В обыденной жизни, считал он, существует «моральная уверенность людей» (моральное» во французском языке означает «духовное», «интеллектуальное» вообще) в реальности внешнего мира. Философия же должна, по его мнению, сделать эту уверенность метафизически достоверной. Исходя из того, что содержание сознания, представленное в самосознании, является очевидностью, не требующей специального доказательства, он предпринял и соответствующий логический ход: обосновать существование внешнего мира, идя от содержания сознания. Он исходил из признания возможности непосредственного и прямого знания о содержании опыта сознания. В этом и заключался главный смысл декартовского «когито», согласно которому каждое индивидуальное Я может обнаружить в своем опыте сознания два рода идей. Во-первых, идеи, которые проявляются, когда данное Я желает, переживает и т. д. Это — разного рода аффекты, эмоции, суждения и т. д. Во-вторых, идеи — образы вещей, т. е. мысли о конечных и бесконечных вещах (Боге, душе и т. д.). Идеи первого рода принципиально неотделимы от Я, и, с точки зрения Декарта, рассуждать об их истинности бессмысленно. Что бы ни воображало каждое Я (Бога, дерево и т. д.), одинаково истинным будет то, что именно это Я воображаю и то, и другое. Среди идей второго рода есть такие, как, например, субстанция, длительность, порядок, число, величина, фигура, движение, расположение и т. д. Они характеризуют не только состояния сознания, но и состояния вещей. Исходя из установки самоочевидности (и врожденности идей) Декарт вводит методологический прием универсального сомнения. Разрабатывая этот прием, он натолкнулся на ряд неразрешимых сложностей, тем самым, задав в области гносеологии идею субъективности, т.е. антропологизма, едва не впав солипсизм. Чтобы сразу оценить вклад Декарта в разработку понятия сознания (в его терминологии cogito), можно смело отнести его к переходным фигурам: с одной стороны – он типичный, находящийся в реальности средневековый философ (философов Возрождения он терпеть не мог, называя их «многоговорящими», проще – болтунами), с другой стороны, он представитель эпохи «картины мира» – один из ее провозвестников. В последующем в позитивизме и в его многочисленных модификациях (феноменологии, марксизме, структурализме, лингвистической философии и др.) принцип cogito будет восприниматься как рай для философа, как палочка-выручалочка. Вопрос о знании не только является главным в философии, но и безответным. Это – парадоксально. С самого начала, как зародилась философия, предпринимались попытки определить знание. Однако до сих пор нет сколько-нибудь достоверного определения этого загадочного феномена. Вместе с тем, изыскательская работа по экспликации этого понятия непрерывно ведется. Какие трудности оказываются препятствием для дефинитивного раз и навсегда всеми принятого утверждения? Попробуем показать эти трудности на уже принятой нами схеме (онтология, гносеология, аксиология). Онтологически. Самый сложный вопрос о знании – онтологический, ибо он требует установки полагания, т.е. гносеологизма. Например, Кант в работе «Единственно возможное основание для доказательства бытия Божьего» прямо утверждает: «Бытие есть простое полагание». Естественно спросить: «Кто полагает?», «А сам полагающий есть?», «Но если он есть, то полагает ли он себя как существующего?», если – да, то легко в дальнейшем рассуждении придти к выводу, что само бытие полагает полагающего, который, заблуждаясь, затем полагает его (т.е. бытие). Получается круг (по Аристотелю – логическая ошибка). Применим это к знанию. С точки зрения здравого смысла мы считаем, что знания существуют объективно. Например, определяя знание как нечто содержащее некие сведения о чем-то (а такой взгляд повсеместен), мы невольно придем к, казалось бы, странному выводу, что генетический код (например, геном человека) есть закодированная совокупность знаний, воплощенная в определенном материале, которая затем развоплощается в этом вот конкретном индивиде. В таком случае вопрос об антропосоциогенезе сводится к вопросу о Программисте. Но и этот вопрос усложняется тем, что для того чтобы хотя бы задать его, необходимо знание. Или, еще пример. Когда мы употребляем слово «знатный», то имеем в виду «известный, выделенный, отмеченный, поднятый (возвышенный, вознесенный)». Но если мы от прилагательного перейдем к существительному «знать», то увидим, что это слово обозначает социальный статус. Если же слово «знать» употребим как глагол, то с удивлением обнаружим ситуацию, когда некое знание обладает другим знанием, ведь нельзя же обладать, не зная, чем обладаешь (или, по-другому, обладать, не зная, что обладаешь; а раз обладаешь, то всегда обладаешь чем-то). Этих примеров достаточно, чтобы показать трудности дефинитивного определения знания хотя бы онтологически. Попробуем определиться гносеологически. Слово «познание» можно разложить на две составляющие: «по» – получение и «знание». Получение знаний может проходить самыми разными путями – все зависит от того, какие знания получаются. Зависит также от того, кто или что получает и от того, как получает (речь идет о методе). Все три момента (кто, что, как) приводят нас к той же ситуации – ситуации преднахождения, когда поиски знания ведутся со знанием дела и от имени знания. И, наконец, аксиологическая составляющая говорит о зависимости от субъективности как преднахождении в еще большей степени. Убеждения, установки, вкусы могут быть отнесены к знаниям, если мы не станем квалифицировать знания только со стороны истинности. Вот уж действительно мы можем вместе с Гете воскликнуть: «Что значит знать, мой друг? Вот в чем вопрос. На этот счет у нас не все в порядке». Попробуем все-таки разобраться без дефиниций. Для этого тезисно зафиксируем следующие моменты: 1. Знание – это, прежде всего, выражение отношения; 2. Это отношение человеческое и никакое больше; 3. Выражение может принимать любые формы; 4. Но оно всегда социально нагружено, т.е. всегда социально контекстуально; 5. Всякое знание относительно самостоятельно; 6. Поскольку знание есть выражение отношения, что является модусом деятельности, то, признавая относительную самостоятельность (самодостаточность), мы можем приписать знанию какую-либо степень свободы; 7. Поскольку знания являются выражениями отношений, то невольно возникает вопрос «К чему?». Ясно, что к другому знанию. Отсюда возникает идея невозможности существования знания вне контекста с другими знаниями. Т.е. знание существует благодаря наличию других знаний. Его свобода ограничена самим фактом существования других знаний; 8. Познание знания как такового – тупиковый ход в гносеологии; 9. Само знание может быть выявлено только косвенно; 10. В силу этого мы не можем приписать знанию свойств субстанциональности в чистом виде; 11. Однако, прибегая к идеализации, мы способны представить знание как некую самостоятельную сущность; 12. Для этой сущности характерно наличие двух основных видов отношений: рефлективность – направленность на себя и интенциональность – направленность вовне (точнее на конкретное знание и или совокупность таковых; 13. Обе направленности взаимосвязаны, поскольку первая выполняет задачу самосохранения, а вторая – самоизменения, вплоть до разрушения. 14. Знание обнаруживает себя через интенсиональность (знание чего); 15. Эта интенсиональность выражается в феноменах поименованных той же словесной корневой основой, что и знание: знаки, значения, знаменования, знакомства (ознакомление); 16. Поэтому прямого соприкосновения знаний как таковых нет; 17. Но все-таки имеют место совокупности знаний, где связи и сцепления осуществляются только через интенциональность; 18. Именно поэтому знания не есть вещи как таковые; 19. Это позволяет знаниям воплощаться в любой материал; 20. Таким материалом может выступать все: от вещественных до духовных вещей. 21. Но, оговоримся, только тогда, когда вещь становится предметом человеческих отношений, она является знанием. Выражаясь более радикально, скажем: всякая вещь есть знание, поскольку мы о ней уже знаем, а если не знаем, то ее и нет (во всяком случае, для нас). 22. Общая теория знания возможна не как теория в строгом смысле этого слова, а как множество так или иначе соотносимых друг с другом концепций знания. Теперь следует остановиться и сделать несколько оговорок. Конечно, знание здесь толкуется весьма широко. Но давайте порассуждаем. Возьмем для примера способности. Разве нельзя умение рисовать, хотя оно и дано данному индивиду онтогенетически, интерпретировать как неявное знание владения карандашом или пером. Или способность к абсолютному слуху – разве это не является неявным знанием распознавания звуков. То же можно сказать об умениях и навыках, прямо связанных с общественным статусом индивида. Например, способность к прямохождению дана индивиду от рождения, но умение ходить возникает от научения. Сам по себе ребенок ходить не начнет (примеры «воспитания» животными утащенных детей только это подтверждают). Таким образом, все функции организма человека можно и нужно интерпретировать как сначала неявные знания (в онтогенезе) и некоторые из них как явные (в филогенезе). Натуральный план человека есть основание совокупности знаний (сознание), на котором выстраивается социальный план, а на них план самосознания. Следовательно, при характеристике индивида необходимо иметь в виду эти три плана*, из которых и складывается индивидуальное сознание. При этом, следует особо подчеркнуть: определение человека как разумного животного, мягко выражаясь, некорректно. Животное просто живет, а человек относится. Действия животных (выражающиеся даже в особых знаковых системах) лишь по видимости напоминают человеческие. В этих ситуациях животные ведут себя в соответствии с сигналом (знаком) никак не рефлектируя, т.е. никак к этому не относясь. Далее, индивиды вступают в самые различные отношения в процессе проживания в обществе. Благодаря этому создаются целые системы знаний надиндивидуального характера, т.е. то, что мы называем общественным сознанием. Общественное сознание включает в себя совокупность всех социально значимых отношений. И каждый индивид вплетен в эти отношения, соткан из них. Отсюда простой вывод: сознание как совокупность знаний есть весь очеловеченный мир. Каждый индивид и в натуральном, и в социальном планах, а также в плане самосознания есть совокупность знаний. С учетом того, что они выражаются через отношения, а не сами по себе. Индивидуальное сознание обозначим, вслед за Николаем Кузанским, термином «неиное»**, а внеиндивидуальный мир сознания обозначим термином «иное». При этом разделим иное: созданные индивидуальностью знания обозначим как «свое иное», а непосредственно не связанные с данной индивидуальностью знания назовем «объективное иное» или «объективные системы знаний». Эта терминология не нова. Она встречается как в классических философских текстах в истории философии, так и в современных текстах у некоторых авторов. Термин «неиное» не является заменой термина «душа». Исторически сложившиеся термины «душа», «самость», «эго» скорее связаны с самоидентичностью индивидуального сознания, тогда как «неиное» – средостение индивидуальности, источник его Я-ковости или, по-другому, источник жизненности знаний (прямо в соответствии с «Феноменологией духа» Гегеля). Это скорее состояние, нежели субстанция. Сюда подходит в большей степени определение Аристотеля: "...знание есть образ, некая форма, смысл и как бы деятельность способного к нему"*** (словом «деятельность» здесь переведено греческое «энтелехия», которое правильней было бы перевести как «осуществление»). Связь неиного и иного Н.Кузанский объясняет с помощью игры слов: «нечто иное, как» и «неиное что, как». «Как» объединяет эти два мира. Это ключевое понятие в гносеологии и аксиологии. Знание всегда доступно только через «как». «Как» – это граница и переход от незнания к знанию. Так, Шеллинг пишет: «Существуют известные моральные и иные качества, которые мы имеем только в той степени, в которой мы их не имеем, как очень точно выражено в немецком языке, поскольку мы их не привлекаем (man sich dieselben nicht anzicht)». Поэтому, например, о субъекте можно сказать «Он есть как нечто». Как значит притяжение, привлечение, притянутое бытие*. Для наших целей важное значение имеет научное знание. Мы уже отмечали различие между естественнонаучными и гуманитарными науками. В качестве отличительных характеристик гуманитарных знаний можно выделить следующие: 1. Они не идентифицируемы единообразно. 2. Относительно них остается открытым вопрос "Что есть Это?" 3. Они имеют значительную ценностную нагруженность для человека. Поясним и аргументируем перечисленные характеристики. Говоря о неединообразной идентифицируемости гуманитарных знаний, мы имеем в виду не сам процесс их распознавания, а скорее, результат этого процесса. Например, попытка решить вопрос "является ли данный поступок* реализацией доброго начала в человеке или злого умысла?" нередко обнаруживает принципиальные разногласия между спорящими сторонами. Следует подчеркнуть, что в подобных случаях мы имеем дело с принципиальным отсутствием единоообразия в идентификации не из-за недостаточного уровня компетентности, а из-за существенных различий в понимании данных знаний, которые характерны для людей одного уровня компетентности (это может быть и самый высокий уровень компетентности). В данном отношении гуманитарным знаниям могут быть противопоставлены знания позитивные – те, которые принципиально идентифицируемы единообразно. К позитивным правомерно отнести не только знания, составляющие область изучения позитивных наук (масса тела, скорость, расстояние, теорема, доказательство, математическая формула), но также многочисленные предметы, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни и которые не представляют специального интереса для какой-либо из наук. Это могут быть блокнот, чернила, сковорода и многие другие предметы. Говоря о второй из перечисленных характеристик гуманитарных знаний, следует заметить, что вопросы типа "Что есть Это?" относятся к разряду вечных вопросов. Это не означает, конечно, что такие вопросы во все времена обсуждаются с одинаковой степенью интенсивности. Они могут быть более или менее актуальными в тот или иной период в рамках того или иного направления, однако обсуждение их прекращается не потому, что найдено общезначимое решение, скорее потому, что люди переключают внимание на новые, более актуальные для них в данный момент вопросы. Что касается 3-й характеристики, то ценностная нагруженность гуманитарных знаний является весьма важной, если не главной, их характеристикой. Познание гуманитарных знаний невозможно без познания их связи со знаниями позитивными, в которых первые фиксируются или реализуются. Например, мы не можем изучать знание, не принимая во внимание знаков, в которых оно фиксируется или действий, в которых оно выражается.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.) |