ОБЗОР УЧЕНИЯ

Только длительное знакомство с эзотерической доктриной позволяет убедиться, насколько она гармонирует со всеми фактами природы, которые мы в состоянии наблюдать. Однако уже теперь можно проследить некоторые соответствия между изложенными в этой книге учениями и явлениями окружающего нас мира.

Начав с двух наиболее значительных затруднений обыкновенной философии, каковыми являются конфликт между свободной волей и предопределенностью и происхождение зла, мы непременно увидим, что изложенная здесь система природы позволяет нам подходить к решению этих проблем гораздо смелее, чем это делалось до сих пор. Вплоть до настоящего времени весьма осмотрительные мыслители совершенно не дерзали предполагать, что загадка свободной воли и предопределения может быть решена при помощи метафизики или религии. Европейское мышление было склонно целиком относить эту проблему к сфере непознаваемого. И, как ни странно, это удовлетворяло людей, склонных оценивать религиозные учения как нечто большее, нежели просто временнве гипотезы, невзирая на их явную несовместимость с некоторыми выводами, которые совершенно очевидно следовали из них самих. Всеведение личностного Творца, охватывающее как будущее, так и прошлое, не оставляло человеку места для независимой власти над своей судьбой, несмотря на то, что такая власть ему абсолютно необходима хотя бы для того, чтобы политика вознаграждения и наказания за совершённые им при жизни поступки могла стать чем-то большим, нежели просто вопиющей несправедливостью. Один знаменитый английский философ, смело взявшийся за рассмотрение этой проблемы, заявил в одном из своих посмертно опубликованных очерков, что логические рассуждения неизбежно приводят к тому, что Бог не может быть всеблагим и всемогущим одновременно. Люди вольны наделять его последовательно либо тем, либо другим из этих качеств, но никогда — обоими вместе. Данный вывод был воспринят с надлежащим уважением благодаря огромному авторитету его автора, но затем благоразумно отложен в сторону из уважения к ортодоксальным догматам.

В этом затруднительном положении на помощь к нам приходит эзотерическая доктрина. Прежде всего, она честно оценивает незначительность нашего мира по сравнению со всей вселенной. Этого факта природы ранняя христианская церковь инстинктивно боялась и боролась с ним с такой жестокостью, которая могла быть вызвана только страхом. Истина была отвергнута, а провозглашавших подвергали пыткам на протяжении многих столетий. Но когда эта истина, даже вопреки папским запретам, все-таки получила признание, церковь прибегла к последнему, "отчаянному средству" (по выражению мистера Риса Дэвидса), притворившись, будто данный факт не имеет никакого значения.

До сих пор это притворство имело успех, превосходивший самые радужные надежды его изобретателей. Испытывая ужас перед астрономическими открытиями, они приписывали миру в целом настолько беспощадную логику, что мир, как выяснилось со временем, совершенно не был склонен ее принять. Оказалось, что люди захотели делать как раз то, чего, как я уже говорил, эзотерический буддизм предписывает нам не делать: отделять науку от религии и держать их порознь, в обособленных, водонепроницаемых емкостях. Этот принцип применялся так долго и настойчиво, что в конечном счете перестал восприниматься как довод в пользу несостоятельности религиозной догмы и ее несовместимости с реальностью. Но стоит нам только восстановить связь между искусственно разделенными емкостями и поставить их на один уровень друг с другом, как мы тут же заметим, что уменьшение значения Земли в масштабах вселенной влечет за собою пропорциональное уменьшение убедительности теорий, заставляющих нас считать все события своих жизней частью общего замысла, рожденного всеведением Творца вселенной. Напротив, представляется маловероятным, что существа, населяющие одну из небольших планет, которая вращается вокруг одного из небольших солнц в океане вселенной, сравнимого с одной из капель воды в океане, могут быть свободны от универсального принципа всеобщего подчинения закону. Но этот принцип не может сосуществовать с управлением по произволу, которое есть существенное условие такого предопределения, как оно понимается в теологических дискуссиях. Следует отметить, что предопределение, вступающее в конфликт со свободной волей, это не предназначение рас, а индивидуальная предопределенность, связываемая с идеей божественной милости или гнева. Предопределение расы, подчиненное законам, аналогичным тем, которые определяют основные тенденции развития каких угодно множеств независимых случайностей, ничем не противоречит индивидуальной свободной воле; таким образом эзотерическая доктрина устраняет уже давно замеченное противоречие, якобы существующее в природе. Человек сам является хозяином своей судьбы, но, если так можно сказать, в конституционных рамках. Он волен использовать по своему усмотрению права и возможности, дарованные ему природой, а они практически неисчерпаемы, когда это касается индивидуальности. Но в среднем действия человека при данных условиях, будучи помноженными на общую численность единиц, создают закономерную и целенаправленную картину циклической эволюции, которая как раз и является коллективной человеческой судьбой.

Верно, что можно говорить и об индивидуальном предопределении, но не с точки зрения религиозной догмы, то есть как о результате божьей милости или гнева, а на чисто метафизических основаниях. То есть могут утверждать, что каждое человеческое существо с детства фундаментально подвержено влияниям тех или иных конкретных обстоятельств и что взрослая жизнь является всего лишь продуктом или отпечатком этих влияний, с самого начала формировавших личность человека; следовательно, если знать все эти обстоятельства, то можно заранее предсказать как нравственный, так и интеллектуальный результат. Согласно данной логической цепочке всё может выглядеть так, что обстоятельства каждой человеческой жизни теоретически могут быть заранее предугаданы достаточно проницательным разумом и что наследственные влияния, являясь ничем иным, как плодами еще более ранних, предшествующих обстоятельств, также могут быть включены в общую схему вычислений как дополнительная переменная величина, вполне поддающаяся определению. Однако такая точка зрения входит в не меньшее противоречие с сознательностью, присущей человеку, чем религиозная догма об индивидуальном предопределении. Сознание свободы собственной воли — это фактор, который невозможно игнорировать, и та свободная воля, которую мы ощущаем, совсем не похожа на примитивную автоматическую реакцию, сравнимую с рефлекторным подергиванием лапки дохлой лягушки. И заурядная религиозная догма, и рядовая метафизическая аргументация требуют рассматривать свободу воли лишь в таком свете, однако эзотерическая доктрина возвращает ей её подлинное достоинство и показывает диапазон её деятельности и пределы её власти и независимости. Воля властна направлять индивидуальную судьбу, но бессильна перед лицом циклического закона, действие которого в человеческой истории обнаруживает даже такой философ-позитивист, как Дрэйпер, невзирая на краткость исторического периода, доступного его рассмотрению. И тем не менее эта ловушка, подобная зыбучим пескам, которую Дж. С. Милл сумел разглядеть за нагромождением теологических противоречий, — великий вопрос, допустимо ли умозрительно работать с гипотезой "всеблагого" и "всемогущего", — находит объяснение в раскрываемой здесь системе. Великие совершенные существа, цвет предыдущего человечества, хотя и далекие от того, чтобы составлять собою всевышнего Бога, которые тем не менее, подобно божествам, вершат судьбы нашего мира, не только не являются всемогущими, но и ограничены в своей деятельности довольно узкими рамками. По всей видимости в то время, когда сцена, так сказать, заново готовится к возобновлению великой драмы жизни, они имеют возможность внести в процесс некоторые улучшения, исходя из собственного опыта, накопленного за время предыдущего представления, однако в том, что касается общего плана пьесы, они могут лишь повторить прежнюю постановку. Они, в своём большем масштабе, могут делать то, что в меньшем масштабе делает выращивающий георгины садовник: он может добиться значительного улучшения формы и цвета, но, как бы тщательно он ни ухаживал, его цветы так и останутся георгинами.

Задаёшься вопросом: неужели то, что природные аналогии, куда ни глянь, поддерживают эзотерическую доктрину, никак не способствует её принятию? "Как наверху — так и внизу", — писали древние оккультные философы; то есть в микрокосме отражён макрокосм. Вся доступная нашему физическому созерцанию природа подтверждает это правило, если, конечно, можно говорить о полномасштабном проявлении каких-то принципов в столь ограниченной области. Строение низших животных воспроизводится, с некоторыми изменениями и усовершенствованиями, в высших животных и в самом человеке. Тонкие прожилки листочка разветвляются подобно веткам самого дерева, на котором он растёт, а использование микроскопа показывает, что аналогичное разветвление продолжается и в масштабе, уже недоступном невооруженному глазу. Перемешанные с грязью потоки струящейся в придорожной канаве дождевой воды оставляют в образуемых ими лужах "осадочные породы" точно так же, как это делают реки на дне озер или безбрежные воды мирового океана. Геологическая деятельность пруда и океана отличается только масштабом; и когда эзотерическая доктрина описывает воздействие возвышенных законов природы на человека и на всю планетную семью, различие здесь наблюдается тоже только в масштабах проявления. Как дети в каждом человеческом поколении нуждаются в заботе родителей, чтобы потом, став взрослыми, в свою очередь опекать новое поколение детей, так и каждое великое манвантарическое поколение человечества, вырастая в дхьян-чоханов, заботится о благополучном развитии своих наследников, дабы потом уступить им свое место, а самим перейти в ещё более высокие состояния существования.

Не менее уверенно, чем на вопрос о свободе воли, эзотерическая доктрина отвечает на вопрос о существовании зла. Эта тема была рассмотрена в главе "Прогресс человечества". Однако эзотерическая доктрина, как будет показано ниже, рассматривает великую загадку происхождения зла гораздо более подробно, нежели иные учения, не ограничиваясь просто провозглашением гипотезы, в соответствии с которой человеческая воля, самою природой призванная вырасти и возвыситься до состояния дхьян-чохана, свободна тем не менее творить зло, когда ей того хочется. Такова общая характеристика действующего в природе принципа; но не менее детально, чем сам принцип, настоящее учение прослеживает также механизм и способы его действия. Он проявляется через физическую карму и не может действовать не через неё, если только не отменить неизменный закон, согласно которому причины не может не производить следствий. Объектный человек, рожденный в физическом мире, в той же мере является порождением своей предыдущей личности, что и субъектный человек, коим он был в промежуточный период, проведенный в состоянии дэвачана. Зло, творимое человеком, продолжает жить после него в более буквальном смысле, даже чем тот, который вкладывал в эту фразу Шекспир. Могут спросить, как моральная провинность человека, допущенная им в одной жизни, может заставить его родиться слепым или увечным в совершенно иной период мировой истории, несколько тысяч лет спустя, у родителей, с которыми он не имел в своем прежнем земном существовании никаких физических контактов? Однако если учесть действие сродств, с этим затруднением можно разобраться легче, чем это могло показаться на первый взгляд. Слепой или увечный (в том, что касается физической оболочки) ребенок может рассматриваться скорее как потенциальная возможность, нежели как результат воздействия местных обстоятельств. Он никогда не смог бы появиться на свет, если бы не духовная монада, снова стремящаяся к воплощению и несущая с собою пятый принцип (вернее, ту его часть, которая переходит из одного воплощения в другое), точно приспособленный его кармой к существованию в том или ином потенциальном теле. И если этот принцип заключает в себе серьезный дефект, то вполне может случиться так, что будет зачат и рожден на свет неправильно сформированный ребенок, дабы стать причиною несчастий для себя самого и для окружающих его людей (следствие в свою очередь становящееся причиной), а также живой загадкой для философов, пытающихся объяснить причину существования зла.

Это же объяснение, с небольшими видоизменениями, подходит для огромного множества случаев, которые мы могли бы привести в качестве иллюстрации к проблеме существования зла в мире. Более того, оно в какой-то мере охватывает и вопрос, связанный с действием кармического закона, который едва ли можно назвать слишком сложным, так как ответ на него содержится в самом учении. Тем не менее, он заслуживает упоминания. Соединение отягощенных кармой духов с наследственной линией, которая соответствует их потребностям или заслугам, служит тем очевидным объяснением, которое примиряет факт перевоплощения с атавизмами и наследственностью. Нам нередко кажется, что в появившемся на свет ребенке наряду с чертами физического облика воспроизводятся и некоторые нравственные и умственные особенности его родителей или более отдаленных предков; и этот факт наводит на мысль о том, что его душа — в такой же мере порождение и ответвление семейного древа, как и его физическая оболочка. Нет нужды подробно останавливаться на всех многочисленных затруднениях и странностях, которые вызывает и заключает в себе теория, согласно которой душа, подобная искре, случайно отскочившей от наковальни, не имеет за собою никакого духовного прошлого, но тем не менее рассчитывает на нескончаемое духовное будущее. Ведь если душа — просто функция тела, то и исчезать она должна вместе с его распадом. Однако эзотерическое учение дает исчерпывающее объяснение феномена наследственной передачи признаков и качеств, равно как и всех прочих явлений, связанных с человеческой жизнью. Семья, в которой рождается перевоплощающийся дух, является для него тем же, чем является новая планета для всей волны человечества, движущейся по кругу вдоль манвантарической цепи. Эта планета создается эволюционным процессом, идущим в направлении, поперечном траектории продвижения человечества; однако она подходит для человечества, которое в должное время может населить её. Точно так же бывает, когда перевоплощающийся дух начинает стремиться в предметный мир: все влияния, удерживавшие его в состоянии дэвачана, уже исчерпаны; коснувшись, так сказать, источника природы, его дыхание стимулирует развитие ребенка, который, не будь этого импульса, так и остался бы лишь потенциально возможным и никогда не стал бы реальным. Но в линии наследственности семьи дух находит — конечно же, бессознательно, только в силу слепого действия сродств, — именно те условия новой жизни, к которым он подготовил себя в прошлой. Разумеется, мы не должны забывать об исключениях, присутствующих в каждом из общих законов природы. Например, в рассматриваемом нами случае может случиться так, что ребенку будет нанесена при родах случайная травма, и тогда искалеченная оболочка может достаться духу, карма которого ни в коей мере не заслуживает такого наказания. И вариантов таких случайностей может быть бесконечно много. Но всё что об этом можно сказать — природу эти случайности нимало не смущают, ибо у нее предостаточно времени для того, чтобы их исправить. Незаслуженные страдания, перенесенные в одной из жизней, будут обильно возмещены в следующей (или в следующей за следующей). Для восстановления справедливости у природы масса времени, и адепты, насколько мне это известно, утверждают, что незаслуженные страдания рано или поздно компенсируются, как правило, удачей. Таким образом, на основании строго научных наблюдений и анализа фактов, мы выстраиваем ту самую доктрину, которую религии иногда приходилось просто великодушно измыслить ради утешения страждущих.

Предлагая самые неожиданные решения наиболее сложных явлений жизни, эзотерическая доктрина тем не менее не жертвует ни одним из направлений, коих мы вправе требовать от подлинно религиозной науки. И одно из важнейших условий, которые мы можем предъявить системе подобного рода, состоит в том, чтобы в ней не было места несправедливости — как в плане причинения незаслуженного вреда, так и в плане дарования незаслуженных милостей, а действующая справедливость проявлялась бы как в великих вещах, так и в малых. Юридический принцип "de minimis non curat lex" (закон мелочами не занимается) предоставляет человеческой греховности и слабости шанс избежать последствий своих несовершенств. Но в химии или механике нет места пренебрежению даже самыми малыми величинами. В физических процессах природа с точностью реагирует как на большие, так и на малые воздействия; и потому мы можем инстинктивно догадываться, что и в своих духовных действиях она не имеет бестактной привычки относиться к мелочам как к чему-то не имеющему последствий или или забывать об уплате мелких долгов, помышляя лишь о крупных, подобно не слишком щепетильному торговцу, который беспокоится о выполнении лишь самых серьезных своих обязательств, пренебрежение коими может быть чревато для него судебным разбирательством. Малозначительные поступки, как добрые, так и дурные, игнорируются теми системами, с точки зрения которых окончательное решение будущей человеческой судьбы состоит в том, будет или не будет даровано человеку право присоединиться к однородному (или почти однородному) — общему для всех, кто был признан праведником, — состоянию блаженства. В том, что касается заслуг или провинностей, связанных исключительно с духовными последствиями, точное воздаяние природа может обеспечить лишь средствами того имеющего бесконечные градации духовного состояния, которое эзотерическая доктрина называет дэвачаном. Но сложности, с которыми тут приходится иметь дело, превосходят даже то разнообразие, которое могут предоставить возможности дэвачанического существования. Никакая система воздаяний, ожидающих человечество по завершении земного существования, не может быть признана научно приспособленной ко всем чрезвычайным обстоятельством, если не отвечает требованиям справедливости по отношению ко всем разнообразным действиям и привычкам, включая и те, что связаны сугубо с физическим существованием и не имеют ярко выраженной нравственной окраски.

Невозможно представить, чтобы кроме как через возвращение в физическое существование люди могли получить в точности урожай от всех мельчаших причин, зарождённых ими, когда они прошлый раз жили вещественной жизнью. Таким образом, обстоятельное изучение вопроса приводит нас к выводу, что кармический закон, в своей экзотерической форме столь непривлекательный для изучающих буддизм, не только ничем не противоречит чувству справедливости, но и является единственным вообразимым способом действия природы, который соответствовал бы данному требованию. Если раз осознать, что непрерывающаяся индивидуальность проходит через всю цепочку последовательных кармических перевоплощений, а также помнить, что эти перевоплощения перемежаются с цепью духовных существований, то становится очевидной изысканная симметрия всей системы, ничуть не омрачаемая обстоятельством, которое, на первый критический взгляд, представляется ее слабым местом, а именно — периодическим погружением в воды забвения, обязательным для каждого перевоплощающегося духа. Напротив, в действительности это забвение является единственным условием, без которого вещественное существование оказалось бы нельзя начать на свежую голову. Лишь очень немногие земные жизни полностью свободны от теней прошлых существований, воспоминание о которых омрачило бы новую жизненную долю. И если кто-то полагает, что изглаживание из памяти воспоминаний о каждой прожитой жизни подразумевает исчезновение всего ранее накопленного опыта, всех усилий и всех умственных достижений, добытых с большими трудами, то он упустил из виду дэвачан, в котором накопленный опыт и достижения вовсе не пропадают, а превращаются в зерна, коим предстоит стать частью будущего великого урожая духовных плодов. И чем дольше в нашем уме присутствует эзотерическая доктрина, тем легче увидеть в ней ответ на любое выдвигаемое против нее возражение, которое выглядит таковым лишь с точки зрения несовершенного знания.

Перейдя от чисто абстрактных соображений к другим, отчасти переплетающимся с практическими моментами, мы можем соотнести эзотерическое учение с доступными нашему восприятию фактами природы, чтобы прямо проверить его утверждения. Ведь духовная наука, прозревшая абсолютную истину, не должна входить в противоречие с земными фактами, когда бы она ни касалась земного. Религиозные догмы, невзирая на вопиющее несоответствие многим очевиднейшим истинам в области геологии и астрономии, могут быть лелеемы церквями и паствой, но серьезного философского рассмотрения не заслуживают. Но как же согласуется с данными геологии и астрономии эзотерическая доктрина?

Не будет преувеличением сказать, что она является единственной религиозной системой, которая легко сочетается с физическими истинами, открытыми современными исследованиями в этих областях науки. Она не только способна мирно сосуществовать, в смысле взаимной терпимости, с гипотезами о туманностях и геологических пластах, но сама, так сказать, бросается в объятия этих фактов, поскольку в них нуждается. Ей трудно было бы доказать свою правоту без великих открытий современной биологии. И, как система, являющая себя миру в век науки, она едва ли может обойтись без новейших достижений физической географии.

Чередование геологических пластов земной коры, разумеется, служит зримым и очевидным свидетельством катаклизмов, имевших место при смене рас. Физическая наука достаточно быстро освобождается от робости, вошедшей в привычку за пятнадцать столетий жестоких преследований со стороны религиозных фанатиков; однако когда дело касается религиозных догм, она по-прежнему старается вести себя очень скромно — просто по привычке. Так, геология уже вполне готова заявить о том, что земная суша неоднократно оказывалась под водою, а затем поднималась над поверхностью океана, ибо об этом свидетельствует геологическое строение самих континентов и их шельфов. Однако она до сих пор не привыкла свободно оперировать накопленным материалом и делать заключения, которые вторгались бы на территорию религии. И всё-таки мы уверены в том, что если бы геология потрудилась систематизировать все известные ей факты, составив нечто вроде последовательной истории Земли, где неизбежные пробелы в познаниях были бы заполнены гипотезами, которые эта наука считает наиболее правдоподобными, то история, составленная ею для человечества, оказалась бы в общих чертах сходной с той, что набросана в одной из предшествующих глав данной книги, посвященной великим мировым периодам. И, как уверяют наши эзотерические учителя, чем далее продвигается развитие геологической науки, тем очевиднее становится истинность их учений, подтверждаемая все новыми окаменелыми свидетельствами минувших эпох. Эксперты с "Челленджера" уже дают подтверждения существования Атлантиды, хотя данная тема принадлежит к числу проблем, мало привлекательных для научного мира в целом, и выводы в пользу существования исчезнувшего континента едва ли могут рассчитывать на широкое признание. Вдумчивые геологи уже вполне готовы признать, что в отношении деятельности сил, формирующих земную поверхность, нашу историческую эпоху можно назвать эпохой сравнительной инертности и медленных, постепенных изменений; но вполне возможно, что в прошлом неспешные процессы постепенного опускания, подъёма и эрозии дополнялись еще и преобразованиями катастрофического характера. И тут остаётся лишь шаг или два до признания в качестве факта гипотезы о том, что поочерёдно происходят великие поднятия и погружения континентов, и что вся карта мира не просто время от времени радикально изменяет свои очертания, подобно узорам калейдоскопа, но подвержена периодически повторяющимся изменениям, восстанавливающим, по прошествии огромных промежутков времени, прежнее положение вещей.

В ожидании дальнейших открытий, однако, уже можно признать, что в нашем распоряжении уже достаточно геологических знаний, подкрепляющих космогонию эзотерического учения. И то, что это учение держалось его хранителями в тайне от остального мира в ожидании того дня, когда достижения науки проложат путь к его признанию и правильному пониманию, едва ли можно назвать неразумным с их стороны. Смогут ли открытия в иных областях изучения природы убедить нынешнее поколение в истинности эзотерической доктрины — покажет время.

Конечно же, такие соответствия можно проследить и в биологии, причём столь же определённые, что и в геологии. Дарвиновская теория происхождения человека из животного царства, рассматриваемая в общих чертах, — далеко не единственный аргумент в пользу эзотерической доктрины, исходящий из этой области науки. Обстоятельные наблюдения, произведенные в последнее время в эмбриологии, особенно интересны для нас по причине явной связи сразу с несколькими разделами учения. Так, широко известная ныне истина о том, что последовательные стадии дородового развития человека соответствуют стадиям эволюционного прохождения нынешнего человечества через различные формы животной жизни, является настоящим откровением благодаря обилию выявляемых ею аналогий. Она не только подтверждает эволюционную гипотезу как таковую, но и являет собою замечательную иллюстрацию к тому, как действует природа, развивая новые расы человечества с самого начала каждого великого кругового периода. Когда ребенку предстоит развиться из зародыша, который так прост по своему строению, что он ближе не столько к животному или даже к растительному, а скорее к минеральному царству, — уже знакомый нам эволюционный процесс заново проходит, так сказать, в ускоренном темпе. Идеи прогресса, для разработки которых связной цепью в первый раз могли потребоваться бесчисленные века, раз и навсегда прочно запечатлены в памяти природы, а потому могут быть быстро воспроизведены по порядку за несколько месяцев.

То же происходит и с эволюцией человечества на каждой планете по мере продвижения жизненной волны. В первом круге эволюционный процесс идёт крайне медленно и не продвигается далеко, ибо идеи Природы сами ещё в процессе развития. Но если этот процесс уже был хотя бы однажды завершен, его можно быстро воспроизводить. В последующих кругах жизненный импульс пробегает вверх по всей гамме эволюции с легкостью, постижимой лишь с помощью иллюстрации, которую предоставляет нам эмбриология. В этом объяснение отличия характера каждого последующего круга от предыдущего. Раз завершенный эволюционный этап быстро повторяется, после чего круг начинает уже собственную, дальнейшую эволюцию, которая протекает с совершенно иною скоростью — как ребенок, который уже обрел человеческую форму, продолжает затем свой индивидуальный рост гораздо более медленнее в сравнении с предшествующими стадиями дородового развития.

Полагаю, мне нет необходимости детально сопоставлять экзотерический буддизм с предлагаемыми в этой книге взглядами на природу — причём изложенными весьма сжато, учитывая их охват и значение, но в то же время достаточно развёрнуто, чтобы читатель мог получить общее представление о системе во всём её широчайшем спектре. С помощью сообщённой теперь информации более опытные, чем я, исследователи буддийской литературы, сами смогут лучше меня подобрать ключи к её подлинному значению. Сейчас у нас есть как никогда хорошие шансы не только заполнить многие пробелы, оставленные записях наставлений Будды, но и понять, почему они были сделаны. Например, в книге мистера Рис Дэвидса мне встретилась такая фраза: "Буддизм даже не пытается разрешить задачу о первоначальном происхождении всех вещей". Приводя цитату из "Пособия по буддизму" Харди, он продолжает: "Когда Малунка спросил у Будды, вечен ли мир, тот ничего не ответил; причиной же этого молчания было то, что учитель счел данный вопрос не имеющим практической пользы". Однако на самом деле Будда промолчал потому, что не мог ответить на этот вопрос однозначным "да" или "нет", не создав при этом у спрашивающего ложного впечатления. Чтобы ответ был верным и не вводил в заблуждение, Будде пришлось бы изложить всю доктрину эволюции планетной цепи, для восприятия которой общество, в котором жил Будда, интеллектуально еще не созрело. Предположение, будто его молчание означало просто нежелание отвечать на бесполезный, на его взгляд, вопрос, является вполне естественной ошибкой, вызванной недостатком знаний из смежных областей; однако ни один ответ не мог бы быть ближе к истине, нежели это отсутствие ответа. Ни одна религиозная система из когда-либо пытавшиеся публично отвечать на вопрос о происхождении всех вещей, не смогла оставить более чем несколько царапин на его поверхности, по сравнению с углубленным проникновением в суть проблемы, достигнутым эзотерической наукой, учителем которой Будда был не менее выдающимся, чем наставником нравственности для народа.

Утверждения же Рис Дэвидса о том, чему буддизм учит (как бы тщательно они ни были разработаны), не менее неточны, чем и только что процитированное высказывание о том, чему буддизм не учит. Впрочем, неточность всех сделанных прежде заключений неизбежна. Я цитирую еще один пример — не для того, чтобы принизить значение тщательного исследования, к плодам которого он относятся, а чтобы показать, как свет, пролитый теперь на весь наш предмет, проникает во все закоулки проблемы, представляя его всех аспектах совсем по-новому.

"Буддизм принимает существование материального мира и живущих в нем сознательных существ как доказанный факт и считает, что всё подвластно закону причины и следствия, в результате чего всё постоянно, хотя и незаметно, изменяется. Нет такого места, где этот закон не действовал бы, а следовательно, нет ни рая, ни ада в их традиционном понимании. Есть миры, в которых живут ангелы, чье существование также, в большей или меньшей степени, материально, соответственно тому, насколько святыми и праведными были их прошлые жизни. Однако и эти ангелы смертны, и миры, которые они населяют, не вечны. Существуют сферы мучений, где злые деяния людей и ангелов заставляют рождаться несчастными существами; но когда активная энергия зла, породившая их, истощается, они тоже исчезают, ибо их миры тоже бренны. Весь космос — земля, небеса и ады — постоянно стремится к обновлению или разрушению, всегда в процессе изменений, циклических переворотов, начало и окончание которых неведомы и непознаваемы. Ни боги, ни люди не могут быть исключением из универсального закона формирования и распада; соединение сил, составляющее наделенное чувствами существо, должно рано или поздно распасться; и только невежество и иллюзия позволяют ему считать себя отдельным, существующим само по себе созданием".

Как видите, данный фрагмент действительно может служить иллюстрацией того, насколько далеки распространенные представления о буддизме от подлинной эзотерической буддийской философии. Конечно же, эта философия действительно не находит места для неизменного и вечного рая или преисподней из монашеских легенд ни во всей огромной вселенной. Их там нет, как нет и в мировоззрении какого бы то ни было по-настоящему просвещенного мыслителя, азиатского или европейского, а вот "миры, в которых живут ангелы" и т.п., — живые и реальные, хотя и субъективные, уровни состояния дэвачана, — действительно существуют в природе. Примерно так же обстоит дело и со всеми остальными упомянутыми выше экзотерическими буддийскими концепциями, но в своей популярной форме они представляют собой хотя и очень точные, но все-таки карикатуры на соответствущие разделы эзотерического знания. Так, например, представление об индивидуальности как об иллюзии, а также о конечном растворении индивидуальности сознательного существа остаются совершенно непонятными без дополнительных пояснений относительно долгих эонов индивидуальной жизни в пока еще непостижимых для нас состояниях непрестанно прогрессирующего духовного возвышения, предшествующих пока еще несказанно отдаленному погружению в состояние не-индивидуальности. Такое состояние непременно должно наступить в будущем, но природа этого состояния такова, что ни один философ (во всяком случае, непосвященный) до сих пор не смог сказать о нем ничего, кроме самых приблизительных и неопределенных догадок. Как с идеей нирваны, так и с идеей об иллюзии индивидуальности — авторы, писавшие о буддийской доктрине и черпавшие из экзотерических источников, запутались в элементах этого учения, касающихся отдалённого будущего, находясь под впечатлением, что имеют дело с буддийским воззрением об условиях, следующих сразу за этой жизнью. Так утверждение, которое выглядит почти абсурдным, будучи лишенно подобающего ему места в общей системе учения, может не только перестать быть оскорблением здравому смыслу, но и превратиться в возвышенную истину, стоит только восстановить его законное местоположение относительно других истин. Позвольте мне также добавить, что окончательное погружение совершенного Богочеловека, или дхьян-чохана, в абсолютное сознание паранирваны не имеет никакого касательства к "ереси индивидуальности", которая относится к физическим личностям. Но к этой теме я ещё вернусь чуть позднее.

Комментируя процитированную выше краткую характеристику буддийской доктрины, мистер Рис Дэвидс вполне справедливо замечает: "Эти учения ни в коей мере не являются исключительной особенностью буддизма, ибо сходные идеи лежат в основе еще более ранних индийских философий". (Разумеется, по той причине, что буддизм, вернее его учения, и есть сама ранняя индийская философия). "Более того, они встречаются и в других системах, весьма отдаленных от буддизма во времени и в пространстве. Но буддизм, имея дело с этой содержащейся в них истиной, мог бы дать ей более решительное и прочное выражение, если бы не позаимствовал бы также и причудливое учение о переселении душ — учение, которое, похоже, возникло независимо (если не одновременно) в долине Ганга и в долине Нила. Термин "переселение душ" использовался в разные времена и в разных странах в сходных в своей основе, но в то же время в весьма разнообразных теориях; и буддизм, позаимствовав основную идею у постведического брахманизма, преобразовал её настолько, что создал, по сути дела, новую гипотезу. Однако эта новая гипотеза, подобно прежней, говорит нам о прошлой жизни и о будущих рождениях и ничем не способствует искоренению в нашей нынешней жизни тех зол, на объяснение происхождения которых она претендует".

Данная книга должна бы рассеять те неверные представления, на которых основываются процитированные выше замечания. Буддизм не допускает ничего похожего на перемещение из человеческой формы в животную и затем обратно, хотя большинство людей понимают под переселением душ, или трансмиграцией, именно это. Буддийская трансмиграция — это трансмиграция дарвиновской эволюции, научно разработанная или, вернее, досконально изученная в обоих направлениях. Конечно, буддийские писания содержат упоминания прошлых рождений, в которых даже Будда был тем или иным животным. Однако эти упоминания относятся к очень отдаленному этапу дочеловеческой эволюции, ретроспективу которого открыло Будде его полностью просветленное видение. Ни в одном подлинном буддийском писании нет никаких указаний в пользу того, что существо, однажды достигшее состояния человека, может снова опуститься до уровня животного царства. Опять же, хотя и трудно представить себе что-либо менее подходящее для объяснения происхождения зла, чем эта карикатура на переселение душ, допускающая возможность подобного рода деградации, прогрессирующие перевоплощения человеческих "я" в предметное существование, совместно с действием физической кармы, а также с неизбежной игрою свободной воли в дозволенных ей пределах, действительно объясняют происхождение зла, полностью и окончательно. И хотя природа стремится к тому, чтобы взрастить новый урожай дхьян-чоханов, побочное возникновение преходящего зла — неизбежное следствие действия упомянутых сил или процессов, которые сами, в свою очередь, являются необходимыми составляющими столь грандиозного предприятия, как вселенская эволюция.

В то же время читатель, который возьмет на себя труд взяться за книгу мистера Риса Дэвидса и исследовать весьма пространный фрагмент, посвященный рассматриваемой теме, а также скандхам, осознает, насколько безнадежно пытаться вывести сколь-нибудь рациональную теорию происхождения зла из используемых автором экзотерических материалов. Невозможно на их основании и предложить правильное объяснение высказывания, сразу же после этого процитированного фрагмента из "Брахмаджала-сутры":

"Объяснив, откуда происходит необоснованная вера в вечное существование Бога и божеств, Гаутама переходит к рассмотрению вопроса о душе и называет тридцать две веры, которые он объявляет ложными. Вкратце их характеристика выглядит следующим образом: "На каком принципе, на каком основании все эти нищие монахи и брахманы строят свои учения о будущем существовании? Они учат, что душа материальна или нематериальна, или и то и другое вместе, или и ни то и ни другое; что она может иметь только один или множество состояний сознания; что её восприятие весьма ограниченно или же беспредельно; что она может пребывать в радости или в страданиях, или ни в том ни в другом. Шестнадцать ересей учат, что после смерти человека ждет сознательное существование. Еще восемь ересей учат, что душа — материальная, или нематериальная, или соединяющая оба эти качества, или же не обладающая ни одним из них, — может рассчитывать после смерти лишь на бессознательное существование. И, наконец, еще восемь ересей учат на восемь разных ладов тому, что душа продолжает существовать после смерти в состоянии бытия, которое не является ни сознательным, ни бессознательным". Проповедь завершается словами: "То, что привязывает учителя к существованию (танха, жажда жизни), отсечено, но его тело продолжает существовать. И пока его тело живет, его будут видеть и боги, и люди, но после завершения жизни и разрушения тела уже ни боги, ни люди не увидят его". Возможно ли более конкретно и категорично отрицать существование души или чего-то подобного, что могло бы продолжаться в каком бы то ни было состоянии после смерти?"

Конечно, экзотерическим исследователям это высказывание не может не показаться вопиющим противоречием всему тому, что буддизм говорит о последовательном прохождении одной и той же индивидуальности через различные воплощения, что логически подразумевает существование переходящей из тела в тело души так же недвусмысленно, как цитированный выше фрагмент его отрицает. И без понимания семи принципов человека отдельные высказывания по поводу того или иного аспекта проблемы бессмертия примирить между собою будет невозможно. Однако ключ к правильному пониманию, который теперь дает эта книга, снимает все эти кажущиеся противоречия. В приведенном отрывке Будда говорит об астральной личности, в то время как бессмертие, признаваемое эзотерическим учением, относится к духовной индивидуальности. Подробные разъяснения на сей счет были даны в главе о дэвачане, в том числе — в цитируемых в ней фрагментах из "Буддийского катехизиса" полковника Олкотта. Лишь с тех пор, как два года назад фрагменты великого откровения, составившие данную книгу, стали печататься на страницах журнала "Теософист", это важное для решения проблемы человеческого бессмертия различие между личностью и индивидуальностью начало приобретать вразумительный вид. Однако и в более ранних оккультных сочинениях имеется немало указаний, которые ныне могут быть использованы как подтверждения достаточно близкого знакомства ранних авторов с этим учением. К примеру, обратившись к самой новой из изданных за последнее время оккультных книг, в которой завеса тайны хотя и не была снята, по-прежнему скрывая суть учения от не слишком пристального взгляда, но во многих местах оказалась протертой почти до состояния прозрачности, мы можем выбрать любой из дюжины имеющихся в ней фрагментов, иллюстрирующих тему бессмертия души. Вот один из них:

"Философы, по-своему объяснявшие падение в зарождение, рассматривали дух как нечто совершенно отличное от души. Они допускали его присутствие в в астральной оболочке лишь настолько, насколько это относилось к духовным эманациям или лучам "сияющего". Человек и душа должны были завоевать свое бессмертие, поднявшись сами к духу, с которым, если их усилия увенчались успехом, они в конце концов соединялись, и которым они должны были быть, так сказать, поглощены. Индивидуальность человека после смерти зависит от духа, а не от его души и тела. И хотя было бы абсурдным применять слово "личность" в его общепринятом значении к нашей бессмертной сущности, всё же последняя является определённым существом — самим по себе бессмертным и вечным, и даже в случае с неисправимым преступником, когда сияющая нить, соединявшая дух с душою с самого рождения, оказывается грубо разорванной, а развоплощенному существу приходится разделить судьбу низших животных, раствориться в эфире и утратить свою индивидуальность, даже тогда дух остается особым существом".*

__________
* "Разоблаченная Изида", т. I.

Каждый, кто прочтет эти строки или, возможно, какой-то фрагмент главы, из которой они заимствованы, не может не заметить, в свете приводимых в этой книге пояснений, что эзотерическая доктрина, теперь выдаваемая более полно, была прекрасно знакома их автору, хотя именно мне была дарована привилегия впервые изложить ее ясным языком, не допускающим ошибочных толкований.

Конечно, осознание различия между личностью и индивидуальностью требует определенных умственных усилий; однако очевидно, что желание увековечить личное существование, то есть полностью сохранить в памяти все мимолетные обстоятельства нашей нынешней физической жизни (что как раз и составляет нашу личность), — не более чем минутная слабость нашей плоти. Многим, возможно, покажется иррациональным утверждение, что каждый из ныне живущих людей, чьи воспоминания о прошлом не простираются дальше детских лет, является тою же самой индивидуальностью, которая несколько тысяч лет назад относилась к совершенно иному народу и иной эпохе и которая снова проявится через такой же промежуток времени в будущем, чтобы жить уже в совершенно иных условиях. И всё-таки ощущение "я есть я" остается неизменным на протяжении всех этих трех жизней, равно как и сотен других, ибо это чувство коренится гораздо глубже, нежели представление, что "Я — Джон Смит, такого-то роста и такого-то веса, с таким-то состоянием и такими-то родственниками". Неужели невозможно представить себе, просто вообразить, что Джон Смит, наследуя дар Тифона,* изменяет время от времени свое имя, заново женится в каждом новом рождении, а то и чаще, где-то теряет свое состояние, а где-то, напротив, его приобретает и успевает сменить с течением времени великое множество самых различных занятий, что эта личность может забыть спустя несколько тысяч лет обо всех обстоятельствах, связанных с нынешней жизнью Джона Смита, как будто эти обстоятельства и вся эта жизнь вовсе для него не существовали? Однако его "Я" остаёся тем же. И если даже это доступно нашему пониманию, то что же может быть непонятного в индивидуальной преемственности чередующихся жизней, прерываемых и возобновляемых через определенные промежутки времени и перемежающихся пребыванием в более чистом и возвышенном состоянии существования?

__________
* Тифон (миф.) — сын троянского царя Лаомедона. В него влюбилась Аврора, или Эос, которая унесла его с собою. Она добилась для него бессмертия, но не вечной юности, так что в конце концов он стал настолько сморщенным и иссушенным, что скрипел на ходу, как цикада; (или) превратила его в цикаду.

Только разрешив кажущееся противоречие между идентичностью сменяющих друг друга индивидуальностей и "ересью" индивидуальности, эзотерическое учение будет иметь шанс подвести под "непостижимую загадку" кармы, от которой мистер Рис Дэвидс избавляется по быстрому, вразумительное и строго научное обоснование. О ней он говорит только то, что буддизм, "не признавая реальность души", был вынужден прибегнуть к крайнему средству, стараясь хоть чем-то заполнить пропасть между двумя последовательными жизнями, и этим "чем-то" является учение о карме. Кроме того, он отрицает эту идею как "нереальную фантазию мозга". Но как бы ни раздражала мистера Риса Дэвидса абсурдность этого учения, он тем не менее проявляет немалое терпение и большую интеллектуальную изобретательность, пытаясь создать нечто похожее на рациональное метафизическое истолкование крайне запутанных высказываний о карме, встречающихся в различных буддийских писаниях. Вот что он пишет:

"С точки зрения буддистов, учение о карме избегает как суеверной крайности тех, кто верит в обособленное существование некоей сущности, именуемой душою, так и противоположной крайности тех, кто будучи чужд всякой религии, не верит ни в нравственную справедливость, ни в воздаяние. Буддизм утверждает, что проник внутрь слова "душа" в поисках скрывающегося за ним реального факта, но никакого факта так и не увидел, а обнаружил только ту или иную из двадцати различных иллюзий, ослепляющих человека. Тем не менее, буддизм убежден, что если человек пожинает скорбь, боль и разочарование, то это означает, что он сам, а никто другой посеял некогда безрассудство, грех и заблуждение, если не в этой, то в одной из своих прошлых жизней. Но где же в таком случае тождество между тем, кто сеял, и тем, кто теперь собирает? Оно — в том единственном, что остается после смерти человека, когда все составные части сознательного существа уже распались, а именно — в его поступках, речах и мыслях, в его хорошей или плохой карме (буквально, "деяниях"), которая не умирает. Нам хорошо известен принцип "что посеешь, то и пожнешь", и потому нам нетрудно понять представление буддистов о том, что если человек что-то пожинает, то всё это он должен был некогда посеять. Нам знаком закон сохранения энергии, и потому мы в состоянии понять буддийский догмат (как бы он ни противоречил нашим христианским представлениям) о том, что никакая внешняя сила не в состоянии уничтожить плоды человеческих деяний, пока их воздействие, направленное во благо или во вред, не проявится в полной мере. Однако своеобразие буддизма состоит в том, что, с его точки зрения, всё то, чем человек был или что он делал, не растекается во все стороны в виде множества отдельных ручейков, а снова сливается воедино, порождая новое сознательное существо — новое в отношении своих составных частей и качеств, но по сути то же самое — в том, что касается его существа, его деяний, его кармы".

Трудно представить себе более изощрённую попытку объяснения "тайны" буддизма, нежели предположение, что авторы этой тайны с самого начала придумали ее как "отчаянное средство", способное прикрыть их отступление с непрочных позиций. Однако на самом деле учение о карме имеет гораздо более простую историю и не нуждается в столь хитроумной интерпретации. Будда объявил его, как и многие другие явления природы, связанные с будущим, непостижимой тайной, и тем самым отмёл все вопросы о ней. Однако он вовсе не подразумевал, что, оставаясь непостижимой для широких масс, карма непременно должна быть тайной, и тем более непостижимой, для посвященных в эзотерическую доктрину. Её невозможно было объяснить без ссылок на эзотерическое учение, но стоит уяснить хотя бы основные принципы этого учения, и карма, равно как и многое другое, становится сравнительно простой и понятной, оставаясь тайной только в том смысле, в каком является тайной причина взаимодействия серной кислоты с медью и еще более активного ее взаимодействия с железом. Разумеется, эзотерическая доктрина оставляет для своих "светских чела" (так же как и химическая наука — для своих светских учеников, то есть тех, которые изучают лишь её физические явления) некоторые тайны, глубины которых они не в силах промерить. Я сам не готов объяснить, путём каких именно молекулярных изменений высшие сродства, составляющие карму, сохраняются в постоянных элементах пятого принципа. Но ведь и обычная наука не в состоянии сказать, что именно в молекуле кислорода заставляет её отделяться от молекулы водорода, с которой она была связана в капле дождевой воды, и соединяться с одной из молекул железной ограды, на которую падает эта капля. Однако в результате появляется пятнышко ржавчины, и считается, что этой загадке уже дано научное объяснение, коль скоро результат может быть предсказан заранее и на него можно ссылаться.

Так и с кармой: пятый принцип вбирает в себя сродства добрых и дурных поступков на протяжении всей человеческой жизни, после чего переходит вместе с ними в дэвачан, где те из них, которым, так сказать, подходит атмосфера этого состояния, расцветают и приносят изобильные плоды, а затем движется дальше, забирая с собою в вещественный мир те кармические влияния, которые еще не полностью истощили свою энергию. И так же верно, как молекула кислорода, оказавшись в окружении сотен других молекул, направляется к той, с которой имеет наибольшее сродство, отягощенная кармой духовная монада отравляется именно в то воплощение, с которым её сильнее всего соединяет мистическая привязанность. Этот процесс отнюдь не предполагает сотворения какого-либо нового чувствующего существа, разве что в том смысле, что создается новая телесная структура — новый инструмент ощущения. То, что живёт в ней, то, что радуется и печалится, — это всё то же прежнее "Я", — конечно же, отгороженное от всех своих прошлых земных похождений стеною забвения, но тем не менее пожинающее их плоды; это всё то же "я есмь я", что и раньше.

По мнению мистера Риса Дэвидса, "довольно странно, что всё это" (подразумевается истолкование буддийской философии, которое ему позволили дать имеющиеся в его распоряжении экзотерические материалы) "за все минувшие 2300 лет или даже более не показалось отталкивающим многим искренним, отчаявшимся сердцам, продолжавшим верить в реальность лишь с виду величественного моста, который буддизм попытался перебросить через реку загадок и печалей жизни... Они не замечали, что сам венечный камень, связующее звено между одной жизнью и другой, это всего лишь слово — чудесное предположение, воздушное ничто, воображаемая причина, недоступная человеческому пониманию, индивидуализированная и индивидуализирующая милость кармы".

Было бы поистине странно, если бы буддизм действительно был выстроен на столь шатком основании. Однако его кажущаяся хрупкость объясняется всего лишь тем, что его мощнейший арсенал знаний оставался доселе скрытым от человеческих глаз. И лишь теперь, когда с его внутреннего учения снята завеса таинственности, каждый может видеть, как мало зависит буддизм во всех аспектах своего вероучения от туманных тонкостей метафизики. И если они всё-таки скопились вокруг буддизма, то только потому, что их нагромоздили экзотерические истолкователи разрозненных намёков на эзотерическую доктрину, которые не могли быть полностью удалены из простой системы нравственности, предписанной для народа.

В действительном содержании буддизма мы находим возвышенную простоту, подобную той, что существует и в самой природе — единый закон, разветвляющийся до бесконечности (и действительно, усложняющийся, когда дело касается частностей, ведь и природа бесконечно разнообразна в своих проявлениях, преследуя всё же свою неизменную единую цель), непреложную доктрину о причинах и их следствиях, которые в свою очередь тоже становятся причинами в бесконечном процессе циклической эволюции.

Перевод Ю. Хатунцева под редакцией K.Z.

Поиск по сайту: