Для чего коммунистам «Капитал»?

Главную книгу своей жизни, «Капитал», Маркс писал 40 лет. Он сначала занимался философией где-то до 1848 года, потом написал «Коммунистический Манифест». В нем он провозгласил, что коммунисты должны уничтожить частную собственность, и в этом заключается вся теория коммунизма. Маркс создал Международное товарищество рабочих, и Манифест стал его программным документом. Потом грянула революция 1848 года. Потом, в 1871 году, еще одна. Маркс во всем этом активно участвовал. Но уже с 1844 года он в свободное от политической деятельности время писал «Капитал».

Как шла работа над этой книгой? В 1844 году Маркс работает над рукописью, где через каждую страницу: «капитал», «капитал», «капитал». Садится писать книгу. Через неделю пишет, что ему осталось еще три недели работы, через три недели – что еще два месяца… Через два месяца выясняется, что он ничего не пишет, а только конспектирует. Потом он три года конспектирует, эти конспекты где-то пылятся годами, а он начинает болеть. Энгельс постоянно шлет ему деньги. Самое печальное то, что этот цикл неизменно заканчивается болезнями, довольно долгими. В это время он начинает заниматься политикой. Если посмотреть, когда были пики его политической активности, то выясняется, что это было обычно в период болезней. Но едва недуги отпускали – начинался новый период работы над книгой, бесконечные ночные бдения, и в очередном письме он бросал с досадой: я не поеду на очередное заседание конгресса, потому что моя книга в сто раз важнее всей вашей политики...

Эта книга физически убивала его: периоды работы над ней все уменьшались, а периоды болезней становились все больше, все глубже. Все это неотвратимо загоняло семью Маркса в нищету. Он ведь нигде не работал – занимался политикой, писал всю жизнь свою книгу, а существовал только благодаря тому, что ему помогал Энгельс, да еще дядя наследство оставил. Все силы уходили, как в прорву, в эту книгу.

Она была проклятием всей его жизни. Это не какое-то новое сенсационное открытие – если посмотреть его собственные письма друзьям, письма жены, Энгельса, выясняется, что проклятием эту книгу считали все.

Она делала всю жизнь цикличной. Циклы всегда были связаны с тем, что сначала, как свет надежды, его озаряла новая идея. Все сложилось, структура видна, сейчас сажусь, пишу, издаю, получаю огромные деньги, расплачиваюсь с долгами, приобретаю большой авторитет в научных кругах, пролетариат получает долгожданное теоретическое оружие. Дальше начинались все эти копания, работа шла вглубь, он обнаруживал, что ему не хватает познаний по какому-то очередному крайне важному вопросу, возникала необходимость читать все новые источники, конспектировать. Он снова шел в библиотеку и пропадал там, слеп над источниками и над собственными рукописями, и так до следующей фазы обострения болезни, и конца-края этому не было видно.

Не писать было тоже нельзя. Эту книгу уже надо было написать во что бы то ни стало: самоутвердиться, оправдаться перед женой, хоть как-то окупить деньги Энгельса, уплатить по векселям и т.д. Книга подчинила себе всю его жизнь.

И, что самое трагическое, она так и не была дописана.

«Капитал», как известно, это книга в трех томах. Второй и третий тома Маркс немножко не дописал – не успел. Эти два тома дописывал, редактировал и готовил к изданию уже Энгельс – исходя из того, что сам сумел там понять. А это, как говорится, отдельная история…

Когда Энгельс, наконец, получил первый том после долгих лет ожиданий и усилий заработать на жизнь себе и многодетной семье Маркса, его разочарованию не было границ, и его ответ, если сделать поправки на рыцарскую деликатность Энгельса и его безграничную любовь к другу, расшифровывался примерно так: «Дорогой Карл, ни один нормальный человек понять такого никогда не сможет». Все дело в том, что Маркс был младогегельянец, и писал на очень специфическом «птичьем языке», который, когда он был молод, понимали, кроме него, очень немногие, а когда он закончил первый том, этого языка не понимал уже вообще никто.

Бедный Маркс переделывал всю первую главу по советам друга и соратника. От переделки она стала еще непонятнее. Потом он перенес часть первой главы в приложение. Потом, отчаявшись убедить Маркса все это переделать, Энгельс попытался как-то пересказать то, что он смог понять, своими словами – в результате появилась одна из самых известных марксистских книжек, «Анти-Дюринг». То есть эта книга появилась как результат усилий Энгельса перевести Маркса на язык, понятный широкому кругу людей.

Потом Ленин в мрачные годы войны и реакции засел конспектировать «Науку логики» Гегеля, и вдруг его осенило: так вот, оказывается, на каком языке написан первый том «Капитала»! Вот откуда все эти загадочные термины, а мы-то их пропускали... Потрясенный, Ленин записал себе в тетрадочку: «Нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и особенно его 1 главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!» Ну, а поскольку после Ленина очень немногие коммунисты находили прелесть в таком своеобразном увлечении, как чтение Гегеля (Ильич, между прочим, читал и Гегеля, и Маркса в подлиннике)…

Короче говоря, история создания, публикации и дальнейшая судьба «Капитала» – это очень печальная повесть.

А ведь три известных нам тома «Капитала» – это лишь часть грандиозного замысла Маркса. Специалисты знают – у него был план написания шести больших книг. Именно так Маркс оценивал объем всего того, что ему необходимо было сказать людям. Публикации разнообразных вариантов «Плана шести книг» показывают, что, с точки зрения логического содержания всей структуры жизненного труда Маркса, три написанных тома «Капитала» – это лишь одна из четырех частей первой из шести книг, которые он наметил.

Он застрял на 1/24 пути. Именно поэтому текст «Капитала» характеризуется такой высокой степенью обобщения, абстрагирования от конкретики: конкретными должны были быть следующие тома и следующие книги. Скорее всего, он уделил бы отдельный том рассмотрению уклада, связанного с землепользованием, отдельный том – акционерному капиталу, отдельный том – международной торговле, и так далее. Возможно ли это физически для одного человека – другой вопрос. Но замысел автора был именно таков.

И вот теперь, после того, как мы бросили беглый взгляд на эту жизнь, полностью подчиненную каторжной умственной работе, после того, как мы оценили масштаб и величие грандиозного «Плана шести книг», у нас, как у всякого нормального человека, не может не возникнуть вопрос.

Если уничтожение частной собственности – это попросту конфискация заводов и фабрик, железных дорог и пароходов, банков, земли и недр, и передача всего конфиската в собственность пролетарской государственной монополии – зачем тогда Маркс 40 лет писал «Капитал»?

Издатели, которые терпеливо ждали, когда же Маркс закончит свою книгу, полагали, что он пишет ее, чтобы вооружить пролетариат теоретическим оружием. Так же считал и Энгельс. Все они думали, что Маркс писал «Капитал», чтобы глубоко и всесторонне обосновать ту самую мысль, что основное для коммунизма – это уничтожение частной собственности. То есть, по идее, «Капитал» должен был стать расширенным вариантом Манифеста. То есть – то же самое, что и в Манифесте, но поподробнее.

Хорошо, пускай будет «поподробнее». Но ведь не настолько же! Если уничтожение частной собственности – это попросту национализация средств производства, откуда тут возьмутся «подробности» аж на три тома? Которые, как мы теперь знаем, в своей совокупности являют лишь 1/24 часть от целого?

Если мы исходим из такой трактовки уничтожения частной собственности, тогда неизбежен вывод: Карл Маркс был ненормальный, одержимый.

Значение, которое Маркс придавал своему каторжному труду над «Капиталом», может быть объяснимо лишь при том условии, что под «уничтожением частной собственности» на самом деле имеется в виду нечто совершенно другое, чем мы привыкли думать…

Поиск по сайту: