Финал рассказа

Автор: Иван Алексеевич Бунин

Написано:1915 г.

Жанр: рассказ (притча)

Литературное направление: реализм

Сюжет.

Господин из Сан-Фран­циско, который в рассказе ни разу не назван по имени, так как, заме­чает автор, имени его не запомнил никто ни в Неаполе, ни на Капри, направ­ля­ется с женой и дочерью в Старый Свет на целых два года с тем, чтобы развле­каться и путе­ше­ство­вать. Он много работал и теперь доста­точно богат, чтобы позво­лить себе такой отдых.

В конце ноября знаме­нитая «Атлан­тида», похожая на огромный отель со всеми удоб­ствами, отправ­ля­ется в плавание. Жизнь на паро­ходе идёт разме­ренно: рано встают, пьют кофе, какао, шоколад, прини­мают ванны, делают гимна­стику, гуляют по палубам для возбуж­дения аппе­тита; затем — идут к первому завтраку; после завтрака читают газеты и спокойно ждут второго завтрака; следу­ющие два часа посвя­ща­ются отдыху — все палубы застав­лены длин­ными камы­шо­выми крес­лами, на которых, укрытые пледами, лежат путе­ше­ствен­ники, глядя в облачное небо; затем — чай с пече­ньем, а вечером — то, что состав­ляет глав­нейшую цель всего этого суще­ство­вания, — обед.

Прекрасный оркестр изыс­канно и неустанно играет в огромной зале, за стенами которой с гулом ходят волны страш­ного океана, но о нем не думают деколь­ти­ро­ванные дамы и мужчины во фраках и смокингах. После обеда в бальной зале начи­на­ются танцы, мужчины в баре курят сигары, пьют ликёры, и им прислу­жи­вают негры в красных камзолах.

Наконец пароход приходит в Неаполь, семья госпо­дина из Сан-Фран­циско оста­нав­ли­ва­ется в дорогом отеле, и здесь их жизнь тоже течёт по заве­дён­ному порядку: рано утром — завтрак, после — посе­щение музеев и соборов, второй завтрак, чай, потом — приго­тов­ление к обеду и вечером — обильный обед. Однако декабрь в Неаполе выдался в этом году ненастный: ветер, дождь, на улицах грязь. И семья госпо­дина из Сан-Фран­циско решает отпра­виться на остров Капри, где, как все их уверяют, тепло, солнечно и цветут лимоны.

Маленький паро­ходик, пере­ва­ли­ваясь на волнах с боку на бок, пере­возит госпо­дина из Сан-Фран­циско с семьёй, тяжко стра­да­ющих от морской болезни, на Капри. Фуни­кулёр достав­ляет их в маленький каменный городок на вершине горы, они распо­ла­га­ются в отеле, где все их радушно встре­чают, и гото­вятся к обеду, уже вполне опра­вив­шись от морской болезни. Одев­шись раньше жены и дочери, господин из Сан-Фран­циско направ­ля­ется в уютную, тихую читальню отеля, раскры­вает газету — и вдруг строчки вспы­хи­вают перед его глазами, пенсне слетает с носа, и тело его, изви­ваясь, спол­зает на пол. Присут­ство­вавший при этом другой посто­ялец отеля с криком вбегает в столовую, все вска­ки­вают с мест, хозяин пыта­ется успо­коить гостей, но вечер уже непо­пра­вимо испорчен.

Госпо­дина из Сан-Фран­циско пере­носят в самый маленький и плохой номер; жена, дочь, прислуга стоят и глядят на него, и вот то, чего они ждали и боялись, совер­ши­лось, — он умирает. Жена госпо­дина из Сан-Фран­циско просит хозяина разре­шить пере­нести тело в их апар­та­менты, но хозяин отка­зы­вает: он слишком ценит эти номера, а туристы начали бы их избе­гать, так как о случив­шемся тут же стало бы известно всему Капри. Гроба здесь тоже нельзя достать — хозяин может пред­ло­жить длинный ящик из-под бутылок с содовой водой.

На рассвете извозчик везёт тело госпо­дина из Сан-Фран­циско на пристань, паро­ходик пере­возит его через Неапо­ли­тан­ский залив, и та же «Атлан­тида», на которой он с почётом прибыл в Старый Свет, теперь везёт его, мёрт­вого, в просмо­лённом гробу, скры­того от живых глубоко внизу, в чёрном трюме. Между тем на палубах продол­жа­ется та же жизнь, что и прежде, так же все завтра­кают и обедают, и все так же страшен волну­ю­щийся за стёк­лами иллю­ми­на­торов океан.

Финал рассказа.

А на рассвете, когда побелело за окном сорок третьего номера и влажный ветер зашуршал рваной листвой банана, когда поднялось и раскинулось над островом Капри голубое утреннее небо и озолотилась против солнца, восходящего за далекими синими горами Италии, чистая и четкая вершина Монте-Соляро, когда пошли на работу каменщики, поправлявшие на острове тропинки для туристов, — принесли к сорок третьему номеру длинный ящик из-под содовой воды. Вскоре он стал очень тяжел — и крепко давил колени младшего портье, который шибко повез его на одноконном извозчике по белому шоссе, взад и вперед извивавшемуся по склонам Капри, среди каменных оград и виноградников, все вниз и вниз, до самого моря. Извозчик, кволый человек с красными глазами, в старом пиджачке с короткими рукавами и в сбитых башмаках, был с похмелья, — целую ночь играл в кости в траттории, — и все хлестал свою крепкую лошадку, по-сицилийски разряженную, спешно громыхающую всяческими бубенцами на уздечке в цветных шерстяных помпонах и на остриях высокой медной седёлки, с аршинным, трясущимся на бегу птичьим пером, торчащим из подстриженной челки. Извозчик молчал, был подавлен своей беспутностью, своими пороками, — тем, что он до последнего гроша проигрался ночью. Но утро было свежее, на таком воздухе, среди моря, под утренним небом, хмель скоро улетучивается и скоро возвращается беззаботность к человеку, да утешал извозчика и тот неожиданный заработок, что дал ему какой-то господин из Сан-Франциско, мотавший своей мертвой головой в ящике за его спиною... Пароходик, жуком лежавший далеко внизу, на нежной и яркой синеве, которой так густо и полно налит Неаполитанский залив, уже давал последние гудки — и они бодро отзывались по всему острову, каждый изгиб которого, каждый гребень, каждый камень был так явственно виден отовсюду, точно воздуха совсем не было. Возле пристани младшего портье догнал старший, мчавший в автомобиле мисс и миссис, бледных, с провалившимися от слез и бессонной ночи глазами. И через десять минут пароходик снова зашумел водой и снова побежал к Сорренто, к Кастелламаре, навсегда увозя от Капри семью из Сан-Франциско... И на острове снова водворились мир и покой.

На этом острове две тысячи лет тому назад жил человек, несказанно мерзкий в удовлетворении своей похоти и почему-то имевший власть над миллионами людей, наделавший над ними жестокостей сверх всякой меры, и человечество навеки запомнило его, и многие, многие со всего света съезжаются смотреть на остатки того каменного дома, где жил он на одном из самых крутых подъемов острова. В это чудесное утро все, приехавшие на Капри именно с этой целью, еще спали по гостиницам, хотя к подъездам гостиниц уже вели маленьких мышастых осликов под красными седлами, на которые опять должны были нынче, проснувшись и наевшись, взгромоздиться молодые и старые американцы и американки, немцы и немки и за которыми опять должны были бежать по каменистым тропинкам, и все в гору, вплоть до самой вершины Монте-Тиберио, нищие каприйские старухи с палками в жилистых руках, дабы подгонять этими палками осликов. Успокоенные тем, что мертвого старика из Сан-Франциско, тоже собиравшегося ехать с ними, но вместо того только напугавшего их напоминанием о смерти, уже отправили в Неаполь, путешественники спали крепким сном, и на острове было еще тихо, магазины в городе были еще закрыты. Торговал только рынок на маленькой площади — рыбой и зеленью, и были на нем одни простые люди, среди которых, как всегда, без всякого дела, стоял Лоренцо, высокий старик-лодочник, беззаботный гуляка и красавец, знаменитый по всей Италии, не раз служивший моделью многим живописцам: он принес и уже продал за бесценок двух пойманных им ночью омаров, шуршавших в переднике повара того самого отеля, где ночевала семья из Сан-Франциско, и теперь мог спокойно стоять хоть до вечера, с царственной повадкой поглядывая вокруг, рисуясь своими лохмотьями, глиняной трубкой и красным шерстяным беретом, спущенным на одно ухо. А по обрывам Монте-Соляро, по древней финикийской дороге, вырубленной в скалах, по ее каменным ступенькам, спускались от Анакапри два абруццких горца. У одного под кожаным плащом была волынка, — большой козий мех с двумя дудками, у другого — нечто вроде деревянной цевницы. Шли они — и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело, поднимаясь все выше и выше, и туманно-лазурные, еще по-утреннему зыбкие массивы Италии, ее близких и далеких гор, красоту которых бессильно выразить человеческое слово. На полпути они замедлили шаг: над дорогой, в гроте скалистой стены Монте-Соляро, вся озаренная солнцем, вся в тепле и блеске его, стояла в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, золотисто-ржавом от непогод, матерь божия, кроткая и милостивая, с очами, поднятыми к небу, к вечным и блаженным обителям трижды благословенного сына ее. Они обнажили головы — и полились наивные и смиренно-радостные хвалы их солнцу, утру, ей, непорочной заступнице всех страждущих в этом злом и прекрасном мире, и рожденному от чрева ее в пещере Вифлеемской, в бедном пастушеском приюте, в далекой земле Иудиной...

Тело же мертвого старика из Сан-Франциско возвращалось домой, в могилу, на берега Нового Света. Испытав много унижений, много человеческого невнимания, с неделю пространствовав из одного портового сарая в другой, оно снова попало наконец на тот же самый знаменитый корабль, на котором так еще недавно, с таким почетом везли его в Старый Свет. Но теперь уже скрывали его от живых — глубоко спустили в просмоленном гробе в черный трюм. И опять, опять пошел корабль в свой далекий морской путь. Ночью плыл он мимо острова Капри, и печальны были его огни, медленно скрывавшиеся в темном море, для того, кто смотрел на них с острова. Но там, на корабле, в светлых, сияющих люстрами залах, был, как обычно, людный бал в эту ночь.

«ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК»

Поиск по сайту: