Запрограммированный финал

В таком состоянии СССР встретил начало «перестройки» — 1985 год. К этому времени национальные проблемы обострились уже настолько, что сорвали всякие попытки сохранения «коммунального общежития» советских народов. Эти проблемы вырвались наружу, как только Горбачёв ослабил «железное кольцо» [16] всепроникающего партийно-государственного контроля.

Первая вспышка произошла в Алма-Ате: в декабре 1986 г. ЦК сместил с поста Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д.А. Кунаева, правившего республикой с 1960 года, и заменил его Г.Е. Колбиным, переведённым из другой республики. В Алма-Ате начались уличные беспорядки, длившиеся два дня. Правда, в тот раз обошлось без жертв. После этого группа, сколоченная Кунаевым за 26 лет власти, была разогнана.

Затем, в августе 1987 г., годовщина «пакта Молотова–Риббентропа» была отмечена манифестациями во всех трёх республиках Прибалтики (ставших в 1940 г. жертвами этого пакта). Уже тогда пресса отмечала участие в этих событиях некоторых американских сенаторов. Следует учесть, что Запад никогда не признавал аннексию Прибалтийских государств и хранил в своих банках их довоенный золотой запас, поэтому положение этих республик в принципе отличалось от остальных: в случае отделения они уходили не с пустыми руками.

22 февраля 1988 г. в Аскеране, близ Степанакерта, произошло первое кровопролитное столкновение между армянами, требовавшими передачи Нагорного Карабаха Армении, и азербайджанцами. Через неделю, 28 февраля, произошёл армянский погром в Сумгаите. Погибло 26 армян и 6 азербайджанцев (причём не из числа погромщиков — в основном это были люди, пытавшиеся спасать армян). Эскалация событий привела к затяжной армяно-азербайджанской войне. Вялые меры союзного Центра (вроде постановления «о комплексном развитии Нагорного Карабаха») ничего не смогли изменить, поскольку били мимо цели.

При этом активного массового национализма в большинстве республик не было. Так, в Молдавии ни до приднестровской войны, ни после неё не было и нет вражды на бытовом уровне между молдаванами вообще и русскими вообще. Да и в Прибалтике, судя по сообщениям очевидцев, национализм вовсе не приобрёл массовый, тем более «всенародный» характер.

В марте 1991 г. был организован всесоюзный референдум: более 3/4 участников высказались за сохранение СССР. Что характерно, Россия дала 26,4 % голосов за роспуск СССР — больше, чем любая из своих автономий, не исключая даже Чечню (22,6 %). Только на Украине и в Эстонии против Союза было подано ещё больше голосов, чем в РСФСР (28,0 и 27,2 % соответственно). Правда, надо учесть, что в шести союзных республиках (трёх прибалтийских, Грузии, Армении и Молдове) центральные комиссии референдума не создавались вообще, так что данные по ним не могут считаться представительными. Например, в четырёхмиллионной Молдове в списки для голосования оказалось включено лишь 841.507 избирателей, а в Армении — даже чуть меньше пяти тысяч (официальные данные: «Правда», 28.03.1991). Но ни в одной республике, где референдум реально проводился, за Союз не было подано меньше 70 % голосов.

В марте 1990 г. Литва, первой из советских республик, попыталась осуществить своё право выхода. Оказалось, что это невозможно: есть лишь конституционный принцип, но не союзный закон и не подзаконные акты, регулирующие все обстоятельства такого выхода. Об этом законе московские «перестройщики» рассуждали год, причём споры больше напоминали обсуждение «высшей идеи блага». Например: а не следует ли оценить союзное имущество в Литве и литовское — в остальных республиках? А не следует ли затребовать от каждой республики (в отдельности!) декларацию о том, что она не возражает? А как быть, если одна из республик (например, Туркмения) всё-таки будет возражать? Кому Литва должна подавать заявление, и где для этого надо проводить референдум: в отделяющейся республике или во всём Союзе?

Сопредельная Белорусская ССР как раз попыталась выдвинуть претензии — на область Вильнюса (литовской столицы): она-де в 1939 г. была передана Белоруссии, а через год, уже от неё, — новообразованной Литовской ССР. При этом как-то не вспомнили, что сама эта область была спорной: в 1918 г. она вошла в состав Литвы, но в 1920 г. была захвачена польским генералом Желиговским и аннексирована Польшей (в населении области очень велика доля поляков). Литва не признала этой аннексии, объявила Каунас своей временной столицей и так до конца и не восстановила отношений с режимом Пилсудского. В состав Белорусской ССР Вильнюс вошёл только после разгрома Польши гитлеровцами — в силу «пакта Молотова–Риббентропа» (никем ныне не признаваемого законным) и последовавшего через месяц советско-германского договора. Добавим к этому, что, если исторические права вообще хоть что-то значат, Литва могла бы в ответ притязать на всю территорию Белоруссии, которой владела с XIV по XVIII век: не 11 месяцев, а почти 500 лет!

Теоретические баталии вокруг Литвы продолжались вплоть до августовского путча 1991 года. После тогдашних московских событий все республики, даже те, что до этого не собирались отделяться, поспешили провозгласить независимость (пока не поздно). Лишь после этого союзное правительство, практически уже не владевшее ситуацией, формально признало независимость стран Балтии. Однако руководители большинства республик ещё не решались на открытый роспуск СССР. В Белоруссии и Молдове национальные движения вообще были верхушечными и достаточно слабыми. Да и Запад не торопился признать новые независимые государства раньше, чем это сделает Москва. Исключение составила только Грузия, где разгорелась гражданская война между местными кланами.

Последнюю точку, как это и предвидели националисты ещё до революции, поставила Украина. 1 декабря 1991 г. на референдуме подавляющее большинство украинцев проголосовало за независимость. Теперь Л. Кравчук не мог уклониться от разрыва с Москвой, даже если бы и не хотел. Сохранение же союза без Украины было невозможно: в его оставшемся составе Россия оказалась бы слишком зависимой от полуфеодальных диктаторов Средней Азии [17]. Через три дня Беловежское соглашение подвело черту под историей СССР.

СССР кончил тем же, чем всегда кончали азиатские империи: местные правители превратили свои владения в удельные княжества, а затем и отделились от центра. Там, где отделение можно было мотивировать национальными аргументами, оно удалось легче и полнее всего. Что же касается марксистской идеологии, к этому времени о ней уже и не вспоминали.

Поиск по сайту: