Введение. Это произошло 70 лет тому назад, на расстоянии одной человеческой жизни

Это произошло 70 лет тому назад, на расстоянии одной человеческой жизни. Срыв хлебозаготовок в 1928 г. привел к свертыванию НЭПа и началу массовой коллективизации сельского хозяйства. В феврале 1930 г. во всех селах Троицкого района прошли собрания с повесткой «О ликвидации кулачества как класса и выселении кулаков с конфискацией имущества».
20 февраля 1930 г. Президиум Троицкого Окружного Исполнительного Комитета постановляет: «Из принятых общегражданским собранием списков кулацких семей, подлежащих выселению на Север, по Троицкому району на 244 семьи, и утвержденных райисполкомом 237 семей считать необходимым выслать на Север с конфискацией всего имущества 218 семей и считать необходимым выселить с конфискацией имущества по 3-й категории 12 семей. Обязать райисполком провести работу по выселению и доставке на сборный пункт к 27 февраля 1930 г.»
Это было только начало великой трагедии, которая сломала жизнь миллионов людей. Они тронулись со своих мест, двинувшись на Север и в Сибирь, теряя не только нажитое имущество, но также детей и стариков, не выдержавших тяжелой дороги. Рушились уклад жизни, традиции, родственные связи, сама вера — в государство и справедливость.

Количество микросемей в семьях

Актуальность изучения социального портрета раскулаченного обусловлена рядом причин. Раскулачивание, будучи составной частью насильственных методов становления и упрочения социалистической системы 1920—1930-х гг., повлекло далеко идущие последствия, которые дают о себе знать и по сегодняшний день. Оно оказало существенное влияние на социально-демографическую ситуацию в стране, нарушило веками устоявшиеся морально-этические традиции народа, изменило его сознание, подорвало основу сельского хозяйства и предпринимательства.
В последнее время на фоне тяжелого социально-экономического кризиса и недовольства «реформами» в обществе нарастает опасная тенденция реабилитации многих сторон политики советского государства и, в частности, раскулачивания.
Доходит до того, что некоторые «левые» публицисты начинают проводить аналогии между теми, кто в 1930-ом г. получил ярлык «кулака» и современными «новыми русскими». При этом всё негативное, что — справедливо и не очень — связывают с последними, экстраполируется на русских крестьян, живших 70 лет назад.
Рассекречивание новых документов, прежде всего личных дел раскулаченных, дает возможность подойти к решению этой проблемы комплексно, на системном уровне, позволяющем в динамике проследить взаимосвязь и взаимозависимость между важнейшими ее структурообразующими причинами.
Естественно, что изучение микроструктуры раскулачивания в рамках единой системы, требующее оценки множества показателей, а также построение моделей возможны лишь на основе использования различных методов исследования, в том числе математических. Личные дела раскулаченных открывают в этом плане широкие возможности и позволяют сформировать специализированный банк данных. Это допускает неоднократное использование имеющейся информации, обеспечивает доступность сведений и итогов их математического анализа для любого историка. В результате значительно расширяются возможности изучения историко-социальных объектов, повышается доказательность и информационная отдача источников.
Формирование репрессивной системы (в том числе раскулачивание), ее воздействие на социально-экономическое развитие Урала — тема, заслуживающая самого серьезного внимания историка. Без глубокого анализа проблем, связанных с ней, невозможно представить объективную картину изменений, происшедших в Уральском регионе за годы советской власти.
Несмотря на то что эта тема не касается на первый взгляд животрепещущих проблем современности, нужно отметить ее реабилитационный аспект: восстановление доброго имени, чести, достоинства, особенно в СМИ. В архивы постоянно приходят люди, желающие получить информацию для политической и социально-психологической реабилитации жертв. Восстановление истории конкретных семей и судеб пострадавших имеет сейчас значение не только научное, но и моральное.
Стоит отметить, что наиболее массовый контингент раскулаченных составляли кулаки так называемой II категории. Они и являются объектом данного исследования. Выбор Троицкого района определяется как краеведческим аспектом работы, так и полнотой имеющихся архивных материалов.
Задача, помимо овладения методиками и приобретения навыков ведения исследовательской работы, состояла в том, чтобы проанализировать обобщенные характеристики раскулаченного хозяйства, воссоздать портрет крестьянина-единоличника 1920-х гг., и попытаться рассмотреть, насколько юридически «чисто» (с точки зрения законности того времени) было проведено раскулачивание.
Троицкий район Троицкого округа Уральской области в 1930 г. определены целью исследования и отражены в названии работы. Границы землепользования упомянутых в работе сельсоветов и в целом района указаны на 1930 г. и не всегда совпадают с современным административно-территориальным делением Челябинской области и Троицкого района.

1. Тема репрессий в уральской
историографии

Опыт первого изучения проблемы репрессий на Урале состоялся после XX съезда КПСС, когда были опубликованы биографические очерки деятелей большевистской партии, пострадавших в период сталинских репрессий. Среди них были участники революционных событий 1917 г. И.А.Наговицын, М.Н.Уфимцева, гражданской войны — В.К.Блюхер, руководитель Уральского и Свердловского обкома партии И.Д.Кабаков и др.
В числе исторических исследований, в которых затрагивалась тема репрессий, можно назвать монографию А.В.Бакунина «Борьба большевиков за индустриализацию Урала во второй пятилетке (1933—1937)», где говорилось о «массовых репрессиях в 1936—1937 гг.» на Урале, назывались имена многих репрессированных хозяйственных, партийных и государственных деятелей Урала, была опубликована биография И.Д.Кабакова.
На этой книге, опубликованной в 1968 г., сказалась уникальность ситуации в стране, когда решения XX съезда о культе личности формально оставались в силе, но писать о преступлениях сталинизма можно было только «в стол».

Количество овец в семьях

Это отразилось, в частности, на освещении проблем спецпереселенцев, иностранных специалистов на Урале и т.п. Установленные ограничения были характерны для работ В.В.Адамова, Н.С.Шарапова, Н.М.Щербаковой, в которых сюжеты о включении в состав рабочего класса Урала «нетрудовых» элементов написаны «эзоповым языком».
В начале 1970-х гг. советская историография пополнилась первыми (после 20-летнего перерыва) монографическими исследованиями о классовой борьбе в деревне в период сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса (работы Н.Я.Гущина, Н.А.Ивницкого, А.И.Османова); в конце 1970-х гг. вышла монография В. А. Сидорова и К. И. Ефанова.
В 1975 г. была опубликована работа И.Я.Трифонова о ликвидации эксплуататорских классов в СССР, где рассматривалась (в основном на базе имеющейся литературы) также проблема ликвидации кулачества. Н.Я.Гущин и А.И.Османов — на материалах Сибири и Дагестана, а Н.А.Ивницкий — на общесоюзных данных — рассмотрели основные этапы и формы классовой борьбы в деревне, закономерности ликвидации кулачества, показали, как осуществилось «трудовое перевоспитание бывших кулаков и вовлечение их в социалистическое строительство».
В литературе того периода отмечалось, что в годы второй пятилетки вытеснение кулацких хозяйств производилось, как правило, мерами экономического характера (установление твердых заданий по сдаче продукции, повышение налогообложения и т.п.).
Впрочем, как заметили авторы капитального пятитомного труда по истории советского крестьянства, этот этап ликвидации кулачества продолжал оставаться одним из наименее исследованных в советской историографии. Такое положение легко объяснимо: архивы и «спецхраны» были недоступны исследователям. Вполне естественно, что для этого времени мы не находим работ, посвященных раскулачиванию на Урале. Но нельзя сказать, что в 1970-х — первой половине 1980-х гг. тема вообще не затрагивалась.

Сумма сельхозналога за 1929—30 гг. (в руб.)

На страницах многих изданий, в том числе энциклопедического характера, можно было встретить упоминание о многих деятелях большевистской партии, репрессированных в 1930-х гг., хотя авторы не имели возможности правдиво рассказать об их судьбах. В эти годы в уральскую историческую литературу впервые стали проникать некоторые обобщающие сведения об элементах, «направленных на перевоспитание на новостройки Урала в начале 1930-х гг.».
По подсчетам Н.М.Щербаковой, к концу первой пятилетки количество спецпереселенцев в Уральской области превысило 550 тыс. человек, из них 155 618 «влились в состав рабочего класса и использовались на строительстве Магнитки, Синарского и других заводов».
А.В.Бакунин подсчитал, что в 1935 г. среди рабочих Свердловской области спецпереселенцев было около 17%, а среди строителей — 13,7%.
Во второй половине 1980-х гг. начинается изучение, в том числе и научное, темы государственных репрессий: в стране в целом и в уральском регионе — в частности, прошедшее ряд этапов.
Сначала «гласность» в исторической науке была воспринята историками как возможность завершить дело полной реабилитации репрессированных, начатое XX съездом КПСС. При участии общественных объединений типа «Коммунар», «Мемориал» историки опубликовали на страницах уральских периодических изданий материалы не только о «большевиках-ленинцах», незаслуженно репрессированных в тридцатые годы, но и о тех руководителях Урала, которые в период сталинизма получили ярлыки «троцкистов»: Н.Н.Крестинском, С.В.Мрачковском, Л.С.Сосновском, Е.А.Преображенском и др.
Характерной для публикаций тех лет видится статья Н.Н.Попова «Белые и черные пятна прошлого», в которой не только упоминались имена, но и делалась попытка оценить тот урон, который был нанесен свердловской партийной организации в середине тридцатых. Благодаря усилиям этого исследователя в 1989 г. в Свердловске была проведена научная конференция «Вклад большевиков-ленинцев в революционное движение и социалистическое строительство на Урале», где наряду с биографическими сюжетами поднимались важные методические проблемы изучения репрессий, а в 1990 г. — опубликована уникальная книга «37-й на Урале».
В конце 1980-х гг. в рамках темы массовых репрессий историки начинают осторожно обращаться к проблеме «искажений» в политике раскулачивания и коллективизации. Как правило, это были выступления на конференциях, отдельные статьи и издания брошюрного типа.
На следующем этапе (с 1991 г.) уральские исследователи обратились к судьбам не только членов ВКП(б), но и других деятелей, на которых обрушились репрессии.
В 1992 г. в Свердловске прошла научная конференция «Политические партии и течения на Урале: история сотрудничества и борьбы», где была поднята проблема методов, применявшихся большевиками в борьбе с политическими противниками.
Вышел в свет сборник материалов «Дела и судьбы» о представителях научно-технической интеллигенции Урала в 1920—1930-е гг. В автономных республиках Урала активно изучались биографии представителей национальных движений. К.И.Куликов проанализировал репрессивную политику государства в отношении финно-угорских народов, населявших регион.
Башкирские исследователи опубликовали материалы о политических лидерах национального движения за самоопределение татар и башкир.

Надворные постройки в семьях (сумма в руб.)

Третий этап изучения проблемы репрессий, начавшийся примерно в 1993 г., сопровождается публикацией новых источников, проведением большого числа научных конференций по этой теме и появлением первых обобщающих работ. Именно на этом этапе историки начали вплотную заниматься раскулачиванием и репрессиями на селе. Появились сборники документов о судьбах спецпереселенцев на Урале, кулацкой ссылке, воспоминания раскулаченных и т.п.
Тема не исчерпана и по сей день: думается, что именно сейчас, когда закончился публицистический ажиотаж и журналисты — в большинстве своем — утратили к ней интерес, настала пора серьезной, скрупулезной работы.
Создание подлинного портрета раскулаченного, конкретизация его образа — вот, пожалуй, главная задача данного этапа.

Поиск по сайту: