Рапорт Г. Г. Скорнякова-Писарева в Тайных розыскных дел канцелярию от 15 апреля 1740 г

Тайных розыскных дел концелярии от концелярии Охоцкаго порта

Репорт.

По присланному из Сибирской губернской концелярии в Якуцкую концелярию ея императорскаго величества указу, с котораго из той Якуцкой концелярии копия в концелярию Охоцкого порта при промемории прислана, прислан в Охоцкой острог на навечное житье Михайло Аврамов, в котором ея императорскаго величества указе написано: в указе де ея императорскаго величества из канторы Тайных розыскных дел декобря от тритцать перваго дня 1738 году написано: по имянному де ея императорскаго величества, за подписанием собственные ея императорскаго величества руки указу, велено Михайла

Аврамова за вины ево и дабы впредь от него продерзостей не произходило, послать в Охоцкой острог на житье вечно. И по силе того ея императорскаго величества указу, в Охоцке он, Аврамов, принят, и велено ему в Охоцком остроге жить вечно [фрагмент текста утрачен]... Он, Аврамов, яко всем ведомой старой [ханжа и прит]вора, притворя// себе благочестие и показывая себя святым, здружился великою дружбою с подобным себе ханжею ж капитаном Алексеем Чириковым. И ево, Чирикова, в ыменины благословил иконою пресвятые Богородицы, именуемые Казанские, которую он, Чириков, с великою радостию яко от святаго мужа принял. И, здружася он, Аврамов, с ним, Чириковым, предлагал ему, Чирикову (для своего лакомства и чтоб ему в Охоцку доволное пропитание иметь без своего кошту, даром), чтоб в Охоцку построить странноприимницу, а ему б над нею надзирателем быть. По которому ево, Аврамова, предложению, он, Чириков, и капитан-командору Беренгу предлагал. И по тому Чирикову предложению, велел он, Беренг, в помощь той странноприимницы отдать ему, Чирикову, из пожитков умершаго экспедичнаго иеромонаха Антония сто рублев денег. И писал он, Чириков, в концелярию Охоцкаго порта, чтоб те денги приняты были Аврамовым.

И хотя я те денги принять велел и ему, Аврамову, однако ж на те денги, ведая ево старое хо[н]жество и лакомство, не на стр[оение] странноприимницы издержать велел [фрагмент текста утрачен]... [милос]тыню убогих и болных,// записывая в розход в шнурованную книгу, которых он издержал сорок пять рублев, а ни одной копейки в розход в книге не записал. Он же, Аврамов, хотя и меня притворным благочестием оболстить, сказывал мне, что он послан в [с]сылку по церковному делу, а именно: в книшках де "О блаженствах" (которые печатаны в царство блаженные и вечнодостойные памети великаго государя императора Петра Великова) напечатано слогом митрополита тогда бывшаго псковскаго Феофана под видом меда змиин яд, противно благочестивой церкви, в том, что де спасение человеком может учинитца по благодати Божией без дел благих. И то де усмотря, обличал ево, Феофана, Маркел от Святаго писания. А тот де Маркел держан был в Симонове моностыре. И он де, Аврамов, в тот Симонов монастырь к нему, Маркелу, приезживал и о вы[ше]помянутом розгаворы имел и усмотрил, что он, Маркел, стоит за истинную православную веру. И, помагая ему, Маркелу, взяв у него, Маркела, о том [писма], отдал бывшаго ея императорскаго величества духовника Троецка монастыря архимандрита Варлаама келейнику, которой де, получа те писма, говорил о том и не тай//но. И за то де тот келейник взят за караул. И как де он, Аврамов, был в Симонове моностыре у помянутого Маркела и, едучи от него, лошедь розбила ему ногу. И для той болезни привезли ево, Аврамова, для исповеди к отцу ево духовному попу церкви Гребенской Богородицы, которая на Лубянке, у котораго де попа присланные из дворца ея императорскаго величества, взяв ево, Аврамова, привезли во дворец и, внеся в хоромы на ковре, спрашивали. И он де сказал, что надлежит, и ногу де ево лечили и потом отвезли ево в Преображенское и посадили на Генералном дворе, а потом де выпустили ево на квартиру. И, держав ево на квартире, послали в Ыверской монастырь и посадили в темную тюрму, в которой он несколко месицов сидел. И присылан де был в тот Иверской монастырь к нему, Аврамову, Преображенскаго полку капитан Юрьев и ево де, о чем надлежало, спрашивал. И он, Аврамов, в то время ево, Юрьева, просил, чтоб де о выпуске ево из тюрмы доложить бы генерала Андрея Ивановича Ушакова. И по ево де докладу, он, Аврамов, из тюрмы выпущен и несколко времяни д[ержан] в моностыре, а по[то]м взят в Санкт-Питербурх и держан в санкт-питербур[х]ской крепости и до ссылки ево. А всего де времени в разных местах держался он за караулом лет// з девять. А при ссылке де ему никакой вины не объявлено, толко де объявлен протокол в такой силе, каков об нем и в указе ея императорскаго величества прописан. И к тому протоколу велено ему руку приложить, х которому де он и приложил. И, посадя де ево в сани, повезли, а куда не сказали. И, привезши к Москве и держав на Москве несколко дней и не дав ему, Аврамову, взять из двора [своего] платья и денег, повезли ж, а куда не сказали, и привезли ево в Охоцк чрез переменных караулщиков. И ныне де в Тайной канцелярии не так поступают, как прежде поступали, ково де хотя в малом деле приведут, то де ево оберут и крест соймут, а из ево де денег дают ему на пропитание по грошу на день, а кто познатнее, тому по алтыну. И я ему говорил, чтоб он о вышеписанном никому не объявлял. И на то он сказал, я де объявлять не буду, а говарю де правду и болше де сего никакой за собою вины не знаю. Но я не надеюся по сысканным у него писмам, о которых ниже объявлено, чтоб он, Аврамов, всех тех слов вышеписанных, которые он мне сказывал, Чирикову и Плаутину не сказывал, ибо он, Аврамов, в великой дружбе с Чириковым жил, а Михайло Плаутин ему и свой по жене. Он же, Аврамов, яко [фрагмент текста утрачен]... и хонжам сказывал явно чюдо такое: ея де императорское величество указа[ла] ему, Аврамову, Успенскаго болшаго собору// [слово неразборчиво] Спасов образ починить, которой де от старости и от пажаров повредился. И он де, Аврамов, собрав в Москве лутчих иконописцов и взяв тот обра[з] в потриаршую полату, велел те поврежденные места вырезать и, вырезав, вновь налевкасить и по [то]му левкасу написать то, что в котором месте написано было. И иконописцы де написали и подвели так, как прежде было и узнать де нелзя, что вновь писано. И захотелося де ему, Аврамову, и весь тот образ поновить. И он де велел старую алихву счистить. И как де ту олихву ножем скребли и стали накладывать краски, то де краски цветы своя изменять стали, и не могли де никак угодить, чтоб привесть, как снову тот образ написан был, понеже де того поновления Господь Бог учинить не благоволил. И видя я, что он то чюдо притворное объявляет, сказал ему, что то не чюдо, понеже всякия краски, положенные на белое, обыкновенно в собственном своем цвете являются, а положенные на другие краски обыкновенно ж собственные свои цвета изменяю[т].

И, положа краски на бумаге, то ему и практикую довел и за то на него кричал, чтоб он таких вымышеленных ложных чюдес в народ не разглашал и простых людей не прелщал. Да он же, Аврамов, домогался чрез друга своего Чирикова, чтоб он, Чириков, Беренгу предложил, чтоб Беренг пи//сал в Кабинет ея императорскаго величества, которые тонгусы и якуты в Охоцке крестилися, те бутто крестилися ево Аврамовым приводом и старанием. А тех якутов и тонгусов не один он, плут, приводил х крещению, но многие служивые люди приводили своих работников и протчих многих. И лутчего пешаго князца Чалыка крестил я. И, на него смотря, жена ево и дети з женами и прочие многие, как пешие, так и аленные тонгусы крестилися. И как о том ево домогателстве уведомился я, тогда, призвав ево, Аврамова, в концелярию, за то кричал на него и порученные ему на м[ил]остыню денги велел ему принесть в концелярию. И он, плут Аврамов, о том разжаловался подобному себе плуту, другу своему Чирикову и Плаутину. И что я об их, Чириковых и Плаутина, худых поступках (о которых именно Сибирскому приказу в репорте написано) при нем, Аврамове, говорил, то он все им сказал. И за то они, Чириков и Плаутин, согласяся и умысля воровски, велели меня позвать в гости штурману команды моей Авраму Дементьеву, о котором явно, что и он в том их воровском умысле с ними был за то, что я ево на публичной блятке, Ивана Картмазова матресе, женитца не допустил. И как к нему, Дементьеву, пришел и сел на стул против ево, Чирикова, и он, Чириков, приметався словами (а какими,// о том имянно объявлено в репорте моем Сибирскому приказу), называя меня плутом и выбраня, ударил в лицо кулаком. И, ухватя за волосы как он, Чириков, так и Плаутин били меня смертным боем, наклоня за волосы, в глаза и в лоб ногами, обутыми в сапоги, насками. И теми побоями разбили у меня леваго глаза бровь и веко и под глазом скул, от чего тем глазом и ныне за пухотою не смотрю. И между глас лоб разбили до крови и во[ло]сов многое число выдрали. И ежели б не прилучился при том порутчик Марко Бобановской, то б они меня и до смерти прибили. А штурман Дементьев яко моей команды человек и хозяин, и видя, что нагло они, Чириков и Плаутин, нападчи на меня, смертно бьют, никакой помощи мне не подал. И по тому и паче стало явнее, что он в том воровском умысле согласником был. Да и когда я, свобождением Бобановскаго, из избы вышел, тогда он, Дементьев, ко мне не вышел и остался в ызбе с ними, Чириковым и Плаутиным. И, вышед я из штурман[ск]ой избы, велел плута Аврамова взять за караул и писма у него обрать. И в писмах ево явилося молитва, какой я ни в какой книге не видел, писанная ево, Аврамова, рукою тако: "Господи, Иисусе Христе, единородный безначалного твоего отца, рекли есть пре//чистыми твоими усты яко без мене не может творить ничесо же. Господи мой, Господи, верою объем в души моей и в серце тобою реченная, припадаю к твоей благости, помози мне, грешному, сие желанное, мною начен, о тебе самом и навершити". А какое он дело намерен начинать и навершить, того не ведомо. И сия молитва зело сумнителна, которая послана при сем под нумером первым. И найдено ж писмо, в котором написано: "Во славу пресвятые единосущные животворящие и неразделные Троицы, отца и сына, и святаго духа, грядет во всю вселенную великая слава и милость Божия и неизреченные щедроты сладчайшая любве Иисус Христовы успевай, успевай, успевай и царствуй в православной вере и надежде". И то сумнително ж, которое послано под нумером 2-м. Да сысканы ж выписки ис книг о благих делах, которые по ево плутовским словам к делу ево приличны, которые посланы под нумером 3-м. И по тем выпискам без сумнения явно видно, что он, Аврамов, не токмо словесно, но и писменно толковав [неви]нность свою, и бутто он терпит ссылку яко исповедник, объявлял или объявлять намерен был всем, того для, чтоб, видя ево// Аврамово безвинное за веру исповедническое терпение, давали ему денги и платье, и прочее, как Чириков дал уже ему две пары платья и шюбу, и десеть рублев денег, а Плаутин десеть же рублев.

И прочие здовали болши дватцети рублев, ибо у него явилося денег болши сорока рублев. А понеже всем добрым людем известно, что никаким иным образом так мочно у простаго народа выманивать денги как притворным благочестием и показывая себя молитвенником, как он, плут Аврамов, в Охоцке себя п[ок]азывал, и как такие ж воры и плуты и [в] присудствии моем в Тайной концелярии являлися, а именно разстрига Демид и Михайло Босой и архимандрит Александрова Свирскаго моностыря. И для вышеобъявленнаго ево, Аврамова, держать в Охоцку я не смел, дабы от него о вышепомянутом разглашения (от него) не произошло, и иных бы каких [х]анжинских воровств не учинил, а я безвинно не погибнул, послал ево, Аврамова, при сем репорте, скована, за крепким караулом в Якуцкую воеводскую концелярию для отсылки в Тайную розыскных дел концелярию. И сей репорт написал я своею рукою с великою нуждею, смотря одним глазом, того для, чтоб// никто не знал, чего для он, Аврамов, в Тайную розыскных дел концелярию послан. И черной репорт, писанной же моею рукою, зжег того для, чтоб в Охоцку о том никакова известия не осталося. Да у него ж, Аврамова, найдена челобитная черная, которой о послании он меня спрашивал, и я ему посылать не велел. Аднако ж по сысконому у него писму к жене ево является, что он тое челобитную послал и без позволения моего служивыми людми, посланными от меня при посланной в Сибирской приказ мяхкой рухледи. И те ево писма все, ежели с кем посланы, велел я у Юдомскаго креста (все) отобрать и послать в Якуцкую концелярию для отсылки в Тайную розыскных дел концелярию. А черную челобитную и черное писмо к жене ево, Аврамова, посланы при сем под нумерами 4 и 5-м.

И изволит Тайная розыскных [дел] концелярия усмотрит, каким плутовским слогом, показывая себя святым, о Чирикове в том писме написано, и надеюся, что он, плут, приводя ево, Чирикова, в великую себе любовь, то писмо ему показывал.

Григорей Скорняков-Писарев.

Из Охоцка апреля 15-го [17]40-го.

РГАДА, ф. 7, оп. 1, кн. 770, л. 560-565 (подлинник; автограф).

ПРИЛОЖЕНИЕ 25

Поиск по сайту: