Примечания. 1 Аврамов М. П. Приветственные стихи Петру I // Описание изданий гражданской печати

¹ Аврамов М. П. Приветственные стихи Петру I // Описание изданий гражданской печати. 1708-январь 1725 г. / Сост. Т. А. Быкова и М. М. Гуревич. М.-Л., 1955. С. 125; Записка о государственных нуждах А. Д. Меншикова, А. И. Остермана, А. В. Макарова и А. Я. Волкова // 200-летие Кабинета его императорского величества. 1704-1904: Историческое исследование. СПб., 1911. Приложение. С. 45.

² РГАДА, ф. 16. Внутреннее управление, № 179, л. 2-11 [приложение 1]. В научный оборот письмо было введено С. М. Соловьевым, опубликовавшим в Приложении к 18 тому "Истории России с древнейших времен" его начальный фрагмент (Соловьев С. М. История России с древнейших времен.

М., 1993. Кн. 9. С. 611). Иные упоминания о письме в литературе см.: Игнатьев. Иван Ильич Дмитриев-Мамонов // Сборник биографий кавалергардов. 1724-1762 / Под ред. С. А. Панчулидзева. СПб., 1901.

С. 23; Анисимов Е. В. Время Петровских реформ. Л., 1989. С.

272-273; Он же. Государственные преобразования Петра Великого: Реорганизация высшего государственного аппарата в первой четверти

XVIII в. [Л., 1990] С. 30-31 (рукопись).

³ К настоящему времени нам не удалось критически проанализировать все без исключения эпизоды ноябрьского письма 1724 г. Выборочная же проверка приведенных в нем сведений показала высокую степень их достоверности. К примеру, в п. 14 письма утверждается, что ландрихтер И. П. Топильский "рекомендовал" А. В. Макарову и президенту Юстиц-коллегии А. А. Матвееву подьячего А. С. Сверчкова. В силу этой рекомендации "граф Матвеов того Сверчкова произвел в обор-секретари в Юстиц-коллегию в самое короткое время". О том, что Иван Петрович вполне мог рекомендовать кого-то президенту Матвееву свидетельствует, в частности, письмо Андрея Артамоновича А. В. Макарову от 17 июля 1716 г., в котором граф именует господина Топильского своим "крайним благодетелем" (РГАДА, ф. 11. Переписка разных лиц, № 126, л. 1). Что же касается динамики карьеры Авраама Сверчкова, то, будучи зачислен подьячим в Юстиц-коллегию в 1718 г., он уже 27 февраля 1719 г. был произведен в секретари, а в 1721 г. получил "ранг" обер-секретаря (Там же, ф. 248. Сенат, кн. 648, л. 108-109 об.). Убедительной также выглядит информация ноябрьского послания о том, что президент Вотчинной коллегии М. А. Сухотин "к делам незаобыкновенен" и "положился во всем" на вице-президента Ф. С. Манукова. Никогда не занимавший приказные должности, назначенный президентом в августе 1723 г. с поста коменданта Нарвской провинции, Михаил Андреевич в самом деле не имел никакого юридического опыта. Как тут не положиться на состоявшего у "вотчинных дел" по меньшей мере с 1695 г. Федосея Семеновича... (Шумаков С. А. Экскурсы по истории Поместного приказа // ЧОИДР. 1910. Кн. 4. С. 46). Безусловно соответствует действительности и утверждение п. 7 подметного письма о том, что "секретарю Ижорину, которой ныне в канцелярии Вышняго суда, надлежало было дать по некоторому делу с Попцовым очная ставка, токмо того в той Вышнего суда канцелярии не учинили". В п. 33 обширнейшей повинной, поданной 31 августа 1722 г. бывшим ярославским провинциал-фискалом С. Ф. Попцовым, в самом деле говорилось о том, что, находясь в 1719 г. под арестом в Юстиц-коллегии, Савва Федорович давал немалые взятки канцеляристу коллегии П. А. Ижорину. Согласно повинной, "подьячей Петр Ижорин", имевший в своем повытье дело провинциал-фискала, "взял с него, Попцова, во взяток двои часы, одни карманные серебреные, ценою в пятдесят рублев, другие стенные боевые, в корпусе, ценою в шездесят рублев, да запасу всякого, а имянно муки, солоду, вина, мяс, рыб и прочего рублев на пятдесят с неболшим" (РГАДА, ф. 248, кн. 274, л. 708 об.). Несмотря на то, что показания Саввы Попцова в массе своей тщательно проверялись, во всем огромном следственном деле нет и намека, что П. А. Ижорину довелось давать по этому поводу какие-то разъяснения. И это при условии, что эпизод с часами был внесен в составленный в сентябре того же года для представления в Сенат экстракт о "винах"

С. Ф. Попцова (Там же, кн. 30, л. 672). Для полноты картины добавим, что отданный под суд как раз на основании показаний С. Ф. Попцова его сослуживец провинциал-фискал Алексей Никитин, уличенный в принятии взяток на сумму 111 рублей, был приговорен Вышним судом к смертной казни, замененной наказанием кнутом, вырыванием ноздрей, конфискацией имущества и пожизненной ссылкой на каторжные работы (Протоколы, журналы и указы Верховного Тайного Совета. 1726-1730. Т. 7 / Под ред. Н. Ф. Дубровина // Сб. РИО. СПб., 1894. Т. 94. С. 381, 384).

⁴ Законодательные акты Петра I / Сост. Н. А. Воскресенский. М.-Л., 1945. Т. 1. С. 364, 366-367.

⁵ О том, что Петр I придал серьезное значение ноябрьскому подметному письму свидетельствуют не только высочайшие пометы в его тексте и спектакль с публичным сожжением. По всей видимости, с получением императором этого документа можно связывать известия иностранных дипломатов о резком ухудшении позиций А. В. Макарова и И. И. Дмитриева-Мамонова.

Так, польский посланник И. Лефорт в донесении от 12 ноября 1724 г. сообщил о внезапно вскрывшихся злоупотреблениях в Вышнем суде, отметив, что "между прочими выдаются генерал-майор гвардии Мамонов и секретарь Кабинета Макаров". В донесении от 25 ноября посланник вновь вернулся к этому сюжету, указав, что "Мамонов и Макаров... обвиняются в расхищении государственной казны". О "полной немилости" Петра I к Алексею Васильевичу и Ивану Ильичу упомянул в донесении от 9 декабря и весьма информированный французский посланник Кампредон (Дипломатические документы, относящиеся к истории России в XVIII столетии // Сб. РИО. СПб.,

1869. Т. 3. С. 366, 388; Дипломатическая переписка французского полномочного министра при Русском дворе Кампредона с французским двором и французским посланником при Оттоманской порте маркизом де Бонаком с 1723 г. по март месяц 1725 г. // Там же. СПб., 1886. Т. 52. С.

359). По-видимому, именно в связи с подготовкой большого процесса против высших должностных лиц следует рассматривать указ Петра I от 11 декабря 1724 г. о запрете принимать к исполнению его распоряжения, кем-либо переданные в устной форме (Законодательные акты Петра

I. С. 151). Под действие указа однозначно попадали, в частности, А.В. Макаров и И. И. Дмитриев-Мамонов.

⁶ Бакланова Н. А. "Тетради" старца Авраамия // Исторический архив. М.-Л., 1951. Т. 6. С. 145. Заметим, что Н. А. Баклановой осталась неизвестной осуществленная Ф. Сушицким по той же рукописи первая публикация "Тетрадей": Сушицкий Ф. Из литературы эпохи Петра Великого. Старец Авраамий, публицист XVII в., и его "Послание к Петру Великому" // Филологические записки. Воронеж, 1914. Вып. 1. С. 112-140; Вып.

2. С. 263-280.

⁷ [Барсов Е. В.] Стряпчий XVII в. и его отношение к приказному миру // ЧОИДР. 1884. Кн. 3. С. 4, 7.

⁸ Водарский Я. Е. Население России за 400 лет (XVI-начало XX в.). М., 1973. С. 54; Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987. С. 37.

⁹ Веселовский С. Б. Приказный строй управления Московского государства // Русская история в очерках и статьях / Под ред. М. В. Довнар-Запольского. Киев, 1912. Т. 3. С. 184-185, 197.

¹⁰ По материалам переписей чиновников 1737 и 1754-1756 гг., переписи Санкт-Петербургской стороны Петербурга 1718 г., а также по материалам некрополей и документации Посольского приказа нам удалось выявить сведения о 36 лицах, начавших работу в правительственных учреждениях в 1662-1710 гг., возраст вступления которых в службу известен. В XVII в. к "приказным делам" были определены 7 из них, в 1701-1705 гг. - 12, в 1706-1710 гг. — 17. Так, будущий секретарь Московской Дворцовой конторы М. П. Лосев поступил в приказ Большого дворца в 1689 г. В возрасте 12 лет, будущий советник Коллегии Иностранных дел И. И. Топильский - в Разрядный приказ в 1702 г. в 11 лет. В те же 11 лет поступил в Монастырский приказ в 1705 г. будущий комиссар С.-Петербургской портовой таможни Н. А. Андреев (РГАДА, ф. 248, кн. 8122, ч. 1, л. 208-208 об.; ч. 2, л. 634-634 об.; ч. 3, л. 1266 об.-1267). Будущий дьяк Камер-коллегии, а впоследствии обер-секретарь Сената М. С. Козмин начал "статскую службу" в 1703 г. в возрасте 13 лет (Там же, ф. 286, кн. 439, л. 357; Надгробные надписи, находящиеся в Никитском московском девичьем монастыре // Древняя Российская вивлиофика. М., 1791. Ч. 19. С. 371). Будущий секретарь Вышнего суда и обер-секретарь Военной коллегии П. А. Ижорин начал службу в 1706 г. в приказе Казанского дворца в 16 лет (РГАДА, ф. 286, кн. 203, л. 17; ф. 248, кн. 204, л. 205 об.). Наиболее высокая доля поступления приходится на возраст 11-ти (7 человек) и 14 лет (6 человек). Самая низкая — на 18 и 8 лет (по одному человеку). Средний возраст поступления на приказную службу, согласно выявленным данным, составил 13, 4 года.

¹¹ Сведения о профессиональной подготовке и уровне квалификации государственных служащих XVII в. см. в трудах Н. Ф. Демидовой: Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России... С. 166-174; Она же.

Обучение при Посольском и Поместном приказах // Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР с древнейших времен до конца XVII в. М., 1989. С. 103-107; Она же. Приказные школы начального образования в Москве в XVII в. // Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1994. С. 152-167.

¹² Типичным свидетельством широты профессиональных навыков рядового сотрудника дипломатического ведомства 1690-1700-х гг. является послужной список И. Т. Аврамова 1737 г.: АВПРИ, ф. 2. Внутренние коллежские дела, оп. 2/6, № 100, л. 3-6. Не попавший в подборку послужных списков переписи чиновников 1737 г. (РГАДА, ф. 286, кн. 203), этот документ с редкостной полнотой освещает историю более чем сорокалетней службы одного из неприметных строителей империи. Вступивший в "приказной чин" в 1691 г. и не сделавший впоследствии особенной карьеры, Иван Тимофеевич вполне успешно исполнял обязанности личного секретаря одного из руководителей Посольского приказа, состоял "у розбору цыфр" и у "писма всяких министерских разговоров с чюжестранными министры".

¹³ Кошелева О. Е. Грамотность и образованность различных сословий // Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР... С. 60.

¹⁴ Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России... С. 142. Следует отметить, что в литературе раграничение между посулом и взяткой никак не проводится, эти понятия упорно смешиваются. Характернейший пример такой подмены содержится у С. М. Соловьева. Излагая обстоятельства дела уличенного в корчемстве подьячего Разрядного приказа И. П. Топильского, Сергей Михайлович упомянул, что подьячий получал вино в качестве "взяток с дворян", для которых он "обделывал дела в Разряде" (Соловьев С. М. История России... М., 1993. Кн. 8. С. 314). Источником сведений о деле Ивана Топильского для С. М. Соловьева послужило письмо инспектора Ратуши А. А. Курбатова Петру I от 16 января 1706 г. Между тем, в подлиннике этого документа говорится о выявленном в доме Ивана Петровича "посулном вине" (РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 5, л. 266 [приложение 29]). Но более того: из контекста письма с совершенной очевидностью явствует, что такой весьма строгий блюститель закона как Алексей Курбатов усмотрел состав преступления И. П. Топильского исключительно в незаконной торговле полученным "от дел" вином, но никак не в факте принятия им посулов. Совершенно идентичными понятиями считал посул и взятку такой выдающийся исследователь отечественного прошлого как В. О. Ключевский (Ключевский В. О. Терминология русской истории // Сочинения. М., 1989. Т. 6. С. 188). Даже Н. Ф. Демидова — в явном противоречии с приводимыми ею же самой данными — пишет о том, что "к этим... доходам от дел следует прибавить... "посул", т. е. взятку" (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России... С. 144). Легитимность "принятия подарков" должностными лицами XVII в. отметил только лишь К. Анциферов: Анциферов К. Взяточничество в истории русского законодательства (до периода сводов) // Журнал гражданского и уголовного права. 1884. Кн. 2. С. 34. Нам представляется, что такая ситуация возникла в связи с крайней расплывчатостью древнерусского термина "посул", означавшего вообще любое подношение должностному лицу. Именно в силу подобной широты семантического поля (вполне типичной для древнерусской лексики), это слово в одних случаях могло употребляться в значении "взятка", в других — значительно чаще — в качестве однозначного противопоставления ей. Систематические данные о масштабах "посулных" доходов приказных людей отсутствуют, однако по некоторым — впрочем, бесспорно типичным - примерам можно судить, что подношения достигали нередко значительных размеров. Так, А. А. Курбатов в бытность дьяком Оружейной палаты за два года работы получил "от дел" 604 рубля, что существенно превосходило его двухгодичный "оклад жалованья" (см. приложение к его письму Петру I от 22 июня 1701 г.: РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 2, л. 638-639 [приложение 28]). А "старый" [старший] подьячий приказа Артиллерии Прохор Трофимов, имевший годовой оклад 30 рублей, от одних только ведавшихся в его повытье подрядчиков ежегодно имел до 1000 рублей (см.: "Ведение, что у каждаго стараго подъячего в повытьях каких дел ведомо, и они от повытей своих какое кто имеют питание" (1708 г.) // Бранденбург Н. Е. Материалы для истории артиллерийского управления в России: Приказ Артиллерии (1701-1720 гг.). СПб., 1876. С. 392-393). Что касается механизма взимания посулов, то, наряду с персональными, практиковались и безадресные подношения: челобитчики клали различные суммы в стоявший в присутственном месте особый ящик, содержимое которого по окончании рабочего дня приказные делили между собой ([Зерцалов А. Н.] О доходах приказных, детей боярских, священно-церковных служителей Новгородского митрополичьего Разряда и приказных Печатной конторы. 1720-1723 гг. // ЧОИДР. 1894. Кн. 3. С. 43).

¹⁵ См. указ "О хранении прав гражданских" от 17 апреля 1722 г.: Российское законодательство X-XX вв. / Под ред. А. Г. Манькова.

М., 1986. Т. 4. С. 186.

¹⁶ Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого / Под ред. Н. В. Калачова. СПб.,

1883. Т. 2, кн. 2. С. 334.

¹⁷ Сыромятников Б. И. "Регулярное" государство Петра

Первого и его идеология. М.-Л., 1943. Ч. 1. С. 152. Заметим, что утверждение в первые годы XVIII в. в качестве цели государства "общего блага" означало категорический разрыв с национальной традицией. Целью древнерусского государства, как убедительно показал П. В. Верховской, являлось спасение души граждан (Верховской П. В. Учреждение Духовной коллегии и Духовный регламент: К вопросу об отношении церкви и государства в России. Исследование в области истории русского церковного права. Ростов на Дону, 1916. Т. 1. С. 10-42).

¹⁸ При подсчетах использованы цифровые данные из работ Н. Ф. Демидовой, А. Н. Медушевского и Я. Е. Водарского: Демидова

Н. Ф. Служилая бюрократия в России... С. 37; Медушевский А. Н. Утверждение абсолютизма в России: Сравнительное историческое исследование.

М., 1994. С. 270; Водарский Я. Е. Население России за 400 лет.

С. 54.

¹⁹ Проблему использования шведских образцов в деле реформирования

российских правительственных структур наиболее подробно рассмотрел

C. Peterson: Peterson C. Peter the Great's Administrative and

Judicial reforms: Swedish Antecedents and the Process of Reception.

Stockholm, 1979.

²⁰ Записка о государственных нуждах... С. 47.

²¹ См. материалы следственного дела С. М. Акишева: РГАДА, ф.

26. Государственные учреждения и повинности в царствование Петра I, оп. 2, кн. 193, ч. 1, л. 9, 37. В литературе беглое упоминание о кровавых похождениях помощников Семена Акишева см. в труде Н. П. Павлова-Сильванского: Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ в записках современников Петра Великого: Опыт изучения русских проектов и неизданные их тексты. СПб., 1897. С. 118.

²² Богословский М. М. Областная реформа Петра Великого: Провинция 1719-27 гг. М., 1902. С. 229; Геннин В. И. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I / Сост., вступит. ст. и комм.

М. О. Акишина. Екатеринбург, 1995. С. 431. Характерно, что попытка начальника уральских горных заводов генерал-майора В. И. Геннина передать дело Томилова в Преображенский приказ в Москву была заблокирована местной администрацией. Сибирская губернская канцелярия направила дело в Тобольский надворный суд, который вскоре освободил Томилова из-под стражи.

²³ См. послужные списки М. Копосова и С. П. Селезнева 1737

г.: РГАДА, ф. 286, кн. 203, л. 322-322 об., 388-389 [приложения

2 и 3]. Из-под Нарвы Михаил Копосов вывез 2000 рублей, что составляло 133 его тогдашних годовых оклада.

²⁴ В литературе о деятельности "понудителей" см.: Богословский

М. М. Областная реформа... С. 313-321; Смирнов Ю. Н. Роль гвардии в укреплении органов власти российского абсолютизма в первой половине XVIII в. // Правительственная политика и классовая борьба в России в период абсолютизма: Межвузовский сборник. Куйбышев, 1989.

С. 26-27.

²⁵ См. письмо А. А. Матвеева А. В. Макарову от 27 октября 1720 г.: РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 47, л. 204 об.; Богословский М. М. Областная реформа... С. 316-317. Заковав в цепи служащих московских учреждений, П. Пустошкин вряд ли вышел за рамки имевшейся у него инструкции. Прибывший в Москву понудитель, судя по всему, располагал точно таким же указом Петра I, что и отправленный в марте 1719 г. в Архангельск гвардии прапорщик П. Рыхторов. Понудитель архангельских должностных лиц — в случае медлительности в подготовке ведомостей для Камер- и Штатс-контор-коллегий — обладал правом "вице-губернатора и протчих подчиненных, которые до сего касаютца, сковать за ноги и на шею положить чепь и держать... покамест, пока вышеписанное [составление ведомостей] исполнитца" (Шидловский А. Ф. Подлинные

указы Петра Великаго // Петр Великий на Севере: Сборник статей и указов, относящихся к деятельности Петра Великого на Севере. Архангельск,

1909. С. 157). Заметим, что Поликарп Пустошкин (по одним сведениям, солдат, по другим — унтер-офицер), между иного, в видах "понуждения" провинциальных воевод рассылал по губернии офицеров московского гарнизона (Богословский М. М. Областная реформа... С. 316). Даже

с поправкой на то, что армейские чины уступали гвардейским на две

ступени, подобные действия "понудителя" являлись грубейшим нарушением

элементарной субординации. Какая уж тут "регулярность"...

²⁶ [Надгробные] надписи, находящиеся в Богоявленском московском

монастыре // Древняя Российская вивлиофика. Ч. 19. С. 311-312 [приложение

43].

²⁷ Игнатьев. Иван Ильич Дмитриев-Мамонов. С. 22; [Надгробные] надписи... С. 312 [приложение 43].

²⁸ См. челобитную А. Г. Комынина от июня 1727 г.: Протоколы, журналы и указы... 1726-1730. Т. 4 / Под ред. Н. Ф. Дубровина // Сб.

РИО. СПб., 1889. Т. 69. С. 585.

²⁹ См. описание служб А. Я. Щукина в его жалованной грамоте

на вотчину в Московском уезде 1713 г.: РГИА, ф. 1343. Департамент Герольдии, оп. 34, № 486, л. 4 (копия XIX в.).

³⁰ См. письмо А. Ф. Лопухина Б. П. Шереметеву от 17 июня 1713

г.: Архив СПб ФИРИ, ф. 83. Походная канцелярия А. Д. Меншикова, оп.

1, карт. 21, № 186, л. 2. Весьма сходные подробности об условиях содержания российских дипломатов в Едикуле см. также в письмах П. П. Шафирова и М. Б. Шереметева Г. И. Головкину от 5 апреля и А. П. Волынского

А. В. Макарову от 15 июня 1713 г.: Письма и бумаги императора Петра Великого. М., 1992. Т. 13, вып. 1. С. 421; РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 17, л. 87-87 об. Иные угрозы личной безопасности должностных лиц, помимо военных действий и дипломатических инциндентов, исходили в первой четверти XVIII в. главным образом от восставшего населения, а также от конфликтов внутри самой правящей элиты. Что касается ситуаций социального взрыва, то достаточно вспомнить убийство в июле 1705 г. в Астрахани воеводы Т. И. Ржевского и гибель в октябре 1707 г. от рук булавинцев полковника князя Ю. В. Долгорукова. Из межличностных столкновений, создававших угрозу для жизни представителя администрации, можно вспомнить конфликт между командированным на Урал капитаном В.

Н. Татищевым и знаменитым промышленником Н. А. Демидовым. Взаимоотношения между этими "птенцами гнезда Петрова" обострились до такой степени, что в марте 1721 г. не отличавшийся робостью Ваcилий Никитич доносил Берг-коллегии, что "ежели... не увижу обороны, то ездить больше для осмотру рудных мест близ его [Демидова] области... не смею, дабы весьма не погибнуть, понеже я солдат при себе добрых и надежных не имею..." (Юхт А. И. Государственная деятельность В. Н. Татищева

в 20-х-начале 30-х годов XVIII в. М., 1985. С. 108).

³¹ Российское законодательство... Т. 4. С. 186-188.

³² Из литературы по истории фискальских учреждений см. в частности: Барсов Т. В. О светских фискалах и духовных инквизиторах // ЖМНП. 1878, № 2. С. 321-400; Богословский М. М. Областная реформа... С. 295-307; Анпилогов Г. Н. Фискалитет при Петре I // Вестник МГУ. Сер. Историко-филологическая. 1956, № 2. С. 63-80; Стешенко Л. А. Фискалы и прокуроры в системе государственных органов России первой четверти XVIII в. // Там же. Сер. Право. 1966, № 2.

С. 51-58; Анисимов Е. В. Государственные преобразования

Петра Великого... С. 50-55; Шестаков С. Е. Формирование института гражданских фискалов в России в первой трети XVIII в. // Реформы в России в XVI-XX вв.: Сборник научных трудов. М., 1992. С. 101-122. К сведениям, приводимым в литературе, добавим, что первый фискал появился в России не в марте 1711 г., а несколько ранее. 4 июля 1710 г. Петр I издал указ о назначении фискалом стольника И. С. Потемкина. Перед Иваном Степановичем была поставлена чрезвычайно ответственная задача — следить, чтобы "всяких чинов люди, которые обретаются в Санкт-Питербурхе, во время ветра ездили Невою рекою на судах парусами" (Письма и бумаги... М., 1956. Т. 10. С. 218).

³³ См. указ "О фискалах и о их должности" от 17 марта 1714 г.: Копии его императорского величества указов, состоявшихся с 1714 по 1719 год. СПб., 1724. С. 6.

³⁴ См. письмо А. Я. Нестерова Петру I [1714 г.]: РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 95, л. 720-720 об.

³⁵ Сведения об уголовном прошлом М. А. Косого и его отступлении от православия содержатся в материалах следственного дела о еретическом кружке Д. Е. Тверитинова и в Записке Л. Ф. Магницкого о деяниях еретиков (Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Праительствующего Синода. СПб., 1879. Т. 2, ч. 1. Стб. XXXIII-XXXIV, CLXIX и др.; Записка Леонтия Магницкого по делу Тверитинова. СПб., 1892. С. 3, 21 [Памятники Древней письменности. Т. 38]). Причастность Михаила Андреевича к еретическому сообществу была подтверждена многими свидетелями. Так, комиссар Александр Сергеев 28 октября 1714 г. указал, что М. А. Косой неоднократно "порицал поносно ругательски на святыя иконы, на святых Божиих угодников отшедших и на священнической, и на монашеской чин, и на всю церковную службу". Фискал Дмитрий Лукьянов дал показания о том, что Михаил Косой призывал его "святым иконам не кланяться и их не почитать. Про мощи святых отшедших говорил, что таких де найдет он, Михайло, в Немецкой слободе много за пятьсот лет. Посты и среды... отрицал с поношением. Монашество отрицал поносно" (Описание документов и дел... Т. 2, ч. 1. С. СLXIX, СLXXVIII). В соборном проклятии еретиков о М. А. Косом говорилось, что он, будучи "недоволен смятением, ежели в девятьдесятом [1682] году, злодей, со злодеями стрельцами на гражданство противу обоих законов воздвизаше, еще и поныне новый ков на церковь Божию с единомысленными воздвизает..." (Там же. С. СLXXXVI). Что касается фискальской деятельности этого "птенца гнезда Петрова", то ее начало относится, по-видимому, к 1712 г. По крайней мере, в приговоре Сената от 27 декабря 1711 г. Михаил Андреевич фигурировал еще в амплуа посланного в Санкт-Петербург целовальника по приему "вcяких городовых [строительных] припасов". А 24 апреля 1713 г. он уже в качестве фискала (что характерно — под фамилией Андреева) был назначен для проверки финансовой деятельности Ратуши и Московской Большой таможни (Доклады и приговоры... / Под ред. Н. В. Калачова. СПб., 1880. Т. 1. С. 401-402; Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. 5. С. 27). Правительственная карьера этого авантюристичного, необычайно злобного и совершенно аморального питомца эпохи реформ пришла к логическому финалу уже после смерти Петра I.

В Ведомости о лицах, осужденных к ссылке в 1725-1730 гг., упомянут "бывшей обер-фискал Михайло Косой", сосланный в марте 1727 г. "за преступление должности своей в Сибирь вечно" (РГАДА, ф. 248, кн. 165, л. 4).

³⁶ Первоначально, согласно указа Петра I от 5 марта 1711 г., фискалы вообще не несли никакой ответственности за ложные доносы: "...буде же и не уличит, отнюдь фискалу в вину не ставить". Указ "О фискалах и о их должности" 1714 г., хотя номинально и вводил такую ответственность, однако наступала она лишь в случае доказанного злого умысла фискала ("буде же... ради страсти или злобы затеет") — что на практике обрекало этот раздел закона на бездействие (Памятники Руссского права. М., 1961. Т. 8. С. 46; Копии его императорского величества указов... С. 7).

³⁷ Утративший всякое значение, институт фискалов формально был упразднен в марте 1729 г.

³⁸ Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ... С. 122. Манифест В. С. Ершова содержал экзотический для российской административной практики пункт о том, что "буде кто разумно усмотрит какой непорядок в самом управителе, и о том ему, управителю, сказать разсудно... без всякаго опасения... во общую государственную пользу". Добавим, что вопрос о Манифесте 1711 г. неожиданно всплыл двенадцать лет спустя, когда утративший доверие Петра I Василий Семенович оказался под следствием. Один из пунктов обвинения, на который пришлось давать объяснения бывшему управителю, звучал следующим образом: "На прелесть народу, объявляя себя добрым человеком, без именного указу и не доложась Сенату, самоволством в Москве и по городам и уездом [листы] на столяных досках выставливал ли, и в какой силе оные писаны, и для чего ты так чинил?" Оправдываясь, опальный сановник заявил: "Листы учинены и выставлены в Москве и в городех были для лутчаго управления указных дел, как те листы себя явно покажут, а не для какой прелести и своей похвалы..." (см. показания В. С. Ершова от ноября 1723 г.: РГАДА, ф. 248, кн. 683, л. 902).

³⁹ Сетования на вызванную последовательной борьбой с лихоимством фактическую изоляцию в московской чиновной среде встречаются во многих письмах В. С. Ершова 1710-х гг. Так, в послании Петру I от 12 мая 1712 г., горестно констатировав, что "и ненавидим, и гоним, и безсилен есмь", Василий Семенович риторически призвал государя "щедро разсудить: кому мне, такому паутине, противу такия великия ветры стоять" (Там же, ф. 9, отд. 2, кн. 15, л. 450 об., 451). В литературе противостояние В. С. Ершова с представителями московских властных структур отмечено, в частности, у С. М. Соловьева и у Н. П. Павлова-Сильванского (Соловьев С. М. История России... Кн. 8. С. 432, 470; Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ... С. 94-95).

⁴⁰ Полное собрание законов... Т. 5. С. 63.

⁴¹ Копии его императорского величества указов... С. 90; Законодательные акты Петра I. С. 367. Запрет доклада лично царю по "третьему пункту" был также подтвержден указом от 19 декабря 1718 г. (Там же. С. 379).

⁴² Глубоко символично, что дела по "фискалским доношениям" были поручены в Юстиц-коллегии не кому-нибудь, а секретарю А. С. Сверчкову — одному из "героев" ноябрьского подметного письма 1724 г. — человеку с темным прошлым, беглому рекруту, едва не казненному за служебные злоупотребления в Москве. Словно в насмешку, в октябре 1720 г. на "фискальских делах" Авраама Степановича сменил еще один "герой" ноябрьского письма — не менее сомнительный по своему моральному облику П. А. Ижорин (см. дело о назначении Петра Ижорина секретарем Юстиц-коллегии: РГАДА, ф. 248, кн. 649, л. 589-593).

⁴³ Эпизодическая попытка вновь привлечь широкие слои населения к борьбе с должностной преступностью была предпринята в середине 1720-х гг. в связи с задуманными на исходе правления Петра I сенаторскими ревизиями. По предложению графа А. А. Матвеева — первого и последнего сенатора, направленного тогда в Московскую губернию "смотреть, чтоб делали правду" — Верховный Тайный Совет в апреле 1726 г. предписал: "...Чтоб о учиненных неправдах и обидах ему, графу Матвееву, объявляли, о том во всей Московской губернии для народного известия публиковать из Сената печатными листами" (Протоколы, журналы и указы... Т. 1 / Под ред. Н. Ф. Дубровина // Сб. РИО. СПб., 1886. Т. 55. С. 202, 205).

⁴⁴ По истории "майорских" розыскных канцелярий см., в первую очередь, главу "Очерк истории майорских розыскных канцелярий Петровского времени" в монографии В. И. Веретенникова, а также небольшой раздел в работе Ю. Н. Смирнова: Веретенников В. И. История Тайной канцелярии Петровского времени. Харьков, 1910. С. 28-75; Смирнов Ю. Н. Роль гвардии в укреплении органов власти... С. 22-25.

⁴⁵ Система двойного военного чинопроизводства — когда гвардейский офицер параллельно имел еще и чин "полевой" (или реже — морской) службы — была чрезвычайно распостранена в 1710-начале 1720-х гг. В этот период известны примеры даже тройного чинопроизводства. Так, видный правительственный деятель последних лет царствования Петра I Г. Г. Скорняков-Писарев в 1722 г. являлся одновременно "полевым" генерал-майором, лейб-гвардии майором и "от бомбардир" капитан-поручиком.

⁴⁶ Полное собрание законов... Т. 5. С. 151-152; РГАДА, ф. 248, кн. 95, л. 21 (совр. копия указа Петра I от 18 января 1722 г. о назначении Г. И. Кошелева президентом Камер-коллегии).

⁴⁷ См. челобитную вдовы Г. И. Кошелева Анны Тимофеевны от августа 1722 г.: Там же, кн. 57, л. 240 [приложение 4]. Согласно приговору Сената от 10 августа 1722 г., "за службы" Герасима Ивановича и его "бескорыстную работу" вдове было выплачено 1000 рублей (Там же, л. 242).

⁴⁸ Сведения о карьере Ф. Д. Воронова см. в его челобитной от декабря 1717 г., а также в документах Сената: Там же, ф. 9, отд. 2, кн. 34, л. 361 [приложение 40]; Доклады и приговоры... / Под ред. Н. В. Калачова. СПб., 1882. Т. 2, кн. 1. С. 69; Там же / Под ред. Н. Ф. Дубровина. СПб., 1888. Т. 3, кн. 2. С. 1153, 1155, 1173-1174.

⁴⁹ РГАДА, ф. 1451. Именные указы Петра I Сенату, оп. 1, кн. 10, л. 8; Веретенников В. И. История Тайной канцелярии... С. 56.

⁵⁰ Единственным примером придания розыскной канцелярии статуса постоянного учреждения является трансформация канцелярии "ведения" П. А. Толстого в печально известную Тайную канцелярию.

⁵¹ Какие бы то ни было работы, посвященные истории трехлетнего существования Вышнего суда, в настоящее время отсутствуют. Наиболее подробные сведения о начальном периоде деятельности этой структуры см. в "Реэстре делам, которые в канцелярии Вышнего суда следованием окончаны и выписки учинены": РГАДА, ф. 16, № 10, л. 23-31.

⁵² Записка о государственных нуждах... С. 145.

⁵³ Доклады и приговоры... Т. 1. С. 382-383.

⁵⁴ См. письмо В. С. Ершова Петру I от 11 августа 1711 г.: РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 13, л. 516 об.; Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ... С. 113.

⁵⁵ [Есипов Г. В.] Явочное челобитье А. И. Остермана 1711 г. // Древняя и новая Россия. 1876. Т. 1, № 3. С. 303.

⁵⁶ См. письмо Б. П. Шереметева А. В. Макарову от 10 июля 1718 г.: РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 38, л. 83; Соловьев С. М. История России... Кн. 8. С. 495.

⁵⁷ Доклады и приговоры... Т. 2, кн. 2. С. 483-484. Иные сведения о криминогенной ситуации в России в первой четверти XVIII в. см., в частности: Соловьев С. М. История России... Кн. 8. С. 494-495; Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ... С. 112-113; Богословский М. М. Областная реформа... С. 94-95.

⁵⁸ Анисимов Е. В. Податная реформа Петра I: Введение подушной подати в России. 1719-1728 гг. Л., 1982. С. 278. Заметим, что выкладки Е. В. Анисимова — как необоснованно заниженные — подверглись справедливой критике в рецензии А. И. Юхта (Юхт А. И. Рец. на кн.: Анисимов Е. В. Податная реформа Петра I: Введение подушной подати в России. Л., 1982 // Вопросы истории. 1984, № 9. С. 128-129).

⁵⁹ Анисимов Е. В. Податная реформа Петра I. С. 264.

Примеры отчаянного положения крестьянства в поледние годы царствования Петра I см. также в труде М. М. Богословского: Богословский М. М. Областная реформа... С. 463-466. Донесение Т. Трейдена уместно сопоставить с известным свидетельством князя Б. И. Куракина о жизни России 1680-х гг. Видный строитель империи, знаменитый дипломат и военачальник, князь Борис Иванович так писал о временах своей юности: "...Торжествовала тогда довольность народная, так что всякой легко мог видеть, когда праздничной день в лете, то все места кругом Москвы за городом, сходные к забавам, как Марьины рощи, Девичье поле и протчее, наполнены были народом, которые в великих забавах и играх бывали..." (Куракин Б. И. Гистория о царе Петре Алексеевиче. 1682-1694 // Архив князя Ф. А. Куракина / Под ред. М. И. Семевского. СПб., 1890. Кн. 1. С. 50).

14 февраля 1723 г. всяких чинов московские жители, офицеры и солдаты гвардейских полков, равно и прочий служилый люд, съехавшийся в Москву вслед за императором Петром I, повещены были о том, что "имеет быть над некоторою знатною персоною на площади близ Сенацкой полаты экзекуция сего февраля 15 числа"¹. Человек, для казни которого в Кремле был возведен "нарочно уготованной" эшафот, в самом деле являлся знатной персоной. День 15 февраля 1723 года должен был стать последним в жизни Петра Павловича Шафирова² — барона, вице-канцлера³, действительного тайного советника, сенатора, вице-президента Коллегии Иностранных дел, кавалера ордена св. Андрея Первозванного и польского ордена Белого Орла. 15 февраля палачу предстояло обезглавить немолодого, 50-летнего сановника⁴, отца шестерых детей, чье восхождение к вершинам российской власти началось еще в предыдущем веке.

I

Обстоятельства поступления будущего сенатора на государеву службу особенно подробно изложил знаменитый историограф XVIII в. И. И. Голиков. По сведениям Ивана Ивановича, Петр I "незадолго до первого своего в чужие краи путешествия прогуливался по московским торговым лавкам... Заметив проворство одного молодого сидельца, остановился у лавки его и вступил с ним в разговор и из ответов его узнал его разум, а в продолжение разговоров сведав, что он разумеет немецкой, французской и польской языки, спросил, где он учился. Сей ответствовал, что у отца своего. "Кто же отец твой?" — вопрошает паки государь. "Посольского приказа переводчик". "А кто хозяин твой?" "Московский гость Евреинов". Монарх напоследок повелел ему именем своим сказать хозяину его, чтоб он его сосчитал и, взяв аттестат, придти с отцом своим к нему, ибо де ты мне надобен. Из сего-то сидельца вышел славный господин Петр Павлович Шафиров. На третий день отец с сыном предстали пред монарха... Великий государь определил его в Посольский приказ, и по кратком времени заступил он место своего отца..."⁵

Трогательный рассказ этот, однако, сомнителен в своей основе: сам вице-канцлер в письме Петру I от 22 октября 1722 г. упоминал, что "имею честь я уже 32 года у дел и з 25 лет в милостивом вашего величества собственном знании быти"⁶. Таким образом, "славный господин Петр Павлович Шафиров" стал лично известен государю в 1695-1696 гг., на четвертом или пятом году службы в Государственном Посольском приказе.

Явно преувеличил Иван Иванович Голиков и лингвистические познания молодого Петра Шафирова. Ни французским, ни польским языком столь впечатливший Петра I проворством "сиделец" не владел. В штат дипломатического ведомства он был зачислен как переводчик лишь немецкого языка. Добавим, что на службу П. П. Шафиров был принят по распоряжению вовсе не царя, а думного дьяка Андрея Андреевича Виниуса⁷. Наконец, ни в одном из списков посольских переводчиков второй половины XVII в. не фигурирует имя Павла Филипповича Шафирова — отца Петра Павловича⁸. Впрочем, список с его именем мог ведь и попросту затеряться...

Дошедшая до нас документация Посольского приказа имеет, конечно, немало пробелов. Но сведения о пребывании Павла Филипповича в этом учреждении отсутствуют почему-то и в благополучно сохранившемся баронском дипломе

П. П. Шафирова⁹. Учитывая, что на протяжении XVII-XVIII вв. статус правительственных переводчиков был исключительно высок, скрывать подобную службу отца было бы, по меньшей мере, странно. Между тем, в пространном тексте диплома вообще ни слова не говорится о предках барона. Кем же в действительности был отец сенатора и кавалера Петра Шафирова?

II

В октябре 1722 г. генерал-майор Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев в доношении Сенату упомянул, что отец П. П. Шафирова "служил в доме боярина и дворецкого Богдана Хитрова, а по смерти ево сидел в шелковом ряде в лавке"¹⁰. Столь неожиданное сообщение близкого к Петру I генерала перекликается со сведениями, приведенными еще одним современником барона Петра Павловича. Осведомленнейший тайный советник Василий Татищев в своем незавершенном труде о правлении царя Федора Алексеевича поместил известие о том, что "...доктор Данила фон Гаден имел близкого свойственника

Шашу, польского жида, которого крестя, болярин Богдан Матвеевич Хитрой и свободя его из холопства, написал в посад, и оной сидел в завязочном ряду... И от сих обеих произошли фамилии Фонгадановых и Шафировых..."¹¹

Версия Г. Г. Сконякова-Писарева и В. Н. Татищева вполне объясняет загадочное умолчание диплома П. П. Шафирова о занятиях Павла Филипповича — факт рождения в семье холопа не особенно сочетался с баронским титулом. Но, быть может, Григорий Григорьевич и Василий Никитич просто стремились любыми путями опорочить "славного господина Шафирова"? Может, их сообщения о холопстве Шафирова-старшего обыкновенная выдумка?

В ответ на доношение Г. Г. Скорнякова-Писарева П. П. Шафиров со всей решительностью обьявил, что его отец "ни у кого в кабалном холопстве не был, но хотя... в малых самых годах пленен, однако ж еще блаженные памяти при царе Феодоре Алексеевиче в чин дворянской произведен..."¹² Возражение барона следует признать отнюдь не голословным: в Актовой книге Москвы 1702 г. под 30 октября читается запись о продаже двора в Новомещанской слободе "московскому дворянину Павлу Филиппову сыну Шафирову"¹³.

С другой стороны, настораживает упоминание Петра Павловича о пленении отца — в условиях XVII в. плен являлся очень уж распостраненным источником холопства¹⁴. Недоумение вызывает и социальное происхождение супруги Петра Шафирова. Многолетняя спутница его жизни баронесса Анна Степановна была дочерью тяглеца Мещанской слободы С. И. Копьева¹⁵. Даже с учетом того, что Степан Иванович являлся человеком зажиточным, а в 1703 г. совместно с П. Ф. и П. П. Шафировыми выступил учредителем компании зверобойного промысла¹⁶, брак сына московского дворянина с дочерью посадского человека был для тех времен событием малореальным. Выходит, все-таки не зря Петр Павлович ни словом не помянул в баронском дипломе своих предков?

Документы свидетельствуют: ни генерал-майор Скорняков-Писарев, ни тайный советник Татищев не были клеветниками. Полоненный 6-летним ребенком Шая Сапсаев, в крещении Павел Филиппович, в самом деле с 1659 г. состоял в холопстве у видного правительственного деятеля Богдана Матвеевича Хитрово¹⁷. На волю Павел Шафиров вышел, по всей видимости, в 1680 г.¹⁸ Его сын действительный тайный ссоветник барон Петр Шафиров рожден был холопом¹⁹.

III

Служба Петра Павловича Шафирова в Посольском приказе с самого начала складывалась успешно. Уже в декабре 1694 г. он получил прибавку к жалованью, через три года был награжден внушительной премией в 20 рублей²⁰. Одним из основных занятий будущего вице-президента Коллегии Иностранных дел стали книжные переводы.

В 1694 г. Петр Шафиров перевел "огнестрелную да часть городостроителной" книги, в 1696 г. — "часть о воинском учении, да часть огнестрелной же". В том же 1696 г. Петр Павлович переложил "с немецкого языка на словенской" еще одну "огнестрелную книгу да с того ж языка книгу о французских поступках и воинских поведениях". Две эти книги были "поданы" в селе Преображенском самому Петру I²¹.

Перелому в карьере П. П. Шафирова решающим образом способствовали, однако, не "огнестрелные книги". В правительственные сферы "перевотчика Петрушку Шафирова" вознес дополнительно изученный иностранный язык.

Именно благодаря самостоятельно освоенному в первые годы службы голландскому языку²², Петр Павлович попал в состав знаменитого Великого посольства 1697-1698 гг. На долгих 15 месяцев молодой переводчик оказался в непосредственной близости от государя²³. "Славный господин Шафиров" не упустил свой шанс. В Россию он вернулся доверенным лицом Петра I.

В первые годы нового века положение Петра Павловича еще более укрепилось. Он сопровождал царя в злосчастном "ругодивском походе" 1700 г., в поездках в Архангельск и Воронеж, состоял при нем во время "добывания" Ивангорода и Нарвы, Канцов и Нотебурга²⁴.

Необычайно работоспособный, обладавший незаурядным аналитическим умом, быстрой реакцией, легко входивший в контакт с иностранцами,

П. П. Шафиров стал незаменимым помощником Петра I в распутывании сложнейших внешнеполитических проблем первого десятилетия XVIII в. Предприимчивый, коммуникабельный, отличавшийся чувством юмора, Петр Павлович удачно вписался в окружение царя-реформатора и на бытовом уровне.

Влияние Петра Шафирова возросло также во внутрипосольских делах. Пожалованный диковинным чином тайного секретаря, он уже к середине 1700-х гг. прочно занял позиции второго лица в иерархии ведомства. Последовавшая 30 июля 1706 г. скоропостижная кончина "посольского президента" боярина Федора Алексеевича Головина вывела тайного секретаря Шафирова на первые роли.

Находиться во главе Посольского приказа ему довелось, однако, недолго. Тайному секретарю преградил путь Гавриил Иванович Головкин.

IV

В сентябре 1706 г. в организации российского дипломатического ведомства произошла малоприметная, но существенная перемена: характер постоянного учреждения приобрела Посольская походная канцелярия²⁵. Сопровождавшая царя в разъездах, эта канцелярия формировалась из служителей Посольского приказа и неизменно прекращала существование после завершения "похода"²⁶. Статус же постоянного учреждения канцелярия получила в связи с назначением первого особого начальника. Им стал 46-летний постельничий Гавриил Головкин. Возглавлявшийся П. П. Шафировым Государственный Посольский приказ оказался фактически в подчинении у новой структуры²⁷.

Уже вполне освоившийся с ролью единоличного управителя ведомства,

Петр Павлович с крайним недовольством воспринял ограничение своей власти и по существу проигнорировал распоряжение Петра I "описыватца до господина Головкина". Не прошло и месяца, как Гавриил Иванович принужден был напомнить тайному секретарю, что "о Рагузинине и о иных делех его величеству доносить не смеешь, повелено... вам описыватца ко мне"²⁸.

Продолжившаяся и далее неупорядоченность во взаимных действиях приказа и канцелярии побудила царя 15 сентября 1708 г. вверить Г. И. Головкину руководство и Посольским приказом²⁹. Искусному дипломату, опытнейшему переводчику Петру Шафирову предстояло стать помощником Гавриила Головкина, человека исключительно придворной карьеры, прежняя административная деятельность которого ограничивалась заведованием двумя небольшими дворцовыми учреждениями — Мастерской палатой и Казенным приказом³⁰.

При всей традиционности для России XVIII в. практики назначения главами правительственных учреждений доверенных лиц самодержца, независимо от их способностей и подготовки, неискушенность Гавриила Ивановича как дипломата была разительна. Вот как описал произошедшую в декабре 1709 г. свою первую встречу с начальником Посольского приказа датский посланник вице-адмирал Юст Юль:

"...Когда я и посланник Грунт поехали к одним из триумфальных ворот... посланник Грунт заметил в густой толпе народа царского государственного великого канцлера графа Гаврилу Ивановича Головкина, и при этом случае я в первый раз был ему представлен Грунтом. За все время моего пребывания здесь я, несмотря на частые требования, до сих пор не имел с ним свидания вследствие множества всяких дел, которыми он ежедневно был занят и завален. Канцлер был совершенно пьян. Он обнял меня и поцеловал, проявляя знаками и приемами величайшую вежливость и дружеское расположение.

Но так как он не знал иного языка кроме русского, то все эти проявления вежливости выражались без речей, исключительно знаками. Он взял меня за руку, подвел к своей карете... усадил в нее и повез с собою. В карете между нами произошел многообразный обмен учтивостей, заверений в дружбе, проявившихся впрочем как с моей, так и с его стороны в одних жестах и минах... Мы проехали таким образом порядочный конец, как вдруг мимо нас во весь опор проскакал царь... Мы оба вышли из кареты... После сего канцлер простился со мною легким кивком, приветливым жестом и немногими словами, причем по-прежнему ни он, ни я не поняли друг друга, сел в свою карету и оставил меня одного среди улицы, позабыв, что увез меня от моей повозки и ото всех моих людей..."³¹

Изначально сложившиеся неблагоприятно, отношения Петра Павловича и Гавриила Ивановича в первые годы их совместной службы не приняли, однако, характера открытого столкновения. Препятствовало этому различие их положения в окружении Петра I. Удостоенный после Полтавской битвы чина подканцлера, а 30 мая 1710 г. возведенный в баронское достоинство³², П. П. Шафиров на исходе 1700-х гг. был все-таки менее влиятельной фигурой, нежели состоявший при особе государя с 1686 г. Г. И. Головкин³³. Между тем, надвигались события, которые обоим руководителям Посольского приказа едва не стоили жизни.

V

Дни 9-10 июля 1711 г. могли бы вписать в российскую историю одну из наиболее мрачных ее страниц. На протяжении этих дней окруженная близ урочища Рябая Могила у реки Прут русская армия отбивала жестокие атаки турецкого войска³⁴. 10 июля положение стало критическим. Успешно отразившие натиск врага, русские полки не имели возможности и далее укрываться за спешно установленными заграждениями. Подходили к концу боеприпасы, на исходе было продовольствие. Стрельба установленных к 10 июля на господствующих высотах турецких пушек наносила все новые потери обороняющимся.

Оставался единственный выход — прорываться. Изнуренной тяжелейшим походом, почти лишенной кавалерии, 38-тысячной русской группировке предстояло сразиться в полевом бою с 200-тысяными турецко-татарскими силами. Русским солдатам предстояло броситься со штыками на 117-тысячную армаду вражеской конницы, под картечь 469 орудий³⁵. Находившийся с армией Петр I трезво оценил ситуацию³⁶.

В полдень 10 июля турки согласились вступить в переговоры. Вести их царь поручил Петру Павловичу Шафирову. Собственноручно написанная Петром I инструкция гласила:

"...Все чини по своему разумению, как тебя Бог наставит, и ежели подлинно будут говорить о миру, то стафь с ними на фсе, чево похотят, кроме шклафства [рабства]..."³⁷

История прутских переговоров Петра Шафирова и поныне хранит немало тайн. Склонился великий везир на мирные предложения русских из-за предложенных ему 150 тысяч червонных³⁸, пожалел ли он жизни своих янычар и спагов, которых и так немало полегло на подступах к русскому лагерю, или на что иное "поставил" Петр Павлович... 12 июля заключен был мир³⁹. Русская армия получала возможность без препятствий выступить на Украину, П. П. Шафирову предстояло отправиться в Турцию в качестве заложника.

VI

Невозможно с точностью предположить, что за печальный удел ожидал бы русское войско и государя в случае неуспеха переговоров Петра Павловича. Суждено ли было Петру I погибнуть, предстояло ли ему пройти с петлей на шее улицами Константинополя⁴⁰, а будущей императрице Екатерине Алексеевне оказаться среди султанских невольниц⁴¹? Вероятнее всего, отличавшийся бесстрашием царь нашел бы смерть в бою⁴².

Но состоявшееся 10 или 11 июля полевое сражение унесло бы жизнь не только Петра I.

Принимавшие участие в походе высокие должностные лица — канцлер граф Г. И. Головкин, генерал-фельдмаршал граф Б. П. Шереметев, генерал-фельдцейхмейстер Я. В. Брюс — также не отличались недостатком мужества. Тот же Гавриил

Иванович свой орден Андрея Первозванного получил в 1703 г. не за придворные заслуги, а за участие в рукопашной схватке при взятии на абордаж в устье Невы двух шведских судов. Да и генерал-лейтенант Яков Вилимович, бившийся с татарами еще в крымских походах 1687-1689 гг., тоже вряд ли бы сдался живым при Пруте⁴³...

Близ урочища Рябая Могила рисковали сложить свои головы и многие из тех, кому предстояло войти в состав российской правящей элиты 1720-1740-х гг. Под саблями турецкой конницы полегли бы адъютанты Петра I П. И. Ягужинский, А. Э. Дивиер, Е. И. Пашков — будущие генерал-прокурор Сената, генерал-полицмейстер и прокурор Военной коллегии. В "турецкой акции" дорого, видимо, продали бы свои жизни два будущих генерал-фельдмаршала и президента Военной коллегии, известные своей храбростью князья Михаил Михайлович Голицын и Василий Владимирович Долгоруков. Вряд ли пережил бы сражение секретарь государя А. В. Макаров — будущий президент Камер-коллегии и составитель "Гистории Свейской войны".

В опаленной солнцем степи нашли бы свою погибель и 34-летний гвардейский майор Г. Д. Юсупов, и 22-летний ротмистр А. П. Волынский — будущий сенатор и будущий кабинет-министр⁴⁴. Маловероятно, что вышел бы живым из боя и 25-летний драгунский поручик В. Н. Татищев — будущий астраханский губернатор и автор "Истории Российской". В далекой "Волоской земле" приняли бы солдатскую смерть и 24-летний поручик Казанского полка, будущий президент Штатс-конторы Петр Михайлович Шипов, и 27-летний пехотный капитан, будущий казанский губернатор Степан Тимофеевич Греков⁴⁵.

В кровавом хаосе сражения наверняка довелось бы "скончать живот" и будущему вице-канцлеру А. И. Остерману, и будущему российскому послу в Стокгольме М. П. Бестужеву-Рюмину⁴⁶. Многих незаурядных администраторов, полководцев, дипломатов, интеллектуалов могло лишиться наше Отечество в те дни июля 1711 г. Между тем, военное поражение на берегах Прута грозило обернуться для России и серьезнейшими социально-политическими потрясениями.

VII

В июле 1711 г. вся полнота власти в стране формально принадлежала учрежденному Петром I перед отбытием в поход Правительствующему Сенату⁴⁷. В его составе, однако, почти не было по-настоящему влиятельных фигур - за исключением, быть может, престарелого Т. Н. Стрешнева. Фактически отстраненный самодержцем от дел государственного правления наследник престола царевич Алексей находился в Германии. В этой обстановке реальная власть в стране находилась в руках герцога Ижорского, светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова⁴⁸.

Неизбежное в случае гибели Петра I воцарение Алексея Петровича, непримиримого противника отцовских нововведений, мало что хорошего сулило Александру Даниловичу⁴⁹. Зная характер герцога Ижорского, трудно предположить, чтобы этот разносторонне даровитый и безмерно властолюбивый человек не попытался бы любой ценой сохранить свое могущество.

Возглавлявший администрацию Северо-Западной России, контролировавший петербургский гарнизон и войска, расположенные в Прибалтике, имевший спаянную команду приверженцев, А. Д. Меншиков располагал в 1711 г. широкими возможностями для разнообразных политических комбинаций. Сославшись на устное распоряжение погибшего или плененного царя, он мог наглухо изолировать Алексея Петровича, мог насильно постричь его в монашество. Вот и писали бы позднейшие историки и литераторы о загадочной "железной маске", томившейся в каком-нибудь меншиковском замке Раненбург, или о царственном иноке из Соловецкой обители... На престол же могла быть возведена одна из внебрачных дочерей Петра I — 3-летняя Анна или 2-летняя Елизавета. Верховную власть получил бы в этом случае регентский совет во главе, естественно, с герцогом Александром Даниловичем.

С другой стороны, отнюдь не наивный Алексей Петрович также имел вполне реальные возможности для противоборства с "полудержавным властелином". Царевич мог опереться на российские части, дислоцированные в Польше и на Украине. Легитимного наследника престола несомненно поддержали бы послы в Дании и Польше В. Л. и Г. Ф. Долгоруковы, киевский и смоленский губернаторы Д. М. Голицын и П. С. Салтыков, командующий белгородской группировкой войск М. Г. Ромодановский. Да и влиятельнейший посол в Ганновере князь Борис Иванович Куракин, отстраненный в 1709 г. вследствие происков Александра Меншикова от командования гвардейским Семеновским полком, вряд ли отказался бы выступить на стороне царевича. Впрочем, опора на выходцев из старомосковской знати тоже могли иметь неожиданные последствия: достаточно вспомнить, какую роль в попытке ограничить в 1730 г. самодержавие сыграли Дмитрий Михайлович Голицын и Василий Лукич Долгоруков⁵⁰...

Как бы то ни было, в условиях, когда вызванное десятилетней войной "всенародное разорение" сочеталось с едва не парализованной от непрерывных реорганизаций центральной и местной властью, кризис еще и власти верховной, не мог не повлечь "многой смуты и в людях шатости", новых военных поражений, всплеска самозванства. Не одного чудесно спасшегося "в турках" Лжепетра I узнала бы тогда Россия... Нельзя исключить и того, что в итоге Смутного времени 1710-х гг. в стране утвердилась бы новая династия. Может, праздновали бы тогда не в 1913 г. 300-летие дома Романовых, а, скажем, в 1919 г. — 200-летие дома Лопухиных⁵¹?

Независимо от исхода борьбы за престол в начале XVIII в., Русское государство без сомнения понесло бы огромные территориальные потери, на долгие годы вновь оказалось бы в положении дальней окраины Европы. Новопостроенный Санкт-Петербург стал бы одной из шведских крепостей, Курск, Воронеж, Смоленск, Новгород — пограничными городами. По всей видимости, не открылась бы в России в 1725 г. Академия Наук, как не возникла бы, впрочем, в 1718 г. зловещая Тайная канцелярия. Многое, очень многое сложилось бы иначе в нашей истории, если бы в нестерпимо жаркий день 10 июля 1711 года не двинулся в сторону турецких окопов барон Петр Павлович Шафиров⁵².

VIII

"Усерднорадетелные" службы Петра Павловича на Пруте и во время тяжелейшего пребывания в Турции⁵³ высоко оценены были монархом. По возвращении в ноябре 1714 г. в Россию подканцлер был удостоен особенной доверенности Петра I, войдя отныне в число ближайших его советников. Изменилось и формальное положение барона. Назначенный в 1718 г. к присутствию в Сенате, П. П. Шафиров в мае 1719 г. был пожалован в кавалеры ордена св. Андрея Первозванного⁵⁴.

Значительно упрочились позиции барона Шафирова также в среде столичной знати. С рожденным в холопстве сыном крещеного еврея стали породняться аристократические фамилии. В июле 1718 г. старшая дочь П. П. Шафирова баронесса Марфа Петровна вступила в супружество с князем Сергеем Григорьевичем Долгоруковым, сыном посла в Польше Григория Федоровича⁵⁵. В том же году баронесса Наталья Петровна вышла замуж за графа А. Ф. Головина, сына покойного управителя Посольского приказа, в 1721 г. баронесса Екатерина Петровна — за князя Василия Хованского, внука знаменитого боярина Ивана Алексеевича⁵⁶.

Дальнейшее возвышение П. П. Шафирова обострило не утихавшую и в 1711-1714 гг. вражду его с Г. И. Головкиным. И если во время пребывания в Константинополе подканцлер порой еще давал обещания о том, что "отныне не увидит его сиятелство в моих писмах... ни единого слова противного"⁵⁷, то в конце 1710-х гг. он уже мог позволить себе иное обращение с начальником.

Вот как протокол Коллегии Иностранных дел описывает произошедшее 19 мая 1719 г. столкновение барона Петра Павловича с графом Гавриилом Ивановичем:

"...На оное предложение подканцлер барон Шафиров объявил, что он со обретающимися при той коллегии членами дел подписывать не будет и в том протестует, называя Курбатова канцлеровою креатурою... и что сия коллегия другим не пример, и с ними, которые ис подъячих, и сидеть стыдно. Канцлер ему сказал, что те члены коллегии написаны уже прежде в ведомостях, поданных за руками их в Сенат и Камор-, и в Штатс-кантор-коллегии... Но от него ж, подканцлера, то было остановлено, и он, подканцлер, сказал, что де я с ушниками и безделниками дел не хочю делать... И осердясь, встав, пошел вон и, остановясь в дверях, говорил канцлеру с криком, что де ты дорожишься и ставишь себя высоко, я де и сам таков..."⁵⁸

В ответ на эту выходку Г. И. Головкин запретил служащим канцелярии выполнять распоряжения подканцлера. Разъяренный барон принес официальную жалобу царю⁵⁹. Инциндент замяли.

Успокоение страстей оказалось, однако, недолговечным. Уже в июле 1719 г. Петр Павлович огорошил коллежского секретаря-асессора П. В. Курбатова вымышленным известием, что государь указал не писать Г. И. Головкина президентом Коллегии Иностранных дел⁶⁰. Не особенно уступая "товарищу своему подканцлеру" в способах выяснения отношений, Гавриил Иванович в январе 1722 г. отказался признать П. П. Шафирова действительным тайным советником, затребовав, помимо сенатского определения, подлинный указ Петра I о производстве его в этот чин⁶¹.

Ко времени появления у господина канцлера сомнений в легитимности чинопроизводства Петра Павловича, взаимное озлобление двух государственных мужей достигло предела. В стане "птенцов гнезда Петрова" назревала крутая разборка. И баланс сил перед ней складывался явно не в пользу барона Шафирова.

IX

Власть основательно испортила характер "славного господина Петра Павловича Шафирова". Эмоциональность все чаще принимала у него форму грубой несдержанности, самоуважение уступило место неприкрытому самодовольству.

"Было мочно меня и вместо отца почитать", — уже в 1707 г. писал Петр Павлович младшему его тремя годами и немногим уступившему в карьере В. В. Степанову. "Мало приказного поведения знаете," — выговаривал тайный секретарь Шафиров дьяку Ивану Михайловичу Волкову, начавшему службу в Посольском приказе за шесть лет до появления на свет будущего вице-канцлера⁶².

Знаток европейского этикета, умевший быть неотразимо обаятельным, П. П. Шафиров с годами начал не брезговать рукоприкладством в отношении подчиненных. Так, в мае 1719 г., разволновавшись из-за ссоры с канцлером, он избил пожилого секретаря Ивана Алексеевича Губина, вступившего в "приказной чин" еще в начале 1680-х гг.⁶³

Но положению барона вредили не только его скандальные выходки. Владелец огромной библиотеки⁶⁴, автор знаменитого "Рассуждения о причинах Шведской войны"⁶⁵, Петр Павлович на исходе 1710-х гг. оказался под подозрением в связи с пропажей 5389 ливров казенной валюты.

Первоначально, воспользовавшись отсутствием президента Юстиц-коллегии графа А. А. Матвеева, подканцлеру удалось обвинить в растрате ливров посольского казначея Федора Кузьмича Протопопова. Вскоре, однако, приступивший к своим обязанностям граф Андрей Артамонович направил дело на дополнительное расследование. В ответ П. П. Шафиров принялся всеми доступными способами портить жизнь не к месту взявшемуся восстанавливать законность президенту Юстиц-коллегии⁶⁶. Попутно сенатор и кавалер Петр Павлович впал в странную забывчивость по поводу внесения денег за сувенирное "золотое яичко", позаимствованное им в ноябре 1721 г. в родной коллежской канцелярии⁶⁷.

Неблагоприятно для вице-канцлера складывалась и внутриведомственная обстановка. Много сил когда-то потративший на создание своей "команды", П. П. Шафиров на протяжении 1710-х гг. с поразительной беспечностью наблюдал, как Г. И. Головкин мало-помалу вытеснял преданных ему служащих⁶⁸. Хамством и придирками настроив против себя одних, не сумев предотвратить удаление других, Петр Павлович к началу 1720-х гг. оказался в полной изоляции в собственном учреждении. Легко после этого понять острое недовольство барона "ушниками и безделниками", с которыми "и сидеть стыдно"...

Но проблемы сенатора этим не исчерпывались. Свыкшийся после Прута с положением первого дипломата России, он проглядел стремительное возвышение Андрея Ивановича Остермана⁶⁹. Всегда исключительно лояльный к подканцлеру, этот исполнительный и трудолюбивый уроженец Вестфалии, однако, исподволь подтачивал дипломатическую репутацию

П. П. Шафирова. Архитектор Ништадтского мира, блистательно завершившего победу нашей страны в Северной войне, Андрей Иванович все более обращал на себя благосклонное внимание Петра I⁷⁰.

Неудивительно, что в этих условиях государь начал склоняться к мысли о кадровых переменах в посольском ведомстве. Согласно высочайшему намерению, Петру Шафирову предстояло в будущем сосредоточиться на работе в Сенате. В Коллегии Иностранных дел впредь предполагалось "управлять Гаврилу Ивановичу и Остерману"⁷¹.

Поиск по сайту: