Письмо А.А.Курбатова А.В.Макарову от 20 февраля 1718 г

Государь мой Алексей Васильевичь.

Соловьевы за усмотрение мое за ними в похищении государственной многотысящной казны, как бы пред царским величеством кредит мой повредить чрез бывшаго маеора князя Волконского в надежде на светлейшаго князя как проискивали коварно, о том его величеству самому известно. А о чем я к царскому величеству писал, во всем явилась истинна. У Осипа Соловьева в Амстердаме сыскано неправеднаго их имения многотысящная сумма. А в воровстве их, Соловьевых, в торгах, в чем Дмитрей Соловьев за прикровением Волконского при розыске в губернии и в Санкт-Питербурге запирался и подписывался под лишением всего своего имения и потеряния живота из воли своей, в том, по поданным мною самому его царскому величеству их, Соловьевых, рук писмах, которые я получил от дому светлейшаго князя чрез служителя Семена Дьякова со обещанием за верность ево к царскому величеству немалого награждения, они, Соловьевы, с подчиненными в воровствах своих винились. И по тому обличению, приговорено по де[лам] всякие их, Соловьевых, пожитки взять на государя. А в других их воровствах секретаря их, Соловьевых, Резанова пытать, при том же роспрашивать и Дмитрея Соловьева, о чем объявили мне судьи, что тому розыску быть февраля 13 дня. И до того числа, февраля 12 дня, в ымянины мои, после обеда приезжали ко мне от дому светлейшаго князя канцеляристы Артемей да Данило Остафьевы, под видом якобы для поздравления. А февраля 13 дня открылось под вымышленным коварством, видно что промыслом их, Соловьевых, пресекая вышеозначенной розыск, хотя уведать секреты мои к его царскому величеству и обличения познать на Соловьевых// до розыску, присылал светлейший князь в дом мой от гвардии маеора князя Юсупова со многими салдаты на извощиках, как бывают необычные посылки по изменников, и обыскивал у меня в доме бутто Александра Сергеева да подьячего ево Якова Каминского и никого не сыскал, понеже я о них ниже слышал. И, запечатав дом мой со всякими писмами и поставя караул, взяли меня и сына моего, и служителей, и которыя при мне живут подьячия, розсадя по разным саням, привозили в Зимней дворец государев. А из дому государева отвезли в крепость. И допрашивал меня светлейший князь о том Сергееве, и для чего я Дьякова к себе принял, и обличал меня, бутто Сергеева секретаря в доме моем видели ево, светлейшаго князя, канцеляристы Артемей да Данило Остафьевы. На что я ему ответствовал, что в то число у меня были на обеде и после обеда многие посторонние люди, а Александра Сергеева и секретаря ево не бывало, и в том на всех слался. А против обличения канцеляристов ево говорил: "Когда они такого человека, для которого в дом мой присматривать приезжали, подлинно видели, то было им надлежало ево взять в то ж время самим или сказать мне, то бы я мог с людми своими, связав ево, отослать к светлейшему князю". И при том он, светлейший князь, пред всеми гневаяся на меня в словах своих, показал особливо свой гнев: для чего де ты Дьякова к себе принял, он де вор, покрал у меня многия писма, по тому де и ты стал такой же вор, что вора у себя держишь. И на те слова я ему ответствовал: "Которые он, Дьяков, принес ко мне писма в воровствах Соловьевых, те я объявил самому его царскому величеству, по которым они, Соловьевы, и обличились. А он, Дьяков, явился к следованию тех дел в канцелярии господина генерала князя Долгорукова, о том его// царскому величеству известно ж. И того нам в воровство причитать не надлежит". И потом взят был в крепость и Семен Дьяков, которого приказал светлейший князь полковнику Кошелеву держать ево, Дьякова, скована под крепким караулом его царского величества указом, и ныне держитца скован. А служители мои и гости, которые в то число в доме моем были, о вышеозначенном Сергееве и о секретаре ево роспрашиваны все порознь. И того, в каком образе меня обругали по их же розыску, ничего не явилось. А февраля 15 дня он же, светлейший князь, прислал дьяка Александра Докудовского, которой у дел при князь Петре Михайловиче Голицыне у следования за ним, светлейшим князем, а не от Сената, и велел всякия писма у меня пересмотреть. И оный дьяк все мои к царскому величеству секреты и на Соловьевых обличения пересматривал, но никакой моей к его царскому величеству неверности, которые никогда не бывало, и ныне не явилось. И по тому означилось явно, что вышеозначенныя канцеляристы Остафьевы приезжали ко мне с вымышленным коварством, положа причину о Сергееве, по которой бы все мои писменные секреты уведать и тем меня пред всеми людми обругать. А у Соловьевых и по явному обличению домы и пожитки, и писма у них не описаны и не запечатаны. И вышеозначенной розыск за тем остановился, понеже доноситель Дьяков, чрез которого обличены Соловьевы писмами, у полковника Кошелева держитца скован, волею княжею, в канцелярии. А домашние ево, Дьякова, мать и жена з детми и с людми держатца от дому светлейшаго князя на Васильевском острову в доме своем за арестом же. А во время розыску о Сергееве дьяк Докудовской, служителей хотя ввести в розыск,// допрашивал, вымышленно сказывая сам тем, которых допрашивал, бутто другия дому моего служители о том Сергееве и о секретаре ево в допросех своих, что такие люди в доме у меня того числа были, сказали, однако того на желание их не явилось. А светлейший князь в то ж время брал в крепость, якобы в том же Сергееве, и дьяка Воронова и изволил ему говорить: ты де вороной конь, я де тебя, такую масть, зделаю граненым и разрушу де вашу воровскую компанию. И за таким страхом дело мое остановилось, и розыскивать не смеют. А оный Дьяков имеет при себе к доношению его царскому величеству о государственных интересах и другие некоторые секреты. А на нынешнее ево озлобление смотря, хотя кто что и имеет, доносить не смеют.

А в котором образе я обруган, истинну тебе, государю, доношу. Не точию Александра Сергеева или Каминского в доме моем в сем году бывало, ниже о том слыхал. Но по-видимому, знатно учинено по желанию Соловьевых для смотрения писменных моих секретов. Прошу вас, моего государя, благоволи по верности своей к его величеству донесть о сем его царскому величеству и прошение мое писменное предложить, дабы я был охранен до пришествия его величества от светлейшаго князя, да не погибну в печали моей. А Семена Дьякова из оков и дом ево из аресту свободить и по делам нашим о всем розыскивать, не бояся вымышленного страха, как надлежит по имянному его царского величества указу.

Слуга ваш покорный Алексей Курбатов о вышеозначенном прошю слезно.

Февраля дня 20 1718.

РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 36, л. 529-530 об. (подлинник; подпись-автограф).

ПРИЛОЖЕНИЕ 35

Поиск по сайту: