Глава 1. Обзор литературы

О последнем русском монархе и его царствовании написано множество исследований, монографий, статей, книг. В советской историографии практически не существует работ, посвященных именно Николаю II как государственному деятелю, личности, человеку. За последние двадцать лет историческая наука значительно пополнилась работами на эту тему, когда историки, не стесненные идеологическими рамками, могут провести основательное и глубокое исследование жизни и царствования последнего императора. В тоже время, историки русской эмиграции начали обращаться к этой теме практически сразу после крушения монархии в России. Классическим, фундаментальным исследованием истории России конца XIX- начала XX века признан двухтомный труд историка-эмигранта С. С. Ольденбурга «Царствование Императора Николая II», написанный в 1930-е годы, в котором автор затрагивает и исследует различные аспекты жизни Российской империи на рубеже веков, в том числе личность последнего русского царя, его мировоззрение, отношение к происходящим событиям и, во многом, его жизненный путь.

Ольденбург пишет о том, каким Николай Александрович вступил на престол: «Государя Императора Николая Александровича мало знали в России ко времени Его восшествия на престол. Мощная фигура Императора Александра III как бы заслоняла Наследника Цесаревича от глаз внешнего мирa. Конечно, все знали, что Ему 26 лет, что по своему росту и сложению Он скорее в свою мать, Императрицу Maрию Федоровну; что Он имеет чин полковника русской армии, что Он совершил необычное по тому времени путешествие вокруг Азии и подвергся в Японии покушению азиатского фанатика. Знали также, что Он помолвлен с принцессой Алисой Гессенской, внучкой Королевы Виктории, что Его невеста прибыла в Ливадию перед самой кончиной Императора Александра III. Но облик нового Монарха оставался обществу неясным.<…>

«Редко народ имел при восхождении на престол его монарха такое неясное представление об его личности и свойствах характера, как русский народ в наши дни» — докладывал своему правительству германский поверенный в делах граф Рекс. «Данные, по которым можно судить об его свойствах и воззрениях, чрезвычайно скудны. По личному впечатлению и на основании суждений высокопоставленных лиц русского двора, я считаю Императора Николая человеком духовно одаренным, благородного образа мыслей, осмотрительным и тактичным; его манеры настолько скромны, и он так мало проявляет внешней решимости, что легко придти к выводу об отсутствии у него сильной воли; но люди его окружающие заверяют, что у него весьма определенная воля, которую он умеет проводить в жизнь самым спокойным образом».

Государь Император Николай II родился 6 мая 1868 г. — в день св. Иова Многострадального, как Он сам иногда любил отмечать. Старший сын Наследника Престола, Он с детства был «обручен Царству и это наложило особый отпечаток на все Его вocпитание. Образование Он получил весьма тщательное. С детства Его обучали иностранным языкам, которыми Он овладел в совершенстве. После общеобразовательного курса, пройденного под общим руководством ген. Данилевича, Наследник получил высшее юридическое и высшее военное образование, причем Его преподавателями были выдающееся профессора высших учебных заведений: К. П. Победоносцев, Н. X. Бунге, М. Н. Капустин, Е. Е. Замысловский, генерал Г. А. Леер и М. И. Драгомиров. По окончании теоретической подготовки, Наследник ознакомился с практикой военного дела, состоя в рядах лейб-гвардии Преображенского полка и л.-гв. Конной Артиллерии, и два лета проведя в составе л.-гв. Гусарского полка, и начал пообщаться к государственным делам, председательствуя в комитетах, заседая в Государственном Совете и Комитете Министров.

Эта тщательная и планомерная подготовка к исполнению обязанностей Монарха не была доведена до конца вследствие ранней смерти Императора Александра III, который не думал, что ему не суждено дожить и до 50 лет. Наследник еще не был введен в курс высших государственных дел; многое Ему пришлось уже после восшествия на престол узнать из доклада своих министров». [1]

Ольденбург отмечает, что Николай II ко времени вступления на престол имел сформировавшееся мировоззрение и взгляды на власть монарха, а также пишет о характере царя: «Но характер Государя и Его мировоззрение, конечно, определились еще до восшествия на престол; толькоих почти никто не знал. Общение с молодым Царем оказалось для многих неожиданным откровением.

Вера в Бога и в свой долг Царского служения были основой всех взглядов Императора Николая II. Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на Нем, что Он отвечает за них перед престолом Всевышнего. Другие могут советовать, другие могут Ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на Нем. Из этого вытекало и отношение к ограничению власти — которое Он считал переложением ответственности на других, не призванных, и к отдельным министрам, претендовавшим, по Его мнению, на слишком большое влияние в государстве. «Они напортят — а отвечать Мне», таково было, в упрощенной форме, рассуждение Государя.

Император Николай II обладал живым умом, быстро схватывающим существо докладываемых Ему вопросов — все, кто имел с Ним деловое общение, в один голос об этом свидетельствуют. У Него была исключительная память, в частности на лица. Государь имел также упорную и неутомимую волю в осуществлении своих планов. Он не забывал их, постояннок ним возвращался, и зачастую в конце концов добивался своего.

Иное мнение было широко распространено потому, что у Государя, поверх железной руки, была бархатная перчатка. Воля Его была подобна не громовому удару, она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана: он огибает препятствия, отклоняется в сторону, но в конце концов, с неизменным постоянством, близится к своей цели.

Министры, с которыми Государю довелось расстаться, зачастую говорили, что на Него «нельзя положиться». Но что это значило? В проведении планов, одобренных Им по существу, Государь, по свидетельству тех же министров, напр. Витте, умел проявлять спокойную стойкость при самой неблагоприятной обстановке. Только в отношении своей личной карьеры министры действительно не могли «положиться» на Государя: Он всегда ставил дело выше лиц, а при несогласии с действиями своих министров отстранял их, независимо от их прошлых заслуг. При этом Он старался «позолотить пилюлю»; отставка обычно сопровождалась внешними Знаками милости и назначением высоких пенсий. Он также не любил — и это, быть может, являлось некоторым недостатком — говорить другим неприятные для них вещи прямо в лицо, особенно если речь шла о людях, с которыми Он долго сотрудничал, которым был благодарен за многое в пришлом. Но это был вопрос формы, а не существо дела; тут не было «коварства», как утверждали Его враги. Коварство предполагает умысел, расчет; а какая выгода могла для Царя быть в том, что министр, после милостивого приема, узнает вечером о своей отставки из Высочайшего рескрипта? Милостивый прием только подчеркивал отсутствие личного нерасположения, а отставка свидетельствовала о деловом расхождении.

Император Николай II — это признают и Его враги — обладал совершенно исключительным личным обаянием. Онне любил торжеств, громких речей; этикет Ему был в тягость. Ему было не по душе все показное, искусственное, всякая широковещательная реклама (это также могло почитаться некоторыми недостатком в наш век!). В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз, Он зато умел обворожить своих собеседников, будь то Высшие сановники или рабочие посещаемой Им мастерской. Его большие серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием. «Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий Император Николай II», писал граф Витте уже в ту нору, когда он по существу являлся личным врагом Государя...» [2]

Ольденбург обращает особенное внимание на то, что мировоззрение Николая II в основном формировалось под влиянием одного из его преподавателей, обер-прокурора Святейшего Синода, виднейшего представителя консервативного направления политической мысли К. П. Победоносцева. Ольденбург пишет: «Не будет, однако, далеким от истины утверждение, что основные мысли «Московского Сборника» К. П. Победоносцева, изданного в самом начале нового царствования (в 1896 г.), были тождественны с исходными взглядами Царя; и в этом отношении права была французская газета, следующими словами рекомендовавшая своим читателям французский перевод «Московского Сборника»: «Книгу эту надо прочесть, во-первых потому, что г. Победоносцев думает глубоко, во-вторых, потому что он думает иначе чем мы, и в-третьих, потому что Император Николай II и его народ думают как он».

Теперь, через сорок лет, своеобразно злободневными кажутся многие положения этой примечательной книги. Необходимо, хотя бы вкратце, на них остановиться, чтобы понять многое в царствовании Императора Николая II.

Многие говорили и тогда: Россия не созрела для демократии, Россия не созрела для социализма, Россия не созрела для той или другой из реформ, диктуемых современным пониманием прогресса. Но те, кто стояли во главе Российской Империи в 1894 г., вовсе не считали, что политические формы, воспреобладавшие на западе, были шагом вперед, свидетельством большей зрелости. Они относились к ним критически по существу.

Парламентское правление — «великая ложь нашего времени», писал К. П. Победоносцев. «История свидетельствует, что самые существенные, плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей, или от меньшинства, просветленного высокой идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило исходило принижение государственной мысли и вульгаризация мнения в массе избирателей». (стр. 27).

В парламентарных государствах царит фактическая безответственность и законодательной, и исполнительной власти. «Ошибки, злоупотребления, произвольные действия — ежедневное явление в министерском управлении, а часто ли мы слышим о серьезной ответственности министра? Разве может быть раз в пятьдесят лет приходится слышать, что над министром суд, и всего чащи результат суда выходит ничтожный сравнительно с шумом торжественного производства». (Слова эти, быть может навеянные Панамским скандалом, не менее были бы приводимы ко многим современным случаям).

Зло парламентского правления К. П. Победоносцев видит в том что на выборах получается не отбор лучших, а только «наиболее честолюбивых и нахальных». Особенно опасна избирательная борьба в государствах многоплеменных: «Монархия неограниченная успевала устранять или примирять все подобные требования и порывы — и не одною только силой, а уравнением прав и отношений под одной властью. Но демократия не может с ними справиться, а инстинкты национализма служат для нее разъедающим элементом: каждое племя из своей местности высылает представителей — не государственной и народной идеи, но представителей племенных инстинктов, племенного раздражения, племенной ненависти — и к господствующему племени, и к другим племенам, и к связующему все части государства учреждению» (стр. 47). В виде примера приводится австрийский парламент.

«Вместо неограниченной власти монарха мы получаем неограниченную власть парламента, с тою разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли; а в парламенте нет его, ибо здесь все зависит от случайности, так как воля парламента определяется большинством... Такое состояние неотразимо ведет к анархии, от которой общество спасается одною лишь диктатурою, т. е. восстановлением единой воли и единой власти в правлении». (стр. 48, 49).

«Там, где парламентская машина издавна действует, — ослабевает вера в нее; еще славит ее либеральная интеллигенция, но народ стонет под игом этой машины и распознает скрытую в ней ложь. Едва ли дождемся мы — но дети наши и внуки несомненно дождутся свержения этого идола, которому современный разум продолжает еще в самообольщении поклоняться». (47).

Еще более резкой и едкой критике К. П. Победоносцев подвергает периодическую печать:

«Кто же эти представители страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочия — во имя целого общества — править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы нравственного и положительного закона?

«Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую. Ежедневный опыт показывает, что тот же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке — и таланты пишут что угодно редактору. Опыт показывает, что самые ничтожные люди, — какой-нибудь бывший ростовщик, жид фактор, газетный разносчик, участник банды червонных валетов, могут основать газету, привлечь талантливых сотрудников, и пустить свое издание на рынок в качестве органа общественного мнения»…

И опять-таки, как в парламенте, так и в печати царит та же безответственность: «мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости коих подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившее в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь снова за свою разрушительную работу».

Понятие прогресса, требование неустанных преобразований вызывает следующую отповедь:

«Есть в человечестве сила, земляная сила инерции, имеющая великое значение. Ею, как судно балластом, держится человечество в судьбах своей истории, — и сила эта столь необходима, что без нее поступательное движение вперед становится немыслимым. Сила эта, которую близорукие мыслители новой школы безразлично смешивают с невежеством и глупостью, — безусловно, необходима для благосостояния общества. Разрушить ее — значило бы лишить общество той устойчивости, без которой негде найти и точку опоры для дальнейшего движения. В пренебрежении или забвении этой силы — вот в чем главный порок новейшего прогресса». (стр 72).

«Общая и господствующая болезнь у всех так называемых государственных людей — честолюбие или желание прославиться. Жизнь течет в наше время с непомерной быстротой, государственные деятели часто меняются, и потому каждый, покуда у места, горит нетерпением прославиться поскорее, пока еще есть время и пока в руках кормило. И всякому хочется переделать все свое дело заново, поставить его на новом основании... Правится именно высший прием творчества — творить из ничего, и возбужденное воображение подсказывает на все возражения известные ответы: «учреждение само поддержит себя, учреждение создаст людей, люди явятся» и т. п. (стр. 117)

«Слово преобразование так часто повторяется в наше время, что его уже привыкли смешивать со словом улучшение... Кредитом пользуется с первого слова тот, кто выставляет себя представителем новых начал, поборником преобразований, и ходит с чертежами в руках для возведения новых зданий. Поприще государственной деятельности наполняется все архитекторами, и всякий, кто хочет быть работником, или хозяином, или жильцом — должен выставить себя архитектором»... Мудрено ли, что лучшие деятели отходят, или, что еще хуже, и что слишком часто случается, — не покидая места, становятся равнодушными к делу и стерегут только вид его и форму, ради своего прибытка и благосостояния... Вот каковы бывают плоды преобразовательной горячки, когда она свыше меры длится... (стр. 121). «Не расширяй судьбы своей! — было вещание древнего оракула: — не стремись брать на себя больше, чем на тебя положено». Какое мудрое слово! Вся мудрость жизни — в сосредоточении силы и мысли, все зло — в ее рассеянии» (стр. 123). Эти слова, отчасти отражающие критическое отношение К. П. Победоносцева к эпохе Александра II, должны были служить в то же время предостережением современным ему государственным людям.

Все эти мысли были с молодости хорошо знакомы и близки Государю. Они вошли составной частью в Его мировоззрение. Государь в то же время глубоко верил, что для стомиллионного русского народа Царская власть по-прежнему остается священной. Представление о добром народе, противопоставляемом враждебной интеллигенции, жило в Нем всегда. Он был также верным и преданным сыном Православной Церкви. Он верил в величие Росcии. и в частности придавал большое значение ее роли в Азии.

Но Он также ощущал, что живет в сложную эпоху; Он чувствовал, что нарастающего во всем мире зла не победить простым его отрицанием. Было верно, что Государь был учеником К. П. Победоносцева; но также не без основания писал на втором месяце Его царствования германский дипломат граф Рекс: «По моему, эра Победоносцева миновала, хотя он вероятно и останется на своем посту». «В первые годы меня изредка спрашивали... А затем меня уже и не спрашивали», отмечает через десять лет К. П. Победоносцев. «Московский Сборник» был исходной точкой, но не «законом и пророками» для Императора Николая II.

Скажут, может быть, что это только догадки? Они подтверждаются всем ходом Его царствования. Более прямых доказательств этому нет, так как Государь с молодости отличался большой замкнутостью, мало кому доверял даже малую долю своих планов, своих задушевных дум. Разве только Императрица Александра Федоровна действительно знала Государя до конца». [3]

Далее историк отмечает: «Император Николай II был, таким образом, поставлен в необходимость публично исповедывать свое политическое мировоззрениe. Если бы Он ответил общими, неопределенными приветственными словами на пожелание о привлечении выборных земских людей к обсуждению государственных дел, это было бы тотчас истолковано, как согласие. После этого, либо пришлось бы приступить к политическим преобразованиям, которых Государь не желал, либо общество, с известным основанием, сочло бы себя обманутым.

Говорить «нет» в ответ на верноподданнические адреса всегда нелегко. Если бы та внешняя черта характера Государя, которая так раздражала министров, — неопределенный ответ, за которым следует заочный отказ — была действительно Его непреоборимым свойством, Он, вероятно ответил бы и тут общими местами на адреса с конституционными пожеланиями. Но Государь не захотел вводить общество в заблуждение. Как ни оценивать отказ по существу, — прямое заявление о нем было со стороны монарха только актом политической честности.

В своей речи 17 января 1895 г. к земским депутациям, Государь сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».

Слово «беспочвенные» мечтания (которое, как утверждают, имелось в первоначальном тексте речи) лучше выражало мысль Царя, и оговорка была, конечно, досадной; но дело было не в форме, а в существе. Как из манифеста 29 апреля 1881 г. Россия узнала, что преемник умерщвленного монарха решил твердо оберегать, самодержавную власть, так из этой речи молодого Государя сразу стало известно, что Он в этом вопросе не намерен отступать от пути своего отца». [4]

А. Н. Боханов, современный российский историк, доктор исторических наук – автор одной из первых книг о Николае II, где император показан историком как живой человек и реальный политик той исторической эпохи. «Данная книга посвящена Правде Царя. Человеческое, мирское, повседневное в его жизни неразрывно переплеталось с большим, возвышенным, государственным», [5] - так сам автор пишет о своей книге.

Боханов раскрывает суть мировоззрения Николая II, его понимание роли монарха в жизни страны: «Очень много всегда говорили о том, что Николай II «не был готов» к царствованию, что «он был слишком молод», «неопытен» для того, чтобы управлять огромной империей и принимать ответственные мудрые решения. Он действительно страшился участи правителя, той ответсвеннейшей роли, которой не искал, но в судьбе свое изменить ничего не мог. <…>

Для Николая II самодержавие было символом веры, тем догматом, который не мог подлежать не только пересмотру, но и обсуждению. Россия и самодержавие были вещи неразрывные. В том никогда не сомневался, и когда уж в конце, под воздействием драматических событий, отрекся от прав на прародительский престол, с болью в сердце увидел правоту своего убеждения: падение власти царей неизбежно ведет и к крушению самой России» [6].

И далее: «Как глава государства, имевший огромные полномочия, Николай II обязан был стоять на страже порядка в империи. Консерватизм же политических воззрений отнюдь не означал, что монарх раз и навсегда был противником всяческих новаций и преобразований; если убеждался, что та или иная мера будет способствовать укреплению государства, росту его престижа, то почти всегда ее поддерживал. Он не мог не видеть, что улучшения нужны в различных областях жизни, но в то же время до конца был уверен, что важнейший и основополагающий принцип – самодержавие – является непременным для существования российского государства.

Самодержавие и Россия в представлении последнего царя существовали неразрывно. В опросном листе первой Общероссийской переписи населения в 1897 году на вопрос о роде занятий написал: «Хозяин Земли Русской». Этому мировоззренческому принципу поклонялся всю жизнь, и никакие политические бури не могли поколебать его. <…>

Достаточно точное суждение о Николае II принадлежит Уинстону Черчиллю, заметившему: «Он не был ни великим полководцем, ни великим монархом. Он был только верным, простым человеком средних способностей, доброжелательного характера, опиравшимся в своей жизни на веру в Бога». <…>

Вера в Бога, искренняя и глубокая, с ранних лет и до последнего земного часа, многое объясняет в жизни последнего русского царя. В 1894 году, еще цесаревичем, он писал матери: «Во всем волен Бог один, Он делает все для нашего блага, и нужно с молитвой покориться Его святой воле! Это верно, но иногда чрезвычайно тяжело!» [7]

«Подпись под манифестом 17 октября [8] далась императору нелегко. Он долго переживал, колебался, но, в конце концов принял то решение, которое не отвечало его собственным представлениям, но, как его убеждали со всех сторон, необходимо стране, благу России. К этому последний царь всегда был очень чувствителен и мог переступить через личные взгляды во имя благополучия империи. Когда Николай II подписывал манифест, он не сомневался, что у власти достаточно сил для подавления «крамолы».

Царь не прибег к этому средству по причинам, о которых поведал в письме матери, с которой был всегда абсолютно откровенен. Говоря о возможности применения жестоких мер, заметил: «Но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы неминуемо к теперешнему положению, т. е. авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый, и реформы не могли бы осуществляться». Здесь примечательны последние слова. Николай II уже не сомневался, что реформы нужны, что их непременно надлежит проводить» [9]

Современный историк С. Фирсов в своей книге «Николай II. Пленник самодержавия» отмечал: «Последний самодержец был сыном своего времени, бурного и противоречивого. Страна менялась на глазах, старое уходило, а новое, неизвестное и пугающее, предъявляло свои права. Вспоминая старую Россию, князь С. Е. Трубецкой, сын знаменитого философа, признавался, что «монархический дух» стал хиреть в народе задолго до революции. Этим сама возможность революции была создана. [10] <…>

…Николай II был пленником того, уходящего мира, в котором «мужик», по словам старого дворецкого, «еще не зазнался» и жил, не забывая, что «царь от Бога пристав» и «никто против Бога да против царя».<…> Короче говоря, он был пленником самодержавия. [11]

<…> Получалось, что, исполняя свой монарший долг, русский царь тем самым был богом на земле. <…> Самодержавие оказывалось словом не из политической, а из богословской лексики. Можно ли в таком случае отказаться от власти? Получалось, что нельзя, ибо такой отказ равносилен «предательству» Бога! Для верующего человека выбора не существовало. А Николай II был, несомненно, человеком верующим. Может быть, здесь и стоит искать ключ к разгадке его личности? Может быть, Николай II по-своему был цельной личностью, человеком идейным. Цельность ему придавала вера в самодержавие как в принцип. «Отними» от него самодержавие (но «не тронь» корону) – и останется обыкновенный, милый и благовоспитанный человек, которому и власть-то не особенно была нужна. Власть для Николая II – это не привилегия, дарованная рождением, а долг и крест. Отказаться от креста он не мог, а нести его – часто не хватало сил. Чем не трагедия!» [12]

Итак, многие историки пытались проникнуть в сущность личности императора Николая II. Пожалуй, главное, что они выделяли – это огромное значение религии, искренней веры в Бога для императора, его стойкую приверженность представлениям о высоком служении монарха. Нам не удалось найти исследований, где подробно освещаются различные стороны личности Николая II, потому что его рассматривают в первую очередь как государственного деятеля, и, соответственно, дают оценки его поступкам именно в таком ключе. Указанные выше труды, безусловно, помогают составить общее представление о царе, его жизни и деятельности, указывают на мотивы тех или иных его поступках. Мы же в своем исследовании попытаемся подойти к изучению личности Николая II несколько иначе (это уже было обозначено во «Введении»). Все это – в следующей, основной, исследовательской части нашей работы.

Поиск по сайту: