Истоки Скандинавской традиции

Эти малые города находятся на Севере страны и впитали в себя традиции ближних стран. По легендам Скандинавии мифологический город населяли..

Разделение ведет свое начало от Скандинавский традиции из легенды о варягах, согласно которой мировое древо имело три корня, которые простирались к трём мифическим царствам богов, великанов и преисподней. Такое мировое древо моделировало деление пространство не только вертикальной, но и горизонтальной проекцией. Такое деление идеально вписывалось в контекст ПВЛ, которая начиналась с введения – расселение народов по миру, расселение потомков трех сыновей Ноя, а так же с легенды об основании Киева тремя братьями. Эти соображения могут считаться «внешними» по отношению к, собственно, тексту ПВЛ. Таким образом, сам стереотип – это мотив трех братьев, культурных героев был задан летописцу библейской традиции. Увлечение исследователей «варяжской» легенды поисками летописных сводов и редактирование составителями ПВЛ, а прежде всего «политических» мотивов их работы иногда заслоняют не только фигуру летописца в его стремлении к истине, но и определенное единство самого текста. Именно презумпция искусственного происхождения варяжской легенды повлияла на то, как объяснялся её текст.

Одна из исландских королевских саг – «Сага об Эймунде» повествует о подвигах варяга-наёмника в далекой стране на Руси. В этих странах Русь называли Гардарики. Гардарики - это главная её сюжетика и здесь не обошлось без мотивов переселенческого сказания как указывает летописец Теандр. Эймунд – один из трех сыновей мелкого норвежского князя бежит от преследования Олава. Исторический фон, к которому приурочены подвиги Эймунда, близок к тому, что мы знаем о русской истории, начало правления Ярослава Мудрого, у которого Эймунд оказался на службе. Русь, согласно этой саге, поделена между тремя сыновьями: Вольдамара (Владимира), Ярицлев (Ярослав) в Новгороде и Бурицлей в Киеве. Варяги действительно принимали участие в варяжских распрях на стороне Ярослава. Распределение земель после усобиц: после гибели Бурислава Киев переходит не к Ярославу, а к Владимиру (Вартиславу). А сам Эймунд получает Полоцк. На основании этих фантастических неточностей можно было бы отнести известия Эймундовой саги к вымыслу, способствующему возвеличиванию скандинавского героя. Если бы не особая роль в истории Руси конца 10 – первой половины 11 века именно Полоцка на ряду с Новгородом и Киевом. В Полоцке, до подчинения его Владимиром, правит Норманн Ригволод. С тех пор князья претендуют то на Новгород, то на Киев, а затем в Новгороде, так же как ранее в Киеве и Полоцке строится храм святой Софии. Таким образом, не случайно в этом отношении и известии саги об Эймунде. Вместе с тем автор описывает те же распри князей после смерти Владимира, упоминая лишь трёх его сыновей. Двум отец оставил наследство, третьего – Святополка, держал в заточении. Тот бежал к польскому королю, и тот помог ему на время вернуть Киев. Необходимо учесть, что сам Владимир Святославович делил первоначально власть ещё с двумя сыновьями Святослава – Олегом Древлянским и Ярополком Киевским. Наконец, текст истории, так называемого завещания Ярослава Мудрого, содержащийся в первой новгородской летописи. Историки указывают на парадоксальность такого деления трёх братьев, ведь у Ярослава было 5 сыновей, помимо упоминаемых трёх: Игорь, Вячеслав. Возможно, текст завещания записан уже в конце 11 века, отражал скорее представление летописца об идеальном состоянии властей, чем историческую действительность. Однако, сведения таких не схожих и явно независимых от русского летописания источников как «сага об Эймунде» повторяют сведения о трёх братьях, князьях на Руси. При том, что у Владимира, как и у его сына Ярослава, было больше сыновей, но именно три старших Ярославича по летописи решают судьбу меньших братьев. Таким образом, похоже, что правление трех князей было некоей парадигмой древнерусского престолонаследия. Эта парадигма сохранялась и при перемене столиц. Парадигма – это повторяющиеся условия, являющиеся закономерностью. В тексте ПВЛ есть рубеж, который летописец разделяет сагу и историю, то есть введение и придания о расселении славянских племен, основании Киева с 1 стороны и начало русской земли с другой. Этот раздел относится к 852 году – это царствование императора Михаила, при котором приходила Русь на Царьград. Эта дата условна, а нам важна лишь дата отсчета истории летописца именно с началом русской земли. При этом придание о призвании варягов помещено им в исторической части. То есть введено в актуальный исторический контекст, а не в область прочих данных. Конечно, нельзя не упускать из вида, что летописец – свидетель княжеских усобиц при составлении ПВЛ настойчиво проводит идею братства князей, при этом он обращался к авторитету приданий варяжского, библейского. Традиция вела летописца не к вымыслу, а к исторической реальности, к пониманию русской истории как продолжения истории всемирной. Эта традиция была не только способом описания и познания, но и действенной силой истории

На след паре – музей, чрез пару – контрольная точка по методам и по версии о трех братьях

«Внешняя Россия» Константина Багрянородного. Взгляд на Русь «извне».

Взгляд «извне» и «изнутри» на Русь вполне естественен в ранних исторических описаниях. Из «внешних» исторических описаний особое значение для ранней истории Руси имеет трактат Константина Багрянородного, который называется «Об управлении империей» (издание 1991 года). Этот труд интересен до сих пор, был составлен в 1948-1952 годах. В 9 главе трактата обобщаются данные о Руси (Росии) в том числе по её географии. Эти данные во многом основаны на информации самих «росов» и считаются весьма достоверными.

География России и её описания в 9 главе: «…Приходящие из внешней России в Константинополь моноксилы являются из Немогарда, в котором сидел Сфендослав – сын Ингора, архонда России, а другие из крепости Милениски, из Телиуци, Чернигоги и из Вусеграда. Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас».

Отождествление перечисляемых Константином локусов (названий) с древнерусскими городами не вызывает сомнений: Немогард – Новгород, Милениска – Смоленск, Телиуца – Любечь (Словения), Чернигога – Чернигов, Вусеград – Выжгород, Киоава – Киев.

Сложно решить проблему какие из этих городов относятся к «внешней Росии» при том, что о «внутренней Росии» у Константина речи нет.

Данные Константина Багрянородного были основаны на информации «росов» стремились совместить «внешнюю Росию» с регионами, выделяемыми в более поздних русских летописях. Прежде всего отмечается традиционное и для Русских памятников противопоставление Новгорода и Киева. Однако, если соотносить Новгород в «внешней Росией», а Киев с «внутренней», остается неясным, к которой из двух областей относятся прочие перечисленные города. Предположение, что они не входят ни во «внешнюю», ни во «внутреннюю Росию», а принадлежат славянам не вполне согласуется с древнерусскими источниками: согласно ПВЛ, Выжгород в середине 10 века был «Ольгиным градом», то есть принадлежал княгине Ольге, а Чернигов уже входил в княжеский домен – Русскую землю в узком смысле.

Существует другой подход к проблеме – это попытка воссоздать границы «внутренней Росии» не упомянутые Константином. В этом подходе «внутренняя Росия» отождествляется с Русской землёй в узком смысле, территория которой была достаточно полно изучена в исследованиях Насонова 1951 года по летописным данным 11-12 веков. Выделение Русской земли в узком смысле проецировалось исследователем и в 10 веке на основе договоров Руси с греками, где Киев, Чернигов и Переяславль относятся к княжескому домену (Русская земля в узком смысле). Исходя из этой гипотезы Любечь – это северные, а Витичев – южные ворота «Внутренней Руси», но Чернигов, Выжгород и Любечь перечислены Константином Багрянородным в одном ряду с Новгородом в неочевидной связи с Киевом.

Если предположить, что «внешняя Росия» - это северная Русь с границей где-то между Новгородом и Смоленском, то вышеназванная версия не ясна. Действительно, в русских летописях известно деление Руси на верховную, верхнюю землю или верх, как назывались земли Новгородские и «Низовские земли» - Киевщина, на Смоленск относится к «верхней» земле (ПВЛ).

По Константину же, Смоленск скорее тянул к Киеву, так как полюдье там собирали росы, выходящие из Киева. Полюдье (поселение) киевских росов охватывало все перечисленные Константином города кроме Новгорода. На этом основании их можно было включить гипотетически в «внутреннюю Росию». Но описание полюдья в трактате вероятно было не полным. Помимо перечисленных славянских племён (это печенеги и т.д.) платящих дань, Константин упоминает и прочих славян. А древляне, с которых так же собирается дань не упоминаются Константином. Создается впечатление, что список городов никак не связан с выделениями внешней и «внутренней Росией». Наконец, вероятно, что выделение «внешней Росии» производилось самими византийцами, а не русскими информаторами Константина. С этой точки зрения показательно, что в 9 главе трактата все росы помещаются в Киеве, как будто бы их принимают за росов (как народ), то есть всю великокняжескую дружину. Отсюда, стремление Константина отделить домен России от земель славян. Таким образом, очевидна искусственность такого деления и несоответствие терминологии Константина древнерусским источникам. В связи с этим возникает вопрос: «Отражает ли «внешняя Россия», собственно, византийскую традицию географических описаний.

Как известно, первой и большую часть истории человечества единственной системой географического ориентирования в пространстве был географический эгоцентризм.

Это значит, что наблюдатель представлял себе точку своего местонахождения в данные момент времени как бы расположенной в центре всего известного ему земного пространства, и описывал все интересующие его объекты последовательно, по мере их удаления от этого воображаемого центра, двигаясь от близких к более отдаленным.

Такое мироощущение было распространено вплоть до развитого средневековья, чем объясняется в частности и то, почему один и тот же человек в разные периоды своей жизни мог по-разному определять положение одних и тех же географических объектов.

Теми же причинами объясняются и различные принципы ориентирования карты у разных (а порой и одних и тех же народов в разные эпохи). Не сразу, постепенно начинает пробивать себе дорогу вторичная система ориентации (это связано с прогрессом в астрономии). Эта система названа картографической, так как построена на абстрагировании от мелких местных ориентиров, связанных с местоположением наблюдателя в какой-то определенной точке земли.

Однажды возникнув, эта новая система ориентирования получает всеобщее признание. Создавшиеся на этой основе системы описания земли воспринимались современниками и их создатели как, своего рода, курьёзы книжников-теоретиков. Показательнее всего в этом отношении судьба «Географического руководства» (автора Клавдия Птолемея – 2 век нашей эры). Его теоретические основы, вплоть до 15 века не находят практического применения и лишь только в новое время его принципы смогли быть поставлены на службу географической практике. Здесь сыграли роль географические открытия и открытия в астрономии.

В рамках такой системы должны были получить широкое распространение такие расплывчатые и не фиксируемые в пространстве определения местоположений географических объектов по отношению к наблюдателю – это «дальше-ближе, справа-слева» и т.д. Таким образом, чтобы не выходить за пределы греческой традиции, в русле которой идут сочинения Багрянородного. Отметим, что именно на этом материале данная тенденция прослеживается очень полно.

Греческие географические сочинения предоставляют в наше распоряжение целую россыпь предлогов, наречий, и других частей речи со значением: выше, за, вне, по ту сторону, лежать, находиться, идти. И все эти слова используются по отношению к наблюдателю. Так, в описании среднего Востока Клавдием Птолемеем чувствуется, что источник Птолемея характеризовал области этой части света, исходя из того, что сам находился в её центре.

Полностью сохранены Птолемеем традиционные названия областей: «верхняя, нижняя», названные так в своё время за разную удаленность от побережья, омывающую их морей.

Птолемей в своем географическом руководстве, все-таки не смог окончательно преодолеть географический эгоцентризм. Это говорит о том, что глубокие корни старого мировоззрения вошли глубоко в сознание людей.

Эгоцентрические тенденции господствовали в географической литературе Востока, Руси и Запада. И в позднее Средневековье вплоть до 15 века.

Не в последнюю очередь такому положению должно было способствовать и то, что в практической части труда Птолемея значительное влияние на географическую мысль средневековья, сохранились существенные реликты, отвергаемого самим географом принципы землеописания. Таким образом мы замечаем ещё одно противоречие, которое было объяснено в позднее время.

Поэтому, если географически эгоцентризм был присущ человеческому мышлению на протяжении столетия до Птолемея и после него, если такие представления господствовали в эпоху Багрянородного, то в праве ли мы ожидать от писателя каких-либо других воззрений?

Итак, «внешняя Росия» Багрянородного – это «внешняя Росия» для него в буквальном географическом смысле как для Южного наблюдателя.

Таким образом, он определяет более северные (внешне, удалённые от него) области Руси по сравнению с южными (внутренними, близкими к столице Византийской империи). Её земли, видимы Киевом, где Багрянородный помещает всех росов. Такое механическое деление любой страны на «внешние» и «внутренние» области имеют глубокие корни в греческой географической литературе. Оборот «внешней Росии» не имеет самостоятельного политического значения, будучи чисто географическим определением.

Вывод: стремление совместить, согласовать данные разных традиций, в данном случае Византийской и Древнерусской не всегда может быть правомерным. Так, «внешняя Росия» не находит прямого аналога в исторической географии собственно Руси.

Поиск по сайту: