Глава XI. Меж тем ждали возвращения леди Рассел; уж и день был назначен, и Энн, которая, по условию, готовилась тотчас к ней присоединиться

Меж тем ждали возвращения леди Рассел; уж и день был назначен, и Энн, которая, по условию, готовилась тотчас к ней присоединиться, ждала скорого своего отъезда в Киллинч и размышляла о ждущей ее перемене.

Она будет жить от капитана Уэнтуорта в самом близком соседстве, всего в полумиле; они будут ходить в одну церковь, семьи будут неизбежно встречаться. Этого вовсе ей не хотелось; но ведь он был в Апперкроссе таким неотлучным гостем, что, уезжая отсюда, она скорей отдалялась от него, нежели к нему приближалась; и чем более рассуждала она о сем важном предмете, тем более казалось ей, что она не проиграет, но выиграет почти столь же очевидно, как выигрывала она, меняя общество бедняжки Мэри на общество леди Рассел.

Ей не хотелось бы встретиться с капитаном Уэнтуортом в Киллинч-холле. Эти стены хранили память об иных встречах, какие ей самой слишком больно было бы вспоминать. Но еще менее она хотела, чтобы капитан Уэнтуорт встретился с леди Рассел. Они друг другу не нравились, и не к чему было им возобновлять старое знакомство; и если б леди Рассел увидала их вместе, она неизбежно бы заключила, что он слишком хорошо владеет собой, а бедная Энн, напротив, слишком плохо.

Таковы были главные заботы, одолевавшие ее перед отъездом из Апперкросса, где, по правде говоря, она загостилась. Разумеется, двухмесячное ее пребывание здесь оправдывалось той помощью, которую оказывала она маленькому Чарлзу, но тот не по дням, а по часам становился бодрей, и больше уж ей тут нечего было делать.

Под конец, однако, ей встретилось еще одно обстоятельство, которого всего менее могла она ожидать. Капитан Уэнтуорт, после того как два дня целых в Апперкроссе о нем не было ни слуху ни духу, вновь явился среди них, дабы оправдаться за странное свое отсутствие.

Давно искавшее капитана Уэнтуорта письмо от капитана Харвила извещало о том, что сей последний обосновался с семейством на зиму в Лайме и друзья таким образом вдруг оказывались всего в двадцати милях один от другого. После тяжелой раны, полученной тому назад два года, капитан Харвил не мог уже похвастаться крепким здоровьем, и потому капитан Уэнтуорт, в нетерпении с ним свидеться, сам немедля отправился в Лайм. И там провел он сутки. Он был совершенно оправдан, дружеские чувства его одобрены, к другу проявлен живейший интерес, а красочное описание окрестностей Лайма выслушано с таким трепетом, что результатом явилось желание отправиться туда всем скопом и собственными глазами во всем убедиться.

Молодежь непременно хотела увидеть Лайм. Капитан Уэнтуорт снова туда собирался; от Апперкросса это было всего в каких-нибудь семнадцати милях; погода, не считаясь с календарем, стояла чудесная; к тому же Луиза, которая более других ратовала за прогулку и вдобавок желала поставить на своем, с недавних пор руководясь тем соображением, что своеволие — драгоценная добродетель, и слушать не стала родителей, моливших отложить начинанье до лета, — и вот все отправлялись в Лайм: Чарлз, Мэри, Энн, Генриетта, Луиза и капитан Уэнтуорт.

Сперва беспечно предполагали выехать утром и к вечеру воротиться, но на это мистер Мазгроув, щадя лошадей, не давал согласия. И то сказать, ноябрьский день не много оставлял времени на любованье красотами, ежели еще вычесть семь часов на путь туда, путь обратно по трудной дороге. Следственно, разумней там переночевать и воротиться уж назавтра к обеду. Все согласились с этим мудрым заключением; и хотя сошлись к завтраку в Большом Доме спозаранок и отправились точно в назначенный час, уже далеко перевалило за полдень, когда два экипажа, карета мистера Мазгроува, вмещавшая четырех дам, и бричка Чарлза, в которую усадил он капитана Уэнтуорта, одолели долгий спуск к Лайму и очутились на круто забиравшей вниз главной его улице, так что они едва успевали оглядеться, пока совсем не погаснет и остынет день.

Устроившись на ночлег в гостинице и распорядившись насчет обеда, тотчас, разумеется, отправились к морю. Осенью Лайм уже не предлагает обычных своих увеселений. Дома стоят заколоченные и покинутые всеми, кроме разве местных жителей; и, тогда как сами постройки являют зрелище мало забавное, удивительное расположение города, главная улица, чуть не срывающаяся прямо в воду, дорога на Коб, вьющаяся берегом бухты, в летний сезон весьма оживленной, сам Коб, с древними его чудесами и самомоднейшими нововведениями, с востока отороченный чредой живописных скал, — приковывают взоры странника; и очень странен тот странник, который сразу не пленится окрестностями Лайма и не пожелает получше с ними познакомиться. А дальше — неровный, то вздыбленный, то опадающий Чармут в близком соседстве и особенно укромная тихоструйная его бухта в окружении темных утесов, где, сидя на плоском камне среди песков, вы можете в долгом блаженном покое наблюдать, как то прихлынут, то отхлынут от берега волны; леса веселой деревеньки Верхний Лайм; и, наконец, Пинни с зелеными расщелинами средь романтических глыб, где то лесные дерева, то пышный сад вам говорят о том, как много веков минуло с той поры, когда первый случайный обвал подготовил землю к нынешней ее красоте, которой может она тягаться с прославленными красотами острова Уайта;^[10] словом, надобно посещать и посещать эти места, чтобы почувствовать все обаяние Лайма.

Молодые люди, проходя мимо унылых заброшенных домов, спускались, спускались, пока не достигли берега; и, помедлив, как медлит, заглядевшись на море, всякий, кто только достоин на него смотреть, они направили путь свой к Кобу, который привлекал их и сам по себе, и как цель путешествия капитана Уэнтуорта, ибо там в маленьком домике подле допотопного мола поселилось семейство Харвил. Капитан Уэнтуорт свернул с дороги, чтобы наведаться к другу, прочие же пошли дальше, с тем что он их нагонит.

Они ничуть не успели еще утомиться и отдать должное восхитительным видам, и даже Луиза, кажется, не успела соскучиться по капитану Уэнтуорту, как они вновь его увидели с тремя спутниками, которых тотчас узнали по описаниям. То были капитан Харвил с супругой и капитан Бенвик, поселившийся с ними вместе.

Капитан Бенвик когда-то, еще лейтенантом, ходил на «Лаконии», и аттестация, которой сразу по первом возвращении своем из Лайма наградил его капитан Уэнтуорт, расписавший качества прекрасного малого и отличного офицера в выражениях, самых внушительных для любого слушателя, сопровождалась еще и историей личной его жизни, оказавшей особенно неотразимое действие на дам. Он был обручен с сестрой капитана Харвила и теперь по ней скорбел. Года два ждали они средств и продвижения по службе. Средства явились, ибо, отличась в битве, получил он крупное денежное вознаграждение; продвижение тоже наконец-то последовало; Фанни Харвил, однако, этого не дождалась. Она умерла прошлым летом, когда он был в море. Капитан Уэнтуорт находил, что нельзя преданнее любить женщину, чем любил свою Фанни бедный Бенвик, и нельзя сильнее мучиться от страшной утраты. Он находил, что по самой природе своей капитан Бенвик обречен страдать неизбывно, ибо глубину чувств сочетал он с серьезностью, любовью к уединенью и тихим укромным трудам. Занимательность истории довершалась тем, что горестное событие, делавшее невозможным предполагаемое родство, только укрепило дружбу между Харвилами и капитаном Бенвиком, и теперь он поселился с ними вместе. Капитан Харвил нанял дом на полгода; его вкус, слабое здоровье, его средства — все вело к тому, чтобы нанять жилье недорогое и на берегу моря; а красота округи и зимняя пустынность Лайма как нельзя более отвечали умонастроению капитана Бенвика. Капитан Бенвик вызвал общее горячее сочувствие.

«И однако ж, — говорила себе Энн, пока они приближались, — сердце его ничуть не более разбито, чем мое сердце. И не думаю, чтобы для него вовсе были закрыты пути к счастью. Он моложе меня; если не возрастом, то душою; он мужчина. Он еще воспрянет и будет счастлив с другой».

Они встретились, они были друг другу представлены. Капитан Харвил был роста высокого, темноволос, с лицом умным и добрым. Он немного прихрамывал; из-за крупных черт и слабого здоровья он казался старше капитана Уэнтуорта. Капитан Бенвик выглядел, да и был, моложе обоих своих товарищей и меньше их ростом. Лицо у капитана Бенвика было милое и грустное, в точности как ему и полагалось, и он почти не принимал участия в общей беседе.

Капитан Харвил, хоть и далеко не такой блистательный, как капитан Уэнтуорт, казался человеком безупречным, открытым, добрым и учтивым. Миссис Харвил, будучи куда проще мужа, не уступала ему в добродушии, и ничто не могло быть искренней, чем ее готовность сразу принять в друзья всех, кто имеет счастье состоять в дружбе с капитаном Уэнтуортом, и чистосердечней ее настойчивых приглашений на обед. Насилу, скрепя сердце, она их отпустила в гостиницу, раз уж обед там заказан, кажется, чуть ли не в обиде на капитана Уэнтуорта за то, что, прибыв в Лайм с такой гурьбой, он не почел натуральным со всеми вместе у них и отобедать.

В этом сквозила такая преданность капитану Уэнтуорту, так прелестно было радушие, столь несхожее с чинностью обычных приглашений и чопорностью званых обедов, что Энн даже пугало дальнейшее знакомство с братьями офицерами. «Ведь все это могли быть и мои друзья», — думалось ей, и пришлось крепко взять себя в руки, чтобы вовсе не расчувствоваться.

Покинув мол, они вошли к новым своим друзьям и оказались в комнатах до того тесных, что лишь от широты души можно было зазывать туда на обед такое широкое общество. Энн сперва даже подивилась сей простоте, но скоро удивление ее растворилось в более приятных чувствах, вызванных изобретательностью капитана Харвила, умевшего лучшим образом использовать скромное пространство, усовершенствовав скудную заемную утварь и защитив окна и двери от неотвратимых зимних бурь. Необычайная обстановка комнат, где неприглядной мебели от хозяев, состоявшей все из равнодушных и скучных предметов, живо противоречили искусные изделия из редкого дерева и кое-какие ценные и любопытные мелочи, вывезенные капитаном Харвилом из дальних стран, где довелось ему побывать, будила в Энн не одно только любопытство. Будучи связано с его поприщем, плод его трудов, следствие склонностей его и привычек, свидетельство покоя и счастья семейственного — все это не могло не затронуть в ней и чувств более глубоких.

Капитан Харвил до чтения был небольшой охотник; но он умел изготовить и навесить удобные и красивые полки, где разместилось изрядное собрание изящно переплетенных томиков, принадлежавших капитану Бенвику. Хромота не позволяла ему много бродить, но благодаря доброму сердцу и богатой выдумке он, домоседствуя, верно, не знал ни минуты праздности. Он чертил, красил, резал, клеил, мастерил детские игрушки, выдумывал какие-то особенные спицы и булавки, а когда уж все дела были переделаны, присаживался в уголке к своей большой рыбачьей сети.

Энн, выйдя от них, словно простилась с живой картиной тихого счастья, а Луиза, оказавшаяся с нею рядом, принялась восторженно расхваливать моряков, их верность в дружбе, готовность братской помощи, прямоту, бескорыстие, честность, объявляя, что в Англии не сыщется иных мужчин, которые могли бы с ними тягаться, что они-де единственные и владеют искусством жизни добродетельной, и стоят того, чтобы их ценить и любить.

Меж тем они воротились в гостиницу переодеться и обедать. И так все славно задалось с самого начала, что и прочее нравилось вопреки тому, что «сейчас не сезон», «Лайм сейчас не тот», «так ведь если б знать, что такие гости», и прочим соображениям винившихся хозяев.

Энн к этому времени против своих ожиданий уже настолько притерпелась к обществу капитана Уэнтуорта, что, оказавшись с ним теперь за одним столом и обмениваясь пустыми любезностями (дальше них, разумеется, дело не шло), ничуть не испытывала неловкости.

Из-за ранней осенней темноты дамы до утра не могли более свидеться, но капитан Харвил обещал заглянуть. И он явился, и притом в сопровождении друга, которого не ждали, полагая, что капитан Бенвик должен тяготиться чужим и шумным обществом. Он, однако, несмотря на всю свою печаль, решился предстать пред ними снова.

Покуда капитаны Уэнтуорт и Харвил развлекали общество в дальнем углу комнаты, вспоминая минувшие дни и рассказывая забавные анекдоты из прошедшего, Энн оказалась несколько в стороне с капитаном Бенвиком и, уступая доброму порыву, решила его расшевелить. Он несколько дичился и был склонен к задумчивости. Но ее тихое лицо и мягкие приемы скоро победили его, и Энн была вознаграждена за первые свои усилья. Он, был, кажется, хорошо начитан, особенно, правда, в поэзии; и радуясь, что на один вечер она дала ему возможность углубиться в предметы, какие были, верно, мало занимательны для всегдашнего его окружения, она, однако, надеялась, что сослужила ему добрую службу, высказав те именно соображения о том, как важно нам бороться против уныния, на какие сам собою и наталкивал их разговор. Ибо, хоть и стеснительный, капитан Бенвик не был скрытен. Он, кажется, рад был случаю выказать свои чувства; и, порассуждав о поэзии, о нынешнем ее расцвете, о сравнительных достоинствах славных поэтов, попытавшись установить, что следует предпочесть, «Мармион» ли «Деве озера» или совершенно даже напротив, как расценить «Гяура» и «Абидосскую невесту» и как произносить самое слово «Гяур»,^[11] он выказал затем такое близкое знакомство со всеми горестными песнями одного поэта и вдохновенными описаниями безнадежных мук у другого; воспроизвел строки о разбитом сердце, о духе, рухнувшем под действием страстей, с таким вдохновенным видом и столь явственно полагаясь на полное ее понимание и сочувствие, что наконец она решилась выразить надежду, что не всегда он питался одной только поэзией, и прибавила, что беда поэзии, на ее взгляд, в том и состоит, что редко кто наслаждается плодами ее безнаказанно, и что она всего более впечатляет нас при том именно состоянии души, когда нам всего менее следовало бы ею упиваться. Заметя, что он не только не обижен, но польщен ее намеком на его обстоятельства, она решилась продолжать; и руководясь своим правом старшинства, смело посоветовала ему углубиться в чтение прозы; когда же он справился, какую именно прозу имеет она в предмете, она назвала те труды нравственных учителей наших, те дивные собрания писем, те воспоминания людей достойных и много страдавших, которые одни, по ее расчету, и могли укрепить дух благородством помыслов и высоким примером душевного терпения.

Капитан Бенвик слушал со вниманием, кажется, благодарный ей за участие. И хотя он качал головой и тяжко вздыхал, давая понять, как мало полагался он на помощь книг в таком несравненном горе, каково его собственное, названия их он, однако же, записал и обещался прочесть при случае.

Когда вечер кончился, Энн с невольной улыбкой поздравила себя с тем, что явилась в Лайм, оказывается, проповедовать терпение молодому человеку, которого прежде в глаза не видела; но по зрелом размышлении ей пришлось себе признаться, что, как и многие великие моралисты и проповедники, она весьма мало могла подкрепить неотразимое красноречие живым своим примером.

Поиск по сайту: