Глава Х

На следующее утро во время завтрака тетушка Питтипэт прикладывала платочек к глазам, Мелани хранила молчание, а Скарлетт держалась вызывающе.

– Мне наплевать – пусть говорят. Я уверена, что никто не принес госпиталю столько денег, как я. Да и вся эта дрянь, которую вы продавали в киосках, тоже принесла меньше.

– Ах, милочка, разве дело в деньгах? – ломая руки, причитала тетушка Питти. – Я просто не могла поверить своим глазам: бедный Чарли всего год как в могиле, а вы… И этот ужасный капитан Батлер, который нарочно выставлял вас напоказ. О, он ужасный, ужасный человек, Скарлетт. Муж миссис Колмен – кузины миссис Уайтинг, – он родом из Чарльстона, так она мне все рассказала про этого Батлера. Он из приличной семьи, но эта паршивая овца в стаде… просто непостижимо, как Батлеры могли произвести на свет такого сына! В Чарльстоне для него закрыты все двери, у него чудовищная репутация, и там была история с какой-то девицей… Нечто настолько непристойное, что миссис Колмен даже ничего не знает толком…

– А я как-то не могу поверить, что он дурной человек, – мягко проговорила Мелани. – С виду он джентльмен, и притом храбр – доставлять нам оружие, прорывая блокаду…

– Это не потому, что он храбр, – из духа противоречия заявила Скарлетт, выливая на вафли половину сиропа из соусника. – Он делает это ради денег. Он сам мне так сказал. Ему наплевать на Конфедерацию, и он утверждает, что янки сотрут нас с лица земли. Но танцует он божественно.

Дамы онемели от ужаса.

– Мне все это надоело, я не намерена больше сидеть взаперти. Если они вчера перемывали мне косточки, значит, репутация моя все равно погибла и мне нечего терять.

Она даже не заметила, что повторяет слова Ретта Батлера – так кстати они пришлись и так точно выражали ее собственные мысли.

– Боже мой, что скажет ваша матушка, как узнает? Что она будет думать обо мне?

При мысли о том, в какой ужас придет Эллин, если ей когда-нибудь доведется узнать о скандальном поведении дочери, Скарлетт похолодела и в душе у нее пробудилось раскаяние. Но она тут же приободрилась, вспомнив, что от Тары до Атланты двадцать пять миль. Тетя Питти, конечно, ничего не скажет Эллин. Ведь это бросит тень и на нее. А раз Питти не скажет, нечего и беспокоиться.

– Мне кажется… – нерешительно промолвила тетушка Питти, – мне кажется, я должна написать об этом Генри… ужасно не лежит у меня к этому душа, но ведь он единственный мужчина в нашей семье, так пусть поговорит, внушительно поговорит с этим капитаном Батлером… О господи, если бы Чарли был жив… Вы никогда, никогда не должны больше разговаривать с этим человеком, Скарлетт.

Мелани сидела молча, сложив руки на коленях. Нетронутые вафли остывали на ее тарелке. Она поднялась, подошла сзади к Скарлетт и обхватила руками ее шею.

– Дорогая, – сказала она, – не расстраивайся. Я все понимаю, и ты вчера поступила очень мужественно и очень много сделала для госпиталя. И если кто-нибудь посмеет сказать о тебе хоть одно дурное слово, я сумею за тебя заступиться… Не плачьте, тетя Питти. Скарлетт было очень трудно сидеть все время взаперти. Она еще совсем ребенок. – Пальцы Мелани нежно перебирали темные волосы Скарлетт. – Может быть, и нам всем будет легче, если мы хоть изредка начнем появляться на людях. Может быть, это было эгоистично с нашей стороны, что мы, закрывшись в четырех стенах, предавались своему горю. В войну все по-другому – не так, как в мирное время. Когда я думаю о всех воинах, оторванных от дома, у которых в нашем городе нет никого знакомых, и им не к кому пойти вечерами, и о тех, кто лежит в госпиталях – а многие из них ведь уже ходят, но еще не настолько оправились, чтоб вернуться на фронт… Да, конечно, мы вели себя эгоистично. Мы должны сейчас же взять к себе из госпиталя трех выздоравливающих, как сделали это все в городе, и каждое воскресенье приглашать еще несколько на обед. А ты не тревожься, Скарлетт. Люди не будут о нас плохо говорить, они поймут. Мы знаем, что ты любила Чарли.

А Скарлетт и не думала тревожиться, и рука Мелани, неясно трепавшая ее волосы, вызвала лишь раздражение. Ей хотелось тряхнуть головой и воскликнуть: «А, чепуха!» У нее и сейчас еще огонь пробегал по жилам, стоило ей вспомнить, как вчера на балу и раненые из госпиталя, и другие военные – из войск внутреннего охранения и милиции – оспаривали друг у друга право на танец с нею. И уж меньше всего на свете жаждала она иметь защитника в лице Мелани. Весьма вам признательна, но она и сама отлично может постоять за себя, а если старые мегеры начнут шипеть, ну и пускай себе шипят на здоровье, нужны они ей очень! На свете слишком много молодых симпатичных военных, чтобы еще тревожиться из-за старых мегер.

Тетушка Питтипэт, слушая ласковые увещевания Мелани, вытирала платочком глаза, и тут появилась Присей с объемистым конвертом в руках.

– Это вам, мисс Мелли. Маленький негритенок принес.

– Мне? – удивилась Мелли, вскрывая конверт.

Скарлетт продолжала уплетать вафли, не обращая внимания на происходящее, и вдруг услышала, как Мелани громко расплакалась, подняв, глаза, она увидела, что тетушка Питти судорожно прижала руки к груди.

– Эшли убит! – взвизгнула она, и руки ее безжизненно повисли, а голова запрокинулась.

– О боже! – вскричала Скарлетт, чувствуя, как кровь отхлынула у нее от сердца.

– Нет! Нет! – воскликнула Мелани. – Скорее! Скарлетт, дай ей нюхательные соли! Успокойтесь, успокойтесь, дорогая! Вам лучше? Дышите глубже. Это вовсе не от Эшли. Простите, что я вас так напугала. Я заплакала просто от радости. – И она поднесла к губам какой-то предмет, который был зажат у нее в руке. – О, я так счастлива! – И она снова расплакалась.

Что-то блеснуло у нее в пальцах, и Скарлетт увидела массивное золотое кольцо.

– Прочти, – сказала Мелани, указывая на выпавшее у нее из рук письмо. – О, как он мил, как добр!

Скарлетт, озадаченная, подняла с полу небольшой листок бумаги и прочла то, что было написано на нем твердым решительным почерком: «Если Конфедерации нужна кровь мужчин, то ей пока еще не нужно, чтобы женщины с кровью отрывали от сердца драгоценные для них реликвии. Примите, дорогая миссис Уилкс, этот знак преклонения перед Вашим мужеством и не считайте Вашу жертву бесплодной, ибо за выкуп кольца уплачена сумма, десятикратно превышающая его стоимость. Капитан Ретт Батлер».

Мелани с неясностью смотрела на кольцо, снова надетое на палец.

– Видите, я же говорила вам, что он джентльмен! – сказала Мелани, повернувшись к тетушке Питти и сияя улыбкой, хотя слезы еще струились по ее щекам. – Только человек тонкого воспитания и очень чуткий мог понять, как тяжело мне было расстаться… Но я пошлю им мою золотую цепочку взамен. Тетя Питти, вы непременно должны написать капитану Батлеру и пригласить его отобедать с нами в воскресенье, чтобы я могла лично выразить ему благодарность.

И ни тетушке, ни племяннице – в таком они были волнении – не пришло на ум, что капитан Батлер не почел нужным возвратить и Скарлетт ее кольцо. Но Скарлетт подумала об этом и была раздосадована. Она-то понимала, что вовсе не душевная тонкость побудила капитана Батлера совершить этот галантный поступок. Он хотел иметь доступ в дом тетушки Питтипэт и нашел безошибочный способ получить приглашение.

«Я была крайне обескуражена, узнав о том, что ты себе недавно позволила», – писала Эллин, и Скарлетт, читая за столом ее письмо, нахмурилась. Да, дурные вести и в самом деле долетают быстро. В Чарльстоне и в Саванне ей не раз приходилось слышать, что нигде так не любят сплетничать и совать нос в чужие дела, как в Атланте, и теперь ей пришлось в этом убедиться. Благотворительный базар состоялся в понедельник вечером, а сегодня был четверг. Кто же из этих старых ведьм взял на себя труд оповестить Эллин? В первое мгновение она заподозрила тетушку Питтипэт, но тут же отбросила эту мысль. Тетушка Питтипэт сама тряслась от страха, как бы ей не пришлось отвечать за вызывающее поведение Скарлетт, и отнюдь не в ее интересах было доводить до сведения Эллин, как плохо она справилась со своей ролью дуэньи. Вероятно, это дело рук миссис Мерриуэзер.

«Мне трудно поверить, что ты могла настолько забыть приличия и проявить такое отсутствие воспитания. Я готова поглядеть сквозь пальцы на твое появление в обществе до истечения срока траура, понимая, что это было продиктовано горячим желанием внести свою лепту в дело помощи госпиталю. Но танцевать, да еще с таким человеком, как капитан Батлер! Я уже много слышала о нем (да и кто о нем не наслышан?), и всего лишь на прошлой неделе Полин писала мне, что этот господин пользуется очень дурной славой, и в Чарльстоне от него отвернулись все, даже его семья, – все, за исключением, разумеется, его убитой горем матери. Это глубоко безнравственный человек, он способен воспользоваться твоей невинностью, твоей молодостью, чтобы погубить тебя, опорочить в глазах общества и тебя, и твою семью. Как могла мисс Питтипэт так пренебречь своим долгом по отношению к тебе?»

Скарлетт посмотрела на тетю Питтипэт, сидевшую напротив нее за столом. Старая дама узнала почерк Эллин и уже надула пухлые губки, как ребенок, испугавшийся нахлобучки и готовый предотвратить ее потоком слез.

«Я прихожу в отчаяние при мысли о том, что ты могла так скоро забыть все правила хорошего воспитания. Я хотела немедленно отозвать тебя домой, но оставила это на усмотрение твоего отца. В пятницу он приедет в Атланту, чтобы объясниться с капитаном Батлером и забрать тебя домой. Боюсь, он будет с тобой суров, невзирая на мои мольбы. Я же уповаю на то, что причиной твоего нескромного поведения является просто молодость и легкомыслие. Я столь же горячо, как все, готова послужить нашему Правому Делу и хочу, чтобы мои дочери разделяли эти чувства, но позорить…»

Дальше было написано еще много – и все в таком же духе, – но Скарлетт не прочитала письма до конца. Впервые в жизни она испугалась не на шутку. Всю ее беззаботность и удаль как ветром сдуло. Она чувствовала себя словно провинившийся ребенок – совсем как в десять лет, когда как-то раз за столом запустила в Сьюлин печеньем. Впервые она слышала столь резкие укоры из уст своей всегда такой мягкой матери. Да еще приедет отец и потребует объяснения у капитана Батлера. Она поняла, что каша заварилась нешуточная. Джералд, видно, рассвирепел, и на сей раз впервые ей не удастся избежать наказания, забравшись к нему на колени, ласкаясь и дерзя.

– Я… я надеюсь, неплохие новости? – с дрожью в голосе вопросила тетушка Питтипэт.

– Папа приезжает завтра, чтобы задать мне хорошую трепку, – мрачно объявила Скарлетт.

– Присей, подай мне нюхательные соли, – пролепетала тетушка Питтипэт, отодвигая от себя тарелку и отодвигаясь от стола. – Мне… мне дурно.

– Да они же у вас в кармашке, – сказала Присей, стоя за стулом Скарлетт и упоенно предвкушая крупный семейный скандал. Когда мистер Джералд разбушуется, тут есть на что посмотреть, лишь бы, конечно, ее бедная курчавая голова не подвернулась ему под горячую руку. Тетушка Питтипэт порылась в складках юбки и поднесла флакончик к носу.

– Вы обе должны заступиться за меня и не оставлять нас с ним вдвоем ни на секунду! – вскричала Скарлетт. – Он так любит вас обеих, что не станет меня шпынять в вашем присутствии.

– Я не могу, – еле слышно пролепетала тетушка Питтипэт, поднимаясь на ноги. – Я… я совсем больна. Я должна лечь. Завтра я не встану с постели. Вы должны извиниться за меня перед ним.

«Струсила!» – подумала Скарлетт, глядя на нее со злобой.

Мелани, бледная, испуганная при мысли о встрече с разъяренным мистером О'Хара, все же пообещала встать на защиту Скарлетт.

– Я постараюсь помочь тебе… постараюсь объяснить ему, что ты сделала это ради госпиталя. Он поймет, я уверена.

– Ничего он не поймет, – сказала Скарлетт. – О боже, я умру, если мне придется с позором вернуться в Тару, как грозится мама.

– Ах, нет, вы не можете вернуться домой! – воскликнула тетушка Питтипэт и расплакалась. – Если вы уедете, мне придется… да, мне придется просить Генри переехать к нам, а вы же знаете – я просто не в состоянии жить с ним под одной крышей. Но когда мы с Мелли одни во всем доме, мне по ночам так страшно, в городе столько пришлых людей. А вы, Скарлетт, такая храбрая, с вами я ничего не боюсь, даже если в доме нет мужчины.

– Да нет, не может он увезти тебя в Тару! – воскликнула Мелани. Казалось, она тоже вот-вот расплачется. – Это же теперь твой дом. Что же мы будем делать без тебя!

«Знай вы, что я о вас думаю, верно, прекрасно обошлись бы без меня», – угрюмо подумала Скарлетт, от всей души желая, чтобы кто-нибудь другой, только не Мелани, мог защитить ее от гнева отца. Ей претила мысль, что она должна принимать помощь от человека, который ей так неприятен.

– Может быть, следует отменить приглашение, посланное капитану Батлеру? – заикнулась было тетушка Питтипэт.

– Но это невозможно! Это было бы неслыханной грубостью! – в полном расстройстве вскричала Мелани.

– Помоги мне лечь в постель. Я совершенно расхворалась, – со стоном произнесла тетушка Питтипэт. – О Скарлетт, как вы могли причинить мне столько огорчений!

И на следующий день, когда приехал Джералд, тетушка Питтипэт была больна и не вставала с постели. Из-за ее запертой двери к нему полетело несколько посланий с выражением сожалений, и две перепуганные молодые женщины были предоставлены за ужином своей судьбе. Джералд был зловеще молчалив, хотя и поцеловал Скарлетт и ущипнул Мелани за щечку, назвав ее при этом «кузина Мелли». Скарлетт было бы куда легче, если бы он бранился, разносил ее на все корки и раскаты его голоса сотрясали бы дом. Верная своему слову, Мелани не отходила от Скарлетт и, шелестя платьем, повсюду следовала за ней словно тень, а Джералд был достаточно воспитан, чтобы не распекать дочь в присутствии золовки. Мелани – не могла не признать Скарлетт – держалась прекрасно, ничем не подавая виду, что знает о надвигающейся грозе, и в конце концов за ужином ей даже удалось втянуть Джералда в разговор.

– Я жажду услышать от вас новости, – сияя улыбкой, говорила она Джералду. – Индия и Милочка пишут нам так редко. А вы, конечно, в курсе всех событий. Расскажите нам про свадьбу у Фонтейнов.

Ее приветливость растопила лед, и Джералд принялся рассказывать, что свадьбу отпраздновали скромно – «совсем не то, что было, когда вы венчались», – потому как Джо получил отпуск из армии всего на несколько дней. Малютка Салли Манро выглядела прелестно. Нет, вот уж как она была одета, этого он что-то не припомнит. А на второй день? Да она, помнится, говорили, не меняла туалета.

– Не меняла? – в один голос воскликнули обе молодые дамы, пораженные до глубины души.

– Ну да, потому что никакого второго дня попросту не было, все ограничилось первой ночью, – со смехом пояснил Джералд, не сразу спохватившись, что эти подробности, пожалуй, не для дамских ушей. Когда отец рассмеялся, у Скарлетт немного отлегло от сердца, и она мысленно поблагодарила Мелли.

– На другой день Джо уехал обратно в Виргинию, – поспешно добавил Джералд. – Ну и пришлось обойтись без визитов и танцев. А близнецы Тарлтоны сейчас дома.

– Да, мы слышали. Поправляются они?

– Раны были не тяжелые. Стюарта ранило в колено, а у Брента сквозное пулевое ранение плеча. А вы знаете, что о них упомянули в официальных сообщениях, отметив их храбрость?

– Вот как? Расскажите!

– Так ведь отчаянные головы оба. Думается, там не без примеси ирландской крови, – самодовольно заметил Джералд. – Я что-то позабыл, чем они так отличились, только Брент уже получил чин лейтенанта.

Скарлетт было приятно услышать об их подвигах – приятно, лестно и к тому же пробуждало в ней чувство собственности. Если мужчина был когда-нибудь ее поклонником, у нее навсегда сохранялось убеждение, что он в какой-то мере принадлежит ей и все его славные деяния возвышали ее в собственных глазах.

– И еще у меня есть новость, которая заинтересует вас обеих, – сказал Джералд. – Поговаривают, что Стюарт снова ищет своего счастья в Двенадцати Дубах.

– Кто же она: Милочка или Индия? – взволнованно спросила Мелани, а Скарлетт поглядела на отца с негодованием.

– Ну конечно, мисс Индия. Он же ходил за ней по пятам, пока эта моя вертихвостка не вскружила ему голову.

– О! – промолвила Мелани, несколько ошарашенная бесхитростным прямодушием Джералда.

– Но и это не все. Брент теперь обхаживает кое-кого в Таре.

Скарлетт сидела онемев. Вероломство ее поклонников было просто оскорбительно. Особенно если вспомнить, как бесились близнецы, когда она сообщила им, что выходит замуж за Чарлза. Стюарт даже грозился застрелить Чарлза, или Скарлетт, или обоих. Он был великолепен!

– Сьюлин? – расцветая улыбкой, спросила Мелани. – Но мне казалось, что мистер Кеннеди…

– А, этот! – вырвалось у Джералда. – Да, мистер Кеннеди все ходит вокруг да около, пугаясь собственной тени, дожидается, видно, чтобы я напрямик спросил, каковы его намерения. Нет, речь идет о моей младшенькой.

– Кэррин?

– Но она же еще ребенок! – резко воскликнула Скарлетт, обретя, наконец, дар речи.

– Вы были всего на год старше, мисс, когда выходили замуж, – заметил Джералд. – Может, вам жалко, что ваш бывший поклонник переметнулся к вашей сестричке?

Мелани, не привыкшая к такой манере все говорить без обиняков, покраснела и велела Питеру подать пирог со сладким картофелем. Она лихорадочно перебирала в уме всевозможные темы для беседы, которые не касались бы лично никого из присутствующих и могли бы отвлечь мысли мистера О'Хара от цели его приезда. Но как назло, ей ничего не приходило в голову, а Джералд, разговорившись, уже не нуждался в поощрении, пока у него были слушатели. Он говорил о казнокрадстве в интендантском ведомстве, где с каждым месяцем все повышаются и повышаются требования, о плебейской глупости Джефферсона Дэвиса и о продажности тех ирландцев, которые вступили в ряды армии северян, польстившись на казенное жалованье.

Когда подали вино и дамы встали из-за стола, Джералд, сдвинув брови и свирепо глядя на дочь, приказал ей задержаться на несколько минут для разговора с ним с глазу на глаз. Скарлетт с отчаянием и мольбой посмотрела на Мелани. Беспомощно теребя в руках платочек, Мелани покорно вышла из комнаты и тихонько притворила за собой дверь.

– Итак, мисс, – загремел Джералд, наливая себе портвейна, – как понять ваше поведение? Не успев овдоветь, вы стараетесь подцепить себе нового мужа?

– Не кричите так, папа, слуги…

– Им уже, без сомнения, известно – как, впрочем, и всем остальным – о нашем позоре. Ваша мать от этого слегла, а я не смею смотреть людям в глаза. Стыд какой! Нет, нет, котенок, плачь – не плачь, на сей раз тебе не удастся обвести меня вокруг пальца, – торопливо пробормотал он с ноткой испуга в голосе, увидев, что Скарлетт захлопала ресницами и губы у нее жалобно задрожали. – Я тебя знаю. Ты же способна строить глазки, стоя у гроба мужа. Ладно, не плачь. Поговорили, и хватит. Теперь я намерен тотчас же повидаться с этим капитаном Батлером, который позволил себе играть добрым именем моей дочери. А наутро… Да не реви ты, тебе говорят. Все равно не поможет. Не поможет, поняла? Это решено – завтра мы возвращаемся домой, пока ты здесь не опозорила окончательно нас всех. Ну, не плачь, котенок, погляди, что я тебе привез! Что, хороший подарочек? Да ты погляди! Ну, сказки, как ты могла доставить мне столько хлопот – заставила тащиться сюда, в такую даль, когда сама знаешь, у меня и без того дел по горло? Ладно, не плачь!

Мелани и тетушка Питтипэт давно уже спали, а Скарлетт лежала без сна в теплом полумраке; на душе у нее было тяжело, и сердце сжималось от страха. Покинуть Атланту сейчас, когда жизнь снова стала ее манить, и встретиться лицом к лицу с Эллин! Да она умрет, прежде чем посмотрит матери в глаза! Если бы она умерла сейчас, сию минуту, вот тогда бы они все пожалели, что были к ней так жестоки! Она вертелась с боку на бок, голова ее металась по горячей подушке, и вдруг какой-то шум, нарушивший тишину погруженной в сон улицы, привлек ее внимание. Это был странно знакомый, хотя и неясный, еще отдаленный шум. Она соскользнула с постели и подошла к окну. Улица, едва различимая сквозь лиственный шатер деревьев, лежала темная, молчаливая под тускло мерцавшим звездами небесным куполом. Шум приближался – скрип колес, стук копыт, голоса. И неожиданно она улыбнулась, узнав хриплый от виски голос, распевавший с ирландским акцентом «В повозке с верхом откидным». Конечно, здесь не Джонсборо и не день открытия судебной сессии, но тем не менее Джералд возвращался домой в соответствующем этому знаменательному дню состоянии.

Скарлетт видела смутные очертания остановившейся перед домом коляски. Оттуда появились две темные фигуры. Кто-то еще приехал с отцом. Темные фигуры постояли у калитки, звякнула щеколда, и Скарлетт отчетливо услышала голос отца:

– А сейчас я исполню тебе «Плач по Роберту Эммету». Эту песню ты должен знать, приятель. Я научу тебя ее петь.

– Буду очень рад, – с легким смешком отвечал его спутник. – Только не сейчас, мистер О'Хара.

«Боже милостивый, опять этот несносный человек, этот Батлер!» – с раздражением подумала Скарлетт, узнав глуховатый голос и манерную медлительную речь. И тут же обрадовалась: ну, по крайней мере, они хоть не перестреляли друг друга. Даже, как видно, неплохо поладили, раз заявились сюда вдвоем, да еще в таком виде.

– Я буду петь сейчас, и ты будешь меня слушать, или я застрелю тебя, потому что ты оранжист.

– Не оранжист – чарльстонец.

– Чем это лучше? Хуже даже. У меня в Чарльстоне две свояченицы, так уж я-то знаю.

«Он, кажется, хочет оповестить об этом всех соседей?» – в испуге подумала Скарлетт и потянулась за пеньюаром. Но что, собственно, может она сделать? Не бежать же вниз в такой час, чтобы увести отца с улицы?

А Джералд без лишних слов закинул голову и, прислонившись к калитке, начал выводить могучим басом «Плач». Скарлетт слушала, облокотившись о подоконник и улыбаясь против воли. Такая красивая песня, одна из ее любимых. Жаль, что отец немного фальшивит. Она тихонечко подхватила печальную мелодию:

На чужой стороне пал бесстрашный герой,

А вокруг девы – поклонников рой…

Песня лилась, и Скарлетт услышала какое-то движение в комнатах тетушки Питтипэт и Мелани. Эти бедняги, конечно, будут очень расстроены. Они ведь не привыкли к обществу таких жизнелюбивых ирландцев. Пенье оборвалось, и две темные фигуры слились в одну, прошагали по дорожке и поднялись на крыльцо. Послышался осторожный стук в дверь.

«Надо, пожалуй, спуститься вниз, – подумала Скарлетт. – В конце концов, это же мой отец, а тетя Питти умрет, но не выйдет ночью на лестницу». К тому же ей никак не хотелось, чтобы слуги увидели ее отца в таком состоянии. Джералд, пожалуй, еще начнет буянить, если Питер вздумает укладывать его в постель. Кроме Порка, никто не умеет с ним справляться.

Она покрепче запахнула пеньюар, зажгла свечу, стоявшую на столике возле кровати, и стала спускаться по темной лестнице в холл. Поставив свечу на подзеркальник, она отомкнула дверь и в колеблющемся свете различила Ретта Батлера. Безупречно подтянутый – ни одна оборочка на манишке не смята – он поддерживал маленького, коренастого Джералда. Как видно, «Плач» был лебединой песней Джералда, потому что теперь он уже без стеснения повис на руке своего спутника. Длинные жесткие седые волосы были взлохмачены, галстук переехал набок, грудь сорочки залита вином.

– Насколько я понимаю, это ваш папаша? – Глаза Ретта лукаво блестели на смуглом лице, и их взгляд, казалось, проникал сквозь ее дезабилье.

– Проводите его в дом, – коротко сказала Скарлетт, смущенная своим неприбранным видом и злясь на Джералда за то, что он поставил ее в смешное положение перед этим человеком.

Ретт Батлер подтолкнул Джералда вперед.

– Прикажете помочь ему подняться по лестнице? Вам самой не справиться. Он довольно тяжел.

Испуганная столь наглым предложением, она на миг лишилась дара речи. Что подумают Мелани и тетушка Питти, затаившиеся у себя в спальнях, если услышат, что капитан Батлер поднимается ночью в верхние комнаты?

– О, матерь божья, нет, конечно! Проводите его сюда, в гостиную, на этот канапе.

– На этот?.. Как вы сказали?

– Я буду вам крайне признательна, если вы придержите ваш язык. Вот сюда. Теперь положите его.

– Прикажете снять с него сапоги?

– Не надо. Он частенько в них спит.

Она готова была откусить себе язык – надо же так проговориться! Ретт Батлер негромко рассмеялся, укладывая ноги Джералда на небольшую кушетку.

– Теперь, пожалуйста, уходите.

Он вышел в полутемный холл, поднял свою шляпу, которую, входя, бросил на пороге.

– Надеюсь увидеться с вами в воскресенье за обедом, – сказал он и удалился, бесшумно притворив за собой дверь.

Скарлетт поднялась в половине шестого – пока слуги не пришли накрывать на стол к завтраку – и тихонько спустилась в безмолвные комнаты нижнего этажа. Джералд проснулся. Он сидел на диване, сжимая свою круглую голову руками. Казалось, он пытается раздавить ее между ладонями, как орех. Он украдкой покосился на дочь, когда она вошла. Но малейшее движение глазами доставляло ему такую боль, что он застонал.

– С добрым утречком!

– Как вы себя ведете, па, – сердитым шепотом заговорила Скарлетт. – Явились домой за полночь и перебудили всех соседей своим пением!

– Разве я пел?

– Пели! Орали «Плач» на весь квартал.

– Ничего не помню.

– Зато соседи будут помнить это до своего смертного часа – так же, как тетя Питтипэт и Мелани.

– Мать пресвятая богородица! – простонал Джералд, проводя сухим языком по запекшимся губам. – Мы играли, а что было потом, когда кончили, – хоть убей не помню.

– Играли?

– Этот щенок Батлер похвалялся, что он лучший игрок в покер во всем…

– Сколько же вы проиграли?

– С чего ты взяла? Я выиграл, разумеется. Стаканчик, другой мне всегда помогает в игре.

– Проверьте свой бумажник.

Очень медленно, словно каждое движение причиняло ему острую боль, Джералд достал из кармана бумажник и заглянул в него. Бумажник был пуст, и он потерянно повертел его в руках.

– Пятьсот долларов, – сказал он. – Все, что у меня было с собой, чтобы купить кой-какие вещички у контрабандистов для миссис О'Хара. Даже на обратный проезд не осталось.

Скарлетт с возмущением глядела на пустой бумажник, и в этот миг в мозгу у нее родилась некая идея и начал быстро созревать план.

– Теперь я в этом городе не смогу смотреть людям в глаза, – начала она. – Вы осрамили нас всех.

– Помолчи немного, котенок. Ты же видишь, у меня голова раскалывается.

– Явились домой пьяный, с этим капитаном Батлером, распевали во все горло, всех перебудили, да еще просадили все деньги в карты.

– Этот человек слишком ловок в покер – верно, он не джентльмен. Он…

– Что скажет мама, когда узнает?

Он в испуге вскинул на нее глаза.

– Ты же ничего не скажешь матери, не станешь ее волновать? Верно?

Скарлетт промолчала, поджав губы.

– Подумай, как это ее расстроит, а у нее такое хрупкое здоровье!

– А вспомните, па: не далее как вчера вечером вы говорили, что я будто бы опозорила семью! И все из-за какого-то несчастного танца, который я протанцевала, чтобы собрать денег для госпиталя! Ну как тут не заплакать!

– Только не плачь! – взмолился Джералд. – Моя бедная голова этого не выдержит, она и так готова лопнуть от боли.

– И вы еще сказали, что я…

– Ладно, котенок, ладно, не обижайся на своего бедного, старого папку. Я же совсем не думал того, что говорил. Да и не по моей все это части. Я знаю, что ты хорошая девочка и хотела только добра. Уверен в этом.

– А ведь грозились с позором увезти меня домой.

– Ах, доченька, никуда бы я тебя не увез. Это просто чтобы тебя подразнить. Ты ведь не расскажешь маме про деньги? Она и так расстраивается, что расходы растут.

– Нет, – напрямик заявила Скарлетт. – Не скажу, если вы позволите мне остаться здесь и объясните маме, что ничего такого не было – все это выдумки старых сплетниц.

Джералд скорбно поглядел на дочь.

– А ведь это настоящий шантаж.

– А этой ночью был настоящий дебош.

– Ну, хорошо, забудем все это, – вкрадчиво проговорил Джералд. – А как ты думаешь, у такой благородной старой дамы, как мисс Питтипэт, найдется в доме глоток бренди? Разрази меня гром, до чего ж…

Скарлетт повернулась, неслышно пересекла холл и направилась в столовую, чтобы достать бутылку бренди, которую они с Мелли называли между собой «обморочной бутылкой», поскольку тетушка Питти всякий раз отпивала из нее глоточек, когда у нее останавливалось сердце (или ей казалось, что оно останавливается) и она готова была лишиться чувств. Лицо Скарлетт выражало торжество – никаких угрызений совести она не испытывала, хотя и поступила с Джералдом отнюдь не как любящая, преданная дочь. Теперь тревогу Эллин усыпят с помощью обмана, если еще какая-нибудь досужая сплетница не вздумает ей написать. Теперь она останется в Атланте и будет делать все что захочет, а тетю Питтипэт заставит плясать под свою дудку. Она отперла погребец и с минуту постояла, приткав к груди бутылку и стакан.

Перед ее глазами проносились видения: пикники на берегу пенистых вод Персикового ручья и у подножья Стоун-Маунтин; балы и приемы; маленькие послеобеденные танцульки; катанья в колясках и ужины а-ля фуршет по субботам. Теперь она примет во всем этом участие; окруженная мужчинами, она будет в центре всех развлечений. А мужчины так легко влюбляются, стоит проявить о них маленькую заботу в госпитале. Теперь госпиталь уже не будет ей так противен. Выздоравливающие мужчины чрезвычайно чувствительны к женскому вниманию. Если девушка достаточно ловка, они падают к ее ногам, как падают в Таре спелые персики с ветвей, стоит легонько потрясти дерево.

Скарлетт возвратилась к отцу с бутылкой возрождающего к жизни напитка, благодаря судьбу за то, что прославленная своей крепостью голова О'Хары не выдержала на сей раз испытания, и неожиданно задала себе вопрос: не повинен ли в этом в какой-то мере капитан Батлер?

Поиск по сайту: