В комнату впорхнула госпожа Моцарт

Фуга Cis-dur была весёлой, почти плясовой, но страшно заковыристой из-за быстрого темпа и обилия чёрных клавиш. Кое-где Бетховен, конечно, промахивался, однако с текста не сбился ни разу.

-- Да, память изрядная, -- снисходительно похвалил Моцарт. - Но не помешало бы, как говаривал Бах, вовремя попадать на нужные клавиши. Я дружил с его младшим сыном Кристианом, эту байку он мне рассказал. Славно, да?

Бетховену стало ясно, что Моцарт не принимает его всерьёз и вообще не видит в нём ничего особенного. В конце концов, выучить наизусть фугу и грязновато её сыграть или сочинить бравурную пьесу может почти каждый, кто мало-мальски сведущ в музыке. Гением для этого обладать не нужно, и учиться у Моцарта --тоже.

Значит, нужно показать то, чего не может никакой любитель или начинающий, вроде этого ангелоподобного Ганса.

-- Господин Моцарт, Вы не хотели бы дать мне тему для импровизации?

Моцарту давно пора было одеваться и ехать с визитами и по урокам в знатные дома, но почему-то он не нашёл в себе силы отказать этому въерошенному и чем-то обиженному юноше. Может быть, потому, что сам пока не решил, хочет ли брать его в ученики - ведь это такая обуза и трата времени, а возиться, чует сердце, с ним придётся немало: малый небесталанен, но неотёсан и, чует сердце, по-деревенски упрям... Просьба Макса Франца не значила для Моцарта почти ничего - напротив, возникало желание отомстить этому жирному борову, позволившему себе пренебречь Вольфгангом и даже не извиниться за несостоявшееся приглашение в капельмейстеры... В конце концов, у Моцарта есть благовидный предлог для отказа: они со Штанци собираются в Прагу на премьеру его новой оперы -- "Дон Жуан"...

-- Ладно. Вот тема! Знаете, что это?

Моцарт наиграл начало ариетты Керубино; его супруга подхватила продолжение мелодии с итальянскими словами - "Voi che sapete"...

-- Нет, не знаю. Ваше?..

-- Из моей прошлогодней оперы "Свадьба Фигаро". До провинции, видимо, она ещё не дошла, но здесь и в Праге очень понравилась.

Тема была на диво хороша, аристократически изящна и при этом полна неподдельной сердечности -- как и всё, что изливалось из-под пера Моцарта. Досада на небрежную насмешливость мэтра сменилась привычным чувством восторга и благоговения.

Бетховен начал импровизировать, преобразуя казавшуюся безыскусной тему то в бурную фантазию, то в мечтательное адажио, украшенное сиянием звёзд и соловьиными трелями, то в задорный контрданс, то, наконец, в кряжистое, пусть и небезупречное, фугато...

Закончив, он даже не поднял глаза от клавиатуры, мысленно проигрывая в голове только что прозвучавшую импровизацию: она стояла перед ним как озарение, и, если бы его попросили, он мог бы повторить её как есть от начала до конца.

-- Ну и ну... -- донёсся удивлённый смешок Моцарта. - Да, мои милые, про этого парня мы ещё услышим...

Из одной популярной книжки в другую кочует известная картинка: молодой (но далеко не шестнадцатилетний с виду) Бетховен, откинув львиную голову, гордо сидит за роялем, перед ним стоит ошеломлённый Моцарт, а за его спиной - нарядно одетая дама (вероятно, Констанца) и целая компания других людей. Исторический момент: Моцарт пророчит Бетховену славное будущее.

Изображений на эту тему существует несколько, но различаются они лишь деталями. И все были созданы в конце романтической эпохи, когда в культуре уже устоялся образ "мятежного" Бетховена и "ангелоподобного" Моцарта, и когда история их встречи превратилась в легенду.

Трудно сказать, откуда взялся этот апокриф.

Самый ранний письменный источник, которым мы располагаем - это биографическое приложение к одной из первых книг о Бетховене, изданной в 1832 году композитором и дирижёром Игнацем Ксавером фон Зейфридом (1776-1841). Именно там содержится следующий рассказ:

" Бетховен был представлен Моцарту и по его просьбе сыграл что-то, удостоившись весьма прохладной похвалы, ибо тот счел исполненное заранее выученной эффектной пьесой. Видя это, Бетховен попросил Моцарта дать ему тему для импровизации. Он всегда играл превосходно, когда был взволнован, и на сей раз присутствие глубоко почитаемого мастера его воспламенило. Он играл так, что Моцарт слушал его с возрастающим вниманием и интересом, а потом молча вышел в смежную комнату, где находились его друзья, и воодушевленно сказал им: "Обратите на него внимание, этот малый когда-нибудь заставит свет говорить о себе!".

Последнюю фразу обычно переводят в гораздо более приподнятом стиле ("Этот юноша заставит говорить о себе весь мир"), совершенно не свойственном ироничному и острому на язык Моцарту. Однако суть не в стиле. Описание Зейфрида кажется настолько достоверным, что хочется верить, будто оно записано по живым впечатлениям или с уст очевидцев. Но сам Зейфрид никогда не был учеником Моцарта и не был вхож в его дом, и свидетелем данной сцены быть не мог. Эмоциональные характеристики душевного состояния Бетховена и смены настроений Моцарта либо созданы литературной фантазией Зейфрида, либо восходили к какому-то другому источнику информации, о котором биограф не счёл нужным сообщить.

И тут начинаются загадки.

Где всё это происходило? На квартире у Моцарта? В тот период композитор жил в доме N 5 на Домгассе; ныне эта квартира превращена в мемориальный музей, а дом получил название "Фигаро-хаус", поскольку здесь сочинялась опера "Свадьба Фигаро".

В квартире Моцарта должны были находиться его жена Констанца, маленький сын Карл Томас и, вероятно, девятилетний ученик Моцарта -- будущий известный композитор и пианист Иоганн Непомук Гуммель, который до 1788 года жил вместе с учителем. Однако ни один из этих свидетелей впоследствии ничего подобного зейфридовскому анекдоту не рассказывал, хотя в 1790-х годах Бетховен неоднократно встречался с Констанцей, а Гуммель стал его близким приятелем (они всю жизнь были на "ты"). В момент публикации книги Зейфрида и Гуммель, и Констанца были живы, но сослаться на кого-либо из них автор не посчитал нужным.

Не ссылается Зейфрид, как мы видим, и на Бетховена, ибо анекдот не содержит фраз вроде "как я слышал от самого мастера", или "Бетховен рассказывал друзьям"... Если бы Бетховен вспоминал о нём, беседуя с кем-то из близких или знакомых, то несомненно, нашёлся бы человек, записавший бы столь важное свидетельство. Правда, существует "интервью", взятое музыковедом Отто Яном у приятеля Бетховена, скрипача Карла Хольца, и там этот эпизод вроде бы тоже фигурирует. Но Хольц, скорее всего, пересказал его по книге Зейфрида, ибо никаких дополнительных подробностей не привёл, а по возрасту (он родился в 1799 году) никак не мог быть очевидцем событий.

Кто такие неназванные "друзья" Моцарта, тоже остаётся неизвестным. Текст Зейфрида подразумевает, что их было как минимум два-три человека. Круг общения Моцарта более или менее известен по его письмам; этот круг был достаточно широк и включал в себя коллег-композиторов, исполнителей его музыки, заказчиков, взрослых учеников, меценатов, собратьев по масонской ложе... То, что в квартире Моцарта могли находиться совершенно разные люди, вполне естественно при его несколько богемном образе жизни, и можно предположить, что кроме Констанцы и Гуммеля были и другие очевидцы блистательной импровизации Бетховена.

Но, опять же, никто из этих людей не оставил никаких свидетельств и воспоминаний о столь знаменательной встрече двух гениев и о бесспорно сбывшемся пророчестве Моцарта.

Поэтому, с одной стороны, у нас нет никаких оснований не верить словам Зейфрида (описанная им сцена выглядит психологически весьма правдоподобной), а с другой - нет и никаких документальных источников, которые подтверждали бы истинность сказанного.

Тайной покрыты на самом деле и весьма смутные предположения о возможном недолгом ученичестве Бетховена у Моцарта.

Тут, опять же, вы вынуждены строить гипотезы, основываясь на принципе вероятности и на тех фактах, которые нам известны о жизни Моцарта в данный период.

Моцарт согласился взять Людвига в ученики, назначив по венским меркам весьма умеренную плату (платить должен был, собственно, курфюрст, однако меценатская щедрость Макса Франца вызывала некоторые сомнения).

Поиск по сайту: