Эпилог. Блейн

— Малыш, где мне поставить вот эту?

Я почти бросил коробку, которую нес и кинулся к Ками, чтобы выхватить у нее из рук ящик, полный книг.

— Нигде. Просто дай мне заняться этим самому. Кам, мы это уже обсуждали. Прекрати, хорошо?

Ками закатила свои большие зеленые глаза и покачала головой.

— Я беременна, а не инвалид.

Да, это верно. Вы поняли правильно. Ками беременна. Моим ребенком.

И с тех пор, как мы это выяснили две недели назад, после нашего возвращения из почти месячного пребывания в Австралии, с моего лица не сходила глуповатая клоунская улыбка.

У Ками, конечно же, была абсолютно другая реакция. Естественно, она была чертовски потрясена. Как и все мы. Она все еще принимала противозачаточные, но, эй, я считаю, что в Австралии все стало возможным. Черт, я был в восторге. Похоже на то, что мои маленькие головастики больше походили на гребаных акул!

У Ками сменилась целая гамма эмоций: потрясение, страх, злость, грусть, пока, наконец, она не приняла это и решила быть счастливой, благодаря ребенку. Для нас это был новый старт, новое начало. У нас появился шанс, наконец, написать свою собственную историю. И я хочу изложить ее смелыми, яркими маркерами, чтобы эту картину увидел весь мир.

Ками — моя. Наш ребенок — мой.

Я быстро чмокнул ее в пухлые губы прежде, чем опустить ящик с книгами и подвести ее к дивану.

— Малыш, я знаю, что ты не инвалид. Но мать моего ребенка не станет таскать коробки, когда рядом есть трудоспособный мужчина, готовый сделать это вместо нее. А теперь расслабься, задери ноги вверх и позволь твоему мужчине позаботиться об остальном.

Ками обреченно вздохнула и закинула свои обутые в сандали ноги на кофейный столик.

— Замечательно. Отец моего ребенка — шовинист и пещерный человек, — Она погладила свой плоский живот, глядя на него с особым блеском в глазах, сверху вниз. — Ну, разве мы не счастливчики?

Я стоял возле нее, полностью завороженный зрелищем и распираемый от гордости. То, как она дотрагивалась до своего живота, как улыбалась ему, словно смотрела на нашего ребенка на самом деле... этот образ навсегда отпечатается в моей памяти. Это была одна из тех вещей, ради которых развязываются и выигрываются войны. Ради которых люди живут и умирают. Такой взгляд ставит злобных стотридцатишестикилограммовых скотов на колени, превращая их в скулящих слабаков.

Взгляд, наполненный любовью.

Не каждый может его познать. Но если вам когда-нибудь так повезет — запомните это навсегда. Ухватитесь за это мгновение и никогда не отпускайте. Потому что вас одарили бесценным подарком.

— Чувак, ты собираешься просто сидеть и мечтать или поможешь нам перетаскать это дерьмо? — Си Джей с Домом прошагали мимо меня с коробками в руках, и мой кузен, подкалывая, подтолкнул меня плечом. — Блядь, сколько разного дерьма нужно одной цыпочке?

— Добро пожаловать в мой мир, — вставил Дом, опуская коробку с надписью «Обувь». Он похлопал меня по спине. — Вскоре ты станешь гордым обладателем забитых волосами душевых стоков, обсыпанных косметикой раковин в ванной, и редкими моментами в стиле «жаль-что-я-не-знала-что-ты-это-сделал», которые оставят тебя с постоянным «что-за-фигня?» выражением лица.

— Неа, мужик, — рассмеялся я. — Я готов. Вносите.

Ага, и вы снова все поняли верно.

После долгих уговоров как в спальне, так и вне ее, я, наконец, сумел убедить Ками ко мне переехать. Мы знали, что хотим воспитывать нашего ребенка вместе, и черт подери, она уже и так оставалась у меня большинство ночей. Но у Ками все равно имелись серьезные сомнения по этому поводу. Она еще никогда не жила с мужчиной, не считая Дома, и ее серьезно волновало, что она останется без поддержки друзей. Однако, как только она свыклась с материнскими примочками, ну вы знаете, отложить свои собственные потребности в сторону ради ребенка, то, наконец, признала, что переезд является вполне логичным решением. Плюс ко всему, я бы ни за что не позволил своему новорожденному ребенку остаться в том борделе, коим являлась квартира Анжелы. В том месте для кисок всегда была открыта дверь, а некоторые из нах явно не заслуживали доверия.

Нас отвлек пронзительный вопль и мы дружно посмотрели в сторону двери, где увидели ввалившуюся в комнатуАнжелу с лицом, залитым слезами.

— О, Кам, я буду так по тебе скучать, — плакала она, падая на диван рядом с подругой. — Поверить не могу, что ты оставляешь меня с Распутным Домом и его бандой одетых в блестки потаскушек из трущоб.

— Думаю, ты перепутала моих девушек со своей, завоеванной в среду ночью, стриптизершей. На мебели все еще остался слой съедобной пыли. И каждый раз, как я сижу на этом долбанном диване, то чувствую себя словно Элтон Джон, — парировал Дом.

Анжела махнула на него рукой, даже не отпираясь от его обвинений.

— Кам... ты же будешь нас навещать, верно? Мы сможем сходить на массаж или педикюр, о, Боже, тебе же можно их теперь делать? Или ты можешь подцепить какие-то бактерии, не безопасные для беременных женщин? А еще я вычитала, что сейчас ты не можешь есть суши. Суши! Но мы любим...

Ками положила свои ладони на влажные щеки своей подруги и тепло улыбнулась.

— Анжела, милая, дыши. Ты будешь меня видеть. Черт, да я буду в баре почти каждый день, как и всегда.

— В баре? — усмехнулся Си Джей. — Бар не место для малыша. Не для моего маленького двоюродного племянника.

Мы резко повернули головы, глядя на суровое выражение его лица.

— Что? — Он пожал плечами.

Хм-м. Мой двоюродный брат, Крейг Якобс, парень, который сделал смыслом своей жизни переспать со всей волейбольной командой в средней школе, тот самый парень, который подкупил умников в аудио / видио, чтобы установить скрытые камеры в женской раздевалке, тот же самый человек, который поклялся никогда не связывать себя с одной и той же женщиной с тех пор, как его мама ушла от них с отцом. Так вот, этот парень на самом деле только что произнес предложение, в котором не упоминались сиськи, задницы или оральные ласки.

Судя по всему, для мужчин Якобс настало время перемен. И, черт, возможно теперь появился шанс, что однажды Си Джей сможет стать таким же безумно счастливым, как и я.

После того, как все коробки с обувью, книгами и безделушками были внесены в дом, а слезы Анжелы высохли, я их всех выпроводил. Наконец-то, мы с Ками остались одни. В нашем доме.

Голова Ками покоилась на моих коленях, а я играл с ее волосами, одновременно делая ей массаж кожи головы. Телевизор работал, но я не обращал внимания ни на что, не в силах оторвать от нее своих глаз. Женщина моей мечты. Женщина, которая сделает меня отцом.

Проклятье.

Я не мог не дотрагиваться до нее. Понимая, что теперь ее тело не только моя игровая площадка, я благоговел перед ней.

Боже, как она прекрасна.

Я провел рукой дорожку вниз к кромке ее джинсов и задрал ее рубашку. Я погладил обнаженную кожу ее живота, такую мягкую и теплую под моими пальцами. Бессознательно я начал тихонько напевать, наклоняясь все ближе и ближе к ее животу. Эта сладко-горькая песня звучала для нас. Песня, которая затронула душу Ками так сильно, что она сбежала из бара со слезами, бегущими по лицу. Песня, которая побудила меня последовать за ней и стереть ее слезы, крепко удерживая ее в своих руках.

Думаю, я влюбился в Ками именно в тот момент. Тогда она заклеймила мою душу.

— Какую интересную песню ты напеваешь. Почему ты думаешь, что у нас будет дочь? — Она мне улыбнулась.

— Могу я помечтать? — просиял я гордо.

— Что? И ты не хочешь прекрасного маленького Блейна, который сможет продолжить фамилию Якобс?

— Когда-нибудь. — Я пожал плечами. — Но сейчас я просто хочу быть героем для нашей малышки.

Ками положила свою маленькую ладошку на мою, сплетая наши пальцы так, словно мы баюкали нашего ребенка, спрятанного в безопасности ее лона. Потом она посмотрела на меня с тем особенным блеском в глазах, заставляющим жар разлиться по всем моим конечностям, а сердце ускорить свое биение.

Взгляд, наполненный любовью.

— Мне это нравится, — прошептала она, склонилась ко мне и прижалась своими пухлыми губами к моим, распаляя мягкое тепло до палящего белого каления.

Поиск по сайту: