Глава 26. Ками

Страх номер тридцать восемь.

Неизвестность.

Большинство стали бы утверждать, что неизвестность легко может возглавить Топ-10, но то, что я знала и пережила - было гораздо страшнее.

Однако теперь я испытывала этот страх по совершенно другим причинам. Я точно знала, что чувствую к Блейну, но не понимая, смогу ли я когда-нибудь принять и выявить это по-настоящему, я... ужасалась.

Я никогда не была хороша в общении. Я была, как говорится, молчунья. Если Анжела была смелой и дерзкой, а Блейн чрезмерно эмоционален в некоторых моментах, то я была закрыта и сдержанна. Не потому, что я не хотела говорить ему о своих чувствах. На самом деле, хотела. Но я просто не знала, как он отреагирует. И вообще, что будет потом? Что мое признание будет означать для наших отношений? Перевернет ли оно все с ног на голову? Почувствует ли Блейн то же самое?

«Проклятье, Кам. Не начинай это дерьмо. Не сегодня ночью. Сегодняшняя ночь — особенная».

Я переключилась на задачу по сборке порционных рулетов из овощей и мяса, попытавшись заблокировать крики сомнений в своей голове. Я не стану их слушать. Просто не смогу. Я была в двух секундах от отказа от своего плана и бегства, но я задолжала Блейну честность. Черт, да я задолжала ее себе.

— Высший балл! — прокричал Дом, как только вошел в кухню. Он поднял крышку одной из кастрюль, булькающих на плите, и по всей квартире разнеслись ароматы соевого соуса, чеснока и цыпленка. — Черт, да! Я умираю от голода!

— Руки прочь, это не для тебя! Ты же помнишь, что вы с Анжелой уходите на всю ночь? — спросила я, отгоняя его подальше.

— Да, да, — ответил Дом, стащив лумпию. — Отсылаешь нас есть всякое дерьмо, тогда как Блейн будет наслаждаться моими любимыми блюдами. Да... Ты не находишь, что это абсолютно несправедливо.

— Ой, переживешь. Тем более, я уверена, что много чего останется.

Дом, закрыв глаза, откусил кусочек горячего, хорошо прожаренного блинчика, и с его слегка измазанных маслом губ сорвался глубокий хриплый стон.

— Превосходно, — сказал он невнятно: его рот был набит шинкованной капустой и мясом. — Отложи мне тарелочку, и я тихонько уйду.

— Заметано, — подмигнула я.

Пронаблюдав несколько минут за моим нервным мельтешением по кухне, Дом, наконец, произнес то, что заставило мои внутренности скрутиться в узел.

— Итак, сегодня ночью... думаешь, ты готова?

Я нахмурилась, но не оторвала взгляд от рисовой лапши, кипящей передо мной в котелке.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — солгала я.

— Да брось, Кам. Ты готовишь для мужчины. И вы проводите вместе почти каждый день. Я никогда не видел тебя такой счастливой. Настолько... свободной и бесстрашной. Ты открылась перед ним, и он все еще здесь, всецело поглощенный тобой.

Дом встал рядом со мной. Я отказывалась встречаться с ним глазами, но буквально чувствовала жар его проницательного взгляда.

— Ты любишь его, Кам, и я точно знаю, что он тоже в тебя влюблен.

До сего момента я не задумывалась над этими словами вслух. Думать и быстро отгонять эти мысли прочь, и услышать... это совершенно разные вещи. Сегодня ночью я планировала рассказать о своих чувствах Блейну, но была ли я к этому готова? Смогу ли я вообще это сделать?

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Если сомневаетесь — отрицайте, отрицайте, отрицайте.

— Конечно, Кам. Но ты никому не заморочишь голову. Только лишь то, что ты не можешь произнести эти слова вслух, не означает, что ты этого не чувствуешь. Что ты будешь делать, когда он тебе признается? Ты готова к этому?

Я покачала головой.

— Ну... он не признается. У тебя неверное видение ситуации. Мы просто тусуемся и веселимся. И если когда-нибудь дойдет до открытых проявлений чувств, я справлюсь.

— Хорошо, как скажешь. — Он протянул руку и стянул из котелка кусочек курицы. — Просто знай, что когда он произнесет эти слова, а он это сделает, то не будет ничего ненормального в том, что тебе захочется сказать их в ответ. Это не сделает тебя слабой или глупой. И не причинит тебе боли.

Он поцеловал меня в щеку и вышел из кухни, оставив меня обдумывать его слова. От принятия очевидного факта меня удерживало собственное искаженное видение любви. Именно оно заставило меня разбить сердце Кеннета, стоило лишь ему поведать мне о своих чувствах. Именно оно вынуждало меня отталкивать людей, как только они приближались слишком близко. Но оно же долгие годы приводило меня к чувству ненужности и одиночества.

До сих пор. До Блейна.

Я не хотела возвращаться к прошлому. Я не хотела остаться без объятий Блейна, окутывающих меня во время сна. Я не хотела, чтобы меня покинуло тепло его улыбки. Я не хотела, чтобы звезды на моем подоконнике держали мои мысли в заложниках. Только не тогда, когда я желаю думать лишь о нем. Я только-только распробовала как здорово... это все... могло бы быть. И я хотела большего. Я хотела всего.

И в первую очередь, любви.

Спустя час, Блейн стоял у моей двери со своей трусикорасплавляющей улыбкой.

— Эй, малыш, пахнет просто невероятно, — сказал он, приветствуя меня поцелуем.

Хотя в просторной квартире нас было всего двое, он будто заполнил собой все пространство. Блейн захватил в плен каждое из моих ощущений, и я была безумно счастлива ему это позволить. Стоя рядом с обеденным столом, я даже не чувствовала запаха пищи, настолько была пьяна ароматом мяты, специй и неприкрытого обольщения.

— Ну, будем надеяться, что все это окажется вкусным, — сказала я, и потянула его за руку, подводя к пиршеству, на приготовление которого потратила целый день.

Я усадила Блейна во главе стола и расстелила на его коленях льняную салфетку, затем взяла тарелку и наполнила ее едой. Все это выглядело слишком заискивающим, и, вероятно, больше подходило женщинам, живущим несколько десятилетий тому назад, но, производя эти действия, я отогревалась внутри. Я помню, как наблюдала за тем, как мама, тетя и бабушка часами готовили вместе. После того, как еда была готова и рты всех присутствующих были полны слюны от предвкушения, они начинали обслуживать свои семьи, сперва уделяя внимание мужчинам. Я не могу припомнить, чтобы мой дедушка накладывал себе еду сам. Или мой отец.

Знаю, мне должно было быть стыдно, даже, возможно, слегка противно из-за желания обслуживать Блейна, но ничего подобного я не испытывала. Где-то глубоко внутри я желала этого. И мне нравилось это ощущение. Нравилось то, что я нужна. Никто не заставлял меня чувствовать это настолько сильно, как он.

— Ты приготовила все это сама? — спросил он, глядя на блюда широко открытыми голодными глазами и облизывая губы.

— Ага. Итак, сегодня в меню: панцит, «чикен адобо» с белым рисом, свинное барбекю и лумпия. Хочешь, я дам тебе попробовать всего понемногу?

— Да, пожалуйста, — ответил он взволнованно. — Ты же знаешь, что не обязана это делать. Ками, я могу набрать себе еду сам.

— Знаю, но мне хочется сделать это для тебя.

Блейн кивнул и пристально посмотрел на меня со слабой улыбкой на губах.

— Поверить не могу, что ты все это сделала. По какому случаю?

Я пожала плечами, избегая его взгляда, пока накладывала еду.

— Ничего особенного. Просто захотела сделать для тебя что-то хорошее. Я никогда не готовила ни для кого из парней, кроме Дома, поэтому, если тебе не понравится, просто промолчи. Возможно, я больше никогда не буду готовить снова.

— Малыш, я уверен, что полюблю это.

Это было то самое непроизносимое слово из шести букв.

У меня слегка вспотели руки, и мне пришлось опустить тарелку на стол, чтобы закончить ее наполнение. Потом я подвинула ее к Блейну. Он с восторгом поедал мясо, лапшу, овощи и рис, постанывая при этом.

— О, Боже мой. О, Боже мой, — бормотал он, закрывая глаза от восторга. — Малыш, это изумительно. Я в раю. Нет, фигня, по-моему, я только что умер и попал в кулинарный рай.

Я засмеялась, набирая немного еды и для себя.

— Вкусно?

— Вкусно? Ты что, шутишь? Это лучшая еда, которую я когда-либо пробовал. Серьезно. Если ты проговоришься о том, что я только что сказал мисс Пэтти, и она отшлепает меня по заднице, то знай — оно того стоило. Да, малыш... очень вкусно.

Улыбаясь, я смотрела, как он поглощает еду со своей тарелки, и чувствовала... уют. Заботу. Защищенность.

Дом.

Не из-за того, что мы были на моей территории, а из-за присутствия Блейна. С этим мужчиной я чувствовала себя дома. И я ни за что не хотела, чтобы меня покидало это ощущение.

Чего я так боялась? Блейна. Добродушного, бесхитростного весельчака Блейна. Я попыталась представить себя, только улучшенную версию. Он никогда не будет стремиться забраться слишком глубоко в мою душу. Он знает о моем прошлом. Такой мужчина как он может встречаться с любой девушкой, с которой только захочет. Так с какой стати ему влюбляться в меня: тотального психа с багажом прошлого на много большим, чем я могла бы поднять?

А если это даже и произойдет, то что в этом такого? Я смогу с этим справиться. Мы веселимся. Лучше узнаем друг друга. Это... удобно для всех. Не думаю, что он стремится к более серьезным отношениям.

Верно?

— Надеюсь, ты оставил место для десерта, — сказала я, как только он покончил со следующей порцией.

Я принесла из буфета позади нас накрытый пирог и поставила перед Блейном. Затем я театрально сняла крышку, показывая лече флан, украшенный свежими ягодами черники и малины.

— О, Боже мой, — выдохнул он. — Мне кажется, я тебя люблю.

Спасибо милому младенцу Иисусу, что крышка была пластиковой, потому что, когда она оказалась на полу, не разбилась.

Мы одновременно наперегонки ринулись ее поднимать, однако Блейн меня опередил, что не удивительно, учитывая мои трясущиеся руки. Я выпрямилась, сосредоточив все свое внимание на разрезании фруктового пирога. Нож подрагивал в моих холодных и влажных ладонях.

— Кам?

Я не могла ответить. У меня едва получалось думать о погружении ножа в сладкое изделие, я всерьез рисковала остаться без пальцев. Я думала, что готова к этому. Думала, что хочу услышать эти слова. Проклятье, я даже предполагала, что сильна настолько, что могла бы ответить ему тем же.

Но я ошибалась. Это признание... оно было не правильным.

Любовь была не для меня. Возможность любить во мне давным-давно вытеснил страх.

— Кам, скажи что-нибудь. — Блейн положил свою ладонь поверх моей руки, вытягивая нож из моих дрожащих пальцев.

Я заставила себя поднять голову и встретиться с его пристальным взглядом.

— Например? — из моего внезапно пересохшего горла вырвалось что-то похожее на карканье.

— Не знаю. Что угодно. Я вижу, ты злишься, и мне нужно знать, что ты в порядке. Что ты все еще здесь, со мной.

— Я в порядке, — прошептала я непослушными губами.

Блейн притянул меня ближе.

— Нет, это не так. Поговори со мной.

Я отвернулась. Я не могла бросить уродливую правду, глядя прямо в это великолепное лицо. Потому что я была не в порядке. И никогда не буду, независимо от того, насколько замечательным был Блейн. Вся любовь мира не способна компенсировать вред, нанесенный моим прошлым.

Можно укрыть дерьмо розами, можно скрыть всю мерзость и сделать так, что она будет казаться красивой и хорошей. Но это дерьмо по-прежнему будет там, внизу, независимо от того, насколько сильно вы бы хотели его замаскировать. Вонючее, отвратительное дерьмо.

— Блейн...

Я не знала точно, что хотела сказать. Что можно сказать человеку, которого тебе предстоит морально уничтожить?

Он нежно скользнул своим пальцем мне под подбородок и повернул мое лицо к себе.

— Кам, я сказал, будто думаю, что люблю тебя, и это тебя напугало, да?

— Нет, — солгала я. Хотя я не была уверена, выдавила ли я какой-либо звук вообще.

— Ну... Прости. Я был не прав. Мне не следовало этого говорить.

Что?

Я непроизвольно нахмурилась, хотя должна была бы испытывать облегчение. Блейн сказал, что был не прав. На самом деле он этого не чувствует. Этот факт должен был меня успокоить, но все, что я ощутила — это опустошающую, бесконечную боль в своей груди.

— Я был не прав, Ками, — продолжил он, видя мою реакцию. — Я не думаю, что люблю тебя.

Внутри меня распространялась опустошающая боль, прокручиваясь ножом в моем разбивающемся сердце.

Блейн посадил меня на свои колени, и я ему это позволила, несмотря на то, что его слова разрывали меня на куски. Я еще не отошла от внезапного признания, и поэтому не могла его остановить.

— Я не думаю, я знаю точно, — промурлыкал он мне в ухо, обдувая своим теплым дыханием мою шею. — Я люблю тебя, Ками.

И я снова ожидала облегчения, которое должно было бы прийти. Блейн меня любил. Любил. Меня. Однако нож продолжал прокручиваться. Боль неумолимо распространялась дальше. Сожаление застилало радость, которую я должна была испытывать, когда он произнес те слова. Мои чувства были невероятно противоречивы, и я не знала, почему.

Нет. Знала. Я совершенно точно знала причину.

Страх номер два.

Влюбиться.

Единственное, что вселяло в меня ужас больше, чем влюбленность, и то из-за чего я так боялась этой разрастающейся привязанности — это страх номер один.

Мой отец.

— Нет, — произнесла я хриплым шепотом. Мой голос звучал придушенно. Так, словно мне было больно просто произносить слова. — Нет.

— Нет?

Скрепя сердце, я повернулась к нему лицом. Может быть, я была садисткой. Возможно, мне было необходимо увидеть боль, которую я, несомненно, сейчас причиню.

— Ты не можешь меня любить, Блейн.

— Почему? — Он нахмурился.

— Я уже говорила тебе почему: я не достойна любви. Я не люблю. Я не способна ее принять и ответить взаимностью.

Он покачал головой.

— Не может быть.

— И почему же?

Он обхватил мои плечи и уставился на меня своим неумолимым взглядом.

— Потому что знаю, что ты любишь меня тоже.

Я спрыгнула с его коленей и пересекла столовую прежде, чем успела моргнуть.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — произнесла я насмешливо.

Блейн встал на ноги и подошел ко мне, сделав четыре широких шага.

— Знаю. Мы оба знаем. Ты любишь меня, Ками. И, черт подери, я тоже тебя люблю. Больше всего на свете.

Обратную сторону моих век закололи злые слезы.

— Нет.

— Да. И это нормально. Ты же знаешь, я никогда не смогу тебе навредить. Тебе не нужно бояться.

Блейн подошел ближе, намереваясь взять меня за руки, но я быстро убрала их вне его досягаемости.

— Это просто смешно. Я едва тебя знаю. И как ты можешь чувствовать подобное, зная обо мне то… что знаешь?

— Ками, я открыт для тебя больше, чем для кого-либо еще. Я прекрасно понимаю, что в твоей жизни было много дерьма. Но, если честно, это заставляет меня любить тебя еще сильнее. Заставляет меня желать забрать всю боль и уродство, чтобы тебе больше никогда не пришлось почувствовать это вновь.

Я поджала губы и уперла руку в свое бедро.

— Вот в чем дело, ты меня жалеешь. Так сообщаю специально для тебя, Блейн: ты не сможешь меня починить. Ты не сумеешь меня спасти. Поэтому, просто перестань даже пытаться.

— Я не жалею тебя, Ками, — возразил он, качая головой и делая ко мне шаг.

— Тогда... почему?

— Почему?

Он проделал еще один шаг, вынуждая меня отступить к стене. Рациональное мышление покинуло меня, как только я вошла в режим обороны, словно раненное, испуганное животное, загнанное в угол хищником. Хищником, созданным быть красивым и соблазнительным для того, чтобы жертва была восприимчива к его обаянию.

— Почему, несмотря на всю мою фигню? — произнесла я, расправляя плечи. Я подготавливала себя к эмоциональной битве. — Что это, Блейн? Неужели подобные жесты заставляют тебя чувствовать себя лучше? Неужели спасение сломленных девушек укрепляет твою мужественность? Или ты просто наслаждаешься, выискивая душевные повреждения?

Я прикусила свою нижнюю губу прежде, чем перешла на личности. Я хотела остановиться. Хотела упасть к нему на руки и сказать, что тоже люблю его, и позволить прогнать свою боль поцелуями. Но люди опасаются того, чего не понимают, а я не понимала природы чувств, которые испытывала к Блейну. В моей голове не укладывались такие глубокие преданность и доверие. Я никогда не испытывала подобного прежде. И почувствовав это сейчас… я перепугалась до безумия.

— Неужели это заставляет тебя чувствовать себя менее виноватым в том, что ты не спас свою мать?

Блейн пристально на меня смотрел, прищурившись и гневно сжимая челюсти. Это хорошо. Он и должен быть в бешенстве. Он должен разочароваться во мне полностью. Должен меня возненавидеть. Возможно, теперь я стану ему настолько отвратительна, что он захочет уйти. И никогда не оглядываться.

«Нет. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня».

— Я знаю, что ты делаешь, — проскрипел Блейн, перебивая мой противоречивый внутренний монолог. — Знаю, ты просто пытаешься сказать все, что угодно, лишь бы меня оттолкнуть. Но это не сработает, Кам.

— Ты ничего не знаешь, — проворчала я сердито, хотя мое сердце полностью с ним согласилось.

— А я думаю, что знаю. Я знаю, что ты этого боишься. Знаю, ты считаешь, что слишком травмирована, чтобы кто-то тебя полюбил. Ты думаешь, что я причиню тебе боль. Что в конечном итоге я стану таким же как твой отец. Но я здесь, чтобы сказать тебе: ты не права по всем фронтам. Ты ошибаешься, и я планирую провести с тобой каждый день, доказывая это.

Я толкнула его в грудь, но она была твердая как скала и такая же неподвижная.

— Ты ничего не знаешь! Я не думаю ни об одной из этих вещей.

Блейн изогнул бровь, на его лице появилась самоуверенная полуулыбка.

— В самом деле? — Он посмотрел вниз на мои руки, лежащие на его груди. Я даже не осознавала, что все еще его касаюсь. Я быстро убрала их и прижала к своим бокам. — Кам, почему ты так боишься любви? Неужели ты действительно считаешь, что я сделаю что-то, способное причинить тебе боль? Я не он. Пойми ты это наконец. Я. Не. Он.

Когда я посмотрела в его глубокие карие глаза, у меня во рту пересохло настолько, что я не смогла выдать должный ответ. Его глаза сияли теплом и пониманием. Излучали терпение и доброту. А еще любовь. Они заставляли меня безоговорочно поверить в то, что этот безумно красивый мужчина меня любит.

Я попыталась сморгнуть эту картинку. Вглядываясь в эти карие глубины, я делала себе только больнее. Теперь горькую пилюлю правды стало глотать гораздо труднее.

Блейн заключил мое лицо в чашу из своих ладоней, вынуждая посмотреть ему в лицо. Он не позволял мне спрятаться. Не позволял найти утешение в отрицании и уклонении. Он заставлял меня встретиться со своими страхами лицом к лицу. Хотела бы я возненавидеть его за это.

— Я люблю тебя, Ками. Я собираюсь произносить эти слова до тех пор, пока они не перестанут тебя пугать. Пока ты с этим не согласишься. До тех пор, пока ты не поверишь, что я никогда в жизни не причиню тебе страданий. Я. Люблю. Тебя.

Он провел своим большим пальцем по моей нижней губе, вглядываясь в мое лицо застывшим взглядом и нахмурившись.

— Единственному, кому здесь следует бояться — это мне, — прошептал он с болью. С болью, страхом и уязвимостью.

В этот момент меня обуревали те же самые чувства.

Я не знала, что было сильнее: вина от осознания того, что я могу причинить ему мучения или страх, который вынуждал меня продолжать этот фарс. Но одну вещь я знала точно: Блейн был слишком хорош для меня. Он заслуживал получить на много больше того, что я могла ему дать. Он ни за что не сможет быть счастлив с девушкой с псевдосердцем. Неужели он на самом деле видел свое будущее со мной? Когда-нибудь ему наверняка потребуется больше тепла. Просто мне пришлось заставить его это осознать до того, как стало слишком поздно.

— Не надо. Пожалуйста. Пожалуйста, не нужно меня любить.

Он нахмурился.

— Почему нет?

— Потому что...

— Потому что, что?

— Просто... потому что.

Блейн раздраженно выдохнул и покачал головой.

Правильно. Разочаруйся. Огорчись. Скажи мне, что я глупая и мелочная. Скажи мне, что я не заслуживаю твоей любви. Что я безнадежна. Что я не достойна быть любимой, как я и думала с самого начала.

— Тебе придется постараться лучше, Ками.

Мое отчаяние переросло в иррациональную ярость. Я передернула плечами, избавляясь от его прикосновения, отталкивая его.

— Потому что! Потому что я, блядь, этого не хочу! Потому что мне это не нужно. Поэтому просто прекрати, ты понял?

Я развернулась на каблуках и попыталась скрыться в убежище своей спальни. Мне нужно было убраться, но, конечно же, Блейн не дал мне этого сделать. Он стоял позади меня, такой прекрасный и с ангельским терпением. Мне хотелось кричать до тех пор, пока мои легкие бы не разрушились.

— Ты это не серьезно, — возразил он, качая головой. — Каждый нуждается в любви, в том числе и ты. Особенно ты. И я знаю, что ты этого хочешь. Просто слишком боишься признать.

Я сжала кулаки, ярость застилала мои глаза.

— Я не боюсь любви, Блейн. Я ненавижу ее. Любовь жестока и неумолима. Она бьет тебя. Пытает. Впечатывает твое лицо в зеркало и говорит тебе, что ты омерзительна и уродлива. Что никто больше тебя не захочет. Любовь стегает тебя ремнем до тех пор, пока каждый сантиметр твоего тела не начинают покрывать гигантские красные рубцы, делая твою кожу настолько чувствительной, что ты не можешь сидеть на протяжении нескольких дней.

По моему лицу стекали горячие слезы, мешая мне разглядеть Блейна. Но было слишком поздно их останавливать. Он открыл шлюзы моего терпения.

Он хотел всю правду. Хотел услышать причину моего сумасшествия. Что же, теперь он ее получил.

— Любовь насилует твою мать прямо перед тобой, пока она рыдает, говоря тебе, что мамочка в порядке, — хрипло прошептала я, мое горло душили годы сдерживаемых эмоций. — Она трогает тебя таким образом и в таких местах, где никогда не должна была бы, пытаясь уничтожить последние крупицы твоей невинности. Она убивает, калечит. После нее ты не подлежишь ремонту.

Я стояла перед ним, обнаженная и истекающая кровью. Моя поврежденная душа была выставлена перед ним напоказ, демонстрируя ему каждый свой уродливый шрам.

— Вот, что такое любовь, Блейн. Почему, блядь, я должна ее желать? Почему хоть кто-то ее желает?

Блейн шагнул ко мне, раскинув руки, готовый помочь сломленной девушке. Но я не хотела его сочувствия. Я не нуждалась в том, чтобы он меня спасал. Я хотела, чтобы он спасался сам.

— Кам, малыш… — проскрипел он. Его полные ужаса глаза потускнели от слез. — Малыш, мне так жаль. Пожалуйста, позволь мне...

— Нет, — сказала я безразлично, отодвигаясь за пределы его досягаемости. — Нет, не пытайся что-то во мне улучшить. Я не хочу, чтобы ты это делал.

— Просто позволь мне...

— Я серьезно! Прекрати, Блейн! Мне не нужна твоя благотворительность! Я не твой маленький любимый проект! Прекрати пытаться подтолкнуть меня к тому, какой, по твоему мнению, я должна быть! Я не твоя мать!

Блейн остановился и посмотрел на меня с замешательством и болью, исказившими его лицо. Он был так же открыт и травмирован, как и я. И так же измучен моим отвратительным рассказом. Он был прямо там, где был мне нужен. Я попрощалась с мужчиной, которого любила сильнее, чем ненавидела себя, и это было настолько мучительно, как я это и представляла. Затем я надела маску холодности и бессердечности и решила поставить окончательную точку.

— Я не та, которая тебе нужна, и не хочу ею быть. Я не люблю тебя, Блейн, и никогда не полюблю. Поэтому давай прекратим тратить наше время и посмотрим в лицо неизбежному, — выплюнула я, активно жестикулируя. — Закончили. Расстались. У нас никогда не было будущего. Никакого «жили долго и счастливо». И чем дольше мы будем притворяться, что оно есть, тем сильнее я начну презирать саму мысль об этом. Прощай, Блейн. С тобой было весело. Но давай не будем продолжать удерживать то, что удержать невозможно.

Блейн обернулся ко мне, в ожидании кульминации жестокой бессердечной шутки, с абсолютно мрачным выражением лица. Но он знал так же хорошо, как и я, что никогда не вернется. Он знал, что то, что у нас было, превратилось в кучу на полу, не оставив ничего, кроме бесформенного праха. За считанные минуты мне удалось перечеркнуть бесчисленные нежные поцелуи, пылкие ласки и страстные взгляды. То, за что мы оба держались как за спасательный круг в бурном шторме нашего прошлого. То, что давало нам надежду на будущее без боли, вины и страха.

Все. Это. Ушло.

Только из-за безграничного страха того, что его любовь со мной сотворит, я с успехом оттолкнула единственного мужчину, на которого мне было не наплевать. Я знала, насколько дерьмовой может быть жизнь. Знала, что рано или поздно его любовь причинит мне боль. Сейчас я была очень уязвима: мое сердце было выставлено напоказ, и он мог раздавить его в своих разукрашенных чернилами руках. Поэтому не будет никаких возвращений к нашим отношениям. С ним у меня не останется ни единого шанса на выживание.

Блейн молча развернулся и вышел из моей комнаты, а я продолжала стоять там же, погруженная в свои ненависть и скорбь, окоченевшая и полностью неподвижная. Даже услышав, как закрылась входная дверь, я не смогла сдвинуться с места. Я понемногу начинала воспринимать реальность. Но не могла даже моргнуть. Я не могла чувствовать. Не могла позволить себе поверить в действительность, хотя сама была всему причиной.

Блейн ушел. И никогда не вернется.

Поиск по сайту: