Глава 27. Блейн

Работа мозга — сложная штука.

Ты можешь приказать ему игнорировать знаки. Строить из себя глупца, позволить дерьму случиться, заранее зная, что это, в конце концов, тебя раздавит. И продолжать, как последний дурак, настраивать себя на неудачу.

Незнание — это блаженство.

А разум всегда стремится к блаженству. Вот тупой ублюдок.

Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет. Знал, что Ками станет эгоистично, словно щитом, прикрываться своей неуверенностью, чтобы обезопасить себя. И в процессе этого причинит боль любому, кто попытается проникнуть внутрь ее панциря.

В уме ей не откажешь. Я бы тоже так поступил на ее месте. Но вместо этого, я повел себя как лох. Лох, влюбившийся в девушку, которая приходила в ужас только при одном упоминании этого слова. Дурак, который жертвовал своим сердцем снова и снова, думая, что кто-то действительно способен разглядеть нечто большее за грубой внешностью.

Любовь была сукой. И она выворачивала меня наизнанку.

Я даже не осознавал, что находился в «Глубине», пока мое обоняние не атаковали запахи пива и жареной еды. Я еще сильнее осознал всю степень отчаяния, в котором пребывал мой разум. Я проигнорировал вопросительные взгляды и шепотки, достал из холодильника пиво и сел на барный стул без всяких приветствий. Мне было безразлично. С беспокойством было покончено. Этот путь вел в никуда. Хотя именно там я сейчас и находился. Нигде.

Когда дядя Мик меня заметил, он озадаченно нахмурился, не ожидая увидеть меня в баре в выходной, и тем более одного. Я сделал вид, что не вижу его, но знал, что он направился ко мне.

— Не думал, что ты придешь сюда сегодня ночью, сынок, — сказал он хрипло, похлопывая меня по спине. — Все в порядке?

Я сделал большой глоток пива, даже не потрудившись повернуться к нему лицом для ответа.

— Отлично.

Видимо, ровная, убитая интонация моего голоса послужила приглашением, потому что я тут же увидел, как он сел на стул рядом со мной. Однако я продолжал пялиться в пустоту. Ни о чем не думая. Ничего не чувствуя.

Шли минуты, но ни один из нас не произнес ни слова. Я привык к этому. Я мог спокойно сосуществовать с этим молчанием. Оно накрывало слова, которые я не хотел произносить. Оно притупляло боль, которая, казалось, разрывает мою грудь подобно пулевому ранению.

— Ты всегда чувствовал сильнее, чем кто-либо еще, — произнес он вдруг. Его голос был грубым и хриплым от десятилетий курения. — Независимо от своих желаний, воспринимал боль каждого как свою собственную. Даже когда ты еще был подростком, то приводил домой старых, избитых бродячих собак. Твоя мама говорила, что ты чуткий. Говорила, что твое сердце больше, чем мозг.

Я продолжал прихлебывать свое пиво, пытаясь абстрагироваться от бессмысленного бреда дяди. Чего он хотел этим добиться? Неужели похоже, что я был настроен для путешествия по закоулкам памяти?

Так и знал, что прийти сюда было плохой идеей. Я просто не смогу сидеть тут, захлебываясь в своем горе. Но кроме бара я мог пойти всего в два места — в заведение мисс Пэтти и домой. Первый вариант отпадал сразу. Не стоит и гадать — она будет ждать, что я раскрою свои секреты и не примет отказа.

А что касается моего дома… Впервые я не хотел туда ехать. Без Ками я больше не воспринимал это место как дом. Она разрушила это ощущение. Каждая поверхность и угол теперь напоминали о ней. Ее тепло и свет оживили кирпичи и дерево. Находиться там без нее, осознавать, что эти стены больше никогда не будут излучать покой и счастье, было настолько мучительно, что я всерьез задумался о переезде.

Дядя Мик прочистил горло и провел рукой по своему лицу.

— Ты во многом на нее похож. Детьми мы часто ссорились как кошка с собакой. Проклятье, она была агрессивной малышкой. — Он рассмеялся, но в его смехе слышалась тоска. — Но у нее было золотое сердце. Как и у тебя. И точно так же, это от нее не зависело. Иногда любимые люди могут стать как подарком, так и проклятьем. Потому что некоторых людей... не возможно не любить. Даже если ты знаешь, что в конечном итоге это принесет тебе боль.

Я не понимал, говорил ли он о моей матери, обо мне или даже о себе самом. Но знал, что каждое его слово — правда. Некоторых людей не возможно не любить. Ты любишь их без оговорок или страха. Любишь их сильно и неистово, потому что они этого стоят. Они заслуживают быть любимыми так же, как ты заслуживаешь взаимности.

Но в реальной жизни любовь выглядит совсем по-другому. Она редко бывает здравомыслящей или справедливой. Она разрушает отношения, и даже самых сильных людей заставляет агонизировать, ставя их на колени.

В этом Ками была права.

— К чему ты это говоришь? — сказал я резко.

Меня внезапно стало тяготить его присутствие. Я все еще отказывался на него смотреть. То, что я увижу его лицо, так похожее на лицо моей матери и на мое тоже, приведет к высвобождению моих измученных эмоций на поверхность. Это заставит меня чувствовать. А я не мог этого вынести. Не сейчас. Никогда.

— К тому, сынок... что у всех есть багаж прошлого. У кого-то больше, чем у других. У некоторых людей большая сумка. У других — целый сундук, полный трагичных воспоминаний. У тебя, Блейн, — ручная кладь. А у твоей девушки — полный набор багажа. Ты это прекрасно понимаешь так же, как и я. И ты, тот каким ты вырос, надеешься унести весь этот груз в одиночку. Но ты не сможешь, это не в твоих силах. Ты не сумеешь устранить все ее проблемы. Не важно, как сильно ты этого хочешь, но ты не сможешь нести все это и ожидать, что тяжелое бремя не раздавит тебя под своим весом. — Я почувствовал его руку на своем плече. — Перестань пытаться утащить все в одиночку. Отобрав его, ты не сделаешь вес багажа меньше. Это просто груз, тянущий тебя вниз, сынок. Ты всего лишь человек. Один человек. Ты не можешь надеяться, что спасешь того, кто не хочет быть спасенным.

Я сделал еще один глоток пива сквозь внезапно сжавшееся горло. Во рту остался неприятный привкус. Я знал, что дядя был прав. Проклятье, он не ошибался практически никогда. Но я не был готов это услышать. Я был не в состоянии признать, что Ками просто меня не захотела.

Она не пожелала, чтобы я ее спасал. Она даже не верит в то, что стоит этого.

До моего слуха донесся раскатистый громкий хохот моего двоюродного брата, переключая мое внимание от суровой правды. Как бы я не хотел это признавать, но его присутствие меня обрадовало. Си Джей был моим отвлечением. А прямо сейчас я нуждался в этом больше всего.

Ему вторил звенящий женский смех. Я услышал, как они остановились рядом. Дядя Мик фыркнул и поднялся на ноги.

— Запомни, что я сказал, сынок, — сказал он, а затем направился в кабинет, недовольно глянув на своего сына и его компанию.

Я почувствовал на себе взгляд Си Джея, но продолжал смотреть вперед. Мой кузен был каким угодно, но точно не глупым. Он знал, когда следует промолчать. Жаль, что девицы из его окружения не понимали намеков.

По моему плечу, сжимая крепкие мышцы, скользнула маленькая рука. Но я был настолько погружен в себя, что даже не позаботился, чтобы ее скинуть.

— Эй, Блейн, безумно приятно видеть тебя снова!

Я узнал голос Венди, но не сделал ни единой попытки поприветствовать ее в ответ. Судя по тому, как ее маленькие наманикюренные пальцы прошлись вниз по моей руке, это ее ничуть не задело.

Не говоря ни слова, Си Джей проскользнул за барную стойку, заработав хмурый взгляд от Кори — другого бармена. Он прошел мимо спиртного, выставленного на полках, и опустился к скрытому шкафу, в котором мы хранили элитный алкоголь, специально для транжир, а иначе говоря, для пафосных мудаков.

Через минуту передо мной стояли два стакана и бутылка «Джонни Уокер Платинум». При виде этого богатства, девушки позади нас завизжали от радости, но быстро поняли, что им наливать не будут. К счастью, Си Джей догадался передать им яблочный мартини, чтобы они заткнулись. Затем он открыл виски и плеснул в каждый стакан довольно много.

— За пофигизм, — сказал он, поднимая выпивку.

Венди обвила мои плечи второй своей наманикюренной рукой и прижалась к моей спине своим пятым размером. Сквозь тонкие слои одежды я почти почувствовал ее затвердевшие соски. Я посмотрел вниз, на янтарную жидкость перед собой, и поднял стакан. Венди захихикала и пробежалась своими пальцами по моим волосам.

— За пофигизм.

Поиск по сайту: