Субъективное и сознание

Совокупность всего того, что субъект прямо (без какого-либо вывода) обнаруживает, как

нечто присутствующее, наличное - образует сферу "данного" этому субъекту или

"переживаемого" им. Обозначим ее термином "сфера субъективного". Таким образом,

сфера субъективного - это совокупность наличного, непосредственно присутствующего

для каждого из нас внутреннего (индивидуального, непубличного) бытия. (Здесь мы

временно оставляем без внимания теории, отрицающие субъективность того или иного

данного, например, субъективность чувственных образов или смыслов).

Для обозначения этого "внутреннего бытия" субъекта используются также термины

"психическое" и "сознание". Однако, как нам представляется, для того, чтобы избежать

двусмысленности, термины "субъективное", "сознание" и "психическое" следует строго

различать.

"Психическое", например, можно понимать не только как индивидуальный внутренний

мир субъекта, но и чисто объективно - как "механизм", обеспечивающий наблюдаемое

разумное поведение, что само по себе не подразумевает существование какой-либо

"внутренней", субъективной стороны этого механизма. Чтобы дистанцироваться от такого

"бессубъектного" понимания психического мы далее будем различать психическое и

субъективное и понимать последнее как "внутреннюю сторону" психического, не

сводимую к каким-либо его внешним проявлениям.

Необходимость различать сознание и субъективное связана с тем, что сознание, в обычном

смысле этого слова, непременно предполагает знание о том или ином содержании сферы

субъективного. Если я что-то осознаю, то это означает, что я способен дать отчет себе и

другим о наличии в моей субъективности осознаваемого мною элемента. То есть

осознание предполагает возможность осуществления рефлексивного акта. Сферу

субъективного мы определили выше как совокупность "данного", "наличного",

"присутствующего". Однако, простое присутствие в сфере субъективного не гарантирует

возможности рефлексии данного субъективного содержания.

Мы вполне можем что-то ощущать не давая себе отчет о наличии в нас данного ощущения.

То есть помимо рефлексируемого содержания субъективного существует внерефлексивное

(дорефлексивное, иррефлексивное) субъективное, которое можно, также, обозначить как

"бессознательное".

Поскольку внерефлексивное содержание субъективного - это то, о чем мы не можем дать

отчет, не имеем явного знания, то возникает вопрос: как же мы в таком случае вообще

способны прийти к заключению, что помимо осознаваемого содержания в субъективном

может присутствовать что-то еще? Очевидно, это возможно, прежде всего, в силу нашей

способности к ретроспективному анализу состояний собственной сферы субъективного.

Ограничимся пока анализом чувственных переживаний, например, сферой зрительного

восприятия. В каждый момент времени я, как правило, отдаю себе отчет лишь о какой-то

малой части совокупного "зрительного поля", к которому приковано мое внимание. Все

остальное существует как некий смутный, нерефлексируемый фон, на котором дан предмет

осознанного внимания. В момент восприятия я не даю себе отчет о наличии этого фона

(иначе он перестал бы быть фоном), но, возвращаясь ретроспективно к данному

переживанию, я прихожу к выводу, что фон, именно как фон, все же переживался, каким-

то образом присутствовал в моей субъективности. Например, если объект осознанного

внимания - это книга, то возвращаясь ретроспективно к моменту ее восприятия, я могу

вспомнить и воспроизвести элементы фона, на котором она мне была дана, например,

вспомнить, что книга лежала на столе. Даже если я не могу конкретно описать фон, тем не

менее, я уверен в его существовании - в самом деле, не висела же книга в пустоте! Она

явно воспринималась на каком-то, пусть даже неизвестном, неопределенном фоне, явно

наличном в составе моего субъективного опыта. Следовательно, фон, хотя он первично не

осознается, следует все же включить в состав сферы субъективного. Причем включить его

именно в тот момент, когда он первично в неосознанной форме присутствовал в моих

переживаниях.

Наконец, необходимость различать сознание и субъективное обусловлена также фактом

существования таких состояний нашей субъективности, в которых осознание, рефлексия

вообще отсутствует. Так, человек не способен полноценно осознавать себя во сне, в

состоянии сильного наркотического опьянения, в различных патологических состояниях

психики (делирий, онейроид, оглушение). Однако, во всех этих случаях, тем не менее,

сохраняется то, что можно назвать "внутренним миром" или "субъективным"- поскольку

сохраняются переживания: ощущения, образы, даже какая-то редуцированная возможность

осмысления происходящего. Однако, вс¦ это феномены, о которых мы не способны дать

отчет в момент их переживания, но которые, благодаря фиксации в памяти, могут быть

обнаружены ретроспективно. (Некоторые авторы предпочитают в данных случаях

говорить об "измененных состояниях сознания" (116) или о "нерефлексивном сознании".

Поскольку рефлексивность, как нам представляется, является сущностной характеристикой

сознания - эти термины представляются некорректными. В этих случаях следует говорить

о субъективном, но не о сознании).

Таким образом, термин "субъективное" в данной работе мы будем употреблять как родовое

понятие для обозначения любых явлений внутреннего мира человека. С этой точки зрения

сознание - это лишь некая разновидность или форма организации субъективного. Она

характеризуется рядом свойств, таких как отмеченная выше рефлексивность, а также

произвольность (способность к саморегуляции, самодетерминации), способность

использования абстракций сколь угодно высокого уровня (это свойство, в частности,

отличает человеческую субъективность от весьма вероятно также существующей

субъективности животных - хотя животные также способны пользоваться абстракциями,

но уровень доступных им абстракций всегда ограничен).

Далее, к числу сущностных характеристик сознания можно присовокупить социальную

обусловленность содержания и способов функционирования субъективного. Кроме того,

обладающая сознанием субъективность непременно участвует в обработке поступающей в

мозг сенсорной информации, а также, по-видимому, участвует в планировании

поведенческих актов. Она содержит в себе знание об окружающем мире (модель мира) и

тесно связана с механизмами "высших психических функций": мышления, произвольного

внимания, произвольной памяти и т.д. В общем же случае сфера субъективного может не

обладать ни одним из перечисленных свойств (например, во сне, в случаях патологии).

В данной работе мы ни в коей мере не претендуем на создание какой-либо "теории

сознания". Создание такой теории представляется пока весьма отдаленной перспективой.

Речь же будет идти почти исключительно только о субъективном, как таковом,

безотносительно к форме его организации. (Хотя по понятным причинам мы будем

исследовать человеческую субъективность и, таким образом, будем преимущественно

иметь дело с "сознательной" формой субъективного). В частности, мы полностью

абстрагируемся от содержательного анализа сознания (какое знание конкретно содержит в

себе наше сознание) - к чему часто и сводится так называемая "философия сознания".

Нас будут интересовать лишь самые общие, формальные, инвариантные к содержанию и

уровню организации свойства сферы субъективного, т.е. такие свойства, которые в равной

мере присущи и напряженной мысли гения, и алкогольному бреду, и сновидению, и

усредненному, обыденному состоянию субъективности. (Иными словами, мы будем

исследовать сознание "как таковое", т.е. универсальную бытийную форму сознания,

которую мы и обозначаем термином "субъективное"). Такой подход продиктован основной

задачей, поставленной в данной работе: исследовать отношения материи и субъективного.

То и другое может как-то пересекаться, совпадать, в общем случае, очевидно только на

уровне предельно общих, формальных свойств, т.е. на таком уровне, на котором

фактически утрачивается "психическая" форма существования субъективного.

1.2. Строение сферы субъективного:

субъективная действительность и смыслы

Наша задача в данном разделе: выделить основные типы субъективных явлений и

определить их взаимные отношения.

Анализ строения сферы субъективного разумно начать с описания наиболее очевидного,

бесспорного ее содержания. Таковой несомненно является "сенсорная" составляющая

субъективного, т.е. переживаемые чувственные образы и ощущения различных

модальностей, представляющие в субъективной форме "внешний мир" (объективную

реальность).

Основные свойства ощущений и образов - это целостность (в совокупности они образуют

единое "перцептивное поле"), качественная определенность и разнородность, а также

более или менее точная локализация в субъективном пространстве и времени. Последнее

означает, что ощущения и образы - это ряд субъективных "событий", постоянно

сменяющих друг друга, т.е. форма существования ощущений и образов - это временной

"поток" переживаний.

За пределами сенсорных феноменов мы обнаруживаем представления - умственные

(ментальные) образы, которые являются более или менее полным подобием сенсорных

образов (по содержанию), но возникают в отсутствии сенсорной стимуляции.

Представления разделяются на представления памяти и представления воображения.

Кроме того, представления можно разделить на конкретные и абстрактные. Конкретные

представления (представления о конкретных предметах) явно обнаруживают

родственность чувственным сенсорным образам - прежде всего своим содержанием.

Содержательно конкретные представления - это либо непосредственные копии сенсорных

образов (представления памяти), либо являются рекомбинациями последних

(представления воображения). Однако, по форме своего переживания они существенно

отличаются от сенсорных образов: видение предмета и воспоминание о нем - далеко не

одно и то же.

Специальные психологические эксперименты показывают, что в некоторых ситуациях

испытуемый способен перепутать очень слабую (околопороговую) сенсорную стимуляцию

со своими собственными воображаемыми представлениями (28). Эти исследования вроде

бы подтверждают теорию, предложенную еще Д. Юмом, согласно которой представления

есть просто ослабленные чувственные образы (29).

Если принять в качестве первого приближения эту теорию за основу, то необходимо также

иметь в виду, что представления отличаются от чувственных образов, по-видимому, не

только интенсивностью, но также они изначально обладают различным смыслом. Как

правило, за исключением особых ситуаций, мы изначально знаем с чем мы имеем дело: с

восприятием, воспоминанием или фантазией. В противном случае мы бы постоянно

путали слабые ощущения с собственными представлениями.

Абстрактные представления отличаются от конкретных отсутствием части чувственных

качеств, имеющихся у сенсорных образов и конкретных представлений. Например, мы

можем вообразить движение без движущегося объекта, т.е. без представления его цвета,

формы, положения, можем представить цвет без формы или представить, например, "

треугольник вообще", без конкретизации его размеров и величины углов и т.д. (Как

известно, Дж. Беркли считал, что все это невозможно и что никаких абстрактных

представлений не существует (30). Когда мы представляем "треугольник вообще", полагал

он, мы на самом деле представляем вполне конкретный треугольник, который, однако,

используется нами как представитель класса треугольников вообще. Однако эта точка

зрения - не более чем недоразумение. Существуют не только абстрактные представления,

но даже абстрактные сенсорные образы. Так, пользуясь "периферийным зрением" мы

можем непосредственно увидеть движение без восприятия формы и цвета движущегося

объекта, увидеть цвет без формы и т.п. Аналогичные случаи восприятия отдельных

изолированных чувственных качеств (например, движения "в чистом виде") наблюдаются

также в патологии (17).

Одно из характерных свойств представлений, как конкретных, так и абстрактных, - это их

"неопределенность", "смутность". Например, вспоминая лицо знакомого человека, я как бы

вижу перед собой его облик, узнаю его, но, тем не менее, не могу в точности описать

форму носа, подбородка, цвет волос и т.д. Что я имею в данном случае: представление

смутное само по себе или же неспособность точно описать вполне определенный "в себе"

ментальный образ? Представляется более реалистичным признать, что если я что-то

ощущаю как "смутное" (будь то представление или сенсорный образ) то оно таковым на

самом деле и является. То есть смутность - это собственное свойство самих переживаний,

в частности, почти всех представлений. Если бы это было не так, то нам пришлось бы

признать, что представления и чувственные образы даны нам как-то опосредованно, т.е.

потребовалось бы ввести образы образов и представления представлений. Отметим также,

что существуют и вполне четкие, определенные представления - так называемые

"эйдетические образы".

Итак, представления отличаются от сенсорных образов в основном меньшей

интенсивностью переживания, смутностью, а также, в случае абстрактных представлений,

отсутствием части чувственных качеств (таких как цвет, форма, размер, ориентация в

пространстве и т.п.). Мы можем переживать изолированно отдельные компоненты,

свойства или стороны воображаемого предмета, например только форму или цвет.

(Например, если мы переживаем "треугольник вообще", мы переживаем изолированно

свойство "неопределенной треугольности", т.е. здесь имеет место переживание

изолированного неопределенного свойства). Но, вместе с тем, также как и сенсорные

образы, представления локализованы в субъективном пространстве и времени (хотя эта

локализация также может быть смутной, приближенной). Следовательно, представления

также возникают и исчезают, образуют временной поток переживаний.

Исчерпывается ли содержание сферы субъективного ощущениями, образами и

представлениями? Очевидно - нет. Наряду с чувственным содержанием в сфере

субъективного присутствуют также и внечувственное содержание: желания, стремления,

оценки, эмоции, волевые импульсы, наконец, смыслы. В данном разделе мы рассмотрим

лишь форму субъективного переживания смыслов.

Заметим, прежде всего, что смыслы не обладают никакой чувственной определенностью.

Предположим, что я слушаю непонятную мне речь на иностранном языке. Вдруг в какой-

то момент я осознаю, что говорят по-русски, но с очень сильным акцентом. В этот момент

появляется смысл, который до этого отсутствовал. Но что при этом изменилось в моем

самоощущении? Когда я задаюсь этим вопросом и "всматриваюсь" в себя - я не нахожу

никаких явных изменений в своем внутреннем мире - вроде бы все остается по-прежнему

и, вместе с тем, с возникновением смысла, мое восприятие речи непостижимым образом

радикально изменяется! Получается, что я непосредственно переживаю смысл сказанного,

но не знаю, в чем заключается это переживание, что я, собственно, переживаю.

Таким образом, смысл как бы одновременно и присутствует и не присутствует в моем

сознании, и дан и не дан мне. Нельзя сказать, что смыслы не существуют, поскольку наше

восприятие явно осмысленно, наше мышление - есть "порождение" новых смыслов, сама

наша личность - это система индивидуальных смыслов, но, с другой стороны, мы не

можем отождествить смысл с каким-либо конкретным, явным, актуальным содержанием

нашего внутреннего мира. Смысл не сводится ни к ощущениям или образам, ни к

представлениям, ни к переживанию отношений между актуальными ощущениями,

образами и представлениями. Таким образом, смыслы, наряду с желаниями, оценками,

эмоциями, волей образуют "внечувственное" или "идеальное" содержание сферы

субъективного.

Честь открытия "идеального" принадлежит Платону. Он называл идеальные сущности

"умопостигаемыми", "безвидными", а единичные смыслы называл "эйдосами" или

"идеями". Платон отождествлял эйдосы со смыслами общих понятий, т.е. с

универсалиями. Однако, другие платоники, например Плотин, допускали существование и

конкретных идей: наряду с идеей "человека вообще" существуют и идеи конкретных людей,

например, идея Сократа или идея Аристотеля.

Итак, смыслы есть специфические "данности" сферы субъективного, которые не только не

сводятся к каким-либо формам субъективной репрезентации сенсорных данных, но и

вообще лишены каких бы то ни было признаков "вещности": пространственности,

качественной определенности, чувственной модальности.

Однако, хотя смыслы в момент их переживания не обнаруживают себя в какой-либо

определенной форме, мы можем, при необходимости, по крайней мере, частично

"развернуть" смысл (например, слова) в совокупность представлений или как-то словесно

описать содержание того или иного смысла. (Например, если меня спросят: каков смысл

слова "слон", то я отвечу: это крупное травоядное млекопитающее из семейства хоботных,

серого цвета, с большими ушами и т.д., могу также представить себе слона). Рассматривая

такого рода "развертки" мы можем заключить, что смысл, в его объективном значении,

есть, прежде всего, отнесение осмысливаемого элемента (слова, образа, представления) к

прошлому опыту (хотя целью этого отнесения может быть прогноз или установка,

относящаяся к будущему). В соответствии с этим, смысл, в самом широком значении этого

слова, можно определить как любой "выход" за пределы наличных переживаний, т.е. как

"трансцендирование". Смысл возникает в том случае, когда актуально переживаемое

каким-то "сверхчувственным" образом ставится в соответствие с чем-то находящимся за

пределами сферы актуальных переживаний. Простейшим актом осмысления с этой точки

зрения можно считать узнавание - когда наличное переживание соотносится с

аналогичным прошлым переживанием.

Вместе с тем, совершенно очевидно, что явно, актуально отнесение осмысливаемого

элемента к прошлому опыту и сравнение его с этим опытом в самый момент переживания

данного смысла не осуществляется. Для того, чтобы понять смысл, например, слова "слон"

нет необходимости "прокручивать" в сознании всю наличную информацию о слонах. Да и

во многих случаях такое "прокручивание" практически не возможно (например, для того,

чтобы полностью эксплицировать смысл слова "математика" необходимо просмотреть в

сознании содержание всех математических теорий, теорем, доказательств, формул и т.д. -

так как именно в этом содержании, как в целом, и заключен полный смысл этого слова).

Субъективно мы переживаем смысл слова или какого-то предмета прямо и

непосредственно, как говорил Шопенгауэр: "не прибегая к образам и фантазиям".

Можно, конечно, предположить, что, поскольку, смыслы есть нечто "невидимое",

"неощутимое" - они лежат за пределами сферы субъективного, за пределами "Я". Это

означало бы, что сопоставление с прошлым опытом на самом деле явно осуществляется,

но осуществляется оно целиком за пределами сферы "непосредственно данного". То есть

когда я слышу, например, слово "математика", где-то за пределами моего "Я" (но в пределах

моего мозга) очень быстро просматривается все, что содержится в моей памяти по разделу

"математика". Причина "неощутимости" смысла, в таком случае, не в том, что он сам по

себе неощутим (в нем нечего ощущать), а в том, что я просто не способен выйти за

пределы собственного "Я" и почувствовать то, что за этими пределами находится.

Эта точка зрения представляется нам совершенно неприемлемой, поскольку она низводит

сферу субъективного до положения пассивного "экрана", "сцены", на которой

разыгрывается "пьеса" духовной жизни, смысл которой, однако, целиком находится за

пределами этой "сцены" и совершенно недоступен самому субъекту - носителю

переживаний. Получается, что "на самом деле" я ничего не понимаю, ничего не решаю,

ничего не хочу, ни к чему не стремлюсь. Все это делает за меня и без моего ведома мой

мозг, точнее те его части, которые лежат за пределами моего "Я".

Кроме того, такая точка зрения противоречит интуитивно совершенно ясному

переживанию наличия смысла в сфере субъективного именно как чего-то

непосредственно известного, наличного, присутствующего во мне во всей своей

сверхчувственной полноте. Таким образом представляется разумным отказаться от идеи

абсолютной внеположности смысла по отношению к сфере субъективного.

Но если смысл непосредственно присутствует в сфере субъективного, то его

"неощутимость" может быть объяснена лишь особой формой его бытия.

Представляется возможным истолковать природу смысла используя Аристотелевские

категории "актуального" и "потенциального" (или "возможного" и "действительного"). Если

ощущения, образы и представления - это актуальное, действительное содержание сферы

субъективного, то смыслы можно понимать как то, что сфера субъективного содержит в

себе как "чистую потенцию", лишенную какого-либо актуального бытия (даже за

пределами сферы субъективного). Напомним, что у Аристотеля "актуальное" и

"потенциальное" - это онтологические категории, обозначающие особые формы бытия.

Смысл, таким образом, - это особая потенциальная форма бытия.

Категория "потенциального" необходима в философии прежде всего для того, чтобы

решить проблему отношения бытия и небытия. С одной стороны, еще Парменид указал на

внутреннюю противоречивость понятия "небытия": если бытие - это все сущее, то

помыслив небытие, как существующее, мы тем самым полагаем, что за пределами всего

существующего есть какое-то другое сущее, что противоречиво (31).

Однако, с другой стороны, философия не может обходиться без категории небытия - без

нее невозможно объяснить ни рождение (переход от небытия к бытию), ни уничтожение

(переход от бытия к небытию), ни движения, понимаемого в самом широком смысле. Но в

силу противоречивости понятия "небытия", как чего-то существующего за пределами

всего, что существует, необходимо выработать иное понятие небытия - которое

находилось бы в пределах бытия. Потенциальное - это и есть, по сути, небытие,

существующее в переделах бытия - "бытийствующее небытие". Его можно понимать как

нечто промежуточное между бытием и небытием, как небытие "чреватое" бытием, несущее

в себе возможность бытия. Таким образом, потенциальное - это как бы "неполноценное"

бытие, а именно - бытийствующая, онтологически наличная возможность полноценного,

актуального бытия.

Смысл, как мы его описали выше, по своему онтологическому статусу также есть некое

"бытийствующее небытие": он одновременно и существует и не существует, переживается

и не переживается, присутствует в сфере субъективного и не присутствует. Именно

поэтому мы и можем истолковать форму бытия смысла как онтологически наличное бытие

потенций "в чистом виде" (т.е. без "примеси" какого- либо актуального бытия).

Понимание смысла как "потенциального" не является чем-то принципиально новым в

философии. Так, например, у С.Л. Франка смысловой универсум ("идеальная реальность") -

это потенциальная составляющая всеобъемлющего "конкретно-сверхвременного" бытия.

"Царство идей" - пишет Франк, -"...есть царство возможностей" (71 с. 272). Всеобъемлющее

бытие, таким образом, оказывается здесь единством бытия действительного и бытия

возможного. Смысл, имеющий в этом случае вполне объективный, надличный статус, -

это единство всех возможных связей и отношений в составе бытия. Существенное

отличие нашей концепции от концепции Франка заключается в том, что у нас

потенциальность смысла выражает форму субъективной его переживаемости, форму

присутствия смысла в сознании. У Франка же потенциальность смысла используется

прежде всего для обоснования независимости идеального (смыслового) бытия от

действительного (материального) бытия (возможность чего-либо независима и логически

предшествует действительному бытию).

Определение смысла как "чистой потенции" может показаться парадоксальным.

Действительно, как вообще возможно определить смысл через что-то иное, отличное от

смысла? Ведь любое определение, объяснение - это тоже приписывание предмету некоего

смысла, осмысление его. Таким образом, рассуждая о природе смысла, мы тем самым

пытаемся найти "смысл смысла" (или "эйдос эйдоса"). По-видимому, этот парадокс можно

разрешить, если предположить, что сама идея потенциальной формы бытия первично

возникла именно путем наблюдения за формой существования или, вернее, присутствия в

сфере субъективного смыслов. В таком случае, определение смыслов как "чистой

потенции" тавтологично, так как "чистая потенция" - означает здесь лишь

отрефлексированную бытийную форму самого смысла. В таком случае,

"трансцендирование" - это содержательная сторона смысла, а потенциальность - его

формальная сторона.

Отметим, далее, что всякая потенция - это возможность перехода одной (наличной)

актуальности в другую (возможную) актуальность. Актуальное в сфере субъективного

представлено ощущениями, образами и представлениями, образующими в совокупности

"субъективную действительность". Смыслы, таким образом, существуют как совокупность

возможностей перехода от наличной субъективной действительности к возможной. В

таком случае, переживание смысла - это переживание возможности других (актуальных)

переживаний ("предчувствование" других переживаний), а поскольку предчувствуемые

переживания также могут обладать смыслом - то и переживание возможности других

возможностей.

Выше мы определили смысл (в его "объективном" значении) как отнесение

осмысливаемого элемента (слова, образа) к прошлому опыту. Непосредственное

переживание смысла есть, в таком случае, переживание возможности отнесения данного

субъективного элемента к прошлому опыту, т.е. передчувствование возможности

"развертки" каких-то фрагментов этого опыта и возможности актуального сопоставления

осмысливаемого элемента с этим развернутым опытом. Осмысление, таким образом, есть

как бы "трансцендирование в потенции" - не осуществляя "развертки" смысла актуально,

мы "проделываем" это "в потенции", т.е. как бы заранее предвидим, предвосхищаем

возможность такой "развертки" и переживание такого предвидения - это и есть

непосредственное переживание смысла.

Так, переживание смысла слова "слон" есть, отчасти, переживание (предчувствование)

возможности соотнести звучание этого слова со всей находящейся во мне информацией о

слонах. Но этим состав потенций, из которых слагается данный смысл, не исчерпывается.

Если, например, я слышу: "слон сбежал из зоопарка", то смысл этого выражения не

исчерпывается отношением этих слов "в потенции" к знанию о том, что такое "слон",

"сбежал" и "зоопарк". Другая составляющая смысла заключается в предчувствовании моих

возможных действий в ответ на это сообщение (прятаться, организовать поимку слона и

т.п.).

Ясно, что потенциальная форма обращения к прошлому опыту дает сознанию громадное

преимущество - ведь в потенции (в отличие от актуального, временного бытия) мы можем

"виртуально" просматривать фактически неограниченные массивы информации за очень

короткое время. Таким образом, сознание за счет способности к "трансцендированию в

потенции" приобретает способность параллельной обработки практически

неограниченной информации - что и объясняет поразительную эффективность

человеческой психики.

Итак, в самом общем плане смысл можно определить как переживание (предчувствование)

возможных последствий (условных и безусловных) наличия данного осмысляемого

актуального (чувственного) элемента в сфере субъективного по отношению к будущим

актуальным состояниям сферы субъективного и в виду ее прошлых состояний. (Или кратко

можно сказать, что осмысление - это переживание заложенных в данной чувственности

возможностей).

Выше мы отметили, что смысл есть переживание возможности других (актуальных)

переживаний, а поскольку они также обладают смыслом, то и переживание возможности

других возможностей. Это означает, что каждый конкретный смысл раскрывается через

совокупность других смыслов, его определяющих, но и эти другие смыслы также требуют

раскрытия через какие-то третьи смыслы и так далее, до бесконечности. Смысл, таким

образом, обретает свою "внечувственную" определенность внутри "сети" или "поля" других

смыслов. (Сравните у В.С. Соловьева: "...разум или смысл... есть не что иное, как

взаимоотношение всего в едином" (61 с.693). Это "смысловое поле" может быть конечным

(замкнутым в себе) или бесконечным (последнее, как мы увидим далее, более вероятно).

Поскольку смысл существует как нечто определенное только в составе единого

"смыслового поля", динамику смысла нельзя представить как некий "поток"

изолированных смыслов, в котором одни констелляция смысловых единиц сменяется

другой. Динамика смысла может мыслиться лишь как своего рода "переструктурирование"

всего, возможно бесконечного, "поля смыслов" в целом. Однако в определенном аспекте

динамику смысла действительно можно представить как нечто подобное смене

последовательных "смысловых состояний". В самом деле, смыслы, как потенции, могут

различаться в каждый момент времени по степени готовности их к актуализации, т.е. к

развертке их в последовательность раскрывающих данный смысл актуальных

переживаний (представлений, слов, действий и т.п.). Одни смыслы могут быть

актуализированы сразу без каких-либо дополнительных условий - и они, по всей

видимости, как раз и образуют "текущее смысловое состояние" сферы субъективного.

Другим же смыслам требуются дополнительные условия для их "актуализации" - и они,

таким образом, составляют некий "смысловой фон", какие-то части которого, однако, могут

стать "текущим смысловым состоянием" в следующий момент времени.

Если представить "смысловое поле" в виде некоего кристалла, то смена смысловых

состояний, включая образование новых смыслов, будет выглядеть как поворот кристалла к

актуальному бытию то одной, то другой своей гранью, без изменения самого этого

кристалла.

Можно также представить "смысловое поле" как многослойную структуру, в которой

"глубина залегания" слоя пропорциональна готовности к актуализации. Смещение этих

слоев "по вертикали" в таком случае и создает то, что мы называем движением чистой

безобразной мысли.

Подчеркнем, что субъективно нам дан не только "поверхностный", непосредственно

готовый к актуализации, так сказать "проявленный" смысловой слой, но каким-то образом

даны (или, если воспользоваться термином С.Л. Франка, "имеются") и все "глубинные"

слои, все "смысловое поле" в целом. Ведь без его непосредственного присутствия в нашем

субъективном бытии утратили бы свою определенность и "поверхностные",

"проявленные" смыслы. (Сравните у Прокла: "Каждый ум мыслит все сразу").

Поиск по сайту: