И. Б. Зингер. Нафтали-сказочник и его конь Сус. Солнце уже стояло высоко в безоблачном небе, когда они тронулись в путь

Солнце уже стояло высоко в безоблачном небе, когда они тронулись в путь. Вскоре в машине Элинор стало так душно, что футболка Мегги, мокрая от пота, прилипла к коже. Элинор открыла своё окошко и пустила по кругу бутылку с водой. Сама она была в вязаной кофте, застёгнутой до подбородка, и порой Мегги спрашивала себя, не расплавилась ли Элинор под кофтой, — в те минуты, когда она не думала о Мо или о Каприкорне.

Сажерук молчаливо сидел на заднем сиденье, и можно было почти забыть о его присутствии. Он посадил Гвина к себе на колени. Куница спала, а Сажерук без устали, непрерывно гладил её по шёрстке. Время от времени Мегги оборачивалась в его сторону. Чаще всего он безучастно глядел в окно, словно смотрел сквозь проплывающие мимо горы и деревья, дома и скалистые склоны. Его взгляд был пуст, мыслями он уносился куда-то далеко, и однажды, когда Мегги обернулась, его исковерканное шрамами лицо было таким печальным, что она быстро отвела глаза.

Ей тоже захотелось, чтобы на её коленях во время долгой-долгой поездки сидел какой-нибудь зверёк. Может быть, ему удалось бы прогнать мрачные мысли, которые упрямо лезли ей в голову. Дорога петляла по горам, которые становились всё выше; временами казалось, что они хотят раздавить её между серыми каменистыми склонами. Но ещё хуже, чем горы, были туннели. Там её подстерегали видения, которые не могло бы спугнуть даже тёплое тельце Гвина. Девочке грезились то призрак Мо в холодной темнице, то призрак Каприкорна… Мегги знала, что это он, пусть всякий раз у него было другое лицо.

Некоторое время она пробовала читать, но вскоре заметила, что ничего из прочитанного не запоминает. В конце концов она отложила книгу и стала, подобно Сажеруку, смотреть в окно. Элинор выбирала узкие дороги, где было мало машин («А иначе ехать будет слишком скучно», — сказала она). Мегги было всё равно. Она хотела только поскорее доехать. С нетерпением она глядела на горы и деревни, в которых кто-то был у себя дома. Иногда в окнах встречных автомобилей она ловила взгляды незнакомых людей, но они тут же уносились вдаль, будто закрывалась книга, которую ты не успел прочесть. Когда они проезжали через небольшое селение, то увидели, как на обочине дороги какой-то мужчина наклеивал плачущей девочке пластырь на разбитую коленку. Он утешал её, гладил по волосам, и Мегги невольно вспомнила, как Мо не раз врачевал её собственные болячки, как он, чертыхаясь, бегал по всем комнатам в поисках пластыря, и от этого воспоминания у неё опять навернулись слёзы.

— О господи! Да здесь тише, чем в гробницах египетских фараонов, — в какой-то момент сказала Элинор (Мегги заметила, что Господа она поминала довольно часто). — Неужели никто не может сказать что-нибудь вроде «Какой красивый пейзаж!» или «Ах, какой великолепный замок»? В такой мёртвой тишине я через полчаса засну за рулём.

Она всё ещё не расстегнула ни одной пуговицы на своей кофте.

— Я не вижу никаких замков, — пробурчала Мегги. Но очень скоро Элинор показала ей замок.

— Шестнадцатый век, — объявила она, когда на горном склоне появились развалины крепостных стен. — Трагическая история. Запретная любовь, преследования, гибель, сердечные муки…

Среди хранивших свои тайны скал Элинор рассказала о битве, которая состоялась как раз в этом месте более шестисот лет тому назад. («Если покопаться в этих камнях, наверняка можно отыскать кости и покорёженные шлемы».) Казалось, в связи с каждой встречной колокольней она знала какую-нибудь историю. Некоторые были настолько невероятны, что Мегги недоверчиво хмурилась. «Именно так и обстояло дело», — всякий раз говорила Элинор, не спуская глаз с дороги. Похоже, ей особенно по сердцу были жуткие, кровавые истории о несчастных обезглавленных влюблённых или о князьях, живьём замурованных в стену.

— Конечно, сейчас это являет собой довольно мирное зрелище, — подытожила Элинор, когда Мегги, выслушав один из её рассказов, несколько побледнела. — Но, уверяю тебя, всюду таится какая-нибудь мрачная история. Да уж, несколько столетий назад жизнь была куда увлекательней!

Мегги не понимала, чем же так увлекательна эпоха, когда у людей, если верить Элинор, не было другого выбора, кроме смерти от чумы или от рук шляющихся в округе солдат. Но при виде какой-нибудь сожжённой крепости Элинор от волнения вся покрывалась красными пятнами, и её глаза, обычно холодные, как камень, загорались романтическим блеском. И тогда она рассказывала о воинственных князьях или алчных до золота епископах, наводивших когда-то ужас на горы, через которые сейчас вела эта асфальтированная дорога, и сеяли здесь смерть.

— Дорогая Элинор, вы, очевидно, родились в неподходящей истории, — сказал вдруг Сажерук.

Это были первые слова, какие он произнёс с начала путешествия.

— В неподходящей истории? Вы хотели сказать: в неподходящую эпоху. Да уж, я частенько об этом думала.

— Называйте как хотите, — сказал Сажерук. — В любом случае вы сумеете найти общий язык с Каприкорном. Он тоже любит подобные истории.

— Вы что, издеваетесь? — обиженно спросила Элинор.

Судя по всему, такое сравнение заставило её задуматься, потому что она умолкла почти на целый час, а значит, снова ничто уже не могло отвлечь Мегги от её мрачных мыслей. И опять в каждом туннеле ей являлись кошмары.

Уже стало смеркаться, когда горы отступили и за зелёными холмами вдалеке, словно второе небо, вдруг показалось море. Оно сверкало в лучах низко стоящего солнца, словно кожа красивой змеи. Мегги уже давно не видела моря. Последний раз оно было холодное, шиферно-серое и рябило от ветра. А это море выглядело совсем по-другому.

Мегги стало теплее на сердце при виде моря, но оно то и дело скрывалось за некрасивыми многоэтажными домами. Они теснились на узкой полоске земли между водой и нависающими холмами. Но кое-где холмы вообще не оставляли домам места, ширились, доходили до самого моря, и его волны лизали их подножие. В лучах заходящего солнца они сами казались волнами, выползшими на берег.

Элинор снова стала рассказывать что-то о римлянах, которые якобы построили извилистую набережную, по которой они сейчас ехали, и о том, как римляне боялись диких обитателей этой узкой полоски земли…

Мегги слушала вполуха. Вдоль набережной росли пальмы с пыльными и колючими кронами. Между ними цвели гигантские агавы с мясистыми листьями, похожие на пауков. Небо позади них окрашивалось в розовый и лимонно-жёлтый цвет, тогда как солнце всё глубже опускалось в море и сверху разливалось нечто тёмно-синее, как вытекшие чернила. Вид был такой красивый, что становилось больно.

Совсем другим Мегги представляла себе место, где обитал Каприкорн. Страх и красота почти несовместимы.

Они проехали через маленькое селение, мимо домов, таких пёстрых, словно их нарисовал ребёнок. Дома были оранжевые, розовые, красные, и особенно много было жёлтых: бледно-жёлтые, коричнево-жёлтые, песчаного цвета, грязно-жёлтые, с зелёными ставнями и красно-коричневыми крышами. Даже сгущавшиеся сумерки не могли отнять у них краски.

— Никакой опасностью здесь как будто и не пахнет, — заметила Мегги, когда мимо снова промелькнул розовый домик.

— Это потому, что ты смотришь всё время налево, — отозвался за её спиной Сажерук. — Всё имеет как светлую, так и тёмную сторону. А ты посмотри направо.

Мегги послушалась его совета. Сначала справа тоже были видны только разноцветные дома. Они подходили вплотную к шоссе, жались друг к другу, словно держались за руки. Но затем дома вдруг кончились, и теперь дорогу обрамляли крутые склоны, в складках которых уже гнездилась ночь. Да, Сажерук был прав: там всё казалось жутким и редкие дома тонули в надвигающейся мгле.

Становилось всё темнее. Ночь на юге наступает быстро, и Мегги была рада, что Элинор ехала по хорошо освещённой набережной. Но наконец Сажерук показал ей дорогу, ведущую прочь от побережья, прочь от моря и разноцветных домов, во тьму.

Дорога всё дальше убегала в холмы, то вверх, то вниз, склоны становились всё круче и круче. Фары высвечивали заросли дрока и дикого винограда; к обочине спускались оливковые деревья, скрюченные, точно старикашки.

Только дважды навстречу им попались другие машины. Время от времени из темноты возникали огни деревень. Но дороги, которые Сажерук показывал Элинор, уводили прочь от любых огней, всё глубже во мрак. Несколько раз свет фар выхватывал остовы разрушенных домов, но Элинор не могла рассказать никаких связанных с ними историй. В этих убогих стенах не жили ни князья, ни епископы в красных плащах, только крестьяне и батраки, чьи истории никто не записывал, и вот они бесследно исчезли под диким тимьяном и буйно разросшимся молочаем.

— Мы случайно не сбились с пути? — спросила Элинор приглушённым голосом, как будто мир вокруг неё был слишком тих, чтобы говорить громко. — Где же в этой глуши может быть деревня? По-моему, мы уже дважды не туда свернули.

Но Сажерук только помотал головой:

— Мы едем как раз правильно. Осталось перевалить через этот холм, и вы увидите дома.

— Ну, может быть, — проворчала Элинор. — Пока что я едва различаю дорогу. Господи, я и не знала, что где-то на свете бывает такая темень. Вы что же, не могли мне сказать, что это так далеко? Я бы хоть заправилась. Не уверена, хватит ли нам бензина, чтобы вернуться назад, к побережью.

— Чья это машина? Моя? — взорвался Сажерук. — Я же говорил, что ничего не понимаю в этих тележках. А теперь посмотрите вперёд. Сейчас будет мост.

Элинор повернула за ближайший поворот и резко нажала на тормоз. Посреди дороги, освещённая двумя строительными лампами, возникла заградительная решётка. Металл был покрыт ржавчиной — похоже, решётка стояла здесь уже много лет.

— Вот, пожалуйста! — воскликнула Элинор и стукнула руками о руль. — Мы не туда заехали. Я же говорила!

— Ну почему же?

Сажерук стащил Гвина с плеча и вылез из машины. Он огляделся, к чему-то прислушиваясь, и побрёл к решётке. Затем он поволок её к краю дороги.

Мегги чуть не рассмеялась, увидев обескураженное лицо Элинор.

— Этот парень совсем ополоумел? — прошептала тётушка. — Не думает же он, что я в такой темноте поеду по перегороженной дороге?

Тем не менее, когда Сажерук нетерпеливо махнул ей рукой, она завела мотор. Как только машина поравнялась с ним, он перетащил решётку на прежнее место.

— Нечего на меня так смотреть, — сказал он, опять усевшись в машину. — Это заграждение всегда тут стоит. Каприкорн велел его поставить, чтобы отпугнуть незваных гостей. Мало кто решается заехать сюда, большинство людей стараются держаться подальше от историй, которые Каприкорн распространяет в деревне, однако…

— Каких историй? — перебила его Мегги, хотя она, собственно говоря, ничего не желала слушать.

— Ужасных историй. Здешние жители суеверны, как и везде. Самая популярная история — это будто там, за холмом, обитает дьявол собственной персоной.

Мегги сердилась на себя, но не могла отвести глаз от тёмного гребня холма.

— Мо говорит, дьявола придумали люди.

— Что ж, может быть. — Сажерук снова растянул рот в загадочной улыбке. — Но ты хотела узнать, о чём тут рассказывают. Говорят, что мужчин, которые живут в деревне, не может убить ни одна пуля, что они умеют проходить сквозь стены и что каждую ночь они похищают троих мальчиков, которых Каприкорн потом учит грабить, поджигать и убивать.

— Боже мой, кто всё это выдумал? Местные жители или сам Каприкорн?

Элинор низко нагнулась над рулём. Дорога была полна колдобин, и, чтобы избежать аварии, ей приходилось ехать в темпе пешехода.

— И он сам, и местные жители. — Сажерук откинулся на сиденье, а Гвин скрёб зубами по его ногтям. — Каприкорн вознаграждает всякого, кто придумает какую-нибудь новую историю. Единственный, кто не играет в эту игру, — Баста. Он сам такой суеверный, что бежит наутёк при виде всякой чёрной кошки.

Баста… Мегги вспомнила это имя, но, прежде чем она смогла спросить о его обладателе, Сажерук заговорил снова. Очевидно, ему очень нравилось рассказывать.

— Ах да! Чуть не забыл! Конечно же, у всех, кто живёт в этой проклятой деревне, дурной глаз, даже у женщин.

— Дурной глаз? — удивилась Мегги.

— О да. Взглянет один раз — и ты смертельно болен. А через три дня мертвехонек.

— И кто же этому верит? — пробормотала Мегги.

— Только дураки этому верят. — Элинор снова нажала на тормоз.

Автомобиль скользил по щебёнке. Перед ними был мост, о котором предупреждал Сажерук. Серые камни тускло мерцали в свете фар, и провал впереди казался бездонным.

— Дальше, дальше! — поторапливал Сажерук. — Мост прочный, хоть с виду и не таков.

— Его как будто ещё древние римляне строили, — буркнула Элинор. — Причём для ослов, а не для автомобилей.

Но тем не менее она поехала дальше. Мегги зажмурилась и открыла глаза, лишь когда вновь услышала хруст щебня под колёсами.

— Каприкорн очень ценит этот мост, — тихо сказал Сажерук. — Достаточно одного вооружённого человека, чтобы по нему нельзя было проехать. Но, к счастью, часовой не каждую ночь здесь дежурит.

— Сажерук… — Мегги в нерешительности обернулась к нему, пока машина Элинор с трудом взбиралась на последний холм. — Что мы скажем, если нас спросят, как мы нашли деревню? Наверняка тебе не поздоровится, если Каприкорн узнает, что именно ты показал нам дорогу. Или нет?

— Ты права, — пробормотал Сажерук, не глядя на Мегги. — Но, в конце концов, мы везём ему книгу.

Он поймал Гвина, который вскарабкался на спинку заднего сиденья, схватил его так, чтобы зверёк не мог его цапнуть, и кусочком хлеба заманил в рюкзак. С тех пор как стало темно, куница забеспокоилась. Ей хотелось на охоту.

Они въехали на гребень холма. Мир вокруг них исчез, поглощённый ночью, однако невдалеке в темноте обозначились бледные прямоугольники домов, освещённые окна.

— Вот она, — сказал Сажерук. — Деревня Каприкорна. Или, если вам так больше нравится, деревня дьявола. — Он тихо засмеялся.

Элинор в раздражении обернулась к нему.

— Да перестаньте вы! — гаркнула она. — Кажется, эти сказки доставляют вам удовольствие. Кто знает, может быть, вы сами их выдумали, а этот Каприкорн — всего лишь чудаковатый коллекционер книг.

На это Сажерук ничего не ответил. Он только выглянул в окно, улыбаясь своею странной улыбкой, которую Мегги так хотелось стереть с его губ. И на этот раз она словно говорила: «Какие же вы дурочки!»

Элинор заглушила мотор, и сразу же вокруг установилась такая гробовая тишина, что Мегги едва осмеливалась дышать. Она смотрела вниз на дома. Ей всегда казалось, что освещённые окна в ночи манят к себе, но эти были ещё более устрашающими, чем окрестная тьма.

— А нормальные жители в этой деревне есть? — спросила Элинор. — Безобидные старушки, дети, мужчины, не имеющие отношения к Каприкорну?..

— Нет. Там живёт только Каприкорн со своими подручными, — едва слышно ответил Сажерук, — да ещё женщины, которые им готовят, стирают… или что там ещё им потребуется.

— Что там ещё потребуется… Нет, поразительно! — Элинор с отвращением фыркнула. — Этот Каприкорн мне всё более симпатичен. Ну хорошо, давайте закончим дело. Я хочу поскорее домой, к моим книгам, к приличному освещению и чашке кофе.

— В самом деле? Я-то думал, вы малость стосковались по приключениям.

«Если бы Гвин умел говорить, — подумала Мегги, — у него был бы такой же голос, как у Сажерука».

— Мне больше нравятся приключения при свете солнца, — грубо ответила Элинор. — Господи, как же я ненавижу эти потёмки! А если мы проторчим здесь до зари, то мои книги покроются плесенью, прежде чем Мортимер сможет о них позаботиться. Мегги, сходи и принеси пакет. Ты знаешь, где он.

Мегги кивнула и хотела открыть свою дверь, как вдруг её ослепил яркий свет. Кто-то, чьё лицо разглядеть было невозможно, стоял перед дверцей водителя и светил фонариком внутрь машины. Потом он грубо постучал в стекло.

Элинор от испуга вздрогнула так, что ударилась коленом о руль, но быстро вновь взяла себя в руки. Чертыхнувшись, она потёрла ушибленную ногу и открыла окно.

— Что это значит? — накинулась она на незнакомца. — Вы хотите испугать нас до смерти? Если шастать тут впотьмах, можно запросто угодить под колёса.

В ответ незнакомец просунул в открытое окно ружейный ствол.

— Здесь частное владение! — сказал он. (Кажется, Мегги узнала шершавый голос, который командовал в библиотеке Элинор в ту роковую ночь.) — И если разъезжать впотьмах по частному владению, можно запросто угодить под пулю!

— Сейчас я всё объясню! — Сажерук перегнулся через плечо Элинор.

— А-а, надо же! Сажерук! — Незнакомец убрал ружьё. — Что это ты заявился сюда среди ночи?

Элинор обернулась и бросила на Сажерука крайне недоверчивый взгляд.

— Вот уж не думала, что вы на короткой ноге с этими… якобы дьяволами! — заключила она.

Но Сажерук уже вылез из машины. Мегги тоже показалось странным, как доверительно он шушукался с незнакомцем. Она в точности помнила всё, что Сажерук рассказывал о молодцах Каприкорна. Как же он мог вот так разговаривать с одним из них? Из того, о чём они говорили, нельзя было разобрать ни слова. Как Мегги ни напрягала слух, она услышала, только, что Сажерук называл незнакомца Бастой.

— Это мне не нравится! — прошептала Элинор. — Посмотри-ка на них. Воркуют друг с другом так, словно наш дружок Пожиратель Спичек здесь у себя дома.

— Может быть, он знает, что с ним ничего не сделают, потому что мы привезли книгу? — тихо сказала Мегги, не спуская глаз с обоих мужчин.

С незнакомцем были две собаки-овчарки. Они обнюхивали Сажерука и, виляя хвостом, тыкались ему мордой в бок.

— Ты видишь? Даже проклятые собаки обращаются с ним как со старым знакомым. А что, если?..

Не успела она закончить, как Баста открыл дверцу водителя.

— А ну, вылезайте! — приказал он.

Элинор нехотя высунула ноги из машины. Мегги тоже вылезла и встала рядом с ней. Сердце у неё готово было выскочить из груди. Она никогда ещё не видела человека с ружьём. Только по телевизору, но не в реальности.

— Слушайте, мне не нравится ваш тон! — напустилась Элинор на Басту. — У нас позади утомительная дорога, и мы приехали в эту глухомань, чтобы кое-что передать вашему шефу, или боссу, или как там он у вас ещё зовётся. Так что ведите себя прилично.

— Откуда она вообще взялась? — спросил Баста и снова повернулся к Сажеруку, который стоял с такой безучастной миной, словно всё происходящее его не касалось.

— Она хозяйка того дома, ты же помнишь… — Сажерук говорил тихо, но Мегги всё поняла. — Я не хотел везти её сюда, но она заупрямилась.

— Могу себе представить! — Баста оглядел Элинор ещё раз, а затем посмотрел на Мегги. — А это, наверное, дочурка Волшебного Языка, да? Что-то она не слишком на него похожа.

— Где мой отец? — спросила Мегги. — Как он себя чувствует?

Это были первые слова, которые она смогла произнести. Её голос звучал хрипло, как будто она давно им не пользовалась.

— О, чувствует он себя замечательно, — ответил Баста, глядя на Сажерука. — Хотя сейчас его можно скорее назвать Свинцовым Языком: что-то он стал неразговорчив.

Мегги закусила губу.

— Мы хотим забрать его, — сказала она тоненьким голосом, хотя изо всех сил старалась говорить по-взрослому. — Мы привезли книгу, но Каприкорн получит её, только если отпустит моего отца.

Баста снова повернулся к Сажеруку.

— Всё же чем-то она мне своего папашу напоминает. Видишь, как она сжимает губы? И этот взгляд… Да, родство несомненно!

Он сказал это шутливым тоном, но от его свирепого взгляда Мегги было не до шуток. У него были резкие, заострённые черты лица и близко посаженные глаза, которые он всё время щурил, словно так лучше видел.

Баста был невелик ростом, с узкими, почти как у мальчика, плечами, и всё же у Мегги перехватило дыхание, когда он сделал шаг в её сторону. Она никогда ещё ни одного человека так не боялась, и вовсе не из-за ружья в его руках. Что-то в нём было злобное, хищное…

— Мегги, достань пакет из багажника. — Элинор встала между ними, когда Баста попытался схватить девочку. — Там ничего опасного нет, — сказала она сердито. — Только то, из-за чего мы сюда приехали. В ответ Баста оттащил с дороги собак. Те взвыли — так грубо он дёрнул их к себе.

— Мегги, слушай меня! — зашептала Элинор, когда они оставили машину и последовали за Бастой по крутой тропе вверх, к освещённым окнам. — Ты выпустишь книгу из рук только тогда, когда они покажут нам твоего отца, понятно?

Мегги кивнула и крепко прижала целлофановый пакет к груди. За дурочку её Элинор, что ли, держит? С другой стороны, что делать, если Баста попробует отнять книгу силой? Но она предпочла вообще об этом не думать…

Ночь стояла душная. Небо над чёрными холмами было усеяно звёздами. Тропа, по которой их вёл Баста, была каменистой и такой тёмной, что Мегги почти ничего не видела под ногами. Но всякий раз, когда она спотыкалась, рядом была рука, которая подхватывала её, — рука Элинор, идущей с ней бок о бок, или рука Сажерука, который, как тень, бесшумно следовал за ними. Гвин по-прежнему высовывался из его рюкзака, и собаки Басты, принюхиваясь, задирали морды кверху — резкий запах куницы ударял им в нос.

Постепенно освещённые окна становились ближе. Мегги разглядела дома из серого, грубо отёсанного камня, над крышами которых виднелся тёмный силуэт колокольни. Когда они проходили по переулкам, таким узким, что у Мегги спирало дыхание, многие дома казались необитаемыми. Некоторые стояли без крыши, от других остались лишь полуразрушенные стены. В деревне Каприкорна было темно, горело всего несколько фонарей на кирпичных арках над переулками. Наконец они вышли к небольшой площади. С одной стороны высилась колокольня, которую они уже видели издали, а неподалёку от неё, в тесном проулке, стоял большой трёхэтажный дом, не такой обветшалый, как прочие. Площадь была освещена ярче, чем остальная деревня, целых четыре фонаря отбрасывали на мостовую грозные тени.

Баста провёл их прямиком в большой дом. В трёх окнах верхнего этажа горел свет. Был ли Мо там? Мегги прислушалась к себе, будто в ней самой заключался ответ, но в биении своего сердца не смогла распознать ничего, кроме страха. Страха и тревоги.

Поиск по сайту: