ПРЕДАТЕЛЬ, КОТОРОГО ПРЕДАЛИ

Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются… и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, — сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом; они взлетают в огненном вихре, и чёрный от копоти ветер уносит их прочь.

Р. Брэдбери. 451° Фаренгейту

(перевод Т. Шинкарь)

Незадолго до рассвета лампочка, тусклый свет которой помог им пережить эту ночь, стала гаснуть. Мо и Элинор спали прямо у запертой двери, но Мегги лежала в темноте с открытыми глазами и чувствовала, как из холодных стен выползал страх. Она прислушивалась к дыханию Элинор и своего отца и мечтала только о свече — и о книге, которая могла бы этот страх прогнать. Казалось, он витал повсюду — зловещее бестелесное существо, которое словно только и ждало момента, когда погаснет лампочка, и подкрадывалось во тьме, чтобы схватить её своими холодными лапами. Мегги села, вздохнула поглубже и на четвереньках поползла к Мо. Она свернулась калачиком у него под боком, как в раннем детстве, и ждала, когда же утренний свет просочится под дверь.

На рассвете появились двое молодцов Каприкорна. Мо как раз устало поднимался с пола, а Элинор, чертыхаясь, тёрла разболевшуюся спину, и тут они услышали шаги.

Басты среди вошедших не было. Один из мужчин, огромный, как шкаф, выглядел так, словно какой-то великан расплющил ему пальцем лицо. Второй, маленький и тощий, с козлиной бородёнкой на покатом подбородке, постоянно играл своим ружьём и смотрел на них волком, будто хотел застрелить всех троих на месте.

— А ну пошли! Вылезайте! — заорал он, и они, щурясь, выбрались на дневной свет.

Мегги не могла вспомнить наверняка, слышала ли она этот голос в библиотеке Элинор. Там было четверо людей Каприкорна.

Стояло прекрасное тёплое утро. Над деревней Каприкорна поднимался свод безоблачного голубого неба, и в кустах диких роз пели зяблики, как будто, кроме нескольких голодных кошек, ничего опасного на свете не было. Когда они вышли на улицу, Мо сразу взял Мегги за руку. Элинор сперва должна была надеть свои туфли. И когда козлобородый хотел грубо выволочь её наружу, поскольку это удалось ей не сразу, она оттолкнула его руки и обрушила на него поток ругательств. Двое мужчин только расхохотались, и тогда Элинор стиснула зубы и удостоила их угрюмым взглядом.

Молодцы Каприкорна явно торопились. Они повели их обратно, тем же путём, которым Баста прошлой ночью пригнал их сюда. Плосколицый шёл впереди, а козлобородый позади, с ружьём наперевес. При ходьбе он заметно прихрамывал, но время от времени подгонял пленников, точно хотел доказать, что всё равно ходит быстрее, чем они.

Даже днём деревня Каприкорна выглядела необычно заброшенной, и дело тут было не только в пустующих домах, казавшихся в лучах утреннего солнца ещё более унылыми. На улочках не было видно ни души, если не считать нескольких Чёрных Курток, как Мегги про себя прозвала вооружённых мужчин, да тощих парнишек, увязавшихся за ними, словно свора щенят. Дважды Мегги видела спешащих куда-то женщин. Детей, которые играли бы или бежали вслед за мамами, вообще не было видно — только кошки, чёрные, белые, ржаво-рыжие, пятнистые, полосатые, на тёплых мраморных карнизах, дверных порогах и скатах крыш. Между домами в деревне Каприкорна было тихо, всё, казалось, свершалось где-то втайне. Только люди с ружьями ни от кого не таились. Они слонялись без дела от дома к дому, пустословили и любовно поглаживали свои ружья. Перед домами не росли цветы, в отличие от приморских деревень, мимо которых проезжала Мегги. Крыши домов давно обрушились, а в пустых оконных проёмах цвёл кустарник. Некоторые кусты источали запах — такой пьянящий, что у Мегги закружилась голова.

Когда они добрались до площади перед церковью, Мегги решила, что двое мужчин вновь отведут их к дому Каприкорна, но они обогнули его справа и пошли прямиком к большому церковному порталу. Судя по всему, ветры и непогода долго грызли кирпичные стены колокольни. Под остроконечной крышей висел ржавый колокол, и в каком-то метре под ним из занесённого ветром семени росло тщедушное деревце, которое цеплялось ветвями за желтоватые камни.

На портале церкви были нарисованы глаза, узкие красные глаза, а по обе стороны от входа стояли уродливые каменные черти в рост человека и скалили зубы, точно кусачие собаки.

— Добро пожаловать в дом дьявола! Козлобородый глумливо поклонился, прежде чем открыть тяжёлую дверь.

— Брось, Кокерель! — прикрикнул на него плосколицый и трижды плюнул себе под ноги, на пыльную мостовую. — Такие шуточки приносят несчастье.

Но козлобородый только захохотал и погладил одного из каменных чертей по жирному брюху.

— Да что это с тобой, Плосконос? Ты становишься так же несносен, как Баста. Ещё немного — и ты повесишь себе на шею вонючую кроличью лапу.

— Я просто осторожен, — пробурчал Плосконос. — Я слыхал что-то в этом роде…

— Ну да, но кто сочиняет эти истории? Мы же и сочиняем! Дурак ты…

— Некоторые из них рассказывали и до нас.

— Что бы ни случилось, — шепнул Мо своим спутницам, пока конвойные препирались, — говорить буду я. Острый язык здесь может навлечь беду, поверьте мне. Баста быстро выхватит свой нож и пустит его в дело.

— Тут не только у Басты есть нож, Волшебный Язык! — сказал Кокерель и втолкнул Мо в тёмную церковь.

Мегги поспешила за ним.

В церкви было прохладно и сумрачно. Сквозь несколько окошек высоко под потолком проникал утренний свет и рисовал бледные пятна на стенах и колоннах. Когда-то они, наверное, были серыми, как каменные плиты на полу, но теперь все в церкви Каприкорна стало одного цвета. Стены, колонны, даже потолок — всё было красное, цвета киновари, как сырое мясо или запёкшаяся кровь, и на мгновение Мегги показалось, что они попали в утробу какого-то чудовищного зверя.

В углу при входе стояла статуя ангела. Одно крыло у него отломилось, а на другое кто-то из людей Каприкорна повесил свою чёрную куртку. К голове ангела были приделаны чёртовы рога, вроде тех, какие дети привязывают к волосам, собираясь на карнавал; между ними всё ещё висел нимб святого. Наверное, когда-то этот ангел стоял на каменном постаменте перед первой колонной, но ему пришлось освободить место для другой статуи. Её тонкое скучающее лицо, бледное, как воск, смотрело сверху вниз на Мегги. Создатель этого изваяния не слишком хорошо владел ремеслом — лицо было раскрашено, как у пластмассовой куклы, с неправдоподобно красными губами и голубыми глазами, в которых не было ничего общего с кошмаром бесцветных глаз, какими пристально смотрел на мир настоящий Каприкорн. Но зато статуя была вдвое больше оригинала, и всякому, кто проходил мимо, пришлось бы запрокинуть голову, чтобы рассмотреть её лицо.

— Мо, разве так можно? — тихо спросила Мегги. — Выставлять в церкви самого себя?

— О, это очень древний обычай! — шепнула ей Элинор. — Статуи в церквах редко изображают святых. Ведь большинство святых не могли заплатить скульпторам. В одном соборе…

Кокерель так грубо толкнул её в спину, что она чуть не упала.

— Пошли! — зарычал он. — И в следующий раз извольте кланяться, когда будете проходить мимо него, понятно?

— Кланяться? — Элинор хотела остановиться, но Мо быстро увлёк её дальше.

— Но ведь этот балаган невозможно принимать всерьёз! — сердилась Элинор.

— Если ты сейчас же не уймёшься, — прошептал в ответ Мо, — тебе дадут почувствовать, насколько тут всё серьёзно.

Элинор посмотрела на шрам на его лбу и замолчала.

В церкви Каприкорна не было скамеек, какие Мегги видела в других церквах, — только два деревянных стола с лавками по обе стороны центрального нефа. На них стояли грязные тарелки, кружки с кофейной гущей, деревянные доски с остатками сыра и колбасы, ножи, пустые хлебницы. Несколько женщин как раз убирали со столов, они едва взглянули, когда мимо проходили Кокерель и Плосконос с тремя пленниками, и тут же продолжили свою работу. Женщины показались Мегги похожими на птиц, вобравших головы в плечи от страха, что их отрубят.

Не было в церкви Каприкорна не только скамеек, но и алтаря. Можно было только догадываться, где он когда-то находился. Зато на вершине лестницы, которая раньше вела к алтарю, стояло кресло, громоздкое, обитое красной тканью, с пышными резными украшениями на ножках и подлокотниках. К нему вели четыре ступеньки. Мегги сама не знала, зачем посчитала их. Они были покрыты чёрным ковром, а на верхней ступени, всего в нескольких шагах от кресла, погружённый в свои мысли, сидел на корточках Сажерук с растрёпанными, по обыкновению, рыжими волосами, и по его вытянутой руке карабкался Гвин.

Когда Мегги, Мо и Элинор проходили по центральному нефу, он ненадолго поднял голову. Гвин залез ему на плечо и обнажил мелкие, острые, как осколки стекла, зубы, будто заметил, с каким отвращением Мегги смотрит на его хозяина. Теперь она всё знала: и почему Сажерук считал этот мир таким стремительным и шумным, и почему он ничего не понимал в автомобилях, и почему часто смотрел так, будто находился где-то совсем в другом месте. Но, в отличие от Мо, она не чувствовала к нему никакого сострадания. Его лицо, обезображенное шрамами, напоминало ей только о том, как он обманул её и завлёк в беду, точно Крысолов из сказки. Он играл с ней, как со своим огнём, как со своими разноцветными мячиками: «Пойдём, Мегги, сюда!.. Мегги, верь мне!.. Мегги…» Больше всего ей хотелось вспрыгнуть на ступеньки и двинуть ему кулаком в губы, в его лживые губы.

Судя по всему, Сажерук угадал эти мысли. Он избегал взглядов Мо и Элинор и сам не смотрел на них. Вместо этого он сунул руку в карман брюк и достал спичечный коробок. Рассеянно вынул спичку, зажёг её, задумчиво посмотрел на пламя и почти ласково потрогал его, опалив пальцы.

Мегги отвернулась. Она не желала его видеть, хотела забыть о его присутствии. Слева от неё, у подножия лестницы стояли две железные бочки, коричневые от ржавчины, а в них горками были сложены светлые, недавно наколотые щепки. И только Мегги спросила себя об их предназначении, как в церкви вновь гулко загрохотали шаги. По центральному нефу шёл Баста с канистрой бензина в руках. Кокерель и Плосконос, ворча, посторонились, чтобы дать ему дорогу.

— Ага, Грязнорук опять играет со своим лучшим другом? — ухмыльнулся он, поднимаясь по пологим ступенькам.

Сажерук опустил спичку и поднялся.

— Вот тебе ещё одна игрушка. — Баста поставил канистру с бензином к его ногам. — Устрой-ка нам пожар. Ты ведь всегда его боялся, правда?

Баста выбил спички у него из рук.

— Эй, осторожно! — сказал Сажерук. — Это приносит несчастье. Разве ты не знаешь, как легко обидеть огонь?

В какой-то миг Мегги показалось, что Баста его сейчас ударит, и, видимо, это показалось не только ей. Все взгляды были обращены на этих двоих. Но, похоже, что-то хранило Сажерука. Возможно, и в самом деле огонь.

— Тебе повезло, что я только что почистил свой нож, — зашипел Баста. — Но ещё раз разинешь пасть — и я вырежу на твоей мерзкой роже новые изящные узоры. А из твоей куницы я велю сшить себе меховой воротник.

Гвин тихо и угрожающе тявкнул и пристроился на затылке хозяина. Сажерук нагнулся, поднял потухшую спичку и положил назад в коробок.

— Да, это тебе уж точно доставило бы наслаждение, — сказал он, по-прежнему не глядя на Басту. — Зачем мне устраивать пожар?

— Ни за чем. Устрой просто так. О том, что должно сгореть, мы позаботимся сами. Но раздуй огонь большой и ненасытный, а не такой ручной, как тот, с которым ты привык играть.

Сажерук высоко поднял канистру, медленно спустился по ступенькам и направился к ржавым бочкам.

Когда заскрипели тяжёлые деревянные двери, Мегги обернулась — между красными колоннами стоял Каприкорн. Бросив мимоходом взгляд на своё изваяние, он быстро зашагал по проходу. Каприкорн был в красном костюме, красном, как церковные стены, только рубашка и перо на лацкане пиджака были чёрными. Добрых полдюжины его молодцов следовали за ним, точно вороны за попугаем. Отзвук их шагов разносился, казалось, до самого потолка.

Мегги ухватилась за руку Мо.

— Ага, наши гости уже здесь, — сказал Каприкорн, остановившись перед ними. — Хорошо ли спалось, Волшебный Язык?

У него были на удивление мягко изогнутые губы, почти как у женщины. Когда он говорил, то проводил по ним мизинцем, будто хотел их подтянуть. Губы были такие же бесцветные, как и всё его лицо.

— Разве это не любезность с моей стороны — устроить свидание с твоей малышкой ещё прошлым вечером? Сперва я хотел показать её тебе сегодня, как сюрприз, но потом подумал: «Каприкорн, ты, вообще-то, должник этой девочки, раз она добровольно принесла тебе то, что ты так долго искал».

В руке он держал «Чернильное сердце». Мегги увидела, как взгляд Мо словно прилип к этой книге. Каприкорн был высок, но Мо — на несколько сантиметров выше. Очевидно, Каприкорну это не нравилось. Он стоял, вытянувшись в струнку, как будто таким образом мог свести на нет разницу в росте.

— Отпусти Элинор и мою дочь домой, — сказал Мо. — Пусть они уедут, и я прочту тебе всё, что ты хочешь. Но сначала отпусти их.

Что он говорит?! Мегги посмотрела на отца в замешательстве.

— Нет, Мо, я не хочу уезжать!

Но никто не обратил на неё внимания.

— Отпустить? — Каприкорн повернулся к своим людям. — Вы слышали? Почему это я должен делать такую глупость, раз они уже здесь?

Мужчины захохотали. А Каприкорн вновь обратился к Мо:

— Ты так же, как и я, отлично понимаешь: отныне ты будешь делать только то, что я от тебя потребую. Теперь, когда она здесь, ты наверняка не будешь упрямиться и не откажешься продемонстрировать своё искусство.

Мо сжал руку Мегги с такой силой, что ей стало больно.

— А что касается книги, — Каприкорн посмотрел на «Чернильное сердце» так неодобрительно, словно оно кусало его за пальцы, — этой чрезвычайно докучливой, дурацкой и многоречивой книжонки, то могу тебя заверить: впредь я не позволю впутать себя в подобную историю. Все эти ни на что не годные существа, эти порхающие и щебечущие феи… Всюду кишмя кишела живность, воняло дерьмом и шерстью, на базарной площади под ногами путались кривоногие кобольды, а во время охоты великаны спугивали дичь топотом своих неуклюжих ног. Шепчущие деревья, говорящие пруды… Да там любой камешек был невероятно болтлив! И потом, эта непролазная грязь на дороге до ближайшего, с позволенья сказать, города… Разряженные спесивые мерзавцы князья в своих замках… вонючие крестьяне, такие бедные, что с них нечего было взять… бродяги и нищие, у которых из волос сыпались блохи и вши… Чего мне жалеть о них?

Каприкорн подал знак, и один из его молодцов принёс большую картонную коробку. По тому, как он её нёс, было видно, что коробка, должно быть, очень тяжёлая. Он поставил её на серые каменные плиты перед Каприкорном и облегчённо вздохнул. Каприкорн протянул книгу, которую Мо так долго скрывал от него, стоявшему рядом Кокерелю и открыл коробку. Она была до краёв набита книгами.

— Разыскать все экземпляры стоило воистину огромных усилий, — заявил Каприкорн, вынимая из коробки две книги. — Они по-разному выглядят, но по содержанию одинаковы. То, что история издана на нескольких языках, здорово осложнило нам поиски. В нашем мире это было бы намного проще, не правда ли, Сажерук?

Сажерук ничего не ответил. Он стоял с канистрой бензина в руках, уставившись на коробку. Каприкорн не спеша подошёл к нему и швырнул обе книги в одну из железных бочек.

— Что вы делаете? — Сажерук хотел достать книги, но Баста оттолкнул его.

— Они останутся там, где лежат, — сказал он. Сажерук отступил и спрятал было канистру за спиной, но Баста вырвал её у него из рук.

— Похоже, наш Огнежор сегодня хочет предоставить игры с огнём другим, — сказал он с издёвкой.

Сажерук бросил на него взгляд, полный ненависти. С неподвижным лицом он наблюдал, как люди Каприкорна бросали в бочки книгу за книгой. Более двадцати экземпляров «Чернильного сердца» уже лежало на заготовленных щепках — с растрёпанными страницами, с переплётами, похожими на сломанные крылья…

— Ты знаешь, что в нашем прежнем мире всякий раз приводило меня в бешенство? — спросил Каприкорн, принимая из рук Басты канистру с бензином. — Какого труда стоило добывать огонь! Для тебя-то, конечно, нет, ты умел даже разговаривать с ним. Наверное, тебя научил этому один из кобольдов, но для нашего брата это было утомительным делом. Постоянно то древесина сырая, то ветер задувает камин… Я знаю, тебя гложет тоска по старым добрым временам, тебе не хватает всех твоих щебечущих, порхающих подружек, но я никогда и слезинки по ним не пролью. Этот мир устроен гораздо лучше, чем тот, которым нам приходилось довольствоваться долгие годы!

Сажерук словно не слышал ни единого слова из того, что говорил ему Каприкорн. Он как заворожённый смотрел на бензин, который лился на книги, источая зловоние. Страницы впитывали его с жадностью, будто приветствуя собственный конец.

— Откуда взялись все эти книги? — пролепетал он. — Ты же уверял меня, что остался всего один экземпляр, у Волшебного Языка…

— Да-да, что-то подобное я тебе рассказывал. — Каприкорн сунул руку в карман. — Ты такой легковерный, Сажерук! Обманывать тебя — одно удовольствие. Меня всегда поражала твоя доверчивость, хоть ты и сам умеешь врать весьма искусно. Но ты охотно веришь в то, во что хочешь верить, вот в чём дело. Ну, а теперь-то можешь не сомневаться: вот это… — он постучал пальцем по стопке книг, пропитанных бензином, — в самом деле последние экземпляры нашей чернильной родины. Басте и всем остальным потребовались годы, чтобы откопать их в замшелых публичных библиотеках и букинистических лавках.

Сажерук смотрел на книги, как умирающий от жажды на последний стакан воды.

— Ты всерьёз собрался их сжечь? — пробормотал он. — Ты ведь обещал, что перенесёшь меня назад, если я достану тебе книгу Волшебного Языка. За это я выдал тебе, где он скрывается, за это я привёл сюда его дочь…

Каприкорн только пожал плечами и взял книгу из рук Кокереля — ту самую, в матово-зелёном переплёте, которую Мегги и Элинор так услужливо ему доставили, из-за которой он велел привезти сюда Мо и ради которой Сажерук их всех предал.

— Я мог бы пообещать тебе и луну с неба, если бы это было мне выгодно, — сказал Каприкорн, со скучающей миной бросая «Чернильное сердце» в стопку его собратьев. — Я люблю давать обещания, особенно такие, которые не могу выполнить.

Затем он вынул из кармана зажигалку. Сажерук хотел броситься на Каприкорна и выбить книгу у него из рук, но тот подал знак Плосконосу.

Плосконос был такой большой и плечистый, что Сажерук смотрелся рядом с ним сущим ребёнком, и именно так он его и схватил — как непослушного ребёнка. Гвин с взъерошенной шерстью спрыгнул с плеча Сажерука, один из людей Каприкорна бросился за ним, когда тот прошмыгнул у него между ног, но куница увильнула и исчезла за красной колонной. Остальные мужчины хохотали над отчаянными попытками Сажерука вырваться из железных лап Плосконоса. Чернокурточнику доставляло большое удовольствие подводить Сажерука к книгам, облитым бензином, так близко, что он чуть не касался их пальцами.

От нескончаемых злодеяний Мегги стало дурно. Мо выступил вперёд, словно хотел прийти на помощь Сажеруку, но Баста преградил ему путь. Вдруг у него в руке мелькнул нож. Лезвие было узкое, блестящее и казалось ужасно острым, когда он приставил его к горлу Мо.

Элинор закричала и обрушила на Басту целый поток ругательств, каких Мегги ещё не слышала. Сама же она не могла тронуться с места. Она просто стояла и смотрела на лезвие возле голой шеи отца.

— Оставь одну для меня, Каприкорн! — воскликнул Мо, и только тут Мегги поняла, что он хотел помочь не Сажеруку — ему было важно спасти книгу. — Я обещаю тебе не произносить вслух ни одного предложения, где встречается твоё имя.

— Оставить книгу для тебя? Ты ума лишился? Если я кому и дал бы её, то тебе — последнему, — ответил Каприкорн. — А вдруг ты однажды не сможешь обуздать свой язык и я вновь окажусь в этой нелепой истории? Нет уж, спасибо.

— Брось! — сказал Мо. — Я не смог бы своим чтением отправить тебя обратно, даже если бы захотел, сколько раз тебе говорить! Спроси Сажерука, я ему это тысячу раз объяснял. Я сам не понимаю, когда и как это происходит, поверьте же мне наконец!

В ответ Каприкорн лишь усмехнулся:

— Мне очень жаль, Волшебный Язык, но я в принципе никому не верю, ты мог бы это давно себе уяснить. Мы все лжём, когда нам это выгодно.

И с этими словами он щёлкнул зажигалкой и поднёс её к одной из книг. От бензина страницы сделались почти прозрачными, похожими на пергамент и сразу же вспыхнули. Даже переплёт, прочный, обтянутый холстом, загорелся вмиг. Ткань почернела в языках пламени.

Когда в огонь упала третья книга, Сажерук так сильно пнул Плосконоса в коленную чашечку, что тот вскрикнул от боли и отпустил его. Проворный, как его куница, Сажерук выскользнул из могучих рук и кинулся к бочкам. Без колебаний он полез руками в пламя, но книга, которую он выхватил, уже полыхала, как факел. Сажерук бросил её на пол и вновь полез в огонь, на сей раз другой рукой, но тут Плосконос опять схватил его за шиворот и чуть не задушил в своих железных объятиях.

— Посмотрите на идиота! — куражился Баста, пока Сажерук с искажённым от боли лицом разглядывал свои пальцы. — Кто-нибудь может объяснить, о чём он так сожалеет? Может быть, о безобразных моховых старушках, которые были от него без ума, когда он жонглировал мячиками на базарной площади? Или о грязных дырах, где он ютился вместе с другими бродягами? Чёрт возьми, да там запах был хуже, чем в рюкзаке, в котором он таскает свою вонючую куницу!

Люди Каприкорна хохотали, в то время как книги распадались в прах. В пустой церкви всё сильнее воняло бензином, от едкого запаха Мегги закашлялась. Мо положил ей руку на плечи, как бы защищая, словно Баста угрожал не ему, а его дочери. Но кто мог защитить его самого?

Элинор испуганно смотрела на его шею, как будто нож Басты оставил на ней кровавый след.

— Эти парни совсем рехнулись, — прошептала она чуть слышно. — Ты ведь знаешь изречение: «Там, где сжигают книги, скоро будут гореть люди». Что, если мы будем на этом дощатом помосте следующими?

Баста резко обернулся, словно расслышал её слова. Он бросил на неё язвительный взгляд и поцеловал лезвие своего ножа. Элинор замолкла, точно язык проглотила.

Каприкорн достал из кармана брюк белоснежный платок и вытер себе руки так тщательно, словно хотел стереть со своих пальцев даже воспоминание о «Чернильном сердце».

— Ладно, с этим наконец-то покончено, — заключил он, бросив последний взгляд на дымящийся пепел. Потом с самодовольным лицом поднялся к креслу, занявшему место алтаря. Глубоко вздохнув, он опустился на красные подушки. — Сажерук, пусть в кухне Мортола полечит тебе руки, — приказал он скучающим тоном. — Без рук ты уж точно ни на что не годишься.

Сажерук долго смотрел на Мо, прежде чем последовал приказу. Нетвёрдым шагом, с опущенной головой он прошёл мимо людей Каприкорна. Путь к дверям казался бесконечно долгим. Когда Сажерук отворил их, на короткое мгновенье в церковь ворвался ослепительно яркий солнечный свет. Потом двери за ним закрылись, и Мегги, Мо и Элинор остались одни с Каприкорном и его людьми, с запахом бензина и горелой бумаги.

— А теперь поговорим о тебе, Волшебный Язык! — сказал Каприкорн и вытянул ноги, обутые в чёрные ботинки. Он удовлетворённо рассматривал сверкающую кожу и стряхнул с неё клочок обугленной бумаги. — Пока что я, Баста и этот горемыка Сажерук были единственным доказательством того, что ты умеешь выманивать из-под маленьких чёрных букв всякие чудеса. Ты сам вроде бы невысокого мнения о своём даре, если верить твоим словам, но я им, как уже сказано, не верю. Напротив, я думаю, что ты великий искусник, и жду не дождусь, когда ты наконец предоставишь новые подтверждения своего искусства. Кокерель! — Его голос звучал раздражённо. — Где Мастер Чтения? Разве я не сказал, чтобы ты привёл его сюда?

Кокерель нервно затеребил козлиную бородку.

— Он как раз занят подбором книг, — промямлил он. — Но сейчас я его приведу. — Торопливо поклонившись, он захромал прочь.

Каприкорн забарабанил костяшками пальцев по подлокотнику.

— Ты, конечно, слышал, что мне пришлось прибегнуть к услугам другого чтеца, пока ты с таким успехом от меня скрывался, — обратился он к Мо. — Я нашёл его пять лет назад, но он ужасный халтурщик. Достаточно посмотреть на лицо Плосконоса…

Плосконос смущённо опустил голову, когда все взгляды обратились в его сторону.

— Хромота Кокереля — тоже его рук дело. А видел бы ты девушек, которых он вычитал для нас! Такие и в страшном сне не приснятся! Наконец, я велел ему читать вслух только для того, чтобы позабавиться его уродцами, а своих людей я подыскал в этом мире. Почти в каждой деревне есть одинокий мальчик, который любит играть с огнём… — Улыбаясь, он посмотрел на свои ногти, словно кот, проверяющий когти. — Я велел Мастеру Чтения подобрать для тебя подходящие книги. В книгах этот бедняга действительно толк знает, он живёт в них, словно один из тех бледных червей, что питаются бумагой.

— Ну что ж, и кого же я должен извлечь из твоих книг? Парочку чудовищ, парочку нелюдей наподобие вот этих? — Мо кивнул в сторону Басты.

— Ради Бога, не подавай ему такие идеи, — прошептала Элинор, озабоченно взглянув на Каприкорна.

Но тот лишь стряхнул остатки пепла с брюк и улыбнулся.

— Людей у меня достаточно, а что касается чудовищ, то ими мы займёмся, быть может, попозже. Пока же нам вполне хватает собак, которых выдрессировал Баста, и змей, которые водятся в этих местах. В качестве смертельных подарочков они превосходны. Нет, Волшебный Язык, всё, что я хочу сегодня предложить для пробы твоего искусства, — это золото. Я чертовски жаден до денег. Правда, мои люди прилагают большие усилия, чтобы выжать из этого местечка всё, что можно. — При этих словах Каприкорна Баста любовно погладил свой нож. — Но этого слишком мало, чтобы заполучить все чудесные вещи, которые можно купить в вашем бескрайнем мире. В этом мире столько страниц, бесконечно много страниц, и на каждой я намерен с великой радостью написать своё имя!

— А какими буквами ты собираешься писать? — спросил Мо. — Баста будет вырезать их на бумаге своим ножом?

— О, Баста писать не умеет, — невозмутимо ответил Каприкорн. — Никто из моих людей не умеет ни читать, ни писать. Я запретил им это. Только я выучился этому у одной из моих служанок. Будь уверен, я очень даже в состоянии тиснуть свою печать на этом мире. А если надо будет что-нибудь написать, то этим займётся мой Мастер Чтения.

Церковные двери отворились, будто Кокерель только и ждал этих слов. Человек, которого он привёл, втягивал голову в плечи и покорно следовал за Кокерелем, не глядя по сторонам. Он был маленький, тощий и никак не старше Мо, но горбился, как старичок, и болтал на ходу руками и ногами, словно не знал, что с ними делать. Он был в очках, которые всё время нервно поправлял на ходу, оправа на переносице была обмотана клейкой лентой — видимо, она уже не раз ломалась. Левой рукой он прижимал к груди стопку книг так крепко, будто те хранили его от взглядов, устремлённых на него со всех сторон, и от зловещего места, куда его привели насильно.

Когда оба наконец поравнялись с подножием лестницы, Кокерель толкнул своего спутника локтем в бок, и тот поклонился с такой поспешностью, что две книги выпали из его рук на пол. Он торопливо поднял их и вновь склонился перед Каприкорном.

— Мы уже ждём тебя, Дариус! — сказал Каприкорн. — Надеюсь, ты нашёл то, что я тебе поручил.

— О да, да, — промямлил Дариус, чуть ли не с благоговением глядя на Мо. — Это он?

— Да. Покажи ему книги, которые ты выбрал.

Дариус кивнул и снова отвесил поклон, на этот раз в адрес Мо.

— Всё это — истории, в которых упоминаются большие сокровища, — залепетал он. — Найти их было сложнее, чем я думал. В конце концов… — В его голосе послышался лёгкий, едва уловимый упрёк. — В конце концов, в этой деревне не так много книг. И сколько я ни прошу, новых мне не приносят, а если и приносят, то всякую макулатуру. Я думаю, ты всё же будешь доволен моим выбором.

Он встал перед Мо на колени и стал раскладывать на каменных плитах свои книги в ряд, чтобы Мо смог прочесть все названия.

От первого же у Мегги сжалось сердце. «Остров Сокровищ». «Только не это! — подумала она. — Не надо, Мо». Но Мо уже держал в руке следующую книгу: «Сказки тысячи и одной ночи».

— Я думаю, это то, что надо, — сказал он. — Там обязательно будет много золота. Но ещё раз говорю тебе: я не знаю, что из этого выйдет. Ничего не получается тогда, когда я этого хочу. Я знаю, вы все считаете меня волшебником, но я не волшебник. Волшебство заключено в книгах, и о его механизме я знаю не больше тебя или твоих людей.

Каприкорн откинулся в кресле и выразительно посмотрел на Мо.

— Сколько раз ты будешь мне это рассказывать, Волшебный Язык? — сказал он с тоской в голосе. — Ты можешь повторять это сколько угодно, я всё равно не поверю. В мире, двери которого мы сегодня окончательно закрыли, я порой имел дело с волшебниками и с колдуньями, и частенько мне приходилось воевать с их упрямством. Баста уже вполне наглядно показал тебе, как мы обычно поступаем с упрямцами. Но в твоём случае такие болезненные методы наверняка не понадобятся, тем более сейчас, когда твоя дочь здесь. — Тут Каприкорн мельком взглянул на Басту.

Мо хотел удержать Мегги, но Баста оказался расторопнее. Он потянул её к себе и схватил сзади за шею.

— С сегодняшнего дня, Волшебный Язык, — продолжал Каприкорн, и его голос по-прежнему звучал так безучастно, будто он говорил о погоде, — Баста будет персональной тенью твоей дочери. Это надёжно убережёт её от змей и кусачих собак, но никак не от Басты, который будет с ней любезен ровно столько, сколько я его об этом попрошу. А это, в свою очередь, зависит от того, насколько я буду доволен твоими услугами. Я понятно выразился?

Мо посмотрел сначала на него, потом на Мегги. Она очень старалась глядеть бесстрашно, чтобы убедить Мо, что ему не о чём тревожиться, ведь лгать-то она умела гораздо лучше, чем он. Но на этот раз он не поверил её лжи. Он знал, что её страх ничуть не меньше того, который она прочла в его глазах.

«Может быть, всё, что здесь происходит, — тоже лишь книжная история? — в отчаянии подумала Мегги. — И сейчас кто-нибудь закроет книгу, потому что она показалась ему слишком страшной и отвратительной, и мы с Мо опять окажемся у себя дома, и я сварю ему кофе». Она изо всех сил зажмурилась, как будто таким способом можно сделать мысль реальностью, но, когда она разомкнула веки, Баста по-прежнему стоял рядом с ней, а Плосконос потирал свой вдавленный нос и глядел на Каприкорна глазами преданной собаки.

— Ладно, — устало сказал Мо в наступившей тишине. — Я буду читать вслух. Но Мегги и Элинор при этом присутствовать не будут.

Мегги точно знала, о чём он только что подумал. О её матери, и о том, кто может исчезнуть на этот раз.

— Чушь! Разумеется, они останутся здесь. — Голос Каприкорна звучал уже не так сдержанно. — И ты начнёшь сейчас же, прежде чем книга в твоих руках рассыплется в прах.

Мо на мгновение закрыл глаза.

— Хорошо, только пусть Баста уберёт свой нож, — сказал он хрипло. — Если он хоть пальцем тронет Мегги или Элинор, то я своим чтением напущу на тебя и на твоих людей чуму!

Кокерель испуганно посмотрел на Мо, и даже по лицу Басты пробежала тень, но Каприкорн только усмехнулся.

— Позволь напомнить тебе, Волшебный Язык, что это заразная болезнь, — сказал он. — И маленьких девочек она тоже не щадит. Так что оставь пустые угрозы и приступай к чтению. Сию минуту. Не сходя с места. И для начала я хочу послушать что-нибудь вот из этой книги.

Он указал на книгу, которую Мо минутой ранее отложил в сторону: «Остров Сокровищ».

Поиск по сайту: