Р. Даль. БДВ, или Большой и Добрый великан

(перевод И. Шишковой)

Когда Баста втолкнул Мегги в комнату, Фенолио лежал на кровати.

— Что вы с ней там делали? — набросился он на Басту, поспешно вскакивая. — Она же белая как мел.

Но дверь за Бастой уже закрылась. Мегги услышала, как он сказал часовому:

— Через два часа тебя сменят. — И ушёл. Фенолио взял её за плечи и с тревогой взглянул в лицо.

— Ну что? Рассказывай! Чего они от тебя хотели? Твой отец там?

Мегги покачала головой:

— Они поймали Сажерука. И женщину.

— Какую женщину? Господи, ты совсем не в себе!

Фенолио потянул её к кровати. Мегги села рядом с ним.

— Мне кажется, это моя мама, — прошептала она.

— Твоя мама?

Фенолио посмотрел на неё ошарашенно. Под глазами у него были тёмные круги от бессонной ночи. Мегги с отсутствующим видом разглаживала платье. Оно было грязное и мятое. Ещё бы, она в нём спала уже несколько дней.

— Волосы у неё темнее, — проговорила она. — А фотография, которая есть у Мо, сделана девять лет назад… Каприкорн посадил её в сеть, как и Сажерука. Через два дня он собирается обоих казнить, и для этого я должна вычитать кого-то из «Чернильного сердца», этого друга, как его называет Каприкорн, я тебе уже рассказывала! От Мо они тоже добивались, чтобы он им его вывел. Ты не хотел рассказывать, кто это, но теперь ты должен мне сказать! — Она с мольбой посмотрела на Фенолио.

Старик закрыл глаза.

— Господи помилуй! — пробормотал он.

За окном всё ещё было темно. Луна висела прямо перед их окном. Мимо неё проплывало облако, как клочок одежды.

— Завтра я расскажу тебе, — сказал Фенолио. — Обещаю.

— Нет, расскажи сейчас.

Он посмотрел на неё в раздумье.

— Это не из тех историй, что следует рассказывать ночью. Тебе будут сниться страшные сны.

— Расскажи, — повторила Мегги. Фенолио вздохнул.

— Ох ты Боже мой! Мои внуки тоже иногда так смотрят, — сказал он. — Ладно.

Он помог ей взобраться наверх, на её кровать, подложил под голову свитер Мо и укрыл одеялом до самого подбородка.

— Я расскажу так, как написано в «Чернильном сердце», — сказал он тихо. — Я помню эти строки почти наизусть, я ими в своё время очень гордился…

Он откашлялся и прошептал в темноте:

— «И лишь одного боялись больше, чем молодцов Каприкорна. Его называли Призраком. Он появлялся только по зову Каприкорна. Иногда он бывал красным, как огонь, иногда серым, как пепел, в который огонь превращает всё, что попадается ему на пути. Он пробивался из земли, как пламя из хвороста. Смерть была в его пальцах и даже в его дыхании. Он вырастал у ног своего повелителя, безголосый и безликий, принюхиваясь, как собака, идущая по следу, и ожидая, чтобы хозяин указал ему его жертв».

Фенолио провёл рукой по лбу и отвернулся к окну. Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил снова, как будто ему пришлось с усилием вспоминать слова из давно минувших лет.

— «Говорили, — произнёс он наконец тихо, — будто Каприкорн велел кому-то из кобольдов или гномов, умельцев во всём, что касается огня и дыма, создать Призрака из пепла его жертв. Наверняка никто ничего не знал, потому что Каприкорн, по слухам, велел умертвить создателей Призрака. Но все знали одно: что он бессмертен и неуязвим и не знает жалости, как и его хозяин».

Фенолио замолчал. Мегги с бьющимся сердцем смотрела в темноту.

— Да, Мегги, — сказал наконец Фенолио тихо. — Я думаю, он хочет, чтобы ты вывела ему Призрака.

И помилуй нас Боже, если у тебя это получится. На свете много чудовищ, большинство из них люди, и все они смертны. Не хотелось бы мне, чтобы по моей вине по этой планете разгуливало, сея страх и ужас, ещё и бессмертное чудовище. У твоего отца, когда он пришёл ко мне, была идея, я тебе об этом уже рассказывал, и, может быть, в этом наш последний шанс, но я ещё не знаю, что и как из этого получится. Мне нужно подумать, времени у нас осталось немного, и сейчас тебе надо поспать. Как ты сказала? Все планируется на послезавтра? Мегги кивнула.

— Как только стемнеет, — шепнула она. Фенолио устало провёл рукой по лицу.

— А за женщину не беспокойся, — сказал он. — Тебе, наверное, неприятно это слышать, но, по-моему, это никак не может быть твоя мать, как бы тебе этого ни хотелось. Как она могла бы здесь оказаться?

— Дариус! — Мегги зарылась лицом в свитер Мо. — Незадачливый чтец. Каприкорн сказал: он вычитал её, и при этом она лишилась голоса. Она вернулась, я уверена, а Мо и не подозревает об этом! Он думает, она так и осталась в книге и…

— Если ты права, лучше бы ей и вправду там оставаться, — сказал Фенолио, со вздохом снова укрывая её плечи одеялом. — Я всё-таки думаю, что ты ошибаешься, но ты, конечно, можешь верить, во что хочешь. А пока спи.

Но Мегги не могла спать. Она лежала, повернувшись лицом к стене, и вслушивалась в себя. Тревога и радость смешивались в её сердце, как две протёкшие друг на друга краски. Стоило ей прикрыть глаза, и она видела сети и за верёвками оба лица — Сажерука и то, другое, размытое, как на старой фотографии. Как она ни старалась увидеть его чётче, оно всё расплывалось и расплывалось.

Она уснула, когда за окном уже брезжило утро, но дурные сны не уходят с темнотой. В серых предрассветных сумерках они растут особенно быстро и из секунд сплетают вечность. В сон Мегги пробрались одноглазые великаны и гигантские пауки, трёхглавые псы, ведьмы, пожирающие детей, — все чудища, каких она когда-либо встречала на книжных страницах. Они вылезли из сундука, который сделал ей Мо, соскользнули со страниц её любимых книг. Даже из книжек с картинками, которые дарил ей Мо, когда она ещё не умела складывать буквы, выползали страшилища. Пёстрые, косматые, они плясали по сну Мегги, улыбаясь во всю пасть и щеря мелкие, острые зубы. Там был Чеширский Кот, которого она всегда так боялась, и Сорванцы, которые до того нравились Мо, что он повесил картинку с ними у себя в мастерской. Какие же у них были огромные зубы! Они перемололи бы Сажерука, как хрустящий хлебец! Но как раз в тот момент, когда один из них, с глазами величиной с тарелку, выпустил острые когти, из серой пустоты возникла новая фигура, потрескивающая, как пламя, серая, как пепел, без лица и названия; она схватила Сорванца и разорвала на несколько бумажных клочков.

— Мегги!

Чудища исчезли, в лицо Мегги светило солнце.

У кровати стоял Фенолио.

— Тебе что-то снилось?

Мегги села. По лицу старика было похоже, что он всю ночь не спал, и морщин у него от этого стало ещё больше.

— Фенолио, где мой отец? — спросила она. — Ну почему же он не приходит?

ФАРИД

Потому что разбойники эти имели обыкновение поджидать путников на просёлочных дорогах да грабить деревни и города, нарушая покой мирных жителей. И каждый раз, когда они останавливали караван или нападали на деревню, добычу они несли в это отдалённое, неприметное место, скрытое от людских глаз.

Поиск по сайту: