Глава 7 ПРЕССА И РЕКЛАМА

Хотя возникновение периодической печати относится к началу XVII в., если только не к еще более ранней поре, все же она может считаться истинным продуктом буржуазного века. Ибо только в буржуазную эпоху периодическая печать получила свою специфическую физиономию и сделалась чем‑то большим, нежели примитивной формой информации, а именно пульсом времени.

В тот самый момент, когда буржуазное общество вступило в серьезную борьбу за власть, и развилось газетное дело в современном смысле слова. Печать сделалась важнейшим средством пропаганды буржуазных идей, важнейшим средством борьбы за них, она сделалась тем фактором, который духовно объединял массы, осведомлял и направлял их. И эта роль осталась за периодической печатью вплоть до наших дней. Трудно представить себе более великую роль. Ее значение усиливалось по мере того, как интересы отдельной страны, отдельного города, даже отдельной личности все теснее сливались, благодаря эволюции общественной жизни, с интересами всех стран и всех частей света. Так как ныне уже нет такой хотя бы ничтожной человеческой общины, которая могла бы сказать о себе, что она живет и может жить самодовлеющей жизнью, то каждый связан со всеми. Звено, духовно всех связующее, позволяющее им постоянно входить в соприкосновение с мировой жизнью, сообщающее этому соприкосновению длительный характер, и есть газета. Именно эта важная функция и создала ее огромное могущество.

И все‑таки мы сумеем правильно оценить периодическую печать только в том случае, если уясним себе предпосылки, которым она обязана своим возникновением в каждом отдельном случае. Исполнять вышеуказанную функцию в интересах свободы и прогресса человечества – такова обязанность печати в идеале. Издание газет, однако, в большинстве случаев прежде всего коммерческое дело. Ограничимся здесь только этой одной, зато фундаментальной предпосылкой. Становясь коммерческим делом, газета подчиняется вместе с тем специфическим законам, руководящим вообще коммерческими предприятиями. Содержание газеты получает чисто товарный характер, а это прямая противоположность ее идеального назначения.

На столбцах газеты «торгуют» тем, что для издателя наиболее выгодно, а таковым никогда не бывают интересы человечества. Этому закону подвержены даже большие политические газеты, так как и их издатели хотят по крайней мере «покрыть свои расходы». Только редкие печатные органы основываются с неподкупно‑чистым намерением служить, невзирая на материальную выгоду, исключительно высоким идеалам человечества.

Если по ранее изложенным причинам печать становится одним из крупнейших факторов в публичной половой нравственности, то по только что указанным причинам, а именно потому, что она есть наиболее простое коммерческое дело, а вместе с тем и один из наиболее пагубных факторов. Печать может наиболее действенно пропагандировать законы индивидуальной морали, она может поднять чувство личной ответственности и повысить, таким образом, уровень общественной нравственности. Но она же может и систематически отравлять воображение людей.

В настоящее время имеется значительное число органов печати, серьезно и сознательно ставящих своей целью нравственное воспитание масс. Подобное явление относится, однако, лишь к последним сорока годам. До этого момента в ежедневной прессе преобладала исключительно филистерская мелочность. Все половое обходилось, затушевывалось. О великих конфликтах, вносимых ежедневно в жизнь множества людей любовью, читатель узнавал в лучшем случае из сухих или морализующих заметок. Так называемые порядочные газеты обыкновенно отмалчивались, действуя сообразно основной аксиоме нравственного лицемерия: о чем не говорят, того не существует.

В 60‑х гг. истекшего столетия положение изменилось. Именно тогда возникли газеты, мужественно и смело срывавшие покров даже с самого интимного. Но – и это «но» здесь весьма роковое – это было мужество не столько в интересах общественной морали, а скорее в интересах коммерческой прибыли. Общая историческая ситуация все более позволяла делать подобными темами не просто дела, но и очень выгодные дела.

Так родилась так называемая сплетническая, или скандальная, пресса, ставившая своей задачей подносить читателю со всевозможными подробностями всякие сенсационные события, и в особенности из области половых нравов. Сообщалось, например, о том, что такая‑то в широких кругах известная дама пользуется особой благосклонностью такого‑то господина, говорилось о предполагаемых или расстроившихся браках, приводились подробности о похищениях или адюльтерах, имелся постоянно отдел, посвященный бракоразводным процессам. С особо гнусным сервилизмом заглядывали в альковы принцев и принцесс. Уже за восемь месяцев публика узнавала, в какой день должна разрешиться от бремени та или другая аристократка, прежде всего государыня или супруга наследника. С подобострастным рвением сообщались эти отрадные перспективы падкой до сенсаций массе. Заметим в скобках, что сенсационная и сплетническая пресса вся без исключения «благонадежна и патриотична». Она обычно тем патриотичнее, чем грязнее, чтобы войти в доверие к власти. Ныне подобные сплетнические газеты существуют во всех более или менее крупных городах мира, а в Америке вся пресса носит такой характер.

В Америке разоблачения интимных семейных историй организованы вполне солидно. Примером может служить следующее приведенное лондонской «The Times» (январь 1912 г.) письмо одного американского редактора одному господину, бывшему управляющим во многих знатных английских домах и поместившему объявление о своем желании поступить на новое место: «Милостивый государь!.. Я плачу хорошо, всегда в начале месяца. Сотрудничаю в нескольких американских газетах, читатели которых требуют сплетен об известных в Лондоне лицах... Чтобы дать вам некоторое представление о том, что требуется, обращаю ваше внимание на леди Герард и Форсетс, о которых ввиду предстоящего дела об оскорблении все охотно печатается. Интересны также дела... (следует перечисление длинного ряда представителей и представительниц лондонского света, некоторые из которых начали бракоразводные процессы). P. S. Может быть, у вас есть знакомые среди официантов более видных клубов и первоклассных ресторанов?»

Насколько большая масса читателей интересуется такими темами, видно из того, что подобные происшествия составляют теперь постоянный отдел также в большинстве так называемых порядочных европейских газет. Ссылка на обязанности репортера служит обыкновенно оправданием для подобных сообщений. На самом деле газеты спекулируют на низменных инстинктах массы.

Необходимо упомянуть и об особых приемах английской прессы. Она всегда наиболее рафинированным образом решала нелегкую проблему сочетать чопорнейшее приличие с сугубым развратом и все‑таки оставаться в глазах света «респектабельной». Английская печать достигла этого путем объективной судебной хроники. Она вообще считает своей обязанностью докладывать о судебных процессах очень подробно. Это, конечно, очень ценная черта. В таком постоянном контроле английский народ видит лучшую гарантию нелицеприятного суда. Чрезвычайно характерно, однако, что ни о чем так подробно не сообщается в английских газетах, как о бракоразводных делах, причем дословно передаются интимнейшие вопросы и ответы судьи, защитника и свидетелей. Даже в самых респектабельных газетах. И этот отдел, по мнению людей сведущих, наиболее читаем.

Отдел объявлений – как бы спинной хребет газеты. Не подписка, а объявления дают издателю прибыль. Этим обходным путем обычно и совершается подкуп газет. Крупные предприятия дают большие и постоянные объявления, что служит им молчаливой гарантией, что в тексте о них будет говориться только хорошее или во всяком случае не будет говориться ничего плохого. Каждый знаток газетного дела знает, что ныне существует лишь очень немного газет, которых не подкупали бы таким образом ежедневно.

Умное разъединение газеты и объявлений, в силу которого большинство редакций заявляют, что не имеют никакого отношения к объявлениям, что эти последние – чисто частное коммерческое дело издательства, имеет еще одно очень выгодное для издателя последствие. В отделе объявлений можно и не считаться с текстом газеты, можно печатать все, что оплачивается. Так и делается. Между тем как газета ратует за мораль, громит порою безнравственность конкретных людей или всего общества, в отделе объявлений пропагандируются все решительно пороки, правда, в замаскированном, но для заинтересованных лиц достаточно прозрачном виде. Сводники предлагают свои услуги, продается и покупается, как булки, супружеская любовь, проституция рекламирует свой товар, молодая вдова ищет великодушного друга, который даст ей взаймы определенную сумму, причем слово «молодая» указывает на то, что она известным образом отплатит за услугу, богатый господин ищет компаньонку для путешествия (речь идет о браке на четыре недели) и т. д.

И точно таким же образом предлагаются и требуются все пороки, все извращенности. Опытная проститутка предлагает свои услуги под видом массажистки, лесбиянка ищет под тем или другим девизом родственную душу. Далее идут всевозможные преступления. Акушерка предлагает порошки для менструации (речь идет о средствах делать аборт), другая предлагает свои услуги для тайных родов, делательница ангелов хочет под фирмой «бездетные родители» усыновить ребенка; сыщицы готовы содействовать в «брачных делах», то есть готовы доставить даме, желающей развестись с мужем, в лице своей собственной особы доказательство адюльтера с его стороны, без которого она не может развестись, и т. д. и т.д. – без конца.

Шубрак. Реклама. Плакат

Таким чудовищным рынком своднических дел стал отдел объявлений большинства газет, и даже многих пользующихся хорошей славой. Если в Германии в последние годы и замечается в этом отношении некоторое улучшение, так как полиция изгнала самое худшее из газетных объявлений и порок может выступать уже только в очень ловко замаскированной форме, то, например, в Австрии и Венгрии подобные нравы находятся еще в полном расцвете. И то же надо сказать о так называемых маленьких объявлениях в многочисленных французских газетах.

Иллюстрированная периодическая печать имела с самого начала непосредственное отношение к половой теме была даже до известной степени ее акушером, так как первые иллюстрированные журналы были в большинстве случаев журналами мод. Чтобы дать наглядное представление о той или другой моде, приходилось прибегать к помощи иллюстрации. С течением времени связь иллюстрированных журналов с темой половых отношений становилась все интимнее, чтобы стать в конце концов и совсем интимной, так как возник ряд журналов, иллюстрации которых воспроизводили исключительно эротические мотивы.

Значительное число таких журналов, их большая распространенность – все доказывает, что они принадлежат к числу самых характерных документов истории частной и общественной нравственности в буржуазный век. По ним можно получить нагляднейшее представление об эволюции нравственных понятий в разных странах. По ним можно проследить все подробности эротических стимулов, вожделений и мод, весь длинный путь, пройденный европейским обществом от безобидной «наивности» примитивной мещанской морали до чрезвычайной сложности крайне повышенных эротических удовольствий современной крупнокапиталистической культуры. Как непогрешимый термометр, позволяют они судить о всех высотах и низинах, о силе, воодушевлявшей эпоху, и о жалком ничтожестве, в которое вылилась эта сила. Из иллюстрированных журналов мы и заимствовали значительную часть иллюстраций, поясняющих данный текст этого тома.

Начало этой специфической эволюции положила сатирическая пресса, и притом начало в хорошем смысле, так как она изображала половые нравы в сатирическом освещении. Юмористическая и сатирическая трактовка половых вопросов и осталась преобладающей, или, вернее, в такой форме они воспроизводились чаще всего. И притом по той простой причине, что очень скоро выяснилось, что именно в такой оболочке можно идти дальше всего, «не нарушая приличия». Другими словами: при таких условиях можно было рассчитывать на особенно широкие круги читателей, не завися только от узкого круга любителей пикантной пищи. Значительную часть лучшего из того, что было сделано критикой общественных явлений, необходимо отнести именно на счет сатирической прессы.

Венская шутливая эротическая открытка

Иллюстрированный галантный журнал в строгом смысле слова, журнал, для которого эротика была самодовлеющей целью, который открыто спекулировал на этих чувствах читателя, чтобы делать хорошие дела, возник впервые в 60‑х гг. истекшего столетия. С тех пор во всех странах имеется несколько таких журналов. Франция, Италия, Австрия, Германия, Англия, Америка – все имели и имеют такие клоаки низменнейшей спекуляции.

Чтобы привести несколько конкретных данных, укажем на то, что этот род журналов процветал особенно бесстыдно в Австро‑Венгрии.

Подобные журналы представляют собой во всех отношениях достойное дополнение к выше охарактеризованным скандальным газетам. Подобно тому как последние торгуют интимностями законных и незаконных любовных связей, так эти журналы торгуют вообще пороками, окружая их ежедневно ореолом в виде соблазнительных иллюстраций. Так они становятся самыми рьяными сводниками в деле разврата. Только ему они и служат от первой и до последней строчки, так как здесь помещают, естественно, свои объявления люди, эксплуатирующие с особенной выгодой сферу безнравственности и непристойности. Вспомним также всевозможные календари, альманахи и т. д. с соответствующими иллюстрациями.

Часто иллюстрированные журналы прямо служат сводничеству. И опять‑таки это делается таким на вид безобидным образом, что только посвященные знают, в чем дело. Следующие слова парижского писателя Мориса Тальмейра показывают, о каких иллюстрированных изданиях здесь идет речь и каким образом они служат целям сводничества:

«Вы знаете, конечно, все те журналы, в которых помещаются портреты светских дам. Большинство этих портретов должны дать наглядное представление о красоте и элегантности этих дам, имена которых у всех на устах. И однако это не единственная их цель, если верить словам некоторых своден, заслуживающих в этом отношении, как мне кажется, полного доверия. Они утверждают, что портрет такой монденки появляется в журнале только затем, чтобы дать сводне возможность показать его своим постоянным клиентам. Это делается, разумеется, с согласия дамы. Сводня как бы случайно держит в руках журнал, а портрет находится среди других тоже, конечно, случайно. Во всем этом нет ничего компрометирующего ни для дамы, ни для журнала. Никто не может подумать что‑нибудь дурное, а журнал тоже не задавался никакими плохими целями. И однако портрет к услугам любителя, а сводня всеми силами старается обратить на него внимание.

Что за красавица! И что за портрет! Да, вот если бы с такой... Но это невозможно. И все‑таки... Почему не попробовать. И клиент воспламеняется, надеется, сомневается, допытывается и решает наконец испробовать свое счастье. Само собой понятно, что в таких случаях цена очень высокая и дело, естественно, особенно выгодное».

Другими словами: портреты этих элегантных дам не что иное, как иллюстрированные объявления в тексте. В отделе объявлений нельзя предлагать себя покупателям, и вот нашли обходной путь, обещавший к тому же самый прочный успех. Так как мужчина, в конце концов попадающийся на удочку, не подозревает, что имели в виду его и ему подобных, то он и не скупится. Напротив, в собственном воображении он вырастает до размеров совратителя и победителя и готов под влиянием этого наивного самообмана заплатить сколько угодно. Не чем иным, как именно объявлением, и являются в глазах издателей подобные портреты, и потому дама должна в той или иной форме платить за него. Она доставляет карточку, покрывает расходы по изготовлению клише и обязуется, кроме того, купить пятьдесят или сто экземпляров этого номера. Такова наиболее старая и до известной степени замаскированная форма подобных объявлений.

Немецкие иллюстрации к мемуарам Казановы. 1845

В последнее время, однако, входят в моду повсюду, а также и в Германии, простые деловые отношения. Вы платите 50, 100 или больше марок, и за это вас снимают и ваш портрет помещают с пышным панегириком сообразно вашим желаниям: вас будут прославлять или как шикарную красавицу, составляющую сверкающий центр в каждом салоне, где она появляется, и немедленно обращающую на себя всеобщее внимание, или как смелую наездницу, или как элегантную спортсменку, пикантнейшее украшение манежа или площадки для тенниса, или как обворожительную актрису, у которой больше чем нужно ангажементов, и т. д.

Самая приятная особенность таких своднических дел – их полная безопасность для заинтересованных лиц, даже в том случае, если бы такое дело всплыло на поверхность. Ибо кто уже узнает о том, что потом происходит где‑нибудь в элегантной квартире холостяка или где‑нибудь в меблированных комнатах! Вы просто хотели прославиться. Если поэтому кто‑нибудь и узнает, что вы поместили в журнале или в газете такое иллюстрированное объявление, то в худшем случае это отнесут на счет вашего тщеславия.

Страшная конкуренция, к чему с середины XIX в. привела частнокапиталистическая система производства, побуждала каждого предпринимателя предлагать массе свой товар как можно нагляднее, чтобы она сразу вспомнила именно о нем в случае надобности.

Так довольно рано возник иллюстрированный плакат, а недавно и иллюстрированное объявление. Несравненно более сильное воздействие на психику картины, чем слова, сделало в конце концов иллюстрацию самым важным в наши дни средством рекламы. А так как иллюстрированная реклама лучше всего достигает своей цели, когда сразу обращает на себя внимание массы, то без всяких зазрений совести стали предпочитать эротические мотивы, ибо все половое невольно обращает на себя внимание.

Подобная реклама может многих оттолкнуть, но равнодушно мимо нее пройдет меньше людей, нежели мимо какой угодно другой иллюстрации. И потому давно уже масса предметов восхваляется в тесном единении с эротикой. Первые шаги отличались робостью. В виде символа или аллегории изображалась почти обнаженная женская фигура. Если речь шла о сельскохозяйственной выставке, то женщина носила имя Помоны, когда рекламировался рояль, она играла на струнах лиры и т. д. С течением времени масса уже перестала реагировать на такую скромную приманку, и потому стали прибегать ко все более интимным и характерным намекам. Откровеннее всего поступали, естественно, с самого начала при плакатном рекламировании монденных увеселительных учреждений, как‑то: цирков, варьете, балов, маскарадов или монденных иллюстрированных журналов.

В этих случаях, впрочем, эротически пикантная форма плаката неудивительна, так как предлагается именно такого рода товар. Несравненно рафинированнее и для нашей эпохи характернее, если торговец, рекламирующий совершенно незначительный товар, прибегает к тем же эротически‑возбуждающим приемам его восхваления. И делалось это с течением времени все более беззастенчиво. На стенах домов, в витринах магазинов проносится мимо нас настоящий шабаш пикантно обнаженных женских тел. Чтобы приковать внимание и сохранить в памяти ту или другую марку шампанского, тот или другой сорт папирос, фирму, торгующую сукном, обувью, утварью и т. д.

Разжигаемый конкуренцией коммерческий дух постепенно связал с эротикой решительно все. Магазин обуви показывает до самых икр ногу элегантно обутой дамы, а вслед за ней по ступенькам входит пара таких же элегантно обутых мужских ног. Продавец дамских чулок демонстрирует, как пикантно облегает элегантную ногу изящный дамский чулок. Фабрика мебели, предлагающая обстановку для спальни и столовой, помещает рекламу, изображающую, как в столовой сидят молодые супруги, нежно чокающиеся по поводу того, что будет «потом», а в спальне мы видим первый акт этого «потом»: раздевшаяся до самого корсета молодая жена еще раз требует, чтобы муж подтвердил все свои данные за столом обещания.

Еще дальше идет магазин, торгующий всякой всячиной. В виде обложки для своего проспекта он выбирает иллюстрацию, показывающую, как у дверей элегантной спальни подслушивают с хитрой улыбкой камердинер и камеристка. А подписи – «В светском обществе», «Интересные разоблачения» – придают проспекту характер скандальной брошюры. Всякий, кому его вручат, сунет его в карман – и цель будет достигнута!

Подобные рафинированные рекламные шутки ныне в ходу во всех странах. Даже в Англии. Здесь им придают, впрочем, часто серьезную внешность, как показывает, например, выдающийся в художественном отношении плакат Бердслея для издательства, рекламирующего детские книги. Было бы логичнее, если бы подобная похотливая женщина служила рекламой для пикантного светского романа, тогда как последнего рода литература, наоборот, рекламируется при помощи плаката, изображающего наивное детское личико!

Мы привели лишь несколько примеров. На эту тему можно было бы, однако, написать целый пространный культурно‑исторический этюд. В настоящее время этот канкан рекламы несколько утих. Конечно, не потому, что люди поняли бесстыдство подобных методов, а потому, что большие расходы, к которым постепенно привели такие художественные рекламы, не окупались во многих отраслях производства. Уменьшение прибыли – вот, несомненно, главная причина некоторого уменьшения бесстыдства в этой области. И это в рамках крупнокапиталистической дикой охоты за прибылью понятно и естественно! Что предпринимателю до морали, раз дело процветает и прибыль повышается! А как только чрезмерное увлечение этим приводит к уменьшению прибыли, люди возвращаются на покинутую стезю добродетели, пока не будут придуманы новые трюки, если не гарантирующие, то по крайней мере обещающие новые шансы для прибыли.

Ибо существует один только бог и один только закон – наивозможно большая прибыльность коммерческого дела!

Заключение

Ни в какой области, а следовательно, и в области половой морали не следует оценивать прошлое современным нам масштабом, так как каждый век требует для своей оценки разных критериев. В продолжение всего нашего исследования мы так и поступали. И все же позволительно поставить вопрос: стала ли общественная и частная нравственность выше и лучше, чем прежде? Этот вопрос даже необходимо здесь выдвинуть: отвечая на него, мы резюмируем все сказанное. Этот вопрос есть естественный заключительный аккорд всего нашего изложения. Наряду с познанием закономерности, царящей в области истории нравов, это главный пункт, интересующий серьезного читателя.

Предвосхитим здесь ответ на поставленный вопрос. Он гласит просто и кратко: публичная и частная нравственность стала в наше время несравненно выше, чем была прежде!

Можно было бы доказать, что, с одной стороны, безнравственность осталась по существу той же, а с другой – что она не сократилась и по своим размерам и что если «порок» и не увеличился, то пользуется он все той же, как и прежде, симпатией. Каждая из глав этой третьей книги может представить сколько угодно убедительных доказательств. Однако такой способ аргументации привел бы к безусловно неверному выводу, к мнимому умозаключению. А именно по той причине, что более высокий или низкий уровень нравственности каждой эпохи никогда не бывает проблемой абсолютного, а только относительного числа. Если мы хотим получить правильный ответ, то вопрос должен быть поставлен так: в какой мере ищет ныне масса народа счастья еще и в иных областях жизни больше, чем в области эротики? Только правильный ответ на этот вопрос позволит нам произнести заслуживающее доверия суждение.

Мы имеем полное право предположить, что находящаяся в распоряжении отдельной личности духовная и физическая сила и сумма энергии остается, вероятно, во все времена одинаковой. Чрезмерная трата сил в одном направлении покупается ценою меньшей траты сил в другом. Или оставаясь в пределах нашей темы: люди, интенсивно занимающиеся, например, политическими или научными вопросами, не могут тратить на эротику и отдаленно столько сил – для этого нужно, кроме того, еще время! – как люди, ум и воображение которых не заняты более высокими интересами. И не подлежит никакому сомнению и не нуждается в особых доказательствах, что в наше время большинство взрослых людей интересуется в противоположность всем прежним эпохам в очень широкой степени политическими и даже научными вопросами. Уже одно это указывает на то, что общая нравственность должна быть ныне более высокой, чем во все прежние эпохи. И оно так и есть.

Если факт, что в настоящее время масса народа в большинстве культурных стран в гораздо большей степени интересуется общим благом – а ведь в этом суть политики и науки, – не нуждается в особых подтверждениях, то необходимо показать, как это произошло. Ибо так выяснится другая, и еще более важная, сторона дела, а именно что более высокая нравственность нашего времени определяется не только отрицательным образом, в том смысле, что люди имеют теперь меньше времени и сил для разврата, но и положительным образом, именно в том смысле, что у них есть зато время для служения более высоким идеалам во всех областях жизни. Причиной этого положительного явления служит также капитализм, или, вернее, последствия капиталистического развития. Более высокая нравственность нашей эпохи есть не что иное, как результат фаталистического превращения вещей в их собственную противоположность, к которому привело, и притом должно было привести, развитие капитализма.

Пан и нимфа. 1845

С двумя явлениями надо считаться в первую очередь, так как они привели к мировым массовым движениям. Это эмансипация женщины, кульминирующая в женском движении, и эмансипация четвертого сословия, кульминирующая в рабочем движении. Оба эти всемирно‑исторические движения не только служат доказательствами более высокой нравственности; уже в их существовании обнаруживается эта более высокая нравственность. Именно благодаря им многообещающее будущее уже отчасти стало настоящим.

Систематическое угнетение женщины было первым великим классовым гнетом, к которому всюду привело возникновение частной собственности. Женщина была низведена до степени человека второго разряда, будь то в виде домашней рабыни, или в виде производительницы детей, или же в виде избалованного предмета наслаждения. Пусть во всех этих трех случаях ее индивидуальное положение было иным, по отношению к мужчине она стояла во всех этих случаях одинаково низко. Возникший и развивавшийся капитализм систематизировал угнетенное положение женщины как класса, усугубил ее трагедию. Но это только одно из последствий этой системы. Создавая почву для освобождения женщины из‑под власти домашнего хозяйства, капитализм вместе с тем создал и предпосылки для окончательного уничтожения угнетения женщины как класса.

Фрелих М. Вдова и добрый ангел

Освобождением от домашнего хозяйства началась женская эмансипация. То ее первая форма, и в этой форме мы встречаемся с ней уже в первую эпоху развития капитализма, в эпоху Ренессанса. Тогда речь могла идти, однако, только о женщинах имущих классов, и только о них и шла вплоть до XVIII столетия. Во второй половине этого века положение изменилось. Это было первым результатом начинавшегося крупнокапиталистического развития. Что было ранее возможностью для тех, кто владел капиталом, а именно освобождение от домашнего хозяйства, стало одним из условий развития капитализма. Женщина в массе должна была быть освобождена из‑под власти домашнего хозяйства не для того, конечно, чтобы рядом с мужем в одинаковой с ним степени наслаждаться жизнью, а для того, чтобы рядом с мужчиной работать на службе капитала. Промышленное развитие нуждалось также и в женской рабочей силе. Так неизбежно зародилась вместе с тем и проблема истинной эмансипации женщины, эмансипации женщины в массе.

Женщина, на которую эволюция возложила ту же тяжесть, что и на мужчину, поняла в этой фазе развития свое подчиненное положение, поняла, что такое положение не может считаться естественным, и потребовала одинаковых с мужчиной прав, потребовала экономического и политического равноправия. Это одна из самых крупных дат в истории цивилизации, ибо только с этого момента женщина начала быть человеком. Только эмансипация женщины если не завершила, то по крайней мере подготовила почву для превращения мужских прав в истинно человеческие права. Женщина перестала быть только домашней рабыней, только производительницей детей, только объектом наслаждения. Сначала это произошло, правда, только в идее и долгое время продолжало существовать только в идее.

Кристоф Ф. Иллюстрация к современному изданию «Сатирикона» Петрония. 1909

И однако всякое освобождение всегда начинается в тот самый день, когда недовольство становится сознательным и планомерным протестом.

А в тот момент, когда женщина стала человеком, все человечество сделалось богаче, чем оно было когда‑нибудь раньше. Родились его величайшие и высочайшие идеалы. Только с этого момента стремление облагородить любовь стало серьезно осуществляемой программой. Только теперь чувственность, одухотворенная индивидуализмом, получила достойную человека форму. Только теперь стали понимать, что любовь и красота могут и должны быть взаимно покрывающими друг друга понятиями. Только теперь обязанности родителей перестали быть семейным долгом, чтобы стать возвышенным назначением.

Все это могло иметь место только теперь. Эмансипация женщины как класса, в противоположность эмансипации небольшой группы женщин, была неизбежной предпосылкой для пробуждения общечеловеческих идеалов.

Такое же облагораживающее влияние, как эмансипация женщины, имела на общество и эмансипация пролетариата. Процесс и здесь совершился в том же направлении. Капиталистическая система производства непосредственно, правда, порабощает народную массу, зато косвенно освобождает каждого отдельного человека из этой массы и поднимает его в духовном и нравственном отношении выше, чем стояла масса в предыдущие эпохи. Эта эмансипация обнаружилась в пробуждении классового самосознания, что, как известно, всегда имело место и теперь еще имеет во все более прогрессирующем размере на известной ступени экономического развития. С этого момента для каждого в отдельности перестает существовать трагический рок, необходимость «погрузиться в животное состояние», как заметил в 1840 г. Энгельс об английских рабочих. А перестал этот трагический рок существовать уже по одной той вышеуказанной причине, что для этого отныне не было больше ни времени, ни сил.

Период возмущения, совпадающий с пробуждением классового самосознания, означает для каждого в отдельности не только то, что он приходит в себя, но и то, что он тратит значительную часть физических и психических сил в другом направлении, и притом в направлении, враждебном эротике, ибо эротика как индивидуальное переживание всегда по существу антисоциальна. Только человек, индифферентный в политическом отношении, располагает ныне еще достаточными силами для чисто животной жизни. А индифферентизм и обнаруживается обыкновенно как раз в этих областях: политический индифферентизм и нравственная малоценность у индивидуумов и групп, чуждых всяким высшим интересам, не только адекватны, но и часто наличествуют одновременно.

Пробуждение в массах классового самосознания приводит, однако, не только таким механическим путем к нравственной регенерации. Последняя служит, кроме того, сознательно и планомерно поставленной и достигаемой целью. Поняв, что она ведет недостойное человека существование, масса прониклась очень скоро тоской по существованию, достойному человека. Так началось ее самовоспитание. И это самовоспитание практиковалось тем более планомерно и сознательно, чем больше выяснялось, что оно – важный фактор борьбы за власть. Как восходящий класс, пролетариат хотел быть представителем более высокой нравственности – правда, не только в половой области, но, между прочим, и в ней, – и он поэтому должен был провозгласить нравственную безупречность законом, обязательным для себя.

Реннер П. Иллюстрация к немецкому изданию «Приятных ночей» Страпаролы. 1908

А этим путем восходящие классы воспитывают в духе более высокой нравственности не только себя, но косвенно и те классы, против которых восстают. Правда, у последних это приводит прежде всего к возникновению нравственного лицемерия, но и оно в последнем счете ведь не что иное, как уступка, сделанная добродетели, необходимость которой, таким образом, признана во всеуслышание.

Важно еще раз подчеркнуть вывод, касающийся специально рабочего класса. И этот вывод гласит: нравственный уровень рабочего класса ныне стоит так же высоко, как низко стоял он когда‑то до его эмансипации.

Этот вывод необходимо потому особенно подчеркнуть, что он является главным фактором при правильном ответе на поставленный выше вопрос: поднялся ли общий уровень нравственности в наше время в сравнении с предыдущими эпохами? Именно поэтому, и прежде всего поэтому, он в самом деле несоизмеримо выше, чем прежде, так как вопрос о большей или меньшей нравственности эпохи – это всегда проблема не абсолютного, а относительного числа.

Перед лицом фактов, что в наше время многие миллионы людей в каждой стране энергично и сознательно стремятся к более высокой нравственности, что эти миллионы пропагандируют и стремятся осуществить такие экономические и политические условия, которые уже в себе самих содержат более высокую нравственность, перед этими фактами совершенно ничтожное значение имеет то обстоятельство, что и ныне еще сотни тысяч ищут свое индивидуальное счастье исключительно в тех самых областях низменных эротических удовольствий, в которых в былые времена видела свой высший идеал вся масса населения.

И мы можем поэтому заключить с чувством гордости и удовлетворения: как бы малопривлекательна ни была картина современных нравов, развернутая добросовестным исследованием, – причем, конечно, подвиги лицемерия ничем не уступают поступкам, тщательно скрываемым, – человечество тем не менее гигантскими шагами поднимается все выше и выше.

[1] Нагрудник (нем.).

[2] Передник (фр.).

Поиск по сайту: