Наречем его братом Эль

В Майском погиб великий актер.

Несостоявшийся лицедей размышлял об этом, сидя на циновке в коленопреклоненной позе. На нем было что-то условно-восточное — бесформенный балахон с капюшоном. Волосы он умудрился заплести в некоторое подобие дредов. Правда, из-под натянутого капюшона их было не видно.

Помещение, в котором собрались адепты «Детей бесконечности», было мрачным, просторным, с эркерами и высокими сводчатыми потолками. И явно заброшенным — кое-где в окнах не хватало стекол, а оставшиеся радовали взор грязными потеками.

На полу в немалом количестве были расставлены зажженные свечи. В углу приткнулся магнитофон, из динамиков которого лилось горловое пение.

Народ — числом двенадцать, включая Майского, — подобрался разношерстный. Если заглянуть под капюшоны, то среди мужчин можно было бы увидеть и двадцатилетнего ботана в очках, и толстого банкира в возрасте «хорошо за пятьдесят», и безработного инженера, и повернутого на эзотерике представителя золотой молодежи. Были тут и одинокий пенсионер, и разорившийся бизнесмен, и испитой, весь в наколках рокер-неудачник. Имелся даже натуральный китаец.

Женщин было несравнимо меньше, хотя, как прекрасно знал Майский, именно они составляют большую часть тех овечек, которых умело стригут разнообразные проповедники, гуру, сэнсэи и прочие проходимцы. Домохозяйка лет сорока пяти, молоденькая студентка и эффектная жена какого- то весьма состоятельного мужа.

Двенадцать. Все в балахонах, различаемых только по цвету.

То, что происходило сейчас, называлось медитацией, и медитация близилась к концу. Майский мысленно попросил прощения у своих затекших ног. Она закончилась, когда человек, сидевший отдельно от двенадцати в центре весьма условного круга, поднял голову и сбросил капюшон.

— Друзья в бесконечности! — произнес он хорошо поставленным голосом. — Сегодня великий день!

Майский не ели ш ком-то любил читать художественную литературу, но джеромовских «Троих в лодке» когда-то одолел. По ассоциации вспомнилось: «Вдруг над бортом лодки возникла голова Джорджа и заговорила...» Он с трудом сдержал смешок.

Среди прочих «детей» пополз шепот.

— Возрадуемся! — Тот, что был в центре, воздел руки. — Ибо сегодня к нам присоединился новый друг в бесконечности. Прошу!

Майский скинул капюшон, поднялся на ноги и смущенно улыбнулся. Ему зааплодировали.

Главный адепт, похоже, сел на любимого конька.

— Дадим же имя смелому человеку, сумевшему пробить косность бытия, осознать тщету человеческой жизни и прийти к нам, его духовным братьям и сестрам Наречем его братом Эль, ибо он тринадцатый среди нас, а «эль» — тринадцатая буква алфавита.

«Дети» загудели:

— Добро пожаловать, брат Эль.

— Друзья в бесконечности! — не унимался главный. — Давайте совершим общую медитацию, которая поможет облегчить нашему брату путь осознания и просветления, вне тенет суеты и мелочности вещного мира.

Он снова набросил на голову капюшон и застыл в медитативной позе. Остальные последовали его примеру. Майский еще раз попросил прощения у своих ног, которые только-только перестало колоть иголочками, опустился на колени и сделал вид, что ушел в астрал

Адепты, похоже, так увлеклись просветляющим действом, что не заметили, когда их гуру... лидер... а, хрен с ним, ломать еще голову, как его называть! — решил Майский... — снял капюшон и поманил новообращенного к себе.

О, это уже ближе к делу!

— Что привело тебя к нам, брат? — Голос у главного был душевный, как ведро патоки.

— Отсутствие смысла, — скорбно проговорил Майский. — Когда просыпаешься утром и понимаешь, что тебя ждет все та же рутина, все тот же круговорот, затягивающий, как болото... И кажется, что все вокруг утратило свою суть... стало ненастоящим... А до настоящего не дотянуться...

Майский вдохновенно врал, припоминая все, прочитанное когда-то в пособиях по судебной психиатрии.

— Понимаю тебя, брат в бесконечности. — Главный закивал. — В тебе чувствуется большая духовная жажда и большой потенциал. Ты пройдешь этапы посвящения, и твои глаза откроются! Ты воспаришь над низменным миром, ты сбросишь оковы плоти..

Последние слова заставили Майского насторожиться.

А главный тем временем достал откуда-то из-за спины небольшую флягу и два бокала.

Происходящее не нравилось Майскому все больше

— А кто будет руководить моим посвящением? — спросил он, стараясь максимально отдалить момент принятия содержимого фляги внутрь. — Вы, председатель?

Его собеседник замотал головой.

— Ты ошибаешься. Я не председатель. Каждый из нас проводит занятия по очереди, сегодня как раз моя. Когда-нибудь наступит и твой черед. А сейчас — сделаем по глотку. Этот напиток, приготовленный по древним рецептам, способствует физическому расслаблению и внутренней концентрации. — Он разлил непривычно пахнущую жидкость по бокалам, один взял сам, второй протянул Майскому. — Мы всегда выпиваем его во время занятий.

Майский вспомнил свое недавнее байкерское прошлое, и ему стало стыдно за страх перед неизвестной выпивкой.

Он взял бокал.

— А от кого же тогда вы переняли учение?

Как оказалось, остальные уже вернулись в этот грешный мир, и сейчас временно исполняющий обязанности главного вручал одному из них флягу. «Дети бесконечности» делали по глотку и передавали «эстафету» дальше.

— У нас есть лидер. Мы его так зовем, — сообщил главный, вспомнив о заданном вопросе. — Но его никто никогда не видел. Говорят, увидеть его — значит ослепнуть.

Лицо у «ведущего» стало суровым. Видимо, Майский должен был проникнуться серьезностью момента.

— Мы поддерживаем с ним связь по Интернету, — негромко проговорил и.о. гуру. — Он руководит нами через Сеть... Ну, за великую бесконечность!

Он отхлебнул из своего бокала и выразительно посмотрел на Майского. Тот тоже сделал глоток Вкус оказался не самым мерзким… где-то даже приятным…

— Скажи, брат, — доверительно начал Майский. — Я от некоторых людей слышал, что самое главное место в учении о бесконечности занимает яд куфии...

Поиск по сайту: