ПРИЧИНА ГЕНЕЗИСА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

НЕГАТИВНЫЙ ФАКТОР

Негативный фактор, который следует учитывать при анализе того длительного периода, что охватывает время существования примитивных обществ,— это сила инерции. Сила инерции, вопло­щенная в обычае, хорошо объясняет задержку человечества на примитивном уровне приблизительно на 300 тыс. лет. Однако по­чему же примерно 6000 лет назад некоторые индивиды направили свои усилия на то, чтобы преодолеть эту инерцию и перевести со­стояние Инь в активность Ян? Чем мощнее сдерживающая сила инерции, тем больший импульс следует ожидать от силы с обрат­ным вектором, и, каков бы ни был источник этой силы, именно он запустил маховик человеческой жизни. Эту неизвестную силу мы исследуем ниже, определив ее пока как позитивный фактор.

ПОЗИТИВНЫЕ ФАКТОРЫ: РАСА И СРЕДА

Расовая теория и расовое чувство. Перейдем к исследованию позитивного фактора, который на протяжении последних 6000 лет сотрясает род людской, стремясь вывести его из состояния пас­сивности Инь в состояние активности Ян. Существует несколько альтернативных направлений, по которым следует искать этот фактор. Его можно искать в исключительности человека, сумев­шего перейти от Инь к Ян; его можно искать в специфических чер­тах той среды, которая подготовила или позволила этот переход; можно его искать и в сфере взаимодействия микрокосма с макро­космом, когда раса противостоит вызову среды. Рассмотрим каж­дую из этих альтернатив. Сначала возьмем фактор расы, а за­тем— фактор среды.

Раса — это термин, употребляемый для обозначения характер­ной черты, внутренне присущей какому-либу роду или виду, клас­су или группе живых существ. Расовые элементы, интересующие нас здесь,— это ярко выраженные психические или духовные каче­ства, которые можно обнаружить в отдельных человеческих об­ществах и которые могут служить положительным фактором, на­правляющим данное общество по пути цивилизации.

В современном западном мире «расистское» объяснение со­циальных явлений весьма популярно. Расовые различия в анато­мическом строении человека рассматриваются как неизменные и воспринимаются как свидетельства столь же неизменных расо­вых различий в человеческой психике. Причем предполагается, что они эмпирически объясняют как прошлые, так и будущие до­стижения определенных человеческих обществ. Эти расистские теории, начинающиеся всегда с подобных предположений, пред-

ставляют собой поразительные примеры уже отмеченного нами феномена — влияния социальной среды на исследование истории.

Вера в то, что физические различия рас неизменны, присуща нашему времени и нашему обществу. Риторический вопрос: «Мо­жет ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс — пятна свои» (Иер. 13, 23) — предваряет в поэтической форме утверждение со­временных западных биологов, что приобретенные признаки не передаются по наследству. Столь же широко эта мысль была представлена и в прозе. Однако современный расизм, ставший модным на Западе, ничего общего не имеет с гипотезами науки. Этот глубокий предрассудок нельзя рассматривать как нечто ра­циональное. Расистские предрасудки в современном западном об­ществе — это не столько искажение научной мысли, сколько псев­доинтеллектуальное рефлексивное выражение расового чувства, а это чувство, как можно наблюдать в наше время, является резу­льтатом мировой экспансии западной цивилизации, начатой в по­следней четверти XV в.

Расовое чувство, которое на Западе исходило в основном от западных поселенцев за границей, имеет также религиозные осно­вания в тех слоях, которые придерживаются протестантских ве­роучений.

В западной истории протестантизм возник непосредственно перед заокеанской экспансией и созданием заморских поселений, а в XVIII в. противоборство между народами Западной Европы за главенство в заокеанском мире закончилось полной победой про­тестантов, говоривших на английском языке. Они отвоевали себе львиную долу земель, принадлежавших примитивным народам, а также территорий, освоенных представителями других незапад­ных цивилизаций, которые были не в состоянии противостоять экспансии Запада. Исход Семилетней войны решил будущее всей Северной Америки от Полярного круга до Рио-Гранде³. Она ста­ла заселяться новыми нациями европейского происхождения, ку­льтурные основания которых коренились в англопротестантскои версии западной цивилизации.

Это было большим несчастьем для человечества, ибо проте­стантский темперамент, установки и поведение относительно дру­гих рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим заветом; а в вопросе о расе изречения древнего сирийского пророка весьма прозрачны и крайне дики⁴.

Среди англоязычных протестантов до сих пор можно встре­тить «фундаменталистов», продолжающих верить в то, что они избранники Господни в том, самом буквальном смысле, в каком это слово употребляется в Ветхом завете.

«Нордический человек» был впервые возведен на пьедестаЛ французским аристократом графом де Гобино, деятельность ко-г торого приходится на период между Реставрацией 1815 г. и рево­люцией 1848 г.

Начав с педантичных выпадов против революционных и

контрреволюционных политиков Франции и вооружившись «ин­доевропейской» гипотезой, Гобино разработал расовую теорию истории, которую он развил в блестяще написанной книге с про­вокационным названием «Трактат о неравенстве человеческих рас» *⁵.

У теории де Гобино были эпигоны, плагиаторы, популяриза­торы, последователи, но никто не затмил ее первоначального бле­ска и никто к ней не прибавил ни одной новой идеи, хотя желаю­щих было много. Слово «индоевропейский» со временем транс­формировалось в «индогерманский», а прародину первобытных «индогерманцев» стали искать в районе североевропейской равни­ны, входившей в то время в пределы королевства Пруссии. Во времена правления императора Вильгельма II появился англий­ский германофил, который еще более энергично пытался обра­тить других в свою веру в нордического человека. Взвинченная фантазия X. С. Чемберлена ⁶ ранжировала великие цивилизации, великие народы, великие личности, пока не подвела их под рубри­ку «белокурая бестия». Не удовлетворившись отысканием норди­ческих предков Карла Великого и «златокудрого Менелая», он на­шел их для Данте и для Иисуса Христа. Все это изложено им в «Основах девятнадцатого века» * *. Олицетворением нордической расы для X. С. Чемберлена была имперская Германия кануна ми­ровой войны 1914—1918 гг.

Лязгом оружия изгнанная из Европы, идея Гобино смело пере­летела через Атлантический океан и произвела фурор в Соединен­ных Штатах. В южных штатах, где нордическая ветвь белого насе­ления достаточно сильна, «евангелие от белокурой бестии» без особого труда привлекло на свою сторону большое число привер­женцев из числа не только врагов презренных негров, но и борцов с грозными янки на Севере. В состязании между Югом и Севером янки победили в последнем раунде — Гражданской войне,— но потом, за полвека интенсивной иммиграции, янки смешали свое «нордическое» золото с «альпийскими» и «средиземноморскими» примесями⁷, что дало южанам некоторый реванш. На языке ка­львинистской теологии невозможно ограниченными человечески­ми усилиями смыть пятно первородного греха или спасти то, что должно погибнуть. Единственное, что в силах человека,—это ис­ключить потерянную душу и запятнанное тело из общины правед­ных.

Наиболее эфемерной из интеллектуальных форм, в которых нашло самовыражение расовое чувство современного Запада, является «диффузионизм» британской школы антропологов⁸. В этой теории эгоцентрическая мания, открыто проявляющая себя в кул ьтах «британского Израиля» и «нордического челове-

* См.: De Gobineau, 1е с о m t e J. A. Essai sur l'lnigaiite de Races Humaines. Paris, 1853—1855, 4 vols.

** См.: Chanberlain H.S. The Foundations of the Nineteenth Century. Lon­don, 1911.

4 Заказ 38

ка», столь тщательно закамуфлирована под науку, что кажутся сомнительными даже попытки искать ее там *. Во всех ранее рассмотренных расовых теориях монополия исключительности, в которой усматривается причина всех достижений человечества, отдается той его части, к которой принадлежит и сам теоретик. «Британские израильтяне» относят сюда британских подданных, рожденных в Британии и проживающих в Соединенном Королев­стве; защитники нордизма выделяют всех белых людей со светлы­ми волосами и голубыми глазами, обладающих черепом с опреде­ленными параметрами. Другие распространяют эту теорию на всех белых людей. В отличие от этих вульгарных и малообразо­ванных эгоцентриков британские «диффузионисты» наделили бес­ценной монополией на исключительность ту часть человечества, которая жила за четыре или пять тысяч лет до нас. С этой точки зре­ния «избранным народом», исключительно одаренной, творче­ской расой были древние египтяне эпохи строителей пирамид. По мнению «диффузионистов», жители Египта той эпохи изобрели цивилизацию, а их потомки — дети Солнца — распространили это изобретение по крайней мере на полмира: от Египта до Ирака, от Ирака до Индии и Китая, от Индии до Индонезии, от Китая до Перу. Сторонники данной концепции утверждают, что на указан­ных территориях прослеживаются следы единой культуры, кото­рые свидетельствуют, что «избранные люди» когда-то проделали весь этот путь. Главными из элементов древней культуры явля­ются, по их мнению, сельскохозяйственная и ирригационная тех­ника, институт касты, понятие войны, искусство обработки камня в скульптуре и архитектуре и поклонение Солнцу.

Проповедники «диффузионизма» приводят в подтверждение своей теории такое количество антропологического материала, что на первый взгляд может показаться, что это не просто интер­претация идей Гобино. Однако на деле они курят фимиам одному богу.

Если в западном обществе расовое чувство когда-то было не­известно, то теперь оно приобрело универсальное значение. Не обошло оно и другие общества, но там этот предрассудок зача­стую базировался на совершенно других, нередко диаметрально противоположных основаниях.

Например, правящая верхушка халифата Омейядов, состоя­щая из арабов, называла себя «смуглыми людьми», в чем был от­тенок расового превосходства, а персидских и тюркских поддан­ных они называли «красными людьми», подчеркивая расовое не­совершенство последних. До сих пор мусульмане используют ди­хотомию, бывшую в ходу у западных христиан в средние века. Они делят человечество на верных и неверных, которые потенциа­льно могут стать верными; и это деление не считается ни с какими расовыми различиями. Подобный либерализм в большей мере

* Эта глава была написана до того, как культ нордического человека стал частью официальной идеологии германского рейха.

присущ современным белым мусульманам, чем средневековым западным христианам, так как у наших средневековых предков было мало (или даже вообще не было) контактов с народами, обладающими другим цветом кожи, а белые мусульмане с древ­ности находились в сношениях с африканскими неграми и темно­кожими народами Индии. При внимательном исследовании вид­но, что белые мусульмане доказали свою свободу от расового чувства с помощью наиболее убедительного из всех доказате­льств: они отдавали своих дочерей в жены черным мусульманам.

Раса и цивилизация. Расширение границ, пополнение рабочей силы и ассимиляция соседних варваров — эти виды деятельности свойственны любой цивилизации, а значит, они характерны для цивилизации как вида общества.

Если предположить, что люди всех рас восприимчивы к циви­лизации, то эмпирически установленный факт процесса ассимиля­ции не представит особой сложности для понимания. Если же, с другой стороны, предположить, что какая-либо раса или часть ее не способна к цивилизации, ибо не в состоянии творчески вклю­читься в ее жизнь, то процесс ассимиляции выглядит непонятным. Как с этой точки зрения жители Кантона могли быть обращены двенадцать веков назад в дальневосточную цивилизацию?⁹ Как могли шотландские горные жители включиться в западную циви­лизацию сто лет назад, если они доказали свою полную неспособ­ность к цивилизации, извечно пребывая вне границ ее? ¹ ° Пережи­вали ли они некоторое внутреннее расовое преображение в момент их культурного обращения? Произошел ли этот переход неожи­данно и подспудно по внутреннему велению, неуловимому даже для глаза ученого? Мы неизбежно придем к столь экстравагант­ным вопросам, если априори согласимся, что одна часть человече­ства восприимчива к цивилизации, а другая — нет и что если ка­кая-то раса не внесла вклада в творчество цивилизации, то она не способна к ней вообще. Чтобы опровергнуть этот взгляд, необхо­димо рассмотреть взаимоотношения человека с естественной сре­дой обитания. Тогда мы сможем понять, почему черная раса не создала ни одной цивилизации, а полинезийская белая раса созда­ла одну цивилизацию, коричневая—две, желтая — три, красная и нордическая белая — по четыре, альпийская белая—девять, а средиземноморская белая — десять' ^г.

Конечный результат нашего исследования — разоблачение ги­потезы о природном законе, согласно которому происхождение цивилизации предстает как специфическая функция отдельных ра­совых ветвей человеческого рода. Из табл. 3 видно, что две циви­лизации родились из взаимодействия трех рас, девять — благодаря взаимодействию двух различных рас, а десять — собственными внутренними усилиями одной расы. С этой точки зрения почти половина цивилизаций была создана усилиями не­скольких рас, но наша таблица не регистрирует частоту этого фе-

4*

номена, потому что сама расовая классификация несовершенна. Мы рассматриваем четыре варианта белой расы как самостояте­льные, потому что так принято в этнологии. Но мы не проводим четкого различия между нордической, альпийской, средиземно­морской и полинезийской расами. Если бы мы провели детальный анализ не только белой расы, но также и других рас, то мы навер­няка бы обнаружили, что там, где представляется, что в основа­нии цивилизации была только одна раса, на самом деле обнару­живается несколько. В конце концов мы придем к выводу, что ге­незис цивилизаций требует творческих усилий более чем одной расы.

Таблица 3

Цивилизация

белая (нордическая) + белая (альпийская) + белая (сре­диземноморская) белая (нордическая) + белая (альпийская) + белая (сре­диземноморская) белая (альпийская) + белая (средиземноморская) белая (альпийская) + белая (средиземноморская) белая (альпийская) + белая (средиземноморская) белая (нордическая) + коричневая белая (нордическая) + белая (альпийская) белая (полинезийская) + желтая

белая (альпийская) + белая (средиземноморская)

(в Рос- белая (нордическая) + белая (альпийская)

белая (альпийская) + белая (средиземноморская)

белая (средиземноморская)

белая (средиземноморская)

белая (средиземноморская)

коричневая

желтая

желтая

красная красная красная красная

Выведенный нами закон камня на камне не оставляет от того ошибочного предположения, что какой-то особый расовый при­знак определенной части человечества послужил тем позитивным фактором, который, на протяжении последних 6000 лет мобили­зуя человечество, вывел часть его из состояния Инь, характерного «интеграцией обычая», в динамичное состояние Ян, которое мо­жно назвать «дифференциацией цивилизации».

Проделав все эти исследования, мы все-таки не определили причины генезиса цивилизаций, а просто переформулировали

проблему, сведя одну неизвестную величину к другой неизвестной величине, а именно к причине, по которой вклад разных рас в че­ловеческий прогресс несоизмерим. Объективно и непредвзято оце­нив результат, придется согласиться, что процедуры, осуществ­ленные нами, сделали уравнение еще более запутанным и не про­двинули нас в направлении его решения. Другими словами, так называемое расовое объяснение человеческих поступков и дости­жений либо некорректно, либо ложно.

Среда. Следующий шаг—исследование неизвестного фактора, способствовавшего генезису цивилизаций в исторической среде.

Современное западное понятие расы, как мы уже выяснили, сформировалось в ходе экспансии западного общества, начав­шейся в конце XV в. и продолжающейся до наших дней. Экспан­сия эта привела народы Запада в тесный контакт с народами иных культур, отличающимися, кроме того, и внешне. Эмпирические наблюдения требовали объяснения, вследствие чего и возникло понятие расы, заместившее принятое в богословской словесности понятие большого рода и соответствующим образом переосмы­сленное. Экспансия эллинского общества в свое время породила ту же проблему. Греческое решение обладало по сравнению с за­падным одним несомненным преимуществом — оно было лишено предрассудков. Самовозвышение, будучи общей, глубочайшей и, безусловно, наиболее безобразной чертой западных расистских теорий, совершенно отсутствует в эллинском мировосприятии¹². Вступив в контакты с людьми, сильно отличающимися от них са­мих, эллины сделали из этого вывод, куда более здравый. Разли­чия между собой и своими соседями они объясняли воздействием среды на человеческую природу. Классическим трудом школы Гиппократа, излагающим эллинскую теорию среды, является трактат «О воздухах, водах и местностях», датируемый V в. до н.э.

Теория среды применительно к объяснению генезиса цивили­заций не влечет нравственных издержек, присущих расовой тео­рии, тем не менее с интеллектуальной точки зрения и она уязвима. Обе теории исходят из того, что физическое различие, во-первых, фиксировано, во-вторых, постоянно и пребывает в причинно-следственной связи с другим эмпирически наблюдаемым факто­ром, а именно неодушевленной природой. Расовая теория нахо­дит свою дифференцирующую естественную причину в различиях человеческой внешности, теория среды — в различиях топографи­ческих, гидрографических, климатических условий, в которых оказываются живые общества. Различие между двумя теориями не является фундаментальным. Это всего лишь две попытки найти решение уравнения, приписывая различные значения одной и той же неизвестной величине. Сущность формулы, необходимой для решения этого уравнения, сводится к соотношению между двумя множествами изменений. И прежде, чем утверждать истинность

теории, следует доказать правомерность этого соотношения. Мы уже видели, что расовая теория не выдерживает такого испыта­ния, как, впрочем, и теория среды на поверку оказывается малоу­бедительной.

Рассмотрим два излюбленных примера теории среды: предпо­ложение о наличии причинно-следственной зависимости между особенностями Евразийской степи и долины Нижнего Нила и осо­бенностями общества кочевников и древнеегипетского общества. Сравниваются, по существу, две весьма различные территории. Жизнь кочевников, которую наблюдали эллинские путешествен­ники VIII или VII в. до н.э. в северных землях черноморского и азовского побережий, отличалась однообразием и монотонно­стью, что характерно для жизни реликтовых обществ и наших дней. Жизнь кочевников Евразийской степи представляет собой некий континуум. Сравнивать же надлежит не различные части одного целого, а различные целостные ареалы и целостные обще­ства, существующие независимо друг от друга. Только появление похожих обществ при схожих условиях может служить доказате­льством, что теория среды действительно объясняет генезис циви­лизаций.

Приняв Евразийскую степь и ее периферию за единое целое, мы можем, во-первых, поставить рядом с ней территорию, наибо­лее схожую с ней по условиям обитания. Эта территория прости­рается от западного побережья Персидского залива до восточно­го побережья Атлантического океана и от южных подступов Иранского нагорья, Анатолии, Сирии и Северо-Западной Африки до северных подступов Йеменской возвышенности и Абиссинии и северной лесной зоны Тропической Африки. Назовем эту степь «Афразийской», чтобы рассматривать ее в дальнейшем как неза­висимое целое. А теперь поставим решающий вопрос: предопре­деляет ли схожесть естественных условий Евразийской и Афра­зийской степи подобие человеческих обществ, возникших на этих территориях? Ответ получим утвердительный. Для обоих регио­нов характерен номадизм, что и предсказывалось теорией среды. Это становится особенно очевидным при сравнении евразийских и африканских домашних животных, прирученных кочевниками. Оба общества приручили верблюда (животное, которое не могло сохраниться в диком состоянии). Тот факт, что прирученный бак-трийский верблюд в Евразийской степи и прирученный арабский верблюд в Афразийской степи представляют собой различные по­роды, указывает на то, что эти две победы доместикации были до­стигнуты независимо друг от друга. С другой стороны, стада евразийских кочевников состоят из лошадей и рогатого скота, а стада афразийских кочевников — из овец и коз, поскольку афри­канский климат не позволяет пасти скот на обширных и обильных пастбищах.

Итак, предприняв первую попытку проверки, мы увидели, что сходные естественные условия определяли и сходство социально-

го существования, причем не в силу мимесиса, а в силу единства природы. Однако при последующих проверках это соотношение нарушается. Ибо мы обнаруживаем, что в других регионах мира, которые, казалось бы, также предоставляли подходящие условия для культивирования номадического общества, таких, как прерии Северной Америки, льяносы Венесуэлы, пампасы Аргентины, ав­стралийские пастбища, не возникло, тем не менее, самостоятель­ных номадических обществ; следовательно, мы можем сказать, что основное требование теории среды не подтвердилось. Потен­циальные возможности этих земель остались нераскрытыми. Они были реализованы инициативой западного общества в Новое время. Освоение американских и австралийских степей дало бы еще больший эффект, если хотя бы на одно поколение там было бы установлено номадическое общество. Но первопроходцы, у которых не было навыков кочевой жизни и которые испокон ве­ка жили сельским хозяйством и ремеслом, не могли стать кочев­никами. Еще более примечательно то, что народы, жившие в этих краях до них, тоже не получили импульса к организации номади­ческого общества. Они не могли придумать ничего лучшего, как использовать этот номадический рай для охоты, оставаясь на уровне примитивных охотников и даже собирателей.

Если подвергнуть дальнейшей проверке теорию среды, срав­нив общества, подобные тому, которое возникло в долине Нижне­го Нила, то мы увидим аналогичную картину.

Долина Нижнего Нила, так сказать, вписывается в общую си­стему Афразийской степи, да и климат в Египте такой же, как в прилегающих землях, за тем лишь исключением, что великая ре­ка обильно снабжает долину водой, а почву облагораживает на­носным илом. Создатели египетской цивилизации поняли потен­циальные возможности этих факторов. Их общество представля­ло собой разительный контраст с кочевой Афразийской степью. Итак, является ли специфическая среда, созданная Нилом в Егип­те, тем положительным фактором, благодаря которому и возни­кла египетская цивилизация? Для того чтобы подтвердить этот тезис, необходимо показать, что на других независимых террито­риях, где существовала среда аналогичного типа, возникла «ре­чная» цивилизация. Обратимся к соседней территории — нижней долине Тигра и Евфрата. Условия в основном те же самые: Афра­зийская степь вокруг, сухой климат, достаточное водоснабжение и благодатный иловый слой. Мы можем сказать вполне опреде­ленно, что здесь возникла искомая «речная» цивилизация— шумерская, напоминающая в значительной мере египетскую. Од­нако, как и в предыдущем примере, стоит нам расширить ана­логию, сходство исчезает и соотношение теряет свою силу.

Например, оно отсутствует в иорданской долине — на террито­рии, которая расположена к Египту ближе, чем Ирак. В иордан­ской долине были те же условия, что и в долине Нила, а также в до-

лине Тигра и Евфрата, но там не возникло «речной» цивилиза­ции¹³..

Не обнаруживается соответствия и при анализе общества инд­ской долины. Нижняя индская долина не испытала того глубоко­го запустения, которое постигло иорданскую долину. Ее потенциа­льные возможности стали использоваться, однако, благодаря не инициативе местного общества, а усилиям поселенцев из нижней долины Тигра и Евфрата, которые, открыв целинные земли инд­ской долины, засеяли их семенами шумерской цивилизации, носи­телями которой они были. При современном уровне наших зна­ний по этому вопросу подобное объяснение истоков индской куль­туры может быть оспорено. Защитники теории среды могут пре­достеречь нас от обобщений относительно индской долины, счи­тая долину Ганга исключением из правил ввиду влажного тропи­ческого климата, как долину Янцзы — ввиду влажного и умерен­ного климата. На этом основании можно вычеркнуть и нижнюю долину Миссисипи, хотя Новый Орлеан в устье Миссисипи нахо­дится на той же широте, что и египетский Мемфис или арабский Каир. Даже самые придирчивые критики не могут отрицать тот факт, что среда долин Нила, Инда, Тигра и Евфрата мало чем от­личается от среды в бассейне Рио-Гранде и Колорадо на юго-западе Соединенных Штатов ^⁴. Труд переселенца, вооруженного достижениями цивилизации, которые он привез с другого конца света, привел к тому, что американские реки стали творить чуде­са, подобные тем, что создали некогда Нил и Евфрат благодаря египетским и шумерским ирригаторам. Можно насчитать полдю­жины примеров среды нильского типа, но только две или три ци­вилизации «речного» типа. Генезис египетской и шумерской циви­лизаций в такой среде—скорее исключение, а не правило, следо­вательно, фактор среды не может рассматриваться как положите­льный фактор, обусловивший появление этих двух цивилизаций.

По той же логике гипотеза, согласно которой своеобразие пра­вославного христианства — продукт русских лесов, рек и зимы, может быть опровергнута указанием на то, что аналогичные усло­вия не породили цивилизации в Канаде. Или если предположить, что природная среда Западной Европы является причиной рожде­ния западной цивилизации, то следует напомнить, что присущие Западной Европе особенности, можно встретить и на территории Соединенных Штатов, где, однако, не возникло самостоятельной и независимой цивилизации. Почему же сходные условия природ­ной среды не породили сходных же цивилизаций по обеим сторо­нам Атлантического океана?

Таким образом, теория, согласно которой среда — поло­жительный фактор в генезисе цивилизаций, пока испытания не выдерживает. В то же время не вызывает сомнения, что челове­ческая среда в Северной Америке, если сравнить ее с Западной Европой или же с Россией, весьма своеобразна. Существуют

и другие различия, например фактор времени, который также сле­дует принимать во внимание.

Чтобы сделать наше рассуждение еще более основательным, следует исключить из рассмотрения все цивилизации, население которых не имело местных корней, и оставить только те, в кото­рых и человеческая среда, и природная относились к одной и той же цивилизации.

Обратив внимание на такие случаи, можно попытаться выяс­нить, например, определяется ли генезис хеттской цивилизации природной средой Анатолийского плато в сочетании с человече­ской средой, порожденной шумерской цивилизацией, учитывая, что звеном, связующим ее с хеттской, был внешний пролетариат шумерского общества, и сопоставить процесс этот с процессами, характерными для Иранского нагорья. В Иранском нагорье те же условия природной среды, что и на Анатолийском плато; оно географически расположено ближе к шумерскому обществу, из ко­торого исходило излучение шумерской культуры; кроме того, не обнаруживается каких-либо препятствий проникновению в Иран цивилизации. И действительно, Иран стал вторым домом шумер­ской цивилизации, однако только через двенадцать веков после того, как разрушен был ее первый дом на Анатолийском плато.

Тот же самый вопрос можно задать и относительно мексикан­ской цивилизации. Если Мексиканское плато находилось в "поле излучения культуры майя и было действительно положительным фактором, с помощью которого возникла мексиканская цивили­зация, то почему одновременно с центральноамериканской циви­лизацией не возникли цивилизации на побережье Тихого океана от Южной Гватемалы до Панамы? Почему цивилизация, связан­ная с цивилизацией майя, возникла на значительном от нее удале­нии, а не на центральноамериканских холмах, лежащих в непо­средственной близости и имеющих столь благоприятную природ­ную среду?

Что представляла собой среда, в которой возникла сирийская цивилизация? Природная среда—климат и топография сирийско­го побережья, человеческое окружение — минойская цивилизация, поскольку сирийская цивилизация создана минойскими пересе­ленцами, искавшими убежища на сирийском побережье в период постминойского междуцарствия. Если природа средиземномор­ского побережья, воспринявшая излучение минойской культуры, была действительно положительным фактором, благодаря кото­рому возникла сирийская цивилизация, то почему одновременно с ней не возникли сестринские цивилизации на средиземномор­ском побережье Южной Италии, Сицилии, Северо-Западной Африки? Климат и топография здесь типичны для Средиземно­морья, удаление от Крита и Киклад, где возникла минойская ци­вилизация, незначительно. Современные западные археологи все более склоняются к мнению, восходящему к традициям эллин­ской мифологии, согласно которому минойская цивилизация

своего последнего периода оказывала культурное влияние не то­лько на восток на побережье Сирии, но и на запад—на побережье Сицилии, а может быть, еще дальше. Почему же в течение пост-минойского междуцарствия, когда минойские беженцы распро­страняли сирийскую цивилизацию среди иудейских и арамейских варваров Аравийского полуострова, толпы других беженцев, устремившихся в противоположном направлении, не стали рас­пространителями сестринской цивилизации в Южной Италии, Сицилии, на берегах Северо-Западной Африки, где ливийские и италийские варвары континента являли собой не менее благо­датную почву? Здесь не было ничего такого, что можно расценить как неблагоприятные условия для цивилизации. Почему же терри­тории эти оставались неразвитыми в течение постминойского ме­ждуцарствия, когда в Сирии в аналогичных социогеографических условиях родилась новая цивилизация? ^{1 5}

По-видимому, этих иллюстраций достаточно, чтобы показать, что даже представление об общей среде, в которую включаются как природный, так и человеческий элементы, оказывается неадек­ватным в качестве положительного фактора для объяснения гене­зиса каждой из двадцати одной цивилизации. Ясно, что различ­ные сочетания этих двух элементов могут порождать цивилиза­цию в одном случае и не порождать ее в другом. С другой сторо­ны, становится понятным и обратное: цивилизации могут появля­ться в обстоятельствах, в высшей степени различных. Природная среда может быть причиной зарождения таких типов цивилиза­ций, как «речная» — египетская, шумерская и, возможно, индуист­ская; «нагорная» — андская, хеттская, мексиканская; «архипелаг-ского» типа — минойская, эллинская и дальневосточная в Японии; «континентального» — китайская, индская и православно-хрис­тианская в России — или «лесного» типа — цивилизация майя¹⁶. Этот перечень демонстрирует, что, в сущности, любые климати­ческие и топографические условия способны стать подходящей средой для возникновения цивилизации при появлении того чуда, которое мы назвали положительным фактором в процессе возникновения цивилизации и поисками которого занимаемся в данном исследовании.

Поиск по сайту: