Глава семнадцатая. Владелец ломбарда Арчи Вудкок едва заметно улыбнулся, увидев, как в его магазин зашла молодая дама

ЭПИЛОГ

Владелец ломбарда Арчи Вудкок едва заметно улыбнулся, увидев, как в его магазин зашла молодая дама. Вот уже минут десять она в сомнении переминалась у дверей, видимо не в силах решиться на этот шаг. Арчи даже загадал, хватит или нет у неё мужества зайти. И вот теперь она стояла у прилавка.

Посетительниц подобного рода Арчи видел уже не первый раз. Принадлежащая к среднему классу леди, в жизни которой, доселе благополучной, наступила чёрная полоса. Сама мысль пойти в ломбард и заложить что-нибудь оставшееся от былого преуспеяния представляется ей омерзительной и дикой. Для неё подобный шаг означает не просто утрату некой вещицы, пусть даже временную, он символизирует переход в класс бедняков. Кроме того, обыкновенно заклады — кольцо, ожерелье, серебряная рамка для фотографий — имеют для впавших в нужду леди особую ценность, поскольку с ними, как правило, связана масса дорогих сердцу воспоминаний. Арчи Вудкоку было до смерти интересно, что хочет заложить молодая дама в видавшем виды платье из зелёного бархата.

— Слушаю вас, милочка. Чем могу вам помочь? — произнёс Арчи, стараясь говорить как можно более вкрадчиво, и облокотился на прилавок.

— У вас в витрине выставлен пистолет, — твёрдым, решительным голосом ответила юная посетительница. — Я желаю его приобрести.

Хардкасл гневался, весь вид его изъявлял крайнее недовольство Холмсом. Инспектор был хмур, даже мрачен, кончики его губ изгибала вниз раздражённая гримаса.

— Вы были обязаны поставить меня в известность, — прорычал он.

Полицейский сидел против нас в кресле у камина на Бейкер-стрит. Прошло два дня после наших приключений в Озёрном крае. Причина недовольства инспектора представлялась мне совершенно очевидной: мы лишили его возможности принять участие в расследовании и таким образом разделить с нами славу. Между тем расследование можно было считать завершённым. Местная полиция, выловив из озера два тела, отправила их в морг Скотленд-Ярда. Как совершенно справедливо отметил Холмс, с одной стороны, оба преступника оказались в руках правосудия, а с другой — мы избавили палача от лишней работы. По совету Холмса полиция обыскала особняк Мельмота, обнаружила там папирус, похищенный из Британского музея, каковой и вернула в Египетский отдел, к вящей радости его хранителя, сэра Чарльза Паджеттера.

— Но «Книга мёртвых» потеряна по вашей вине! — простонал полицейский.

— Не совсем, — вздохнул Холмс. — Я знаю, где она находится. Она лежит на дне озера Ульсуотер и, боюсь, утрачена навсегда.

— Именно так, мистер Холмс. Вы правильно подобрали слово. Именно утрачена!

— Не буду скрывать, что я этим более чем доволен.

— Что?! — вскричал Хардкасл, покраснев от негодования.

— Эта книга омерзительна. Она написана злодеем и насквозь лжива. Жрец сочинил её, чтобы водить за нос заблудших глупцов, мечтающих обмануть саму смерть. Лучше пусть она остаётся погребённой в придонном иле.

— С тем же успехом, мистер Холмс, можно было бы предположить…

— Боже всемогущий, Хардкасл, прекратите! Тела мёртвых преступников в полицейском морге, папирус возвращён Британскому музею…

Хардкасл метнул в моего друга яростный взгляд, но мгновение спустя черты его смягчились, и он позволил себе даже улыбнуться.

— В каком-то смысле я с вами согласен, — уступчиво произнёс он и вздохнул. — Должен признаться, я у вас в долгу за эту неоценимую услугу…

— Как мило с вашей стороны это признать, — воскликнул Холмс, потирая руки. — Мы с Уотсоном всегда рады помочь нашим друзьям из Скотленд-Ярда.

— К величайшему сожалению, — полицейский снова помрачнел, — я пока не могу закрыть дело. Нам ещё не удалось задержать одного человека.

— И кого же?

— Мисс Катриону Эндрюс.

На улице начинало смеркаться. Мы с Холмсом сидели у камина, только что покончив с великолепным ужином, который нам приготовила миссис Хадсон. Всякий раз, когда мы отлучались на целый день, наша хозяйка считала себя просто обязанной по возвращении устроить нам роскошную трапезу, поскольку полагала, что мы вряд ли смогли позаботиться о своём желудке и пробавлялись чем попало. Холмс, как обычно, ел как птичка, а вот я с удовольствием отдал должное стряпне миссис Хадсон.

— Ради таких пиршеств стоит отлучаться из дома почаще, — утершись салфеткой, пошутил я и отодвинулся от стола.

— Боюсь, старина, вы вряд ли можете позволить себе подобное чревоугодие. Вы нужны мне энергичным и бодрым. Стоит вам неделю питаться таким образом, и вы, преследуя преступника, будете не гнаться за ним, а переваливаться с ноги на ногу.

Мы мирно беседовали, потягивая вино. Разговор зашёл о деле, расследование которого мы только что завершили.

— Печально, очень печально, — промолвил мой друг, — когда два таких достойных человека, как сэр Алистер и его дочь, встают на сторону зла. Этих людей, как и многих других до них, погубили эгоизм и корыстолюбие, которые, будто древоточцы, обращают в труху человеческую душу.

Все их достоинства — пусть нет им счёта

И пусть они, как совершенство, чисты, —

Тем самым недостатком

Уже погублены: крупица зла

Всё доброе проникнет подозреньем

И обесславит^[3].

— Вы полагаете, Хардкасл сможет поймать Катриону?

— Не сомневаюсь. Она не профессиональная преступница, и потому укрыться ей негде. Уверен, что через месяц, а то и раньше, она снова окажется за решёткой. Боюсь, что шансов у неё практически нет.

— Я так понимаю, что вам её жаль?

— Вы правы, Уотсон, вы совершенно правы, — вздохнул Холмс и поджал губы.

В дверь деликатно постучали. Вошла миссис Хадсон:

— Вам записка, доктор Уотсон. Её только что принёс мальчишка-курьер.

— Мне? — удивился я, взяв листок из её рук. — Ах вот оно что… Это от Тарстона, мы с ним играем в бильярд. Он зовёт меня сегодня вечером в клуб… Пишет, что «игра будет совершенно особенной». Как загадочно…

— Ступайте, Уотсон, проведите вечер за бильярдным столом. Так вы сможете отдохнуть после напряжения последних дней. А пешая прогулка до клуба поможет вам растрясти жирок, завязавшийся после чудесного обеда, которым столь любезно попотчевала нас любезная миссис Хадсон.

Наша хозяйка усмехнулась и принялась убирать со стола.

— Думаю, Холмс, вы правы. Мне надо отдохнуть. Пожалуй, я пойду.

В клуб я отправился около восьми, оставив Холмса читать мои записки о наших предыдущих делах. Я даже не подозревал, что за мною наблюдают.

Вечер оказался на изумление тёплым, поэтому я решил внять совету Холмса и пройтись до клуба пешком. Добравшись до него минут за двадцать, я тут же спросил о Тарстоне. Привратник с охотой сообщил мне, что тот не появлялся вот уже несколько дней. Впрочем, в клубе меня поджидало ещё одно письмо. Привратник протянул мне конверт, на котором значилось моё имя. Буквы были наклонены и вытянуты — я сразу узнал почерк Холмса!

Когда дверь в гостиную нашей квартиры на Бейкер-стрит, 221-b отворилась и на пороге застыл тёмный силуэт, часы как раз пробили четверть девятого. Шерлок Холмс убавил огонь в газовой горелке и читал в свете стоявшей на столе керосиновой лампы.

Незваный гость некоторое время стоял неподвижно, взирая на сыщика, который был так поглощён чтением, что как будто не замечал присутствия в комнате постороннего.

Не поднимая головы и не отрывая взгляда от бумаг, Холмс тихо произнёс:

— Прикройте за собой дверь, милочка, и садитесь у камина.

Медленно, со всей осторожностью Катриона Эндрюс последовала его приглашению.

Холмс отложил бумаги и, повернувшись, посмотрел прямо в бледное лицо девушки, которая сидела напротив него на самом краешке стула.

— Я ждал вас, — тихо промолвил он. — Я наблюдал за вами днём через окно. Вы трижды прошли мимо дверей. Мне было ясно, что вы хотите зайти, но потом, как видно, почли за лучшее нанести мне визит под покровом тьмы, когда я буду один. Записка, переданная Уотсону, разумеется, была фальшивкой, которую состряпали…

— Да-да, — оборвала его мисс Эндрюс, — мне неинтересен ваш метод дедукции. Я пришла не за этим. У меня другая цель.

— Месть.

Она кивнула.

— Я пришла вас убить, — просто сказала девушка и, выхватив из сумочки пистолет, направила его на сыщика.

— Я никак не могу отделаться от мысли, что вы напрасно испытываете ко мне ненависть. Вне всякого сомнения, вы вините меня в смерти вашего отца…

— Вне всякого сомнения, — передразнивая Холмса, повторила Катриона, — какие уж тут могут быть сомнения?

— Но разве это разумно? В случившемся вы можете винить лишь саму себя.

Эти слова потрясли девушку, и она не нашлась, что ответить.

— Это ведь вы должны были отговорить отца от сделки с Мельмотом. Разве не так? Сэр Алистер был уважаемым и талантливым археологом. Разве вам не было очевидно, что, пускаясь в эту авантюру, он рискует всем: репутацией, свободой, жизнью? Страстное желание отыскать «Книгу мёртвых» взяло верх над доводами разума, но вы… Что случилось с вами? Вы ведь рассудок не потеряли? Вы-то не были ослеплены! Вы по-прежнему могли рассуждать здраво и отдавать себе отчёт в ваших действиях. Вы прекрасно знали, что ваш отец собирается нарушить закон. Вы могли остановить его. Вы должны были его остановить, — с жаром произнёс Холмс и, помолчав, тихо добавил: — Но вы этого не сделали.

— Я пыталась, — отрезала девушка, — я поначалу пыталась, но он меня не слушал. Его целиком и полностью поглотило желание овладеть тем папирусом. Это желание снедало его, словно болезнь, он мучился, и я хотела избавить его от страданий. Отец решил, что предложение Мельмота — его последний шанс. И я в конце концов не смогла лишить его этого шанса. Я любила его! Любила всей душой и сердцем! Понимаете или нет?! — Девушка тряхнула головой. В её глазах стояли слёзы. — Я его любила, но вам… вам этого не понять. Любовь не поддаётся дедуктивному анализу. Её нельзя засунуть под микроскоп, описать в книге. Да что вы знаете о мире, мистер Шерлок Холмс? Что вы знаете о настоящих людях и их чувствах? Вы сидите в своей пыльной гостиной, перебираете улики, строите версии, и вам в голову не приходит задуматься о том, сколько человеческой боли и страданий стоит за теми делами, которые вы расследуете. Сколько трагедий! Для вас люди лишь детали головоломки, фигуры на шахматной доске. Главное для вас — раскрыть дело. А какие последствия это будет иметь для людей, вам плевать. Вам всё равно.

Гневная речь, с которой девушка обрушилась на Холмса, его явно ошеломила.

— Возможно, вы и правы, — помолчав, наконец произнёс он. — Я допускаю, что мой личный опыт в сфере человеческих страстей достаточно беден. Например, я не знал любви. С моей точки зрения, любовь слишком иррациональна. Однако я знаю, что такое человеческие переживания, я могу сострадать, и я отдаю себе отчёт в том, что вас сейчас жутко мучает довлеющее тяжким бременем чувство вины. Бремя вины, которое вы, мисс Эндрюс, пытаетесь переложить на меня. Одна беда: у вас ничего из этого не получится. В глубине души вы честны и благородны и потому понимаете, что не правы. Я сыщик. Моя задача заключается в том, чтобы выводить преступников на чистую воду. Вы с вашим отцом были замешаны в преступлении. Я вас разоблачил. В чём я виноват? Виноваты вы с отцом. Если же вашего отца было невозможно отговорить от авантюры, это опять же снимает с меня всякую вину, которая целиком и полностью ложится на него.

Девушка горько рассмеялась и, встав, попятилась к двери.

— Складно говорите, мистер Холмс, этого у вас не отнимешь. Вот только, как вы сами признали, чувства, желания и страсти вне логики и здравомыслия, а сейчас меня обуревает одно лишь желание — отомстить вам. — С этими словами она подняла руку с пистолетом и приготовилась выстрелить.

Прочитав записку Холмса, я со всех ног кинулся прочь из клуба. На часах было без четверти девять. Я остановил кэб и велел кучеру гнать быстрее ветра на Бейкер-стрит, к дому 221-b.

— Моя смерть ничего не изменит, мисс Эндрюс. — Хотя дуло пистолета было направлено прямо ему в сердце, голос Холмса оставался спокойным. — Постарайтесь представить себе, что произойдёт после того, как вы выстрелите. Спрятаться вам негде. Скотленд-Ярд наступает вам на пятки. Рано или поздно вас всё равно схватят, но на этот раз помимо уже совершённых вами преступлений на вашей совести будет ещё и убийство. Воскресит ли моя смерть вашего отца? Нет. Убийство из мести. Вряд ли этот мотив произведёт впечатление на суд и поможет смягчить приговор. Убейте меня — и вы гарантированно заработаете себе смертную казнь. Положите пистолет и сдайтесь полиции. Если вы примете заслуженное наказание со всей стойкостью и мужеством, то обретёте утешение в мысли, что ваш отец мог бы вами гордиться. А потом, когда всё будет позади, начнёте жизнь с чистого листа. Так будет лучше всего. Нисколько не сомневаюсь, что этого желал бы ваш отец.

Катриона Эндрюс в смятении сделала несколько шагов к сыщику. В какое-то мгновение её рука с пистолетом дрогнула и начала опускаться. Однако тут же в глазах вновь вспыхнула ярость, и она подняла оружие. Несмотря на то что рука её дрожала, девушка прицелилась и положила палец на спусковой крючок.

Ворвавшись в дом, я пулей взлетел по лестнице. Из гостиной до меня доносился преисполненный гнева женский голос. Я потихоньку открыл дверь.

— Мне плевать, что будет со мной дальше. По крайней мере, я буду утешать себя мыслью, что всадила пулю в сердце мистера Шерлока Холмса. — Катриона Эндрюс стала нажимать на спусковой крючок.

— Ну наконец-то, — воскликнул Холмс, глядя куда-то во мрак, туда, где за спиной девушки находилась дверь в гостиную. — Уотсон, дружище, вы как всегда вовремя.

Слова моего друга выбили девушку из колеи, что позволило выиграть столь необходимое нам время. В тот самый миг, когда она инстинктивно обернулась, я бросился на неё, и мы оба повалились на пол. Когда она упала, пистолет с оглушительным грохотом выстрелил. Пуля угодила в лепнину на потолке.

Холмс тяжело вздохнул и щедро плеснул бренди в два внушительных размеров бокала.

— После всех приключений сегодняшнего вечера мы оба заслуживаем достойной награды, — сказал он, протягивая один из бокалов мне.

Мы вновь уютно устроились в креслах у камина, в котором потрескивал огонь. С того момента как я ворвался в гостиную, прошло два часа. За это время много чего произошло.

Сначала нам пришлось успокаивать несчастную миссис Хадсон, до смерти напуганную звуком выстрела, а потом выслушивать её лекцию о недопустимости использования огнестрельного оружия в её доме.

Поучения миссис Хадсон прервал Хардкасл, который в сопровождении двух констеблей прибыл на Бейкер-стрит, чтобы препроводить мисс Эндрюс в Скотленд-Ярд. К счастью, она не стала оказывать сопротивления и без единого звука подчинилась полицейским.

Холмс ни словом не обмолвился о покушении на его жизнь и до прибытия полицейских успел спрятать маленький пистолет, ставший очередным экспонатом небольшой коллекции моего друга.

— Положа руку на сердце, Холмс, я очень на вас рассержен, — ворчливо произнёс я, хлебнув бренди.

— Вот как? Это ещё почему? — достаточно правдоподобно изобразил изумление Холмс.

— Во-первых, потому, что вы опять держали меня в неведении относительно своих планов. Вы знали, что эта мстительная фурия заявится к вам сегодня вечером. Вы знали, что вашей жизни угрожает опасность…

— Ну да, знал. Мне сразу стало ясно, что записку, которую вы якобы получили от Тарстона, на самом деле написала она. Она хотела убрать вас с дороги, чтобы встретиться со мной один на один. Поймите, она бы ни за что сюда не пришла, если бы знала, что вы рядом со мной. И потому мне необходимо было остаться одному. Кроме того, я не желал подвергать вашу жизнь опасности.

— Но при этом вы отправили в клуб письмо, в котором всё мне объясняли.

Холмс с готовностью кивнул.

— А что, если бы я замешкался и опоздал?

— Я знал, что сумею отвлечь её разговорами и потянуть время. В вашей пунктуальности и способности действовать быстро я тоже не сомневался.

— Если бы я опоздал хотя бы на минуту, вы бы уже были мертвы, — оборвал я Холмса. Я всё ещё сердился на друга. — Вы вообще задумывались о том, каково бы мне было, если бы по моей вине вас застрелили? Да, в случившемся была бы отчасти и ваша вина. Вы получили бы по заслугам за вашу беспечность и самонадеянность, но и мне бы пришлось прожить оставшуюся жизнь с чувством вины. Вы хоть иногда думаете о ком-нибудь кроме себя?

Поникнув головой, Холмс некоторое время молча смотрел на бренди в бокале. Наконец он поднял взгляд и ответил, глядя мне прямо в глаза:

— Вы уже не первый человек за сегодняшний вечер, от которого мне приходится слышать подобный упрёк. Мой милый друг, мне бы хотелось искренне, от всей души попросить у вас прощения. Вы совершенно правы, я даже мысли и не допускал, что вы меня можете подвести. — Он улыбнулся. — Вы ведь меня ещё ни разу не подводили, и потому я полностью был уверен в вас.

Я не сдержался и улыбнулся Холмсу в ответ.

— Ну что ж, будет. Просто на будущее я попросил бы вас быть осторожнее и заранее посвящать меня в свои планы.

— Я постараюсь.

Некоторое время мы сидели в молчании. Я был доволен, что высказал Холмсу то, что хотел, однако не питал при этом никаких иллюзий. Я прекрасно понимал, что и в будущем Холмс будет поступать точно так же, как сегодня. Любовь к независимости являлась благословлением и проклятием моего друга, и от этой черты характера Холмсу не избавиться никогда. Впрочем, если бы это ему удалось, передо мною был бы уже совсем другой человек, а я этого не хотел.

— Что будет с Катрионой Эндрюс? — спросил я.

— Если ей попадётся толковый адвокат, он будет напирать на смягчающие обстоятельства и ограниченную ответственность правонарушительницы. В любом случае, полагаю, юная леди просидит в тюрьме недолго. Как только она смирится со смертью отца, ей придётся заняться собой. Она умная, сильная девушка. Я верю, у неё всё будет хорошо.

— Хорошо, если так. — Я помолчал. — Холмс, получается, из всех участников преступления в живых осталась только она?

— Получается так. Сколько же людей в этом деле мечтали победить смерть! И каков итог? Она всё равно собрала богатую жатву. В жизни слишком много радостей и загадок, чтобы тратить бесценное время на попытки узнать, что скрывается за порогом смерти. Рано или поздно мы всё и так это выясним. «Всему своё время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать». — С этими словами мой друг отвернулся от меня и воззрился на яркое пламя, плясавшее в камине.

В оформлении обложки использована иллюстрация Сиднея Пейджета

Поиск по сайту: