Глава 35. 2 апреля - день рождения нашего Вахи

2 апреля - день рождения нашего Вахи. Снега почти нет, густой воздух пропитан испарениями земли и запахом мартовских почек. Впервые в сумерки я вышла с Висханом и Деги на задний двор. Рядом тихо журчал родник, в весеннем воздухе далеко слышались крики деревенских мальчишек, носившихся ватагой по соседским огородам. Они, словно воробьи, первыми почуяли весну.

Дышалось так легко, словно с плеч свалились сразу гора всех бед. Целый час мы гуляли за нашим домом. В сумерках нежное лицо Деги казалось бледным до синевы.
"Бедный мой мальчик, - подумала я, - с восьми лет - птичка в клетке". Как, должно быть, ему хочется вот так же беспечно носиться с ребятишками в вечернем сумраке, забыв обо всем. "Эх, загубили вы мое золотое детство", - шутил иногда он и, положив возле себя оружие, начищал его до блеска.

В субботу, нагрев алюминиевый бак на деревенской печке, мы с Мовлихан сначала по очереди искупались в старом алюминиевом корыте, а потом начали в нем стирать. Я быстро закончила стрику до приезда наших. Джохар начал, как обычно звонить, но вдруг через полчаса раздался удар такой страшной силы, что мы даже не поняли, в чем дело. Пришел Абу Арсунукаев и рассказал, что глубинная бомба разорвалась прямо возле его дома. В субботний вечер он заканчивал мыться, когда раздался этот оглушительный удар. Казалось, мир развалился пополам! В спешке Абу кое-как натянул рубашку, но она не застегивалась, мокрыми, дрожащими пальцами он никак не мог найти пуговицы. Рубашка сразу стала очень маленькой! Только потом он сообразил, что не помнит, когда успел надеть бронежилет на голое тело, а рубашку натянул сверху!

Четыре бабушки, у которых Абу жил, лежали, как кегли, в обмороке в комнате рядом. Дверь заклинило, поэтому он по одной вытащил их через окно.

Самолетов не было слышно, что же произошло? В наступившей тишине Джохар начал опять звонить. И вдруг началось... Казалось, все силы небесные устремились на наш дом. Самолеты обрушивали на нас все новые и новые запасы бомб. Низко заходя в пике, они с воем проносились над нашей крышей, посылая ракеты одну за другой. Страшные удары, от которых, казалось, лопались барабанные перепонки, обрушивали стены соседних домов, которые рассыпались, как игрушечные. Начались пожары. Стены нашего дома содрогались, но держались, выпали рамы, дверь, разбились стекла, полетела черепица. Печка треснула пополам, и из расщелины высыпались раскаленные угли.

Но вот в ударах самолетов наметилась какая-то очередность. Что-то мы начали успевать, пока они, делая круг, устремлялись снова в пике на наш дом.

Джохар с мальчиками, спешно собрав телефон, искали штеккер от провода, который в темноте было очень трудно найти. Потом ребята побежали заводить машины. Ночь озарялась огнем пожарищ и ослепительными вспышками совсем рядом. Газик подогнали к крыльцу, только мы сели, снова самолеты. "Немедленно всем в дом!" - приказал Джохар. Я и Мовлихан не успели выбраться из машины. Мы сидели, низко пригнувшись, отчаянно отсчитывая секунды. Мовлихан начала вслух молиться. Грохот разорвавшейся рядом бомбы оглушил нас, градом посыпались осколки. "Если хоть один из них попадет в бензобак - взорвемся", - успела подумать я перед новым страшным взрывом.

Но вот все стихло. Самолеты пошли на новый круг, а мы, быстро развернувшись, помчались по колдобинам черной улицы сквозь дым и пламя пожарищ. Вокруг слышались звук отъезжающих машин, лай собак, мычала скотина. Около дороги, в луже крови, в последних конвульсиях дергалась разорванная пополам корова. На огромной скорости мы чуть не врезались в большую воронку от глубинной бомбы, зиявшую посреди улицы рядом с домом Абу Арсунукаева. "Ты куда!" - Джохар мгновенно перехватил руль у растерявшегося Висхана, резко крутанул его вправо. К его молниеносной реакции я уже привыкла.

Я вспомнила похожий случай в Сибири. Тогда мы опаздывали на иркутский самолет и точно так же неслись по обледеневшей дороге. Газик на огромной скорости вдруг развернуло, он пошел юзом и, перелетев встречную полосу, перевернулся. Самое интересное, что перевернуло его на мою сторону, как всегда я была крайней. На меня съехали все мужчины, сидящие на заднем сиденье. Возле окна я поставила полиэтиленовый пакет с единственной шляпой Джохара, которой он очень дорожил. Эту шляпу Джохар собирался торжественно водрузить на голову, когда мы приедем в Грозный. Каждый отпуск был для нас долгожданным событием, а военный мундир ему очень надоедал за год.

Почему-то когда становится страшно, меня всегда начинает разбирать нервный смех. Вот так и в тот раз в ответ на его тревожный вопрос: "Ну, как вы?", я похоронным голосом констатировала: "Все лежим на твоей шляпе. Представляешь, что будет, когда ты наденешь ее в Грозном?" Всем стало смешно. Нас кое-как вытащили через окно, потом пакет с его шляпой, ставшей похожей на блин. Газик перевернули, и мы понеслись снова. Надо было ехать еще быстрее, ведь самолет, на который заранее были куплены билеты, мог улететь без нас. Молодой водитель, видно, никогда с такой скоростью по гололеду не ездил. И когда он увидел большой деревянный ящик, брошенный кем-то прямо посередине дороги, совсем ошалев, начал объезжать его не с правой стороны, а с левой, то есть свернул прямо на встречную полосу. Пока мы ошеломленные его манипуляциями, приходили в себя, Джохар, молниеносно выхватив у него руль, крутанул его вправо. Мы успели увернуться и от множества машин, несущихся прямо на нас, и от деревянного ящика. Все движения Джохара всегда были четко выверенными, такими же легкими и сильными, как и его походка.

Мы пережили страшные мгновенья кромешного ада, а теперь, выехав из села, начали делиться впечатлениями. Я переживала за Ваху, который добровольно остался дома охранять казенное имущество. "Кому нужно будет это имущество, если Ваха погибнет под бомбами вместе с ним?" - кипятилась я. "Он остался из-за документов", - сказала Мовлихан. "Не переживай, он нас найдет, он здесь каждую тропинку знает". Видимо, бомбили лагерь, который находился за нашим домом на горе, с ранеными ополченцами. "А мне показалось, что бомбили именно наш дом, все соседние дома разбиты", - сказала я. Хорошо, что людей в них не было, многие уже давно уехали, а те, кто остались, спрятались в большой подвал дома, который находился недалеко от нас.

Поздно ночью мы приехали к Баширу, брату Магомета Жаниева в село Гехи-Чу. Хозяева выглядели обескураженными. Оказывается, о бомбежке в Шалажи здесь уже знали, рано утром намечались обход и проверка домов российскими солдатами. Кто-то из оппозиционеров, оберегая свои дома от разрушения, "подмахнул" с федералами договор. Пришлось нам покинуть и этот дом.

Снова мы ехали по черному лесу, ветки деревьев царапали стекла и обшивку машин. Мы поднимались все выше и выше в горы. Колеса скользили по глине, иногда катились по каменистому руслу реки. Густой туман покрывал все вокруг сплошной пеленой.

Наконец мы выехали на одинокую темную поляну. Газик, разворачиваясь, осветил фарами застывшие деревья, их ветви напомнили мне распростертые лапы невиданных зверей. Туман, клубясь возле кустарников и растекаясь потоками по впадинам, полз, как живое существо. Какая первобытная, мрачная красота! "Придется нам провести ночь здесь, дальше видно будет", - сказал Джохар. Было холодно. Как я не старалась уснуть - все было бесполезно. Мы с Мовлихан, прижавшись друг к другу, перебирали события этой ночи. "После удара по дому Абу я подождала минут двадцать, а потом начала купаться, - рассказывала Мовлихан. - Когда начался налет, не помня себя от страха, я протиснулась под зеркальное трюмо (до сих пор не пойму, как у меня это получилось) и оттуда увидела, как упала на пол и разбилась горящая керосиновая лампа. Не знаю, почему не вспыхнул керосин, который ручейком потек прямо ко мне. Все было, как в замедленной съемке... Потом кое-как оделась и прибежала в ваш дом, потеряв по дороге тапочки". "Мы тоже растерялись, - сказала я, - сначала спасали друг друга, а потом поняли, что это бесполезно, если погибнем, то все сразу, от одной бомбы. Джохар, потрепав Деги по плечу, ласково посмотрел на него: "Тоже лез спасать...". Гляжу, в темноте кто-то маленький пытается закрыть собой мою голову, обнимает меня".

"О чем думали, когда бомбили?" - спросил нас Джохар. "О том, как покрасивее перед смертью принять позу", - отшутилась Мовлихан. А я, как только самолеты уходили на новый круг, носилась по дому с полиэтиленовым пакетом, спешно закидывая в него все, что под руку подвернется: яблоки, печенье, хлеб с маслом. Вот только воду забыла. Свою большую сумку с одеждой я закинула в уазик в первую очередь. Хоть Джохар и посмеивался надо мною иногда, женщина остается женщиной при любых обстоятельствах...
У Деги в рюкзаке оказались заранее положенные небольшая кинокамера и портативный компьютер, с которым он никогда не расставался.

Постепенно все замолчали и начали засыпать. Глядя на Мовлихан, прислонившуюся головой к оконному стеклу уазика, я задумалась. Мне было жаль эту молодую красивую женщину. После бессонной ночи, обычно веселая и энергичная, она притихла и побледнела. Каштановые пряди выбились из-под ее платка и рассыпались по плечам. Она была замужем за Вахой десять лет и за эти годы успела родить ему трех прекрасных сыновей. Только большая любовь к Вахе помогала ей переносить трудности, привычные любой сельской женщине. Молодой городской девушке, сначала было нелегко успеть все сделать и в доме с детьми, и в коровнике. Там, кроме двух бычков и двух коров, находился недавно появившийся на свет теленок. Я почувствовала его рождение однажды ночью. Сарай с коровами примыкал к нашей стене. Какое-то странное чувство переполнила мое сердце. И утром, когда оживленная Мовлихан зашла к нам в дом, я спросила ее о теленке. Кажется, она не очень поверила, что я узнала о его появлении на свет во сне, а не наяву. Мы начали подбирать имя. В ответ на мое предложение назвать теленка Зорькой или Звездочкой Дуки предложил старинное чеченское имя "Пердовс". Как мы тогда смеялись! Что же теперь будет с нашим маленьким стадом?..

Когда Мовлихан проснулась, мы стали искать, что бы надеть ей на ноги, и обнаружили в машине у Абу припрятанные им несколько пар военных ботинок. Сейчас он был завхозом и отличался большой прижимистостью. Так вот куда Абу ботинки дел! Незадолго перед этим мне приснился Магомет Хачукаев, который попросил обувь. Дуки приказал Абу раздать десять пар бутсов "сахъ" нашим ребятам. Вахе ботинки Абу давать отказался, потому что он не числился в охране Президента. Я зашла на кухню. Ваха и не пытался протестовать.
- Какой у тебя размер? - спросила я.
- Сорок пятый, - ответил он.
Я направилась к Абу, уже выходившему за дверь.
- Почему ты не дал Вахе ботинки? У него размер такой же, как у Магомета. Знаешь, как бы он обрадовался...
- Ботинок больше нет, - отвечал Абу.
Поднявшись на цыпочки, я прошептала ему прямо в ухо:
- А Дуки велел тебе раздать десять пар, а не три.
- Тогда на складе ничего не останется, - не унимался он.
- А на складе есть еще сто пар.
Абу вконец расстроился:
- Вечно эти женщины лезут, куда им не надо! - Вахе ботинки отдал.
-
Мовлихан надела найденные нами бутсы и, честное слово, выглядела в них совсем неплохо.
Все уже проснулись и проголодались. Как хорошо что я захватила в доме яблоки и печенье. Мы уничтожили их в мгновение ока, а потом загнали машины под высокий кустарник, забросав их сверху сухими ветками деревьев. Было уже совсем светло. Над Шалажи летали вертолеты. Они кого-то искали. Может быть нас? Раньше их не было видно. Ребята быстро сделали навес из веток, под которым мы успели спрятаться. Только мы укрылись в это жалкое убежище, как вертолеты начали летать прямо над нашей головой. Они пролетали так низко, что было видно в кабинах вертолетчиков, которые внимательно вглядывались в гущу леса, периодически посылая в подозрительные места ракеты. Листья еще не распустились, и сквозь голые ветки мы были видны как на ладони. Мне показалось, что сейчас ракеты полетят прямо в нас. Но, покружив немного над лесом, вертолеты опять стали бороздить над Шалажи.

Среди деревьев показался Ваха. Мы кинулись его обнимать. Ни за что на свете я не осталась бы добровольно в том горящем аду, из которого мы только что успели вырваться. Он сказал Дуки, что спрятал документы в надежном месте. Днем я, вытащив буханку хлеба и пачку сливочного масла, начала делать бутерброды. Досталось всем, но очень хотелось пить. Не выдержав, Мовлихан спустилась к каменистому руслу реки, обычно прозрачной летом, сейчас она была мутной от глины. Эту воду нельзя было пить, но она ее пила, сложив ладони ковшиком. Тут же ее стошнило.

Магомет Жаниев и Абу Арснукаев уехали на разведку, вертолетов не было видно. Потихоньку так же, как и поднимались, мы начали спускаться по руслу реки вниз к Шалажи. Проезжая в сумерках по разбитым авиацией улицам, мы не узнавали некоторых мест. Многих домов, стоящих рядом с нашим не было. Вместо них остались руины, люди тоже разъехались. Такого страшного налета на село за всю войну не видел никто из присутствовавших. Удивительно, что жертв почти не оказалось. Джохар сказал, что убедился еще раз: нам помогает сам Всевышний.

Ваха с мальчиками начал вставлять выбитые двери и рамы, убирать куски извести и шифера, отвалившиеся от стен и крыши. Все в доме было заполнено толстым слоем пыли. Перемыв посуду и протерев стол, я начала готовить самое быстрое блюдо, которое только знала. Мелко-мелко нарезала мясо с луком и, потушив его на большущей чугунной сковороде, смешала со спагетти, потом пригласила всех к столу. С таким аппетитом мы никогда еще не ели. Горы этого блюда, разложенного по глубоким тарелкам, исчезали мгновенно. Потом все легли отдыхать. Соседи уехали, улица, вернее, то, что раньше было улицей, зияла пустотой.
Джохар никогда не заботился о хлебе насущном и мог подолгу не есть и не спать, совершенно от этого не страдая.

"Завхозом" у нас в доме всегда была я, надо было думать, что делать. Я вспомнила, как летом Мовсуд с Луриком провели почти две недели в лесу под дождем, не имея возможности развести костер. "Надо срочно достать керогаз и электроплиту, - сказала я Мовлихан. - Электромотор у нас есть".

Две крытые грузовые машины тоже были. Ваха погрузил в них матрацы, подушки, одеяла, а Мовлихан, обежав село, нашла у людей все, что я просила. Джохар опять с утра работал над документами, потом стал звонить по телефону. Через двадцать минут послышался гул самолетов, и снова на наши головы обрушился шквал бомбовых ударов. Стены дома страшно скрипели и раскачивались, падал шифер, мы едва успели выскочить и спрятаться в небольшой четырехугольной бетонной яме для хранения овощей у соседнего разбитого дома. Из нее хорошо было видно, как самолеты заходят в пике, сбрасывая бомбы прямо на наш дом.

Мне доверили папку с документами из гобеленовой ткани серовато-зеленого цвета, с которой Джохар никогда не расставался. Прижимая ее к груди, я наклонялась ниже всех к земле, как только самолеты снижались, надо мной склонялся Джохар, его закрывали все остальные. Яма была совсем небольшой, полтора на полтора метра, мы сидели в ней впритык друг к другу и были похожи на открывающий и закрывающий лепестки цветок. Было все хорошо видно и совсем не так страшно, как в доме. Лучше смотреть смерти в лицо, чем быть прихлопнутой ею, как мышь в мышеловке.

Четыре самолета по очереди бомбили наш дом, их серебряные крылья чуть поблескивали на солнце. Деги с нами не было, его, оказывается, в самом начале бомбардировки забрала с собой Мовлихан в большой подвал-бомбоубежище. "А где Магомет?" - спросила встревоженно я. Как только самолеты пошли на новый круг, Муса, выскочив из ямы, побежал искать Магомета. "Все в порядке, - сказал он, успев прыгнуть к нам перед новым налетом. - Он укрылся в другой яме".

Наконец, налет закончился, наш дом опять уцелел, несмотря на глубокие воронки совсем рядом. Казалось чудом, что никто из нас не ранен и не зацеплен осколком. Крыша была как решето, стены в глубоких трещинах и побиты, а люди целы. Пришла Мовлихан, привела с собой Деги, закутанного в большую дубленку. "Чтобы не узнали, - пояснила она. - Как только начался налет, мы побежали в бомбоубежище огородами". "А за нами гнался самолет и пускал в нас ракеты", - похвастался Деги. Я не поверила: "Наверное тебе показалось. Каждому под бомбами кажется, что очередная упадет прямо ему на голову". "Это правда", - тихо сказал Ваха, молча слушавший наш разговор. "Я как раз бегом спускался с горы и все видел. Мовлихан бежала по огородам, увязая в весенней грязи, и тащила за руку Деги, он бежал, путаясь в полах дубленки. А за ними, снижаясь, летел самолет, он выпустил им вслед две ракеты. Они еле успели забежать за угол дома, и ракеты пролетели мимо".

Джохар, подняв руки, стал читать молитву. Эта война была не столько удивительной и непостижимой для нас, уже привыкших к мысли о смерти, сколько для всего окружающего нас огромного мира, взирающего с немым изумлением на маленький народ, отчаянно противостоящий огромной империи зла, бывшей пугалом этого же мира.

Опять мы ехали по лесу, то поднимаясь, то опускаясь по размытому каменистому руслу реки и, наконец, скользя по глинистой почве, заросшей корнями ивняка, выехали на какую-то старую проселочную дорогу, окруженную со всех сторон густыми деревьями. Совсем рядом за этим лесом шел бой. Село Гойское четвертый день отбивало атаки федералов. В синем сумраке вспыхивали огненные всполохи разрывов, снаряды со свистом проносились над нашими головами. Джохар зашел в кустарник и открыл дипломат с телефоном. Муса, держа антенну, отошел в сторону. Начался прием донесений полевых командиров. Далеко по лесу разносился веселый громкий голос Джохара, отдающего приказы. Как всегда, он успевал еще и шутить. "Там, в Гойском, все наши пацаны с Катаямы, - сказал Висик. - Сейчас они, знаешь, как обрадовались, что Джохар рядом!" Всем сердцем я ощущала мужество этих вчерашних мальчишек, отбивающих танковые атаки, восхищался их противостоянию смерти. Но, боже, как же мне было их жаль!

Поиск по сайту: