Период Восстановления

Реформы 2006—2007 годов. Периодом Восстановления в России называется время между Второй и Третьей Империями (2000—2012) – время начала возрождения великой России, совпавшее с началом третьего тысячелетия. С 2000 года (фактически с конца 1999-го) началось правление Владимира ii Восстановителя, удостоенного этого прозвища потому, что при нем Россия опять стала великой державой (к концу правления даже с элементами сверхдержавы). Кроме того, при нем и благодаря ему нормализовались и начали развиваться все сферы общественной жизни, хотя не все одинаково – одни быстрее, другие медленнее; все это подготовило страну для цивилизационного рывка к невиданному прежде величию, произошедшему при его преемнике. Владимир ii был приведен к власти окружением Бориса Проклятого в качестве его наследника, о чем оно быстро пожалело. Впрочем, первую и даже большую половину своего правления хоть он и был весьма популярен и даже любим народом и все шло неплохо, но ничто не предвещало тех бурных событий, благодаря которым он вошел в историю так, как это случилось. Первый срок своего президентства и почти весь второй он предпочитал не разрушать сложившееся, пусть и не очень терпимое, положение, что, казалось бы, граничило с преступным бездействием. Однако малозаметными действиями он сумел вызвать за это время радикальные изменения в настроениях народа и в состоянии общества. Вот вроде бы все так же плохо, как несколько лет назад, ничего принципиально не изменилось, по-прежнему правят бал олигархи и коррупционеры, все так же давит Запад – а тем не менее самоуничижение сменилось возвратом национальной самоидентификации и самоуважения, на смену деморализации и отчаянию пришли уверенность и озлобленность. Как теперь мы понимаем, такая политика минимального вмешательства проводилась Владимиром ii не из-за нерешительности, а именно из-за понимания того, что крутые виражи не делаются государствами в фазе полной деморализации. К тому же он хорошо понимал и чувствовал своих соотечественников и знал, что очень многие, вполне патриотические люди мучаются сомнением: а может, попробовать уйти от повторения традиционного цикла российской истории? Может, не воссоздавать империю, не ставить амбициозных национальных целей, а интегрироваться в европейскую цивилизацию и стать богатым и спокойным, хотя и не великим государством? Сейчас известно, что Владимир ii, плоть от плоти своего народа, и сам мучился теми же сомнениями. Вот если ход жизни подведет к тому, что это невозможно, думал он, тогда уж можно будет сказать самим себе: мы сделали, что могли, и не наша вина в том, что это не наш путь.

Но с 2004 года начали постепенно нарастать явления, которые сделали неизбежным начало политики реванша. Поднял голову внутренний враг – сначала был раскрыт заговор Ходорковского (первого из репрессированных олигархов), потом по стране прокатилась волна массовых выступлений против неудачных решений властей в социальной сфере, переходящих в массовые беспорядки. Все они, даже начавшиеся стихийно, затем оплачивались и управлялись извне, в основном через российских эмигрантов – врагов режима. В это же время США нарушили существовавший у них с Россией тайный договор о том, что Россия не мешает США на мировой арене, в частности не вооружает их врагов и не использует против них свое право вето в Совете Безопасности ООН, а США не действуют против интересов России и вообще не проявляют активности на постсоветском пространстве. В 2004—2006 годах Америка успешно организовала перевороты в Грузии, Украине, Киргизии, приведшие к власти проамериканские и при этом оголтело антироссийские режимы, а также безуспешно пыталась сделать это в Белоруссии. Все это было направлено не только и не столько на окружение России врагами, сколько на отработку методов захвата власти в постсоветских государствах с целью применить их далее на самой России. Одновременно было усилено давление на Россию по всем фронтам международной политики – наиболее показательным является пример того, как ее под надуманными предлогами много лет не пускали во Всемирную торговую организацию (ирония заключается в том, что России при ее тогдашней структуре экспорта ВТО была и не нужна, и Запад проиграл намного больше). Все это явилось реакцией на осознание того, что Россия несмотря ни на что обладает потенциалом к восстановлению величия (как раз по итогам первого пятилетия правления Владимира II), значит, ее надо уничтожить или резко ослабить – все разговоры об отступлении ее от демократии были не более чем словесной шелухой. Базовый оперативный сценарий заключался в том, чтобы любым способом вызвать в России кризис (настоящий), а на его фоне инсценировать демократическую революцию (ненастоящую, в силу абсолютной маргинальности так называемого демократического движения в России) и в помощь ей осуществить интервенцию силами НАТО. Потом новые власти отказались бы от ядерного оружия (еще Ходорковский обещал это в случае прихода к власти), ликвидировали бы ВПК, а потом устроили бы «добровольное» разъединение России на несколько русских и несколько нерусских государств, повторив путь Югославии.

Но российская элита в середине 2000-х годов, при всей общенациональной критике в ее адрес (притом вполне справедливой!), была уже совсем не та, что в 1995-м и даже в 2000-м. Из так называемых революций в указанных странах ближнего зарубежья были извлечены уроки, и власть совершила все необходимые превентивные действия – ослабила и изолировала потенциальные центры такой «революции» у себя, перекрыла каналы финансирования и т. п.: ничего особо жесткого предпринимать и не пришлось. Все-таки в тогдашней России в отличие от ее соседей коррупция, несправедливость и тому подобные проявления (называемые по-русски «беспределом») не перешли всех мыслимых границ – напротив, с 2000 года они хоть и медленно, но уменьшались. Наиболее одиозные ошибки (типа так называемой монетизации льгот) были оперативно исправлены, и были приняты аппаратные меры, исключающие их непродуманное появление в дальнейшем. В результате уже к 2006 году всем стало понятно, что никакой революции в России не будет. На международной арене Россия резко повысила независимость своего поведения, но при этом не нарывалась на конфронтацию с западными странами и не давала им ни малейшего серьезного повода придраться к себе. А для США, напротив, это были не самые удачные годы – они втянулись в целый ряд ненужных авантюр, да и их отношения с союзной Европой и лояльным Китаем стали напрягаться. В результате всего этого – как внешнеполитических ошибок США, так и четкого и взвешенного поведения России – акции последней в мировой политике стали резко расти. Кульминацией этого стало ее председательство в 2006 году в так называемой «Большой восьмерке» – клубе восьми индустриально развитых стран, претендующем на решение мировых проблем, нечто вроде нынешнего Всемирного форума пяти держав на острове Святой Елены. Впрочем, уже при проведении ежегодной встречи этой «восьмерки» в городе Санкт-Петербурге стало понятно, что долго эта идиллия не продлится.

Поняв, что время пришло, Владимир II начал действовать – период мира еще продолжался, но стремительно приближался к своему концу. В первую очередь следовало позаботиться об экономике – вообще-то она в это время была на подъеме, но по своей отраслевой и институциональной структуре совершенно не была готова к каким-либо потрясениям. Зависимость от импорта была недопустимо велика, как и от экспорта сырья и полуфабрикатов, а основная часть инвестиционного потенциала приходилась на крупных, космополитически настроенных игроков (хотя в основном российского происхождения). Кроме того, огромные для тогдашней России средства – золотовалютные резервы Центробанка и стабилизационный фонд правительства, на общую сумму более 300 миллиардов долларов, – находились непосредственно в валюте, причем в основном именно в долларах США. Это означало, что их в любой момент можно просто заморозить, и при любом обострении международной ситуации Америка, а под ее давлением и Европа не преминут это сделать. Все это надо было как-то решать. К середине 2006 года был принят ряд решений, позволивших российскому рублю стать резервной валютой, но это касалось лишь снятия оставшихся к тому времени ограничений на капитальные операции. В конце 2006 – начале 2007 года были оперативно осуществлены меры по выводу золотовалютных резервов из долларов, хранящихся в США, – частично путем перевода в другие валюты, а частично перемещением на долларовые же счета, но в банках других стран. Долларовый счет ведь можно иметь и на субсчете, например в Банке Китая (что Россия и сделала) – там американцы технически не могут его заморозить, разве что вместе со всеми долларами Китая. А в 2007 году в знаменитой екатеринбургской речи Владимиром II уже четко были сформулированы тезисы новой экономической политики. Вам они, дорогие соотечественники, покажутся самоочевидными и были таковыми в наших странах и в те времена – но в России 2007 года, после 15 лет псевдолиберального безумия в экономике, они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Тезисов было семь: 1) масштабные государственные инвестиции в реальный сектор – и в коммерческие предприятия на рыночных принципах, и в инфраструктуры; 2) всемерное стимулирование импортозамещения; 3) создание крупных государственных лизинговых и ипотечных финансовых компаний для стимулирования корпоративного спроса; 4) комплекс мер по стимулированию накоплений населения и их трансформации в инвестиции, в том числе вовлечение в оборот дополнительных активов и создание новых финансовых инструментов; 5) комплекс мер по многократному увеличению строительства жилья, в том числе по массовому созданию новых небольших городов; 6) запрет экспорта за валюту – теперь он мог осуществляться экспортерами только за рубли; 7) диверсификация инструментов хранения государственных финансовых резервов – теперь они частично стали инвестироваться в собственную экономику.

Всему этому сопутствовал и ряд иных, не столь масштабных мер, значимость которых, однако, трудно переоценить. Была проведена налоговая реформа, заменившая налог на добавленную стоимость налогом с розничных продаж, а также уменьшившая реальные выплаты по единому социальному налогу, – это существенно облегчило жизнь бизнесу, хотя налоговая нагрузка была и так не особо велика еще с начала 2000-х годов. Был принят ряд положений, направленных на нормализацию касающейся бизнеса правоохранительной деятельности: реформа арбитражного судопроизводства, весьма затруднившая как коррупцию в судах, так и юридический беспредел; новые правила и особый контроль уголовного производства по экономическим преступлениям; новые правила ведения реестров собственности (акций и недвижимости) и контроля за этим. Были введены весьма существенные льготы для тех, кто создает новые предприятия – то есть физически строит новые заводы или магазины, а не купил их у предыдущего владельца. «Нам нужно совершить экономический рывок, соизмеримый по масштабам с тридцатыми и пятидесятыми годами ХХ века, но на основе рынка, – сказал в екатеринбургской речи Владимир II. – А для этого нам надо не перетасовывать имеющиеся предприятия, оставшиеся от СССР, а создавать новые – сотни крупных, десятки тысяч средних, миллионы мелких. А с того, что еще только предстоит создать, казну не набьешь – телят не доят». Когда все эти меры начали осуществляться и заработали, эффект их был колоссальным. Как грибы после дождя начали расти предприятия, в основном импортозамещающие – как очень большие, вроде двух автомобилестроительных корпораций (см. главу «Экономика»), где инвестором выступало непосредственно государство, так и поменьше, создаваемые частным капиталом. Последние пользовались и вышеназванными льготами, и прямой государственной помощью – государственными гарантиями на часть обеспечения под кредиты, позволяющими при том же собственном капитале получить больший кредит и освоить более крупный инвестиционный проект. Стали массово строиться новые современные города, точнее, городки (как в Северной Америке в XIX веке, при освоении Дикого Запада) – они дали не только экономический эффект, но и совсем иное качество жизни, чем асфальтовые джунгли мегаполисов. И люди, живущие в этих городах, особенно с детства, стали гражданами совсем иного «качества» и иной ценности для государства. Начала строиться трансполярная железная дорога Санкт-Петербург—Анадырь, которая в будущем обеспечила освоение природных богатств гигантских территорий, а экономический эффект за счет загрузки промышленности дала сразу. Финансовые резервы страны в значительной части были истрачены на инвестиции в экономику и инфраструктуру, перестав висеть мертвым грузом.

Таковы были экономические реформы 2006—2007 годов. Как я уже говорил, они воспринимались Владимиром II и его соратниками как часть ответа России на вызов Запада – вызов, который был не их выбором. Но экономика была, естественно, не единственной сферой, в которой произошли изменения. С 2005 года, но особенно с 2006-го стали увеличиваться военные заказы, притом в основном на сверхновую технику – они росли в несколько раз каждый год. Кстати, это не только увеличило обороноспособность страны, но и дало огромный стимул науке и наукоемкому производству, а через него всей экономике. Было резко увеличено денежное и иное довольствие военнослужащих и в армии, и в правоохранительной системе, что начало возвращать престиж профессии человека в погонах. Но правоохранительная система нуждалась и в жестком искоренении коррупции, которая достигла неслыханных размеров, – и это было начато всерьез, в том числе с широким привлечением органов государственной безопасности (как и в гражданских министерствах). Была озвучена активная демографическая политика, направленная на увеличение рождаемости, – естественная мера для страны, готовящейся к войне. Еще в 2005 году была отменена прямая выборность губернаторов – это резко повысило управляемость страны. С конца 2006 года, но особенно в 2007-м был порядком «почищен» государственный аппарат – были полностью удалены люди из окружения Бориса Проклятого и его «семьи» (как ни странно, их было еще довольно много даже в 2006 году), все придерживающиеся крайне либеральных взглядов, а также коррупционеры, создавшие себе состояния с помощью своего служебного положения. Правда, речь шла о состояниях только сверх определенных размеров – если удалялись бы все те, кто вообще хоть что-то заработал своей государственной должностью, то есть, по сути, украл, то в тогдашней России власть вообще невозможно было бы укомплектовать. При этом на будущее был сделан задел более систематической работы – была создана общегосударственная служба кадров, которой ставилась задача выискивать чуть не со школьной скамьи перспективных людей, отслеживать их, при необходимости «подтягивать», путем оказания той или иной помощи, и в нужный момент призывать на государственную службу или направлять в другие сферы для обеспечения интересов государства (в прессу, например, или в политические партии). Были и некоторые структурные новации – так, например, был сильно увеличен институт помощников президента; по сути, они стали комиссарами, которым Владимир II поручал сегодня одно, а завтра – другое. Полномочия и ресурсы помощников и вообще администрации президента, куда они входили, и до того были немалыми, но с 2007 года стали особенно обширны – и стратегические, и контрольные функции управления страной в этот период в большой степени осуществлялись ими (естественно, под руководством Владимира II), а не правительством.

Ликвидация олигархии. Впрочем, едва ли можно назвать экономические новации 2007 года благостно-бескровными. Хотя подавляющее большинство субъектов рынка ощутили себя как кандальник, с которого неожиданно сняли кандалы, было и меньшинство. В первую очередь это были коррумпированные чиновники и криминальные лидеры – к тому времени эти две категории представляли массовую группу российской элиты, в частности бизнеса, и даже не особо маскировались. Еще в 2006 году начались массовые увольнения коррумпированных офицеров и генералов спецслужб, но это были, по русскому выражению, «еще цветочки». Во время знаменитой так называемой чистой ночи в 2007 году было арестовано около 150 крупных государственных чиновников, действующих и бывших; притом среди них было много людей из близкого круга президента, так называемых питерских, которые всеми считались неприкасаемыми. Также были выписаны ордера на арест около 400 крупнейших криминальных авторитетов, большая часть которых, однако, была застрелена при оказании сопротивления (сейчас трудно сказать, реального или вымышленного). Народ замер; оставшиеся на свободе коррупционеры и бандиты были полностью деморализованы, в основном из-за резкого, почти мгновенного, перехода: еще вчера всё имеющие и могущие и ничего не боящиеся хозяева жизни, как говорят русские, «кумы королю, сваты министру» – а сегодня затравленная дичь, ожидающая выстрела охотника. Но кроме самих пострадавших, недовольных особо не было – и коррупция, и криминал всех достали; никто не ожидал такой решительности от Владимира ii, но никто и не возражал. Спорили только о том, сможет ли теперь президент как-то договориться с олигархами об ограничении их влияния на страну, поскольку трудно даже представить себе, сколь существенным было это влияние – совсем не таким, как в 1996—1999 годах, но все равно колоссальным. На самом же деле Владимир ii не собирался договариваться ни с кем и ни о чем.

Тому было много причин, главной из которых, как сейчас видно с высоты прошедшего полувека, было даже не то, что все они в той или иной степени были пятой колонной Запада. Главным было то, что те способы, которыми они добились своего положения, предопределяли совершенно конкретный тип личности, никак не вписывающийся в нормальную экономику и вообще нормальное общество, особенно с сильным государством. Не случайно все олигархи, особенно первого ряда, были похожи друг на друга как братья-близнецы. Это был тип людей, безусловно, незаурядных: умных, хватких, решительных, хорошо разбирающихся в людях, полностью бесстрашных – в общем, тех, кто выживает в любых обстоятельствах. С другой стороны, это были люди, совершенно не способные к стратегическому планированию, не способные ни к каким формам взаимодействия и сотрудничества, постоянно ведущие войну всех против всех, глубоко презирающие остальных людей и страну в целом – точнее, вообще не способные понять, что такое страна, кроме как место их охоты и кормежки. Пожалуй, правильнее всего было бы сравнить их с раковыми клетками в организме, которые, конечно же, намного превосходят остальные клетки, но только по своей способности к выживанию и разрастанию, а не по пользе для организма – для организма они смертельны. Нельзя сказать, дорогие соотечественники, что у нас таких людей нет – но они гораздо более характерны для криминального мира, чем для элиты нашего крупного бизнеса. Скорее, они являются полными антиподами таких знаменитых капитанов индустрии, как, например, инфотехнологический магнат Билл Гейтс из Сиэтла или нанотехнологический магнат Хорхе Лопес из Гвадалахары, впервые в истории создавший состояние в триллион долларов, жившие достаточно скромно до конца жизни. И уж вовсе невозможно представить их на месте космического магната Жуана Бранку (моего троюродного дедушки), который во время расследования предполагавшегося экологического урона от запуска ракет с ядерным приводом в 2034 году заявил, что его внутреннее расследование показало – да, этот урон действительно имеет место и что он сам останавливает все запуски впредь до устранения. На вопрос журналистов, а как же десятки миллиардов долларов убытков (которые он в результате и понес), он раздраженно ответил: «А жить мне с этими десятками миллиардов где прикажете, в амазонской сельве?» Так вот, полное отсутствие такой идентификации себя со страной и устремленности в будущее у российских олигархов, тогда еще будущих, и дало им внутреннюю свободу рвать на части свою страну, когда еще все остальные считали, что этого делать нельзя. По этой же причине большинство олигархов первой волны были нерусскими по национальности (при том что русских в тогдашней России было более 80%, и, как показало дальнейшее, они вполне хорошие предприниматели), причем далеко не только евреями, что традиционно являлось больным вопросом в России, а представителями многих нерусских национальностей. Им было проще считать страну не своей: решиться рвать на части чужого человека, даже дальнего родственника, все же легче, чем собственного отца.

Не надо, однако, думать, что претензии Владимира II к олигархам ограничивались этими общефилософскими соображениями – скорее, они были реальной подоплекой тем пяти конкретным претензиям, которые к ним были. Это, во-первых, то, что они практически без денег и без всяких иных оснований завладели государственным, то есть, по сути, общенародным, имуществом на миллиарды и десятки миллиардов долларов каждый; во-вторых, то, что, уже обладая эти имуществом, они практически ничего (в пропорции к размеру имущества) не инвестировали в его реновацию, расширение и диверсификацию, предпочитая скачивать наличность и вывозить ее за границу, с удовольствием «ложась» при этом под западные правительства; в-третьих, то, что они практически не платили налогов или платили, сколько считали нужным; в-четвертых, то, что единственное, во что они не скупились «инвестировать», – это в назначение своих и коррумпирование имеющихся государственных чиновников; в-пятых, то, что так же, как к государству, они относились к любым предпринимателям меньше себя размером, считая нормальным отнимать у них бизнес с помощью своих коррупционных и криминальных возможностей. Поэтому Владимир II отделил, так сказать, овец от козлищ и определил группу из наиболее крупных и одиозных из них, человек двадцать, с которыми переговоры велись только об одном: сколько денег государство готово им оставить, в случае если они добровольно отдают все остальное, включая все промышленные активы и выведенные за границу капиталы; с этими деньгами они могли либо уезжать за границу, либо оставаться в России и выстраивать себе новый бизнес, но уже на обычной рыночной основе. Публика об этих переговорах ничего не знала и узнала лишь через несколько лет от Гавриила Великого, когда уже он был правителем России. Я же знаю о них намного больше, потому что мне посчастливилось встретиться и поговорить с несколькими живыми участниками многих событий того времени – сейчас им всем за восемьдесят или за девяносто. Так, например, один из них вспомнил, как Владимир Восстановитель, обращаясь у себя в резиденции к нескольким олигархам, сказал: «Если кто-то из вас, оставшись с небольшим, по нынешним вашим меркам – но гигантским, по меркам всех остальных, – капиталом и без коррупционных связей, решит продолжить бизнес в России и вторично выстроит финансовую империю, перед тем я не только признаю, и лично и публично, что ошибался в отношении его, но и найду способ компенсировать ему свою ошибку».

Нельзя, однако, сказать, что это произвело на олигархов какое-либо впечатление. Переговоры шли ни шатко ни валко, даже с теми, кто был арестован и находился в тюрьме, – это был народ не из пугливых. Но это пока один из олигархов не взорвался в своей машине в Лондоне – после этого все переговоры были завершены в относительно сжатые сроки; остаться в России не выбрал ни один из олигархов. Предприятия, по сути отобранные у них, были разделены на две группы: сырьевые, в основном нефтяные, были объявлены государственной собственностью (в смысле навсегда), и доходы от них являются существенной статьей приходной части государственного бюджета и поныне, а в те годы были важнейшей. Для эффективности они были слиты не в одну топливно-энергетическую компанию, а в четыре конкурирующих (шесть, если считать с двумя компаниями, на которые был разбит Газпром – государственная корпорация, производящая, в противоположность нефтяным, много газа и относительно немного нефти), управляемых частными управляющими компаниями, не имеющими отношения к собственности; любопытно, что четыре из шести этих управляющих компаний в 2007 году были иностранные, в том числе три западные, невзирая на противостояние. «Для чего нам передавать в частную собственность нефтяную и газовую промышленность, представляющую комбинацию того, что нам дал Бог, и того, что путом и кровью создали наши отцы, – спросил у народа Владимир II в телевизионном обращении, – если эта как раз та отрасль – одна из весьма немногих, – где государственные компании работают столь же эффективно, как частные, например саудовская, китайская или мексиканская?» Другие отобранные компании, такие как угольные, металлургические и химические, были объявлены к продаже в течение пяти-шести лет, а до этого также управлялись победившими на тендерах управляющими компаниями.

Что же касается следующего, после олигархического, эшелона крупного российского бизнеса, то с ним был заключен договор (тоже, разумеется, не в юридическом смысле), впоследствии названный пактом Бочарова Ручья (по названию места), суть которого сводилась к одной фразе: не делайте так, как делали олигархи (да и вы тоже в меньших масштабах!), и можете твердо рассчитывать на безопасность себя и своего имущества и на всяческую помощь государства. Давайте в диалоговом режиме определим с каждым из вас, сказали им, сколько вы должны государству за взятую за бесценок государственную собственность и за неуплаченные налоги – честно, в том числе с учетом всех дисконтирующих факторов. И тем, с кем будет достигнуто согласие, мы дадим почти любую рассрочку и другие послабления. Кроме того, тратьте основную часть своих доходов не на казино и не на яхты и самолеты, а на модернизацию, расширение и диверсификацию своего – не чужого ведь! – бизнеса. Не вывозите за рубеж капитал, кроме как когда это реально нужно для построения транснациональной корпорации; честно платите все налоги – мы гарантируем вам, что они не будут разорительными или даже очень обременительными; не имейте с чиновниками коррумпированных отношений, а если они будут у вас вымогать, быстро звоните, мы вам скажем куда, и ничего не бойтесь; не держите служб безопасности сверх абсолютно необходимого, не имейте дела с криминалом, не занимайтесь криминалом сами, от прослушки до убийств; и не наезжайте с целями отъема друг на друга и на тех, кто помельче, кроме как сугубо финансово-рыночными методами. Вы же не бандиты, а бизнесмены, опора общества – так и ведите себя соответственно! И тем, кто будет это выполнять, мы не только разрешим в награду, как говорится, дышать – мы допустим вас до любых государственных программ, включая военные, и до любых государственных ресурсов; мы будем серьезно помогать вам деньгами – огромными деньгами! – в любых проектах по созданию новых производств и бизнесов, не претендуя на долю; мы предоставим все наши возможности и усилия для продвижения ваших интересов в других странах; и мы защитим вас от преступных, чиновничьих и иностранных посягательств так, как никогда не защищала ни одна «крыша». Надо сказать, что крупный российский бизнес в основном принял эти правила – видимо, успел устать от беспредела. Вкупе с государственными инвестициями, налоговой реформой, стимулированием спроса, импортозамещением, военным производством и нормализацией правоохранительной системы это явилось той искрой, от которой российская экономика завелась и набрала обороты.

Первая экспансия. Однако все эти действия сами по себе не являлись конфронтацией с Западом – лишь подготовкой к ее последствиям. Они привели, естественно, к резким заявлениям со стороны Запада, на которые Россия отвечала в том же духе – но такие обмены колкостями, вообще характерные для международной дипломатии эпохи национальных государств, оставались не более чем словами. Искра, которая воспламенила эту пороховую бочку и перевела конфронтацию из сферы слов в сферу действий, пришла из соседней Украины. Эта страна, отколовшаяся от России во второе Смутное время, вызывала в России особое раздражение самим фактом своего существования, гораздо большее по сравнению с другими постсоветскими государствами. Причина этого очевидна – те все-таки были национальными государствами народов, этнически весьма далеких от русских; а украинцы ничем не отличались от русских и, собственно, и были русскими. В этом смысле про книгу «Украина – не Россия», которую написал второй президент Украины Кучма, можно было сказать словами из книги русско-украинского писателя Булгакова: «Поздравляю вас, гражданин, совравши». Тем не менее Россия не вмешивалась в дела Украины (кроме как в той степени, в какой большие страны всегда вмешиваются в дела меньших соседей), несмотря на доходившую там иногда до истерики антирусскую риторику. В конце 2004 года там произошла организованная Америкой так называемая оранжевая революция, в результате чего к власти пришло проамериканское, антироссийское правительство – пришло в результате фальсификаций и беспорядков, против воли населения восточной и южной частей страны. Эти территории, составлявшие до половины населения страны и львиную долю ее экономического потенциала (достаточно, впрочем, скромного), никогда не считали себя частью западноевропейской цивилизации, но, напротив, всегда ощущали себя частью России – в отличие от населения Центральной и особенно Западной Украины. В 2006 году там прошли парламентские выборы, причем с их момента Украина, по принятым изменениям в конституции, становилась парламентской республикой – так что эти выборы определяли, кто будет править страной. Вопреки ожиданиям президента и правительства и их западных покровителей (а точнее, кукловодов) они проиграли выборы, несмотря на весь свой административный ресурс, которым они пользовались без всякого стыда. В результате затянувшегося кризиса, а точнее их череды, президент распустил парламент в 2007 году, все-таки не дав править страной премьеру, который был ставленником восточных областей – хотя он и опирался на парламентское большинство. Люди по-разному относились к этому большинству, за которым стояли олигархи, притом в основном криминального типа, но роспуск парламента в этой ситуации нельзя было расценить иначе, чем вытирание ног об избирателей. И потому в конце 2007 года в Восточной и Южной Украине началось восстание – оно просто не могло не начаться.

Это восстание, в своей исторической сути повторяющее восстание 1649—1654 годов (в результате чего Восточная Украина и стала частью России), вспыхнуло под лозунгами воссоединения с Россией и отказа от политики форсированной интеграции в Европу и вступления в антироссийский блок НАТО под патронажем Америки и Польши. В итоге девять областей (Донецкая, Харьковская, Запорожская, Луганская, Днепропетровская, Херсонская, Одесская, Николаевская и Крым) объявили о непризнании украинской власти и вообще украинской государственности и о провозглашении Донецко-Черноморской республики. Они сместили представителей центральной власти (кроме перешедших на сторону восставших), выдвинули своих руководителей и объявили о референдуме о выходе из Украины и вхождении в Россию. Когда украинские власти приказали всем дислоцированным на востоке и юге войскам выступить против мятежников, выяснилось, что большинство их уже перешли на сторону восставших (как и значительная часть полиции и спецслужб). Остальные не захотели вступать в бой и частью выехали без оружия из зоны восстания, частью были блокированы на своих военных базах. Все это, естественно, было абсолютно противозаконно – но, как говорят в России, «мятеж не может кончиться удачей – в противном случае его зовут иначе»; если бы восстание не увенчалось успехом, оно бы, наверное, называлось в сегодняшних учебниках истории незаконным мятежом. Россия на словах полностью дистанцировалась от этого процесса, заявляя о том, что это дело самих восточных украинцев, но что она не может игнорировать интересы братского народа и, безусловно, примет его в Россию, если он так решит. Сейчас трудно сказать, участвовала ли Россия в подготовке этого восстания или оно было сугубо доморощенным – в любом случае оно считается героическим эпизодом в истории русского народа. Тем временем украинские власти обратились за помощью к НАТО, и несколько дивизий начали перебрасывать в Украину – но, конечно, пока что в западную и центральную часть, а не в зону восстания. Россия не стала, по собственному выражению русских, «ждать у моря погоды» и ввела в марте 2008 года в Восточную Украину – естественно, по просьбе руководства восставших – корпус численностью 80 тысяч солдат; Черноморский флот, и так дислоцированный на юге Украины, был приведен в полную боевую готовность, а его береговые базы усилены переброшенной из России морской пехотой. В ответ на это натовские части двинулись к Восточной Украине, а российские части – им навстречу; соприкосновение произошло на границе Днепропетровской и Кировоградской (это тогдашние названия городов Екатеринослава и Елизаветограда) областей, около местечка под названием Пятихатки. Более 140 тысяч человек заняли позиции друг напротив друга, с бронетехникой и огневыми средствами; началось так называемое великопостное противостояние (потому что в это время был православный Великий пост).

Антироссийская истерия в прессе и в политическом истеблишменте в Европе и США в этот период достигла совершенно сюрреалистического уровня. Общим местом стало утверждение, что русские неизмеримо страшнее для человечества, чем Чингисхан и Гитлер, вместе взятые, так что возникало впечатление, что они завтракают грудными детьми. Украинцы же изображались не просто как жертвы, но чуть ли не как средоточие всего светлого и достойного на Земле – при том что подавляющее большинство европейцев и особенно американцев понятия не имели, где находится Украина и кто такие украинцы (я их видел достаточно много и могу засвидетельствовать, что это обычные русские). Надо отдать русским должное – их пресса в это время хотя тоже не показывала чудес объективности, тем не менее была намного более умеренной и не впала в такой коллективный маразм. При всем том, однако, американские лидеры не решались отдать приказ о штурме, поскольку русские явно демонстрировали свою готовность идти до конца. Попавшие на западное телевидение (видимо, не без помощи русской разведки) киносюжеты о том, как российские ядерные ракеты перенацеливают на США, а к бомбардировщикам подвешивают крылатые ракеты для пуска по Европе, вызвали везде на Западе уже забытое ощущение того, что если русские захотят, то конец света наступит через полчаса. То, что при этом погибнут и сами русские, не воспринималось как большое утешение, поскольку все чувствовали, что русские готовы к этому, без блефа. США переоценили значимость факта полного разложения военной верхушки России, почти у всех членов которой были нелегальные банковские счета на Западе (это не считая значительного количества тех, кто прямо работал на западные разведки). Русские за считанные недели заменили практически весь высший генералитет – тогда впервые были применены технодопросы, представляющие допрос с применением психотропных средств (называемых у нас наркотиком правды); в наше время это весьма широкая практика в Российской Империи (см. главу «Правоохранительная система»).

Тем временем в самих восточных областях Украины прошел референдум, где за вхождение в Россию проголосовало 82% населения. Не похоже, что это была фальсификация, потому что в этих областях на президентских выборах 2004 года почти столько же проголосовало за кандидата, считавшегося пророссийским (при том что сам кандидат был, мягко выражаясь, специфичен). Россия объявила референдум у себя: о согласии на принятие Восточной Украины в состав России; забегая вперед, скажу, что на нем «за» проголосовало 93% от принявших участие русских. Политически время работало против Запада, от его лидеров ждали действий против русских чудовищ – но действия лидеры начинать боялись; а над русскими, как говорится, «не капало» – потерпевшей была не их сторона. В результате Западу пришлось пойти на попятную (в разговорном русском это называется словом «слить»). В мае было заключено так называемое Днепровское перемирие – оно было подписано на барже на середине реки Днепр, на равном расстоянии от Полтавской («западной») и Днепропетровской («восточной») областей между НАТО и Россией. НАТО являлось подписантом потому, что Украина к тому времени уже была – за два месяца – принята в НАТО и Евросоюз. В договоре, хотя и не было политически признано присоединение востока Украины к России, была зафиксирована демаркационная линия, проходящая по границам Сумской, Полтавской, Кировоградской и Винницкой областей с западной, то есть украинско-натовской, стороны, и Харьковской, Днепропетровской, Николаевской и Одесской областей с восточной, то есть российской, стороны. Стороны обязались не нарушать линию, а также обеспечить свободный проезд через нее гражданских лиц; особо было оговорено, что Россия отказывается от любых посягательств на территорию западнее демаркационной линии. Это была сугубо пиар-акция со стороны США, потому что они прекрасно знали, что Россия и не предполагала ничего такого; но это было раздуто в Америке и Европе как большая победа в обуздании российского империализма.

Дальше России крупно повезло – американские власти совершили грубую внешнеполитическую ошибку. Желая не допустить сближения с Россией такой огромной и стратегически важной страны, как Казахстан (также осколка Красной Империи), США сделали ставку на свержение режима, возглавлявшегося президентом Назарбаевым, и обеспечение избрания проамериканского «демократического» президента. Этого делать им совершенно не следовало, потому что Назарбаев выстроил у себя в стране весьма успешную, ориентированную на мировой рынок экономику и весьма стабильное социальное государство. Он и без того готов был быть американским клиентом, а уж глядя на российскую экспансию в период украинских событий, и вовсе был готов на многое. Но в США было решено, что он по самому своему происхождению слишком ориентирован на Россию (выходец из системы Второй Российской Империи, дети учились в Москве и т. д.). К тому же он якобы авторитарен и коррумпирован (в США уже несколько лет шло судебное разбирательство о взятках Назарбаеву, в Швейцарии были арестованы его счета), а потому непременно сговорится с русскими – следовательно, его надо менять. На самом деле здесь проявилась системная слабость американской империи – всегда побеждала не та точка зрения, которая была вернее или хотя бы полезнее для Америки, а та, которая была слышнее (что обычно значит, что она попросту лучше лоббировалась). Именно таковой была вышеупомянутая позиция, продвигаемая в США различными диссидентами-эмигрантами из Казахстана, каждому из которых очень хотелось, чтобы американцы сделали его казахским президентом.

В результате в Казахстане начались массовые манифестации и акции гражданского неповиновения с требованиями ухода Назарбаева и его семьи. Они были инспирированы людьми вышеупомянутых эмигрантов, и, хотя в массовые беспорядки они перейти не успели, дальше бы это непременно произошло. Назарбаев был достаточно беззащитен перед такой угрозой – потому что он не был никаким диктатором (что ему инкриминировалось), а лучше всех противостоять технологиям «цветных революций» могли как раз диктаторы. Поэтому он пошел на уступки: отправил в отставку правительство и несколько губернаторов, снял с государственных должностей свою старшую дочь и мужа средней дочери, а также арестовал ряд весьма высокопоставленных людей, подозреваемых всеми в коррупции; одновременно, однако, был арестованы многие лидеры оппозиции. Этим ему удалось сбить волну выступлений, грозящих перейти в революцию, но всем было понятно, что это ненадолго; и тут уж ему ничего не оставалось, кроме как обратиться за спасением к России – особенно с учетом того, что в соседней Киргизии (где такая революция уже победила и страной управляли американцы) на военной базе находилось в полной готовности 6000 американских коммандос. Назарбаевым и Владимиром II был подписан союзнический договор, в тот же день утвержденный контролируемым им парламентом на закрытом заседании – но объявлено об этом было только через несколько дней, когда по железной дороге уже начали прибывать российские войска. Назарбаев обратился с речью к нации, объявил в ней об угрозе американской интервенции, о единственной надежде – России и о том, что начал подготовку референдума о воссоединении с Россией. Он призвал армию, полицию и население не оказывать сопротивления братским русским войскам.

Казахская армия в подавляющей части выполнила этот приказ, случаев выступления против России почти не было – по той же основной причине, что за полгода до этого в Украине: в армии значительной частью кадрового состава были этнические русские, а этнические казахи в основном были представлены старшими возрастами, служившими еще в Вооруженных силах единой Второй Империи. Так происходило потому, что во всех образовавшихся при распаде Второй Империи новых государствах, охваченных мифом капитализма и наживы, идти на военную службу было до крайности не престижно, и представители титульной нации туда почти и не шли. В Казахстане это усугублялось тем, что русские составляли почти половину населения. Армия армией, но в целом население вовсе не радостно и не единодушно приняло перспективу утраты суверенитета, о самоценности которого им говорили 15 лет, – тем более что этнически и исторически его родство с Россией (во всяком случае, у казахской половины населения) было вовсе не такое, как у восточных украинцев. Но весь мир уже был охвачен военной, или по крайней мере предвоенной, атмосферой, и это не могло не оказывать влияния на настрой людей. В июне 2008 года прошел референдум, на котором 58% пришедших проголосовали «за»; иначе не могло быть, потому что какая-то часть казахов, составлявших около 55% населения, явно была «за», русские же, составлявшие остаток, были «за» поголовно. Назарбаев стал председателем российского сената, а за его семьей были сохранены ее активы, и их потомки и сейчас входят в десятку богатейших людей Российской Империи. Но смешно думать, что ради этого президент Назарбаев и договаривался с русскими: он реально не видел другого выхода для своей страны, да его, видимо, и не было.

Не давая опомниться американцам, русские уже в июле 2008 захватили Туркменистан; то есть там якобы произошел переворот, и новая власть призвала на помощь Россию – но эта власть явно была просто передовым отрядом русского спецназа, набранным из проживающих в России этнических туркмен. Это уже была неприкрытая агрессия для захвата стратегически важного куска Каспийского побережья и упрочнения своей монополии на газ в Евразии за счет присоединения туркменского газового комплекса. Для ее оправдания необходима была новая идеологема – и она была выдвинута Россией: распад Второй Империи в 1991 году был не волей народов, а результатом спецоперации Запада с опорой на предателей своей страны в самой Второй Империи. А то, что потом это утверждалось на референдумах в каждой стране-осколке (кроме, кстати, России), – так «потом» не считается; потом у нас вот и в Туркменистане на референдуме все утвердили. А раз так, то мы просто возвращаем свое, похищенное – а это можно делать и силой. Тем самым Россия заявляла свои права на всю территорию Второй Империи, хотя вовсе и не собиралась присоединять все отложившиеся земли, как показало будущее; в то время ее экспансия ограничилась, кроме перечисленного, заключением еще в 2007 году договоров о воссоединении (разумеется, с введением туда войск) с непризнанными Приднестровской республикой (в составе тогдашней Молдовы), Абхазией и Южной Осетией (в составе тогдашней Грузии). В это время в России стали раздаваться голоса со стороны сначала Молодогвардейской партии Восточной Украины (МПВУ), а потом и других партий и общественных организаций Восточной и Южной Украины и Казахстана: не хотим жить по конституции, которую принимали не мы и не наши предки. Вот если бы какая-то посторонняя страна, которая никогда не была частью России, вдруг попросилась бы войти в ее состав – тогда ей, конечно, следовало бы признать российскую конституцию как одно из условий вхождения. Ну а коль мы с вами один народ, насильственно разорванный в 1991 году, тогда хотим реального равенства: хотим новую Россию с новой конституцией! Владимир, встретившись с представителями всех этих партий и пригласив туда же и главные российские партии, спросил их: «А Российскую Федерацию что, упразднить?» – «Да! – был единодушный ответ. – А все хорошее, что есть в ее устройстве, перенесем в конституцию новой России, оставив за бортом все ненужное». Это не противоречило планам Владимира II, и на октябрь 2008 года был назначен референдум об упразднении Российской Федерации, создании Российского Союза и утверждении его конституции; было объявлено, что в декабре, если решения референдума будут положительными, состоятся выборы президента и Федерального Собрания Российского Союза.

Сразу после этого президент Республики Беларусь предложил, чтобы и Белоруссия, быстро подписав соответствующий договор с Российской Федерацией, также вошла в Российский Союз и приняла участие в референдуме. Это было нелегкое решение, потому что президент Лукашенко был ярко выраженный диктатор популистского толка, реально любимый значительной частью своих соотечественников, а тут ему надо было становиться просто губернатором. Но у него не было выбора, потому что в течение месяцев, причем немногих, ему грозило вторжение Запада, считавшего его абсолютно одиозной фигурой. Или Россия упредила бы Запад и вторглась сама – но тогда уже речь шла бы не о губернаторстве, а о лагере для военнопленных. Дело тут в том, что вся его стратегия, как и вообще стратегия руководства многих малых стран той эпохи, не то чтобы не предусматривала такую возможность, но делала ставку на нанесение неприемлемого ущерба агрессору: вы нас, конечно, завоюете, но подумайте, скольких людей вы потеряете – стоит ли оно того? И это работало, но уже не в 2008 году, когда миром овладели предвоенные настроения, включающие внутреннюю готовность к потерям. Лукашенко понял, что выбор у него между плохим и очень плохим, и в результате отторговал себе губернаторство до окончания срока, на который он в очередной раз был избран президентом (а он только начинался), и ряд других гарантий – Владимир II во всем пошел ему навстречу. На референдуме в октябре «за» проголосовали 77% пришедших при явке в 74%; Россия стала государством с населением более 200 миллионов человек и территорией более 20 миллионов квадратных километров, хотя все еще сильно уступающей Второй, а тем более Первой Империи. Главное же – эта страна была значительно более жизнеспособной в условиях противостояния с Западом. Президентом Российского Союза на четыре года в декабре 2008 года был избран Владимир II, получив 79% голосов, – его срок истек в апреле, но в силу чрезвычайных обстоятельств выборы нового президента Российской Федерации были перенесены на июль. Потом они были вовсе отменены в связи с созданием новой страны и назначением выборов уже ее президента – по той же причине участию в них Владимира II не мешало то, что он уже отбыл два срока подряд, разрешенных Конституцией РФ. Это уже был период холодной войны.

Холодная война. Российский Союз 2009 года не сильно отличался от Российской Федерации 2006 года, до начала реформ Владимира ii, по своему политическому и иному устройству; но по атмосфере это были практически две разные страны. В 2006 году пресса, включая государственное телевидение, в подавляющей части все еще была как минимум антидержавной, а как максимум – антироссийской, и уж в любом случае катастрофичной и пораженческой. А в 2009 году, хоть и публиковалось и показывалось немало материалов, несогласных с конкретными управленческими решениями властей, все это уже было с патриотических, дружелюбных к собственному государству позиций – так, как это есть везде в мире. В 2006 году все партии, кроме чисто бюрократической официозной «Единой России», были маргинальными и соревновались друг с другом в том, кто будет выглядеть более оппозиционно, чтобы понравиться так называемому протестному электорату. А на выборах 2008 года в Государственную Думу прошли две уже вполне нормальные партии – Имперская партия Российского Союза (ИПРС) и Российская партия прогресса (РПП), образовавшиеся в результате мирного развода «Единой России», – и более левая Молодогвардейская партия Руси (МПР), представлявшая преимущественно, но не только, избирателей новых украинских и белорусских территорий. Никакие маргинально-протестные партии близко не набрали 5%, и общая атмосфера на выборах (и далее в Государственной Думе) была солидной и консенсусной в базовых ценностях – как и должно быть, но совсем не так, как было в России до этого. Сильно снизилась коррупция, причем опять-таки особенно изменилась атмосфера – чиновники стали считать себя не коммерсантами на заработках, как еще незадолго до этого, а должностными лицами великой страны; представить себе двух чиновников, открыто беседующих в 2009 году о личных незаконных заработках, в отличие от 2006-го и особенно 2000 года, совершенно немыслимо. Этому способствовало и широкое использование психотропных технодопросов (см. выше), и возврат к существовавшей еще во Второй Империи системе «конвертов», то есть неофициальных значительных выплат чиновникам; но главной причиной, вне всякого сомнения, было изменение настроений в обществе. (Интересно, что, когда Владимира II во время телеинтервью спросили о конвертах, он прямо сказал: да, это имеет место, уважаемые граждане, и не надо пока ни делать эти выплаты официальными, ни спрашивать меня или других о деталях, чтобы не накалять страсти, – и русские это нормально приняли и, наоборот, сочли, что правитель поступает с ними честно, так, как и должно быть.) Не знаю, увеличилась ли при этом эффективность чиновников – похоже, что увеличилась, – но осмысленности в их действиях добавилось точно; это равно касается и социально-экономического блока, и политико-силового. Бизнесмены – и средние, и крупные, – которые еще совсем недавно вели себя как охамевшие и презирающие всех хозяева жизни (но на самом деле постоянно ожидающие краха, тюрьмы или пули), теперь стали ощущать себя солидными столпами общества, которых уважает и ценит их страна и которым нечего бояться. И уж совсем значительно изменилось настроение среди простых людей: казалось бы, война, пусть пока еще холодная – а оптимизма и уверенности в завтрашнем дне прибавилось стократно! Это рассказывали мне в России все люди старшего возраста, с которыми я говорил: вместо ощущения беспросветности появилось чувство справедливости и осмысленности, оправданности всего происходящего, включая трудности, и уверенности в том, что вместе мы прорвемся и все будет хорошо. Кстати, в это время в Церковь, к вере Христовой, пришло много больше русских, чем от безысходности 90-х годов, подтверждая некую особенность русского мировосприятия, некую особую чувствительность к справедливости, четко сформулированную в старинной фразе: «Не так Бог любит веру, как правду». Почему же так все изменилось? Я думаю, что русский народ отличается тем, что для него крайне важно иметь четко сформулированную и общепринятую национальную цель, придающую смысл если не индивидуальной жизни человека, то по крайней мере общественной. И я рискну высказать гипотезу, что именно в этом кроется исток русского коллективизма в отличие от коллективизма восточного: в индивидуальной жизни смысла нет (кроме как для тех, кто реально способен жить ради спасения и жизни вечной), а в общественной есть – значит, надо максимально растворить индивидуальную жизнь в общественной, потому что смысл нужен, без него никак. Сейчас понятно, чего лишилась Россия и русские в 90-х, после краха Второй Империи, и по чему они так тосковали, впадая в полную деградацию, – не богатства, мощи или даже величия: они лишились смысла существования. Деньги и вообще личный успех, которыми пытались это заменить, есть в любом случае фактор лишь индивидуальной жизни – а общий смысл в чем? Владимир II даже не сформулировал этот смысл, не вербализировал образ будущего, к которому надо стремиться, он действовал, строго говоря, реактивно – но все почувствовали, что этот смысл есть; а каков он именно, не так и важно. Для цивилизации русского типа такое ощущение обычно и приходит как результат военного противостояния с врагом, лучше намного более сильным, еще лучше со всем миром; это и имело место. Таким образом, Запад своими руками сделал то, что сами русские сделать явно не могли: дал им смысл существования, а с ним – силу.

Естественно, в этот период довольно значительные изменения претерпели в том числе идеология и внешняя политика. Еще перед началом великопостного противостояния, в начале 2008 года, Россия объявила о выходе из двух связанных друг с другом европейских организаций – Совета Европы и Парламентской Ассамблеи Совета Европы (если бы она не вышла сама, ее бы выгнали). Судя по тогдашней прессе, Запад это застигло врасплох, хотя трудно понять, как могло быть иначе. Когда другая европейская организация, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, созданная еще в 1970-х годах, причем в большой степени самой Россией (Второй Империей), приняла в ответ на это резолюцию о фактическом политическом бойкоте России, та вышла и из этой организации. «Мы вам не нравимся? – риторически спросил Владимир II в интервью французскому телевидению. – Ну так пойдите на нас войной и завоюйте нас. Ведь вы, европейцы, уже пробовали это – и при Наполеоне, и при Гитлере; что ж, как говорят у нас, Бог троицу любит. Или откажитесь от покупки наших энергоносителей, нефти и газа, чтобы мы умерли с голоду. (Это была издевка – отказ от российской нефти в те времена вызвал бы скачок цен, который обрушил бы европейскую экономику; российский газ вообще нечем было заменить.) А нет, так знайте, что вы похожи на собаку, которая оглушительно лает, потому что боится укусить; у нас про таких говорится: «Моська, знать, она сильна, если лает на слона». Конечно, ритуальные фразы о том, что Россия есть часть европейской цивилизации, по-прежнему произносились, но к ним добавилась новая позиция. Она была четко выражена в послании Владимира II к Федеральному Собранию 2008 года: Россия есть отдельная, древняя и самодостаточная, цивилизация, которая вовсе не стремится в «политическую Европу» – хотя географически и исторически является частью Европы и желает с ней добрососедских отношений. Не только интеграция в Европу не является главной целью российской внешней политики, но наоборот, одной из главных целей является недопущение таких попыток. Поскольку Владимир знал, что менталитет русской нации в значительной степени ориентирован на символы и символические действия, он сделал ряд таких действий. Приведу один пример: коммунисты ввели в России в 1918 году григорианский календарь, как на Западе, в то время как до этого был юлианский; в Церкви же остался юлианский, поэтому государство и Церковь жили по разному летоисчислению. Это различие, вероятно, раздражало относительно небольшое количество воцерковленных людей, но большинству было безразлично; время от времени раздавались маргинальные призывы так называемых обновленцев сделать церковный календарь григорианским. Владимир ликвидировал это различие своим указом – но ровно наоборот, сделав государственный календарь юлианским, так что и поныне даты в России отличаются от наших на 13 дней (как до 1917 года). Другой пример: была изменена форма автомобильных номеров, которые к этому времени были латинизированного европейского образца. «Мы что, для того выиграли кровопролитную войну у немцев, – сказал Владимир II, – чтобы нас теперь с нашего же согласия называли «рус»?» (Обозначение страны на номерах было «rus».) Были и другие символические шаги, малосущественные сами по себе, но четко дававшие понять, что любовь с Западом, в частности с Европой, закончилась – причем любовь односторонняя, поскольку со стороны Запада, и в частности Европы, ее отродясь и не было.

Здесь я хотел бы прервать свой рассказ, дорогие соотечественники, и как историк и социолог немного порассуждать о некоторых закономерностях истории. Ну зачем Западу, особенно США, было пытаться «додавливать» Россию, что привело его в конечном итоге к собственному краху, хотя тогда он этого еще не знал? Ну почему было не протянуть, наоборот, руку дружбы или хотя бы уважения? Политическая система, как и вообще система ценностей, была в России примерно такой же, как в самих США (в те времена для Америки это было очень важно), а различия не выходили за пределы таковых со своими союзниками, например с Европой. Проамериканские настроения еще в конце 1990-х и даже в начале 2000-х годов были весьма сильны среди русского народа, а тем более среди элит; и дай им хоть небольшой шанс, русские были бы лучшими друзьями Америки и ее надежнейшими союзниками, и антиамериканские взгляды без всяких усилий стали бы в России маргинальными. И для этого вовсе не надо было оказывать России значимую финансовую помощь, как это делалось в Германии и Италии после Второй мировой войны: русские, в отличие от западноевропейцев, – цивилизация не торговая и потому ценят не столько деньги, сколько статус. Сейчас совершенно ясно, что более чем достаточно было тогда вести себя с Россией как с великой державой, пусть переживающей не лучшие времена, и в частности объявить так называемое постсоветское пространство (совершенно, к слову сказать, не нужное самому Западу, кроме как для того, чтобы насолить России) зоной интересов ее и только ее – тем более что это ее же бывшая территория! Ну и приструнить свою прессу в ее маниакальной ненависти к России (а возможно – теперь уже не разобраться – просто перестать ее в этом науськивать и поощрять). Нет, делали все возможное, чтобы зачем-то при всяком удобном и неудобном случае унизить, а в перспективе уничтожить Россию, при том что реально она ничем Западу не угрожала и даже не мешала, – и в своей слепоте вели к уничтожению собственную цивилизацию. Для чего? Обычно говорят, что сила кружит голову – но наше с вами государство, Американская Федерация, и больше, и сильнее тогдашних США во всех смыслах – и в экономическом, и в военном. Мы самые большие на Земле и по территории, и по размеру экономики, и нет никого в мире, кто мог бы считать себя выше нас, – а меж тем ничего такого с нами не происходит. Я думаю, что кружит голову не сила сама по себе, не высокое положение, а его монопольность. Когда кто-то что-то монополизировал, ему начинает казаться, что иначе существовать уже невозможно или, по крайней мере, весьма затруднительно (хотя это вовсе не так), и все свои силы он начинает тратить на недопущение появления конкурентов. Именно в этом опасность любой монополии, а не в том, что она вредна и неэффективна, – если бы не ее действия по недопущению конкуренции, она быстро развалится сама именно в силу своей неэффективности. Мы знаем из опубликованных архивов США, что главным соображением того времени было желание не дать России, как и вообще кому-либо, стать реально сильным государством, а самим навечно оставаться единственной силой в мире – но так не бывает; это только вызывает обратную реакцию, которая тем сильнее, чем сильнее были потуги предотвратить это. Потому что, если бы Господь хотел, чтобы все человечество жило под одной державой, Он бы дал построить вавилонскую башню и не смешал языки. А Запад, особенно США, хотел править всем миром, причем не владеть, а именно править, не владея, – при том что США, при их природных богатствах и экономической мощи, были в те времена единственными, кому остальной мир был как раз не особо нужен. И именно такой подход Запада, а не что-либо иное предопределил его гибель – так же как почему-то вообще в истории всякая цивилизация, достигнув пика своего могущества, начинает своими действиями рыть себе могилу.

Но вернемся в 2009 год, в разгар холодной войны. Это была достаточно странная война, в том смысле, что она, несомненно, была войной в психологическом аспекте, то есть все население по обеим сторонам Атлантического океана считало себя в войне со всеми вытекающими последствиями – но и только. Торговля между Россией и Западом практически не изменилась, потому что России больше неоткуда было взять денег на приобретение многих видов промышленного оборудования и потребительских товаров. А энергоносители, цветные металлы и другое сырье и полуфабрикаты, то есть то, что составляло основу российского экспорта на Запад, Западу взять было больше неоткуда (во всяком случае, без катастрофических ценовых последствий). Все те товары, которые можно было купить в соответствующих количествах вне России (например, сталь), Запад, как выяснилось, и до войны не давал продавать у себя российским компаниям, даже если у тех они и были дешевле, – а соответственно те, которые взять было негде, приходилось покупать у России. Экспорт в Россию также не был особенно ограничен, причем даже не столько из-за интересов своих экспортеров, сколько потому, что все понимали, что, если русским не позволить тратить вырученные ими доллары и евро (тогдашняя валюта Евросоюза), они прекратят экспорт по причине его бессмысленности. Естественно, все товары так называемого двойного назначения, то есть которые можно использовать в военной промышленности или непосредственно в армии, русским не продавались – но, как опять-таки выяснилось, они им не продавались и в период 1992—2008 годов; это не бросалось в глаза только потому, что военная промышленность и вообще оборона России была в это время не в центре интересов руководства страны. Гражданские лица с обеих сторон по-прежнему могли просто так поехать в страну-противника: Америка не могла выступать против этого, поскольку в защищаемой ею системе ценностей свобода международного передвижения была на одном из главных мест; Россия также не возражала.

Зато Америка поддерживала всех инсургентов, включая террористов, действующих против России, – но это она тоже делала и раньше. В 2007 году Владимир II в одном из телевыступлений продемонстрировал материалы, однозначно свидетельствующие о том, что американские спецслужбы непосредственно стояли за большинством крупных терактов в России 2002—2006 годов, в которых погибли тысячи гражданских лиц. На Западе это было трактовано, естественно, как фальшивка, но после публикации в 2020– 2022 годах американских секретных архивов, захваченных в ходе Двенадцатидневной войны, выяснилось, что это все-таки правда, по крайней мере в основном. Русское руководство заявило американскому, сначала неофициально, а потом и публично, что, если США не прекратят эту практику, Россия поможет действующим против США террористам, хотя ей это и противно; но никакого конструктивного ответа со стороны Америки не последовало. В результате Америка получила взрыв в Сирс-Тауэр в Чикаго 2009 года, унесший жизни более двух с половиной тысяч человек, и химическую атаку в шопинг-молле в Огайо 2010 года, когда погибло почти четыре тысячи человек. Как мы теперь знаем, Россия не планировала их непосредственно и даже не знала о них в точности заранее, но всячески помогала тем террористическим группам, про которые ей было известно, что они готовят нечто крупное внутри США. Еще хуже для Америки было то, что Россия не раз предупреждала ее: если вы не прекратите предоставлять политическое убежище людям, преследуемым в России по закону (имелись в виду в первую очередь политические преступники и вообще враги режима, хотя Америка не выдавала и обычных мошенников, если те объявляли себя диссидентами), и не начнете выдавать их нам в соответствии с вами же подписанными соглашениями, то мы начнем давать убежище тем, кого разыскиваете вы. (Я не оговариваюсь, когда пишу о соглашениях – они действовали, потому что формально войны-то не было!) Не можете из моральных соображений выдать нам тех, кого уже приютили, – ладно, велите им хотя бы прекратить антироссийскую деятельность и перестаньте укрывать новых; но и на это Америка никак не откликнулась. Тогда Россия публично заявила, что с ее территории нет выдачи на Запад и в прозападные, в частности исламские, государства; все те, кто не будет вмешиваться во внутрироссийские дела, могут находиться в России, в том числе вести отсюда антизападную деятельность, сколь угодно долго. Антиамериканские группировки, в их числе знаменитая «Аль-Каида», тут же перенесли свои штабы, тренировочные базы и реабилитационные центры сюда, что для американцев означало крах планов по их ликвидации и поимке их лидеров. (Заодно, по договоренности с российскими спецслужбами, они помогли полностью разгромить ваххабитское и вообще исламское подполье на Кавказе и в остальной России – это было для них не столь большой платой за наличие надежного тыла.) Такое наличие, естественно, резко усилило эти группировки – им не хватало именно тыла, деньги и бойцы у них были – со всеми вытекающими последствиями для Запада; война явно переставала быть холодной, и американцам надо было что-то делать. Но тут разразился знаменитый Великий финансовый кризис 2010—2014 годов, и Западу стало на время не до России.

Поиск по сайту: