АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

IV. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ

Читайте также:
  1. II. Психоанализ как борец за интимную жизнь
  2. II. Философия и жизнь
  3. III. МАТЕРИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ
  4. V. Кибернетические (или постбиологические) методы достижения бессмертия (искусственная жизнь “в силиконе”)
  5. V. Наука и жизнь
  6. А ЧТО, ЕСЛИ, ЕСТЬ ДУХОВНАЯ ЩЕЛОЧНАЯ СРЕДА?
  7. Б. ЗАЧЕМ НАМ НУЖНА ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
  8. Биологическая и психологическая жизнь
  9. Борьба за жизнь
  10. Бытие как жизнь и бытие как (жизне)деятельность
  11. В которой бессмысленна земная жизнь человека

 

Глава 9

Религия

 

Эпохальные события в Православной церкви. Уже в нашем веке в жизни РПЦ произошли события, едва ли не наиболее значительные за всю более чем тысячелетнюю историю ее существования. Первое из них – церковная реформа, прошедшая в 10-х годах, на фоне реформы конституционной. Таким образом, церковная жизнь не оказалась исключением, когда в стране происходили самые радикальные процессы обновления всех аспектов жизни, сопровождавшие установление Третьей Империи. Началась она с того, что новая Конституция в части сословности предусматривала не только служилое, но и духовное сословие, причем его права и обязанности описывались довольно подробно, как и структура (несколько отличающаяся от существующей); поэтому Русской православной церкви необходимо было провести определенные реформы для приведения собственной структуры в соответствие с новыми конституционными установлениями. Необходимость этих реформ, которые РПЦ вовсе не планировала как глубокие, наложилась на несколько факторов: ярко выраженный религиозный характер новой Конституции, причем в самой ее сути – в части, касающейся целей, а также сильную религиозность Гавриила Великого (как, кстати, и его предшественника, Владимира Восстановителя) и всего руководства страны; эта внутренняя религиозность жаждала изменений в русском православии в сторону увеличения его пассионарности. Сказалось и то, что начиная с 1991 года Церковь постепенно стала набирать силы и значительно окрепла как материально, так и духовно. Хотя бывший тогда священноначальником РПЦ святитель Алексий, Патриарх Московский, избегал резких действий (как и его современник правитель России Владимир Восстановитель), считая Церковь духовно ослабевшей и не готовой к ним, подспудно и незаметно количество воцерковленных людей заметно выросло, как возросла и роль церковной жизни в коллективном сознании народа. Наконец, как всегда в истории, важную роль сыграл субъективный фактор – появился и быстро обрел популярность среди русского народа (благодаря телевидению) яркий проповедник со всеми качествами духовного лидера, петербургский протоиерей Никита, который называл себя на древний манер протопопом Никитой (по аналогии с пассионарным участником церковных событий xvii века протопопом Аввакумом). Он вошел в историю (точнее, войдет – он еще жив и после овдовения принял монашество и схиму в Псково-Печорском монастыре) под именем Никиты Проповедника. Он бросил клич, который обрел многочисленных сторонников и стал в результате стержнем церковной реформы: давайте отменим реформы Никона. Эти реформы xvii века (именно с ними боролся в свое время протопоп Аввакум), проведенные под лозунгом возврата к исконно греческому обряду, на самом деле привели к бюрократизации и огосударствлению Церкви, а также к расколу, в результате чего от нее отделились так называемые старообрядцы, с которыми неустанно велась борьба в xvii—xix веках.

Вначале руководство РПЦ постаралось утихомирить протопопа Никиту, причем не из каких-то злодейских побуждений, а просто во избежание скатывания в анархию и нового раскола. Но Никиту поддержал Гавриил, и, хотя он оговорился, что не собирается диктовать свою волю Церкви и высказывает свое личное мнение как православный мирянин, игнорировать точку зрения Гавриила РПЦ не хотела и объявила невиданную ранее вещь – общецерковное обсуждение. Большую роль тут, судя по всему, сыграло то обстоятельство, что Гавриилу удалось убедить патриарха Кирилла в частной беседе, что такое обсуждение вызовет огромный всплеск интереса к делам Церкви и, таким образом, пойдет Церкви на пользу независимо от результата. Патриарх доподлинно знал, что Гавриил полностью разделяет его боязнь нового раскола, и доверился его доводам. Обсуждение длилось три года и вместе с последующими действиями вошло в историю России как церковная реформа 2013—2017 годов.

Прогноз о всплеске интереса к церковной жизни более чем оправдался – разгорелась ожесточенная борьба позиций. В нее включились и старообрядцы – причем не только так называемые единоверцы (те, кто сохранил старый обряд, но признавал РПЦ Московского Патриархата и соответственно имел с ней каноническое общение), но и многие другие, кто до этого считал РПЦ чуть ли не оплотом Сатаны, а российское государство – царством Антихриста. Эти последние существовали совершенно автономно и в Первой, и в Красной Империях, в большинстве случаев даже не попадая в переписи населения (сначала это было следствием гонений, а когда они прекратились – следствием памяти о них). Столь же автономной была их духовная жизнь, в том числе, кстати, и друг от друга. Казалось, ничто не могло их повернуть от этого тотального непризнания окружающей жизни и ощущения себя островком спасения в предапокалиптическом мире, но лозунг отмен реформ Никона словно бы возвращал ситуацию в дораскольный период и весьма затруднял им апологию дальнейшего неприятия государства. Забегая вперед скажу, что в итоге основная часть старообрядческих «согласий» и «толков» (означает примерно то же, что деноминации у протестантов в наших северных штатах) вернулась в лоно единой Русской православной церкви – можно сказать, что вернулись все, кроме скатившихся в сектантство. Это оказало позитивное влияние на последующее развитие России и в духовной, и в материальной жизни – потому что, хотя старообрядцев было всего около четырех миллионов человек, они стали весьма пассионарной частью Церкви и очень деятельной частью экономики (последнее, к слову, было характерно и для последних десятилетий Первой Империи, вплоть до коммунистической революции).

В ходе церковной дискуссии выяснилось, что отмена никонианских реформ в части богослужения и церковных текстов, ради чего они в свое время и затевались, не вызывает особого неприятия, поскольку новая идеология России уже не требовала ощущения себя потомками византийцев. Гораздо более востребованным стало националистическое восприятие себя как абсолютно самобытной цивилизации, не более чем подхватившей из рук Византии знамя центра православия. А такая идеология делала малоактуальной никоновскую идею возврата к греческим корням, то есть отметания всех различий с греческим оригиналом, которые скопились за шесть с половиной веков в русском православии, – получается, что такие различия, наоборот, надо оберегать.

Но реальные страсти разгорелись вокруг структурных вопросов никонианских реформ – упрощенно говоря, вокруг отношения общины («мира») и иерархии. Этот накал страстей, как часто бывает, завел и дискуссию об изменениях в каноне, поначалу довольно консенсусную, гораздо дальше возврата к дониконианскому обряду. В результате в 2016 году Поместный собор Русской православной церкви принял реформу, которая возвратила дониконианский текстовой и богослужебный порядок, а также ввела ряд других изменений фундаменталистского характера. В наши дни она называется реформой святителя Кирилла и Никиты Проповедника, и никто в церковных кругах не сомневается, что, когда Никита преставится, его канонизируют и совершение его памяти установят в один день со святителем Кириллом. (Патриарх был причислен к лику святителей почти сразу после своей кончины потому, что прославился и многим другим – борьбой с маркианской и другими ересями, организацией VIII Вселенского собора, учреждением Вселенской церкви, обращением большей части немцев в православие, а также многочисленными совершенными им чудесами. Заслуги и святость его столь велики, что ныне, когда я пишу эти строки, во Вселенской Русской православной церкви идет дискуссия о том, не изменить ли его прославление с лика святителей на лик равноапостольных.)

Сейчас трудно сказать, какую роль в принятии реформы сыграл Гавриил Великий. Он с очевидностью симпатизировал тем целям, которые в конечном итоге и воплотились в жизнь, и явно обладал различными возможностями неформального влияния на руководителей РПЦ. Как бы то ни было, реформа прошла, в результате чего, помимо прочего, сложились принципы организации духовного сословия (см. главу «Сословная структура»).

Но еще более значимое событие произошло через восемь лет после церковной реформы. Глобальные изменения, произошедшие на евразийском пространстве после событий 2019—2022 годов, особенно покорение Европы и ее включение в состав Российской Империи, не могли не повлиять на церковную жизнь. Почти все поместные православные церкви оказались на территории России – Албанская, Болгарская, Грузинская, Иерусалимская, Константинопольская, Кипрская, Польская, Румынская, Сербская, Украинская, ЧехоСловацкая и Элладская. Александрийская же и Антиохийская поместные церкви перестали существовать после указа халифа Махди Омара о высылке из страны христиан и иудеев в 2024 году, а Американская православная церковь сильно потеряла свои позиции после событий 2019—2020 годов, в частности статус поместной, как и Китайская и Японская православные церкви. И хотя наша страна обеспечивает по Конституции свободу вероисповедания в том числе и православным, но так устроен современный упорядоченный мир пяти цивилизаций, что иноверцы испытывают большое давление – у нас-то хоть со стороны общества, а не властей, как в Поднебесной.

Таким образом, практически весь православный мир оказался внутри России. С другой стороны, впервые со времен Крещения Руси русское государство оказалась в ситуации, когда большинство населения составляли хоть и христиане, но никак не православные, к тому же весьма недружелюбные к России и православию. Результатом осмысления этого явился созыв VIII Вселенского собора в 2026 году – на нем РПЦ была трансформирована в ВРПЦ (Вселенскую Русскую православную церковь), а все поместные церкви ликвидированы как автокефальные единицы и воссоединились и слились с РПЦ. Этой идее было более 250 лет, с нею носились и при царях в девятнадцатом, и при правителях СССР в XX веке, но только теперь появились реальные предпосылки ее реализации.

VIII Вселенский собор продолжался более трех месяцев и действительно явился эпохальным событием в жизни Православной церкви и русского государства, а возможно, и всей Земли. Он проходил совсем не просто: никто из поместных церквей не был против провозглашения Вселенской Русской православной церкви и не был против вхождения в нее, но никто не хотел потери своего статуса. Пусть мы будем если не автокефальными, то по крайней мере автономными и самоуправляемыми церквями, говорили они. Но в РПЦ хорошо помнили, что произошло с самоуправляемой Украинской православной церковью в конце прошлого – начале нынешнего века: сначала уход в раскол Филарета, который и смог его осуществить в основном из-за долгого бесконтрольного периода самоуправляемости, а потом и УПЦ Московского Патриархата, вроде бы лояльная РПЦ, де-факто стала полностью независимой, и украинские православные в основной массе стали ощущать себя чадами вовсе не РПЦ. Так что Патриархат проявил в этом вопросе полную твердость, и никаких автономных и самоуправляемых Церквей в составе ВРПЦ нет. В резолютивных документах VIII Собора впервые формально появилась концепция канонической территории Православной церкви (до того этот термин был неофициальным) – ею была названа вся Российская Империя, и только она. В сущности, это означало отказ от прозелитизма в других государствах и потому вызвало (и продолжает вызывать поныне) сопротивление наиболее радикальной части Русской церкви. Но Патриархат твердо стоит на своем (вместе, кстати, с имперскими властями) и утверждает, что столь большая часть мира, каковой ныне является Империя, есть вполне достаточный оплот для торжества истинной веры. «Между прочим, в нашу Империю, – сказал на Соборе архиепископ Феогност, – входит большая часть мира и народов, известных людям в период земного воплощения Спасителя – надо ли нам идти проповедовать туда, куда и Он не посылал учеников Своих?» Однако полного единомыслия и согласия на эту тему нет и поныне: очень многие из духовенства и мирян полагают, что Церковь совершает чуть ли не преступление перед Богом, не начиная широкую проповедь в Индии и у нас (в Поднебесной и Халифате она запрещена).

Интересно, что в православном мире давно существовало предание – своего рода пророчество, – что VIII Вселенский собор будет последним перед концом света. Многие при этом предрекали, что это будет Собор торжества сил Антихриста, Собор безбожников, на котором возьмет верх обновленческая и экуменическая ересь – все веры будут объявлены одной, посты и монашество будут упразднены, Церковь перейдет на григорианский календарь, а епископат станет женатым. Поэтому страсти перед открытием Собора бушевали нешуточные. Но патриарх Кирилл сам обратился к этой теме в своей вступительной речи. «Этот Собор и впрямь станет последним Вселенским в нашей святой, соборной и апостольской Церкви, – сказал он. – Но лишь потому, что теперь на регулярные Поместные соборы нашей Церкви будут собираться все православные люди Земли, и они ничем не будут отличаться от Вселенских. Как можно собрать Вселенский собор, если нет поместных Церквей, кроме русской, а ее собор по уставу является Поместным, а не Вселенским? А что до пророчеств о Соборе безбожных, то не зря Спаситель заповедал нам остерегаться лжепророков: посмотрите, где видите здесь безбожников? Никогда не были мы так крепки в православии и неприятии чужебесия – вон, даже католическая церковь уехала из Европы за океан, подальше от нас, и над соборами Святых Петра и Павла в Риме православные кресты, как и над главной нашей святыней – Святой Софией в Константинополе. Никогда не было раньше столько монастырей и монахов, даже и в Византии. Календарь поменяла не Церковь на григорианский, а все государство на наш старый, юлианский, и сатанинский ИНН отменили, и даже в паспортах теперь нет цифр! (Русские верующие издавна иррационально считают, что любое обозначение человека помимо его имени неким номером, например ИНН, даже просто для удобства, является знаком Антихриста, а вживленный в руку идентификационный биочип, как у нас в Американской Федерации, почему-то называют апокалиптическим знаком.) Сатанисты ныне не у власти, а в тюрьме, потому что теперь это преступление и по мирским законам. Как же иначе – ведь теперь у нас по Конституции православная Империя, и это не может быть изменено!»

Это было убедительно, но когда Кирилл внес предложение о введении белого (то есть женатого) епископата и рукоположении женщин в диаконисы (их рукополагали еще с 2017 года, это было одним из пунктов церковной реформы, но только в РПЦ), страсти вспыхнули вновь, причем в основном по первому вопросу. Но Кирилл был непреклонен – ему было видение от Пресвятой Богородицы, велевшей ему наставить народ на путь истинный, и от его небесного покровителя, равноапостольного Кирилла, учителя словенского, просившего не оставить в заблуждениях народ, который он с братом впервые просветил. Таким образом, Кирилл выполнял явную Господню волю. «Что сравниваете наш Собор с сатанинским Вторым Поместным и упрекаете меня в обновленчестве? – гневно вопросил он. – Меня, который всю жизнь боролся с алтарями в центре храма, и с богослужением на русском языке, и с второбрачием священников? А святые отцы VI Вселенского собора, установившие епископат только из монахов, тоже тогда, по-вашему, обновленцы? Ведь они изменили ранее принятые апостольские правила! Или вон католики в XI веке у всех иереев самовольно и не канонически установили целибат – так что же, если захотят они вернуться в этом к исконному порядку, которого и мы придерживаемся, тоже обновленцами будут? Помолитесь лучше Николаю Чудотворцу, Мирликийскому архиепископу, который был женат, чтобы вразумил он вас». (Этот святой у православных, в отличие от нас, один из самых почитаемых, если не самый.) Тем не менее раздавались все новые голоса о том, что монахов сейчас много, вполне достаточно, чтобы выбирать епископов из них, как и во времена VI Собора, – а если разрешить епископов из белого духовенства, то это убьет монашество.

На помощь патриарху Кириллу пришел митрополит Константинопольский и Иерусалимский Арсений, бывший до присоединения Европы митрополитом Петербургским, – пожалуй, второй по весу человек в РПЦ, у которого с Кириллом отношения были довольно прохладные. Но он видел правоту Кирилла и ставил свой долг выше личного отношения. «Что значит «убьет монашество»? – жестко и с сарказмом сказал он. – По-вашему, в монахи идут только за шансом на епископское место? А в великую схиму для чего тогда монахи постригаются, теряя шансы на архипастырство, – или у нас в схимонахи уже никто не идет? Что, может, тогда введем для каждого сотого постригающегося приз, как при покупке бытовой техники, и труд облегчим монахам, и введем немалое довольствие, а также позаботимся об удобствах – чтобы монашество точно не погибло?» Зал притих. «Вот чтобы такого не было, – продолжил Арсений, – и нужно, чтобы путь в епископы не обязательно лежал через монашество. Тогда только можно быть уверенными, что среди принимающих постриг не будет волков в овечьей шкуре, неугодных Господу. Не убьем монашество этим, а спасем, потому что только тот выбор истинно свободен, при котором не появляется у человека никакой мирской пользы – а стать архипастырем многим очень хочется, потому что соблазн гордыни и властолюбия победить тяжелее, чем соблазн угождения плоти. А то, что можно найти достойных и среди монахов, – так можно, конечно, но ведь дело совсем не в этом. Просто есть два образа веры – путь жизни в миру и путь ухода от мира. И кто возьмется уверенно сказать, что Господу всегда приятнее какой-либо из них? Вот посмотрите, среди святых наших есть схимники, а есть цари, которые ели с золота, есть мученики, а есть преставившиеся с миром в глубокой старости. По словам Спасителя, «в доме Отца Моего комнат много». И я, сам монах много лет, скажу вам так: что же, Господь допускает даже мирян в святые Свои – а мы не допустим и иереев в епископы? Без монашества, говорят, не будет православия – но кто же предлагает его упразднить? И правильно тогда спросить у таких: а будет ли православие без мирян? Возьмется ли кто-либо из присутствующих утверждать, что, если бы сейчас, не дожидаясь наступления апокалиптических времен, весь народ наш постригся бы и перестал размножаться, это соответствовало бы промыслу Божьему?»

В результате этот, самый противоречивый, пункт повестки дня был принят, причем, как и положено на Соборе, консенсусно (по-русски это так и называется – соборно). Так же были приняты и другие новшества, а кроме того, утверждены положения реформы РПЦ 2016 года и анафематствованы крайне опасные ереси (см. далее).

Особого упоминания заслуживает то, что Собор принял новую редакцию апостольских правил, своего рода кодекс благочестия, определяющий то, что делать и чего не делать воцерковленным людям в их церковной и повседневной жизни. Новые апостольские правила ни в чем принципиальном не отличались от древних, но в этом и заключалась их революционность – за прошедшие века все привыкли к гораздо более мягким и менее однозначным трактовкам. Правда, кое в чем они были скорректированы с учетом опыта предшествующих веков, но почти исключительно в сторону ужесточения. Например, теперь при постриге монах, давая обет нестяжательства, обещает не только не стремиться иметь собственности, но и не пользоваться чужой или общественной, кроме необходимого для поддержания жизни. Аналогичный обет, лишь немногим более мягкий, дают теперь и иереи при своем рукоположении. И хотя с того времени прошло еще пять Поместных соборов Вселенской Русской православной церкви и после святителя Кирилла правит второй по счету Патриарх ВРПЦ, Николай, избранный уже по новым правилам (Кирилл был последним патриархом, избранным не жребием), но столь масштабных событий в жизни Церкви более не происходило. Это и не удивительно – такое бывает раз в несколько веков, а то и реже (предыдущий перед 2026 годом Вселенский собор прошел в 787 году).

Канонические и богослужебные нововведения. Как я уже указывал, реформа 2013—2017 годов прошла под знаком отмены никонианских реформ xvii века и возвращения к дораскольным нормам, хотя вовсе этим не ограничилась. В части богослужения действительно были восстановлены основные элементы старого обряда: написание имени Спасителя с одним «и» (Исус), добавление «аз» в третьем члене символа веры для Сына («рожденна, а не сотворенна») и слова «Истинный» в восьмом члене для Духа Святого, двуперстное крещение, двойная (так называемая сугубая) аллилуйя вместо тройной, служба на семи просфорах, хождение «посолонь» при крещении, венчании и освящении храма, использование шести– и восьмиконечного креста и иное. Но были восстановлены и гораздо более древние элементы, причем уже не богослужения, а канона, постепенно упраздненные существенно ранее раскола – еще в xv веке. К семи таинствам: крещения, миропомазания, исповеди, причастия, рукоположения, венчания и соборования – прибавилось еще пять, существовавшие ранее: великое освящение воды, постриг в монахи, освящение храма, освящение иконы и постановка священника на приход. Все эти обряды («чины», по-православному) существовали и до реформы, но не считались таинствами.

Великое освящение воды, производимое в Крещение Господне (оно же Богоявление), стало, как и в древние времена, таинством в отличие от всех других водосвятительских молебнов. Интересно, что следы этого сохранялись и в не являвшемся таинством чине великого освящения воды даже и до 2017 года (слова «...причащающихся от этой воды...» – а ведь причаститься можно только от Господа). Постриг в монахи также стал таинством, причем и первый, и второй, так называемый великий (в схиму) – а до того это был просто чин. То же и с освящением храма. Для верующих в России было крайне важно то, что таинством стало освящение иконы – иконы в России очень любят и имеют в каждой семье, а отличие таинства от обряда, как известно, в том, что при таинстве событие (в данном случае освящение) происходит точно и несомненно.

Особо важным для жизни Церкви стало возрождение таинства постановки священника на приход. Это относится только к настоятелю, а не к другим священникам, служащим в том же храме, если там священников несколько. Этому таинству предшествует направление прошения правящему архиепископу – в нем община прихода, новообразованного либо потерявшего настоятеля по смерти или иной причине, просит назначить им конкретного священника, то есть указывает имя. Процедура выбора общиной кандидатуры для направления епископу четко регламентирована. В частности, если тот, кого она хочет, не имеет сана иерея, то она все равно может подать просьбу о его рукоположении. Архиерей (архиепископ или уполномоченный им викарный епископ) может и не удовлетворить просьбу общины, даже и несколько раз подряд, в том числе и не объясняя причины, – община будет направлять в этом случае прошения с новыми кандидатурами; но поставить того, кого община не попросила, архиерей не может. Если же община не знает, кого она хочет, то она в прошении попросит прислать им кого-то достойного. Но дальше все будет так же, как обычно: после знакомства с присланным епархией кандидатом, если он понравится, община должна будет направить прошение уже с его именем. Когда епископа удовлетворяет кандидат общины, он приезжает с ним и осуществляет само таинство – им, естественно, является только само действо епископа, а не предшествующая процедура. Как и в таинстве венчания, там есть вопрос и к приходу: «Согласны ли вы иметь этого человека пресвитером?», и к священнику: «Согласен ли ты стать пресвитером этого прихода?» Причем, как и в случае венчания, развода здесь нет, то есть на приход настоятель ставится пожизненно (так было и в Византии – в этом символический смысл так называемых наручей в священническом облачении). Перестать быть настоятелем он может только в двух случаях (кроме ликвидации прихода и своей смерти) – при великом постриге в схиму или при рукоположении его во епископы. В этих случаях его уход не есть акт его волеизъявления – просто по уставу ни схимонах, ни епископ не могут быть приходскими настоятелями.

Помимо восстановления этих четырех таинств, одно из прежде существовавших – таинство миропомазания – претерпело изменение: теперь для крещенных в детстве его совершают повторно в 15 лет, чтобы взрослый человек сознательно присоединился к Церкви Христовой, без чего он не считается ее частью (хотя является христианином в общем смысле, поскольку крещение по православному символу веры может быть только одно). Это примерно соответствует нашей католической конфирмации. Кроме того, изменился богослужебный порядок всех двенадцати таинств – ныне, как и в древние времена, и прежние семь, и новые пять таинств вписаны в литургию, являются ее частью и не могут проводиться без литургии. В практике это означает не то, что теперь для венчания, например, служат отдельную литургию, а что это таинство происходит во время общей субботней или воскресной литургии, перед всеми присутствующими прихожанами (как чтение заздравных и заупокойных записок).

В разделе «Духовное сословие» главы «Сословная структура», как и ранее в настоящей главе, я уже писал о том, что церковная реформа и Вселенский собор ввели и другие канонические изменения, касающиеся духовенства, причем имеющие радикальный характер. Тем не менее ни одно из них, даже рукоположение женщин, нельзя считать модернистским, потому что это имело место еще во времена Василия Великого (IV век), да и в Русской церкви обсуждалось неоднократно, причем вовсе не антагонистически. Ко времени Вселенского собора к диаконисам уже привыкли, потому что их сразу стало довольно много. И другие новации и по букве и по духу являются обращенными к традиции, а не к модернизму: епископат был в том числе и женатым до VIII века, а предстоятеля избирали жребием на Руси еще в XV веке, например, в Великом Новгороде. Но Русская церковь ведет этот обычай гораздо ранее, от святителя Николая Чудотворца, который был избран архиепископом Мирликийским по Божьему повелению (как человек, который с ночи первым войдет в храм – то есть, в сущности, по тому же жребию). К тому же эти нововведения не вызвали таких уж качественных изменений в составе епископов: и по сию пору, почти через тридцать лет после Собора, не более 20% епископов являются женатыми, и никто не поручится, что эта доля увеличится в дальнейшем. Но среди них были и есть истинные светочи Православной церкви, такие как здравствующий владыка Петр, архиепископ Ростовский, и священномученик архиепископ Георгий, мученически погибший в 2037 году. А избрание Патриарха жребием среди всех епископов привело к тому, что среди них значительно меньше стал элемент иерархизированности – когда каждый может стать патриархом, причем со строго одинаковыми шансами, то это не может не оказать влияния на атмосферу среди архиереев.

Канонические изменения затронули и более фундаментальные вопросы – в первую очередь это касалось почитания святых. Сам сонм святых, как и иконы с изображением Богородицы и святых, всегда играли важнейшую роль в православии, причем на уровне и Церкви в целом, и чувств каждого верующего. Поэтому ни о каких изменениях по типу европейской реформации Лютера и Кальвина, направленных на отмену этого, в Русской церкви не могло и не может идти и речи. Но руководство РПЦ пришло к выводу, что в этой части скопилось множество отклонений от исходной традиции и древнего благочиния, и VIII Собор был сочтен подходящим моментом для исправления этого. Им и был принят ряд решений в этом направлении, а именно: из богослужебного канона были изъяты слова «пресвятая Богородица, спаси нас», и на будущее такие же слова были запрещены и при молитвенном обращении к любым святым – спасать может только Бог. Они были заменены на слова «пресвятая Богородица, моли Бога (или «моли Сына Своего») о нас», как и было принято для святых.

Храмы сохранили названия по тем или иным святым или событиям, отмечаемым как церковные праздники, но только после имени Бога. Таким образом, ныне храм может называться, например, «храм Господа нашего Исуса Христа в память Николая Чудотворца» или «храм Господа нашего Исуса Христа в память об Успении Богородицы» – наименование же просто «храм Николая Чудотворца» считается неканоническим.

Церковные праздники чудотворных икон Божьей Матери (так же как и наименования храмов и приделов) также теперь положено именовать «в память о чуде такой-то иконы Божьей Матери» – иное наименование считается неканоническим.

Иконы Богородицы и святых можно и нужно держать дома и молиться им (просить «моли Бога о нас»), но теперь только вместе с иконой Спасителя или Святой Троицы. Иметь дома или на работе только иконы святых считается нарушением благочиния. При этом теперь канон устанавливает, что на любой иконе Богородицы или святого должно быть хотя бы маленькое изображение Спасителя или Святой Троицы; впрочем, это относится только к новым иконам, которые пишут сейчас, – старые иконы, не соответствующие этому канону, никоим образом не запрещены и считаются вполне благодатными (как, кстати, и все новообрядческие никонианские иконы с иным, чем до XVII века и после VIII Собора, написанием имени Спасителя). Все это было направлено на то, чтобы почитание Пресвятой Богородицы и святых было дополнительной частью веры в Бога, пусть и важнейшей, а не подменяло ее, как это, на взгляд православных, имеет место в католицизме. Так было издревле – не случайно в православном символе веры в отличие от католического не сохранилось слов «...и в общение святых» в девятом члене (после слов «Во единую святую, соборную и апостольскую Церковь»). Кроме того, VIII Собор ввел иерархию святых: теперь отдельно есть собственно святые, критерием принадлежности к которым является наличие явных и несомненных признаков Богоизбранности. А отдельно есть благоверные, критерием принадлежности к которым является просто прожитие такой жизни, которая может служить примером для православных христиан. К святым относятся лишь чудотворцы, а также мученики – потому что, как сказал по этому поводу на Соборе уже упоминавшийся митрополит Константинопольский Арсений, «если человек предпочитает умереть, но не произнести слов отречения от веры, от которых ведь потом можно и отказаться, – это и есть самое великое чудо». Соответственно их называют по лику, с добавлением слов «чудотворец» или «мученик» – например, «святой преподобный имярек чудотворец». У благоверных же нет ликов, их называют с добавлением их положения в земной жизни, например «благоверный князь имярек» или «благоверный монах имярек». В благоверные был полностью переведен лик страстотерпцев (святых, принявших смерть вовсе не за веру, но смиренно), существовавший со времен прославления Бориса и Глеба в XI веке. Это практически завершило противостояние внутри Церкви по вопросу о том, правильной ли была канонизация последнего русского царя Николая II – против его причисления к благоверным никто не возражал. То же относится к причислению многих правителей и военачальников, таких как Дмитрий Донской или адмирал Ушаков. Соборно благоверных поминают лишь в благодарственных молитвах, а с просьбой о помощи к ним не обращаются (в индивидуальной молитве просить молить Бога за вас вы можете кого угодно, хоть почивших родственников).

Священнослужителей стало запрещено называть «отец», потому что Спаситель сказал: «Отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах». Поэтому все верующие обращаются друг к другу «брат» или «сестра» (по тем же словам Спасителя – «...все же вы – братья»), а к священнику – «старший брат» или, сокращенно, «старшой» (например, «старшой Иоанн, благослови»). Однако любого епископа по-прежнему называют «владыко», потому что на это в Священном Писании запрета нет, а русские понимают Писание буквально.

Наконец, был установлен праздник Сотворения мира, только в отличие от иудеев не еженедельный, а ежегодный – он празднуется в последнюю субботу года, в рождественскую неделю. Собор счел, что в отсутствие этого праздника православный народ склонен недопоклоняться первой ипостаси Троицы – Безначальному Создателю. Кстати, при произнесении символа веры теперь креститься обязательно при произнесении и первого члена («во единого Бога Отца Вседержителя»), и второго («и во единого Господа Исуса Христа»), и восьмого («и в Духа Святаго»).

Взаимоотношения Церкви и государства. На протяжении веков Русская, да и вообще восточная, церковь знала лишь две модальности отношения с государством – симбиоз («симфония») или же преследование со стороны последнего. Первое имело место всю историю Византии, как и всю историю Первой Российской Империи, а второе – всю историю Второй Империи.

Для восточной Церкви не характерно желание приобрести для себя светскую власть, как желала этого, и не безуспешно, в Средние века церковь католическая, – за такого рода притязания инициатор раскола XVII века, патриарх Никон, был лишен и архиерейства, и вообще священства. Но и соправление двух равных сторон тоже в большой степени является мифом – в реальности и в Византии, и в Московской Руси государство руководило Церковью (например, в структуре царской власти еще в XVII веке был монастырский приказ). Ну а про послепетровскую Россию и говорить нечего – там примат государства вообще был формализован, поскольку Священный Синод официально являлся государственным учреждением.

Когда святитель Кирилл и Гавриил Великий размышляли над тем, как выстроить новый статус Церкви в Третьей Империи, ничто из вышеперечисленного их не вдохновляло и примером для них не служило. Это касалось не только гонений и прямого огосударствления, но даже и соправления – мирская власть, даже и «в доле» с государством, разлагает Церковь, в силу самой ее природы. С другой стороны, это не означало, что в прошлом не на что было ориентироваться – был период раннего христианства, когда Церковь могла рассчитывать только на себя, поскольку была гонима, но она была сильна духом и потому не склонялась перед государством, но и нисколько не пыталась его подменить, в точном соответствии со словами Спасителя «отдайте Богу Богово, а кесарю кесарево». Примерно это (только без гонений) и составляет русский идеал в отличие от византийского – не государство и Церковь вместе правят державой, а государство правит державой, а Церковь – духом людей. Цель Церкви – вместе спасаться, и ничего больше. Ее интересы и цели лежат вне нашего мира (верующие стремятся стяжать Царства Небесного, а «Царство Мое не от мира сего»), и потому участие в любых земных делах, даже самых богоугодных, таких как материальная помощь сирым и убогим, является для нее сугубо вторичным делом. Церковь, безусловно, должна обличать зло этого мира, в том числе исходящее от власти, не боясь ничего, как это делал святитель Филипп при Иване Грозном, но не для того, чтобы сменить эту власть, а чтобы свидетельствовать перед миром, что жива вера Христова в Церкви Его.

С учетом сказанного ясно, что если уж открывать новую страницу во взаимоотношениях Церкви и государства, то следует избежать соблазна – немалого, надо сказать, – а именно принятия модели активной прямой помощи Церкви со стороны государства. Это неизбежно приведет к зависимости Церкви, даже если таковая помощь, финансовая или иная, будет абсолютно искренней. Как гласит грубая русская поговорка, «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Трудно обличить зло, исходящее от власти (сегодня его нет – а завтра, глядишь, и появится), если она тебя содержит. Еще более скверный вариант, чем прямая бюджетная помощь, – предоставление хозяйственных льгот разного рода, дающих возможность легко заработать самим. Это все равно есть зависимость от государства (льготы же можно отозвать!), но к тому же как можно служить двум господам, одновременно заниматься спасением и коммерцией? Не зря же Спаситель изгонял менял из Храма. Что же касается прямой помощи, не являющейся финансовой, как это имело место в Первой Империи с XVIII века, то есть установления государственных и гражданских льгот православным и дискриминации иноверцев, а также использования государственного репрессивного аппарата против противников Церкви (еретиков, например), то худшей услуги Церкви оказать нельзя. Может, она и станет в результате этого могущественной в земном смысле организацией (хотя все равно это будет колосс на глиняных ногах), но Телом Христовым перестанет быть точно. Что же тогда могло государство сделать для Церкви, при искреннем таковом желании?

Ответ лежал в двух плоскостях, в двух, так сказать социально-политических планах.

Первый план – государство личным примером задало образец воцерковления, в том числе – и даже в особенности – для элит. Служилое сословие, к которому перешла вся государственная власть в результате конституционной реформы, обязано по Конституции быть православным, а по своему уставу – не просто верующим, но реально воцерковленным. Причем это была не формальная запись, как говорят русские, «для галочки» – прямо с начальной военной службы кадетов, то есть будущих опричников, усиленно воспитывают в истинно православном духе. Это делает Церковь – военное начальство отвечает лишь за то, чтобы ее требования безоговорочно выполнялись. Соответственно, когда эти кадеты становятся высшим руководством страны, они не могут принимать решения иначе, чем в духе впитанных ценностей. И действительно, в российской политике первостепенное значение имеют соображения, правильно ли и справедливо то или иное действие, и перед каждым важным решением руководители обычно постятся и молятся и часто даже на несколько дней уезжают в монастырь или скит. Причем граждане понимают, что это не показуха – в России нет демократии, власть избирается только опричниками, и ей глубоко наплевать, что публика о ней думает. Когда власть так ведет себя, это непременно перенимается значительной частью других элит – такова многовековая российская традиция, и поэтому активная церковная жизнь и обращение к Богу для принятия ответственных решений стали нормой для большого количества российских бизнесменов и управленцев и в несколько меньшей степени ученых, врачей, инженеров и других.

Второй план – государство объявило в Конституции Россию православной страной. Казалось бы, это прямой отход от концепции отделения Церкви от государства, которая для нас есть синоним цивилизованности, но, как ни странно, Церковь по Конституции отделена от государства и в России. Это и есть новая модальность взаимодействия Церкви и государства: ни Церковь не подчиняется государству, как это имело место в Первой Империи в XVIII– XX веках, ни государство Церкви, как в теократиях. Правда, в отличие от нас это сделано для защиты не государства от Церкви, а Церкви от государства – считается, что Церковь Христа, Чье Царство не от мира сего, только ослабнет духом от слишком тесного симбиоза с властью. Любопытной иллюстрацией такого рода отделения служит брак – он в России бывает гражданским (там под этим понимают не сожительство без регистрации, как у нас, а, наоборот, государственную регистрацию) и церковным. Так вот, Церковь при венчании не принимает во внимание гражданский статус брачующегося (он может быть и женат), важно лишь, венчан ли он, и, напротив, сожительство с законно зарегистрированным супругом, если с ним не обвенчался в церкви, считается тяжким грехом, такого человека обычно не допускают до причастия. И наоборот, для государства, например в имперских судах, венчанные, но не зарегистрированные граждане считаются неженатыми. Логика здесь проста: венчаешься, чтобы спасти душу, то есть получить защиту Спасителя и Его закона, а регистрируешь брак, чтобы получить защиту Империи и ее закона. Если сделал только одно – значит, второе тебя не интересует, и нечего теперь жаловаться.

Вообще же статус России как конституционно православной страны, как я уже писал в разделе «Национализм», не означает какой-либо дискриминации иноверцев или атеистов и вообще каких-то конкретных управленческих решений, а скорее относится к сфере целей и норм. Например, православные, особенно воцерковленные, могут быть и меньшинством населения, но естественной нормой по умолчанию является быть православным. То же и с конкретными духовными и этическими аспектами личной и общественной жизни. Поэтому православный статус России в основном проявляется в сугубо символических вещах: в православных гербе, знаке, флаге и гимне, что не может подвергаться корректировке или даже обсуждению; в героизации православного вектора российской истории, также без возможности публично даже обсуждать это в плане сомнений; в общегосударственных праздниках, которые в большинстве своем православные; в возвращении к юлианскому календарю, отличающемуся ныне от нашего на 13 дней; в запрете использовать любые номера для людей, в том числе в местах лишения свободы, – даже в паспорте теперь нет номера, а для различения полных тезок дополнительно к имени используется время и место рождения и полные имена родителей; и тому подобное. Проявляется православный дух страны и в конкретных законодательных и нормативных актах государственной власти – выше я много писал о том, как православные ценности воплощаются в экономике, социальной сфере, правопорядке и т. д. То есть конституционный статус России как православного государства проявляется во многом, но не в прямой поддержке Церкви и не в борьбе с еретиками либо иноверцами, как это имеет место в Халифате.

Что касается финансовой базы существования Церкви, то в условиях распространения реальной воцерковленности распространился и древний обычай десятины, существовавший и в ранней Церкви, и в ветхозаветные времена. Только сейчас для активных прихожан, не являющихся, однако, общинниками, это не десятина (10%), а сороковина (2,5%) или, реже, двадцатина (5%) дохода. Церковные люди, они же общинники, платят обычно пятину или, реже, десятину, а в автономных общинах (см. раздел «Духовное сословие») часто решают отдавать весь заработок, оставляя себе лишь на карманные расходы. Кроме того, для всех прихожан принято не реже раза в месяц участвовать в делах своего храма и прихода непосредственно своим трудом – убирать, шить, готовить, ремонтировать, мастерить и т. д.; притом откупиться большим денежным взносом нельзя – деньги деньгами, а труд трудом. Налогов Церковь не платит, но она и не занимается никакой хозяйственной (в смысле коммерческой) деятельностью, за исключением ее немногочисленных предприятий – но те и платят налоги как все (кроме некоммерческих). То есть это не особая льгота Вселенской Русской православной церкви, а естественное следствие ее статуса некоммерческой организации. Вот то, что православное духовенство – первое сословие – не платит личных налогов, есть именно демонстративная льгота, поскольку священнослужители других религий, даже трех традиционных, ею не обладают. Но большого значения это не имеет, поскольку все они небогаты, давая обет нестяжательства, да иное в их среде и не терпится.

Все это дает достаточно основательный фундамент церковным финансам, особенно с тех пор, как пенсионеры, традиционно составляющие значительную часть прихожан, перестали быть нищими. Конечно, и крупные спонсорские взносы от богатых приходятся весьма кстати, но они уже не являются единственным серьезным источником, и потому Церковь может позволить себе не заискивать перед ними и не принимать такую помощь от тех, от кого ее принимать не следует. В конце прошлого – начале нынешнего века Церковь в массовом порядке брала деньги у бандитов (не от хорошей жизни, конечно), но впоследствии это было признано неправильным. Не потому, что не надо прощать и их – Спаситель велел прощать до седмижды семидесяти раз, – а потому, что прощать надо за искреннее раскаяние и готовность отряхнуть прах старой жизни, а не за денежный взнос.

Борьба с ересями. С 90-х годов прошлого века в России стали набирать силу обновленческая и экуменическая ереси, преданные анафеме viii Собором как одна обновленческо-экуменическая ересь. Обновленцы призывали привести церковную жизнь в соответствие с изменившейся жизнью общества: разрешить вдовцам-священникам повторный брак; сделать епископат женатым – не просто допустить женатых епископов, как это сделал viii Собор, а сделать это обязательным; резко сократить количество и продолжительность постов. Впоследствии некоторые из них пошли еще дальше – предложили вообще упразднить монашество, разрешить церковный развод, разрешить жить вне брака с женатым мужчиной или с замужней женщиной, как и проживать друг с другом без венчания, разрешить мужеложство и лесбиянство. Добивались они и богослужебных изменений: заменить язык служб с церковнославянского на современный русский; иметь алтарь не за царскими вратами, а в центре храма – так якобы было в ранней Церкви; и резко сократить продолжительность литургии (примерно так, как у нас была сокращена месса с 70-х годов прошлого века, что отменил i Ново-Римский собор в 2028 году).

Все это вполне укладывалось в русло тех модернистских тенденций, которые нарастали в либеральных обществах с конца ХХ века во всех религиях: и, как я только что указывал, в католичестве, и в иудаизме (так называемый реформированный иудаизм), и даже в исламе. Про протестантские деноминации я уж и не говорю, потому что им названные тенденции были присущи изначально.

Обновленцы упирали на то, что, дескать, все обряды и ритуалы в религиозной жизни – это пережитки прошлого, пришедшие из времен темноты и дикости людей, а важно лишь то, веришь ли ты в душе в Бога. Любимым выражением было: «Бог обитает в храме из кости (имеется в виду грудная клетка), а не из камня». На самом деле все это вело к десакрализации религии и, как следствие, к полному ее выхолащиванию и превращению в светский клуб, потому что главное в благой вести Христа – это сам Христос, а не этические установки Его учения; а главное в религии – это спасение души, а не благородное поведение в быту (хотя это тоже важно).

В России чисто религиозные причины неприятия подобных новшеств усугублялись двумя историческими особенностями. Во-первых, еще жива была в памяти относительно недавняя горькая история церковной смуты начала 20-х годов ХХ века, во время которой обновленцы уже пытались прийти к власти при помощи большевиков и даже созвали II Поместный cобор РПЦ. А во-вторых, еще на пять веков ранее первая попытка такого рода была сделана так называемыми жидовствующими, которые пытались изнутри уничтожить Русскую православную церковь путем выхолащивания ее сути и тоже под лозунгами обновления. Ко всему обновленцы конца ХХ и начала нашего века материально поддерживались западными протестантскими фондами (а к лютеранству у православия традиционно было особенно плохое отношение, как к «безблагодатным»), да и просто спецслужбами; морально же они поддерживались российскими «демократами», от которых к тому времени всех уже тошнило, во всяком случае среди чад Церкви. Поэтому РПЦ при патриархе Кирилле повела с ними борьбу на уничтожение, сменив этим имевшее до того место негативное, но попустительское отношение. В результате обновленчество было признано на VIII Соборе ересью, анафематствовано, и на все его конкретные богослужебные и иные проявления была наложена клятва. Но Церкви хватило соборной мудрости не выплеснуть с водой ребенка и по-своему использовать те немногие разумные зерна, которые были в обновленческой ереси, или, точнее, просто обратить особое внимание на ряд проблем. Помимо допуска женатого епископата, это касалось языка богослужения – о переходе на русский не могло быть и речи, но вместе с тем надо было решать проблему, поскольку основная часть прихожан не понимала священных текстов. В итоге был сохранен, естественно, старый богослужебный язык, но при Московском Патриархате решили создать комиссию по совершенствованию церковнославянского языка, по аналогии с такой же комиссией по русскому языку при Российской Академии наук. Эта комиссия внесла определенные коррективы в сам церковнославянский язык, сделавшие его существенно более понятным для любого знающего русский язык человека. А в качестве временного решения всем приходам было предписано во время завершающей части литургического богослужения, наряду с отпустом и проповедью, по-русски читать Евангелие и Апостол, которые читались в этот день на литургии по-церковнославянски.

Экуменисты же делали упор не на модернизации Церкви, а на том, что все религии суть одно и то же, только выраженное в разных терминах, а уж все христианские религии так и вовсе строго тождественны, различия же между ними надуманы духовенством ради собственных интересов. Поэтому надо двигаться к объединению, а пока что общаться между собой, в том числе молитвенно, обсуждая и преодолевая разногласия. Очевидно, что корни этого течения крылись в глобализации всех аспектов жизни в конце прошлого и начале нашего века, с одной стороны, и в модернистских тенденциях, о которых шла речь выше, – с другой. Ведь если все обряды, канон и даже догма – глупость, а религия – это лишь внутренняя вера в некоего туманного бога (туманного – потому что вся конкретика дается лишь Церковью и другими организованными религиями), то, конечно, между мировыми религиями и не может быть разницы. По этой причине экуменизм и был определен VIII Собором как часть одной с обновленчеством ереси и анафематствован вместе с ней. Кроме того, экуменизм противоречил самим базовым принципам цивилизационной самоидентификации русских (автономности, национализму и т. п.).

Тем не менее еще в начале века экуменизм представлял серьезную угрозу православию, особенно пока в России еще думали, что ее будущее – быть неотъемлемой и значимой частью мирового сообщества. Имели место случаи, когда даже известные иерархи РПЦ проводили церковные службы вместе с католиками. По-человечески это понятно – ведь так приятно чувствовать себя не провинциальным русским, пусть даже и высокопоставленным, а гражданином мира, причем не из последних, на равных общающимся с вершителями судеб планеты, – точно так же забывали про свою родину и корни древние вожди и цари, оказавшись в блестящих и могущественных Александрии или Риме. Во избежание такого в будущем в новой редакции принятых на Соборе апостольских правил вернулись в этом вопросе к изначальной жесткости, имевшей место в древних апостольских правилах: любой православный, и мирянин и клирик, вошедший по своей воле в иноверный храм (под таковыми понимаются в том числе и католические храмы, и протестантские молитвенные дома) во время богослужения, подлежит отторжению от Церкви. Интересно, что при этом современное православное догматическое богословие считает католическую веру в отличие от лютеранской благодатной (хотя и ошибочной), но чужой: по выражению преподобного старца Иоанна Угрешского, умершего в 2041-м и канонизированного в 2052 году, «католик, наверное, может спастись, но католик из русских – никак».

Гораздо более серьезным вызовом стало для РПЦ маркианское учение. Оно возникло позже, во втором десятилетии нашего века, хотя тоже имеет корни в общих тенденциях духовной жизни либеральных обществ рубежа веков, впрочем, скорее нецерковной их части. Еще в конце ХХ века заметно повысился и распространился в обществе интерес ко всему оккультному и эзотерическому – пожалуй, интерес этот получил даже более широкое распространение, чем на рубеже XIX—ХХ веков. Причем распространение повсеместное – как на Западе, так и в Российской Федерации и других странах-обломках Второй Российской Империи. Хотя к началу ХХI века увлечение это во многом приобрело характер религии (у нас она даже получила общепринятое название «New Age», причем именно как одна из религий), особого волнения у христианских церквей оно не вызывало – церкви всегда жестко реагируют на ереси внутри себя и гораздо спокойнее на то, что происходит за их пределами, с людьми, так и так не являющимися их паствой. Но в 2012 году получило распространение учение иеромонаха игумена Марка (позже названное маркианством), которое уже нельзя было игнорировать, поскольку оно продвигало оккультизм и эзотерику с православно-христианских позиций – по крайней мере, сами маркианцы так себя позиционировали. Понятное дело – если и раньше такого рода вещами, как я уже указывал, интересовались широко, то маркианство пошло по свету, как пожар по степи.

Это было типичное синкретическое учение, соединившее в себе некоторое количество православной риторики (скорее, просто ощущение, что ты не отрываешься от своих национальных корней), некоторые наиболее расхожие представления и термины New Age’а (типа энергетики, ауры и т. п.), некоторые вошедшие в плоть и кровь современного человека позитивистские представления о всесилии человеческого разума, а также ряд элементов иудейского каббалистического учения. Насколько последние имели отношение к реальному учению каббалы, я сказать не могу, потому что на самом деле это учение тайное. Бог создал человека по Своему образу и подобию, учил игумен Марк, но что это значит – не телом же мы на Него похожи, Бог ведь не имеет тела? У нас есть бессмертная душа и свобода воли, но разве этого достаточно для того, чтобы назвать нас Его образом и подобием? Если бы дело этим ограничивалось, то в Писании было бы просто сказано: «Сотворил их со свободной волей и бессмертной душой». Нет, Бог создал человека полностью равным Себе, а значит, обладающим всеми способностями Творца. Причем понятно, зачем Он это сделал, учил игумен Марк, – чтобы иметь Себе товарищей, ведь это единственное, чего нет у Бога, – Он абсолютно одинок. Но ведь, казалось бы, мы не имеем никаких сверхъестественных способностей – а все дело в том, говорили маркианцы, что Бог не хотел давать человеку этого сразу и просто так, потому что тогда человеку будет стыдно и неловко, и никаких равных отношений с ним не будет – так же как если миллиардер просто так подарит вам часть своего состояния, то вы от этого вовсе не почувствуете себя равным ему, скорее наоборот. А вот если вы сами заработаете себе состояние, пусть и с его помощью, тогда другое дело. Так же и Бог дал людям лишь возможность стать равными Ему, чтобы они могли ею воспользоваться и гордиться тем, что возвысились сами. Так что люди должны развить в себе заложенные сверхспособности, чтобы исполнить замысел Бога о себе, – это их долг. Тогда они, помимо прочего, смогут видеть Его и общаться с Ним еще при жизни, да и сами человеческие понятия жизни и смерти перестанут для них существовать. И Исус Христос являлся в наш мир для того, чтобы научить людей этому, а сам прежде прошел такой же путь и поднялся до Бога и слился с Ним – это и значит стать Сыном Божьим.

Свое учение Марк аргументировал тремя местами из Евангелий: как женщина с кровотечением незаметно коснулась одежды Христа и тут же исцелилась, а Он почувствовал истечение из себя Силы (Мк., 5, 28—30) (именно так, с большой буквы, писали это маркианцы, по обычаю New Age’а); как Исус сказал ученикам, что если будете иметь веру, то сможете двигать горы и вообще не будет для вас невозможного (Мф., 17, 20); и как Исус писал (в других переводах – чертил) что-то на земле, когда ему привели прелюбодейку (Ин., 8, 6—8), – маркианцы утверждали, что, кроме как каббалистические знаки, чертить или писать Ему было решительно нечего.

У меня нет цели подробно описывать теологию маркианского учения, а тем более приводить его аргументацию или апологию – я лично ни в коей мере ей не симпатизирую, поскольку воспитан в строгом католическом духе, – но необходимо пояснить, почему оно так быстро распространялось и представляло столь большую опасность. В маркианских группах (сами маркианцы называли их общинами) люди действительно начинали обретать парапсихологические навыки: видеть и даже читать с завязанными глазами, узнавать все о незнакомом человеке с первого взгляда, двигать предметы без рук, одним усилием воли, исцелять многие болезни без лекарств, наложением рук или просто взглядом, и другое тому подобное – я сам знакомился в архивах с протоколами государственных комиссий, изучавших этот вопрос. Помогал ли маркианцам в этом сам Князь Тьмы, как утверждал на Соборе святитель Кирилл, или все это на самом деле доступно любому, вроде как накачать мышцы или выучить языки, а маркианцы просто разработали или откуда-то получили действенную методику, мне сказать трудно. Во всех странах, и Россия здесь не исключение, такими вопросами особо интересуются спецслужбы, и серьезной публичной информации об этом мало. Маркианцы начинали и заканчивали свои собрания в группах христианскими молитвами, а наиболее продвинутые из них (так называемые посвященные пятой ступени) утверждали, что общаются со многими святыми, Богородицей и даже самим Исусом Христом. При этом они говорили, что на данном уровне духовного роста (приближения к Творцу, по их терминологии) как раз и становится очевидно, что все религии суть одно и то же.

Народ валил к маркианцам валом, причем платил за занятия в группах I, II и III ступеней немалые деньги (IV и V ступени, куда проходили уже не все, были бесплатными). У игумена Марка, однако, хватило веры или же просто ума не начинать роскошествовать и не давать этого делать своим соратникам. Когда Патриархат спохватился, а произошло это в конце 10-х годов, было не очень понятно, что делать с Марком: запрещение его в иерейском служении было бесполезно, поскольку треб он и не совершал, а лишение его священнического сана или тем более благодати монашеского пострига лишь превратило бы его в мученика, да и ничего бы не дало. К тому же и не за что было это делать – он регулярно исповедовался и причащался в обычных храмах (у себя в общинах маркианцы не осуществляли таинств, видимо, специально для того, чтобы им было труднее предъявить претензии). Марк исправно повторял символ православной веры и, по-видимому, искренне в него верил. Просто он считал, что такие, как он, знают несоизмеримо больше, и символ веры, да и сама вера, для них как детский букварь для взрослого – вещь, безусловно, правильная, но уже не слишком актуальная.

Просить о вмешательстве светские власти также не было оснований – под понятия тоталитарной или тем более сатанинской секты маркианцы никак не подпадали: у них не было жесткой иерархии или подчинения, не было обобществления имущества, они не поклонялись Сатане и не служили ему черные мессы, да и вообще на службы ходили в обычные церкви. К тому же любой из посвященных высших ступеней обязан был сколько-то времени тратить на то, чтобы ходить и бесплатно исцелять страждущих. Однако в 2018 году Марк публично предсказал, что через год Россия начнет короткую и победоносную войну, а через два года станет мировой империей, – после того, как предсказание исполнилось, ситуация стала критической: уже не просто народ, как говорят русские, «ломанулся» туда, причем со всей новой территории Империи, но целые приходы вместе с настоятелями стали объявлять себя маркианцами. Борьба Московского Патриархата с ними, которую возглавил святитель Кирилл, закончилась только в 2026 году, на Вселенском соборе.

На VIII Соборе обсуждение маркианства стало самым острым вопросом. На Соборе присутствовало много маркианцев, и, поскольку отступать было уже некуда, сам игумен Марк перестал изображать из себя овечку и выступил достаточно прямо. «Не будем лукавить и изображать согласие и единомыслие, братие, – сказал он. – Не будем уподобляться тем, про кого написано у Иеремии: «Говорят: мир! мир! – а мира нет». Хочу сказать вам словами Спасителя, когда пришли к Нему двое учеников Иоанновых: «Пойдите и скажите, чту слышите и видите – слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат»; не так ли и сейчас? Знаю, говорят обо мне, что силою бесовскою мы это делаем – но не так же ли говорили и о Спасителе? Я не объявляю себя Спасителем, я всего лишь человек, которому Богом открыто и велено открыть другим: вы все как боги и можете все, а раз можете – значит, должны. И ныне говорю вам, братие: да, открыто мне, недостойному, что вера наша неполна, и надо ее дополнить, а если угодно называть это словом «изменить», как говорят мои обвинители, – что же, пусть будет изменить. В наш символ веры, в третий член, после слов «Нас ради челове...» надо вставить «...единосущных Ему». И так вам скажу, братие: на Первом Вселенском соборе Арий говорил, что Сын Божий единосущен человеку, потому что нет в Нем Божественного естества, – и был не прав. А те, кто возражали ему и одолели его, говорили обратное – и тоже были не правы. На самом деле Сын Божий и вправду единосущен человеку, но не потому, что не обладает Божественным естеством помимо человеческого – Он им обладает. А потому что так же и все человеки – это только тела наши сотворены в шестой день, а души все рождены от Отца прежде всех век. А меня и моих учеников что упрекать в том, что мы делаем – разве не Богу мы молимся об обретении всех наших способностей, и, значит, разве они не от Бога? Да и для себя разве делаем, ради денег или чего-либо иного низкого?»

Очень многие из делегатов Собора прельстились его словами, даже и не маркианцы, но не все. Истинным воином Христовым показал себя Климент, митрополит Московский. «Есть вещи запретные для человека, – сказал он, – и не важно, во зло или на пользу: еще в Моисеевом законе, который Спаситель пришел не отменить, но исполнить, категорически воспрещено всякое волшебство или чародейство – разве сказано там, что запрещено только во зло, а для хороших дел давайте, мол, колдуйте? Да, вы и исцеляете, причем бесплатно, и я даже не говорю вам, как здесь многие из братии, что это непременно от дьявола, – но это нельзя, и нет пользы в таком исцелении, потому что не так задумано Творцом». – «А таблетки от сердца тогда не принимайте! – воскликнул протопресвитер Фома, один из видных маркианцев. – Они ведь людьми придуманы, а не Богом, и на машинах не ездите, и по телефону не звоните!» – «Когда таблетку принимаешь или даже изготовляешь, себя не меняешь, – ответил Климент. – Не более, чем когда горшок из глины лепишь или посох из дерева вырезаешь. Если поймут в будущем ученые, как эти ваши умения работают, и окажется все это обычным материальным, и изобретут машины или химию, которые это делать будут, – пожалуйста, я и сам этим воспользуюсь. А себя менять – это нельзя, это как поесть плоды с древа познания, как пращуры наши Адам и Ева. Мне же кажется, что то, что вы делаете, еще хуже – это плоды с древа жизни, и вовсе запретного».


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.013 сек.)