И диалектический материализм

Общенаучный характер системного подхода и родственных

ему методологических направлений ставит их

в близкую связь с философией. Этим объясняется как

растущий интерес философов к системным принципам,

так и развивающаяся потребность в философской рефлексии

у специалистов, занимающихся методологическими

проблемами системного исследования. Можно с удовлетворением

отметить, что из всех направлений современной

философии наибольшее внимание системно-структурным

исследованиям уделяет диалектический материализм.

Это убедительно иллюстрируется как числом работ,

так и обстоятельностью анализа, отмеченной, в частности,

академиком П. Н. Федосеевым [179, стр. 5].

Однако интерес, проявленный философами к системно-

структурной методологии, оказался далеко не единодушно

положительным. С одной стороны, целый ряд исследователей

сосредоточили усилия на конструктивной

разработке проблем, связанных с сущностью системного

подхода, а также со спецификой его методологических

средств и аппарата. В этом же русле рассматриваются

и более общие вопросы, относящиеся к анализу места

системного подхода в рамках современной научной методологии,

его связи с другими методологическими направлениями

и с философией. Понятно, что предпосылкой

этой — назовем ее конструктивной—-позиции является

принятие тезиса о реальности и плодотворности системного

подхода, хотя в каждом конкретном случае этот тезис

может сопровождаться разной долей оптимизма.

С другой стороны, среди части философов продолжают

преобладать различные формы скептицизма в отношении

к системно-структурным методологическим принципам и

их эвристическим возможностям.

В такой ситуации представляется принципиально необходимым

формулирование ясной позиции в вопросе об

отношении между диалектическим материализмом и системно-

структурными исследованиями. На наш взгляд,

в этом вопросе важно выделить две стороны: во-первых,

роль марксизма в становлении и развитии новых методологических

направлений; во-вторых, отношение между

этими направлениями и диалектическим материализмом

как подлинно научной философской методологией.

Обычно в литературе рассматривается лишь второй

аспект, что неизбежно придает обсуждению известный

налет абстрактного методологизма. В какой-то мере подобный

подход перекликается с линией, выражаемой порой

в зарубежной немарксистской литературе и состоящей

в утверждении, будто новые методологические направления

в современной науке возникли независимо и

даже вопреки диалектическому материализму. Между

тем концепция марксизма и своим содержанием, и своими

методологическими основаниями оказала серьезное

влияние на процессы совершенствования методологии

познания, характерные для науки XX в. Об этом влиянии

говорят, в частности, многие представители структурно-

функционального анализа в социологии и структурализма

(известно, например, что влияние на них методологических

идей К. Маркса признавали даже такие столпы

буржуазной социологии, как Э. Дюркгейм и М. Вебер,

хотя теоретически, конечно, их концепции весьма далеки

от марксизма).

Мы уже отмечали, что К. Маркс еще в эпоху господства

традиционных методов классической науки выдвинул

и реализовал новую методологию познания. Далеко

не второстепенное место в ней заняло исследование специфики

объектов, представляющих собой, по словам

Маркса, органичные целые. Помимо других средств диалектики

в изучении такого рода объектов Маркс широко

опирался на разработку проблемы целостности, на структурные

и функциональные представления исследуемой

реальности, на их синтез с представлениями генетическими,

исследовал различные типы связей и их взаимодействие

в реальной динамике объекта. Эта плодотворная

линия нашла дальнейшее развитие в работах В. И. Ленина,

особенно в анализе им экономики России и критике

в этой связи взглядов народников, при разработке

теории империализма как высшей и последней стадии

капитализма, при изучении проблем войны и революции,

При определении теоретических основ политики партии

после победы Великой Октябрьской социалистической

революции.

Идеи системного характера в первые послереволюционные

годы разрабатывались пионерами социалистической

теории организации (А. А. Богданов, А. К. Гастев,

П. М. Керженцев, С. С. Чахотин). В специально научном

плане некоторые системно-структурные принципы с позиций

диалектического материализма развивали такие

выдающиеся ученые, как Л. С. Выготский и Н. А. Берн-

штейн. Марксистская традиция разработки методологии

познания сложных объектов была продолжена в работах

ряда советских философов. В частности, А. А. Зиновьев

[55], Б. А. Грушин, [51], М. К. Мамардашвили [99—

101], Э. В. Ильенков [61] и некоторые другие подвергли

обстоятельному анализу логико-методологические

приемы и процедуры, применявшиеся К. Марксом в

«Капитале», и предприняли плодотворную попытку выявить

общенаучный смысл марксовой методологии. В последние

годы методологическая проблематика системно-

структурных исследований находит все более широкое

отражение в работах зарубежных марксистов (см., например,

[73, 209—211, 229—233, 234—236, 239, 240, 242,

246,251,263]).

Все это убедительно показывает, что марксистско-ленинская

философия не только активно содействовала

возникновению новых методологических идей, лежащих

в основании структурно-функционального анализа, системного

подхода и структурализма, но и продолжает

вносить свой конструктивный вклад в разработку этих

направлений. Следует, однако, обратить внимание на то,

что мы до сих пор не располагаем исследованиями, специально

посвященными разработке и применению системно-

структурных принципов в трудах основоположников

марксизма-ленинизма. Думается, что в современных

условиях поставленная В. И. Лениным задача разработки

логики «Капитала» должна быть продолжена до выявления

принципов системного мышления, реализованных

в этом и в других трудах классиков марксизма-ленинизма.

Решение этой задачи представляет не только истори-

ко-научный интерес. Оно важно и для уяснения сущности

отношений между диалектическим материализмом и

новыми методологическими направлениями. Этот вопрос

достаточно активно обсуждается в современной марксистской

литературе, порождая немало споров и дискуссий.

Надо заметить, что значительная часть полемики

возникает благодаря усилиям тех, кто склонен проявлять

недоверие в отношении к системному подходу и

аналогичным ему методологическим направлениям, руководствуясь

известным еще со времен Екклезиаста принципом

«все это уже было».

Такой радикальный скептицизм проявился, в частности,

у некоторых участников дискуссии о соотношении

структурализма и марксизма, особенно широко развернувшейся

во Франции (см. по этому поводу [114, 209,

211, 251, 258]), но затронувшей и специалистов в других

странах. Дискуссия в целом оказалась весьма интересной

(ее, впрочем, нельзя считать законченной) и позволила

обогатить представления о методологических функциях

марксистско-ленинской философии. К сожалению,

однако, некоторые критики структурализма в своем анализе

руководствовались не столько, собственно, реальной

структуралистской методологией, сколько ее изложениями

в сочинениях общего порядка, нередко к тому же

принадлежащими перу не самих структуралистов, а их

негативно настроенных интерпретаторов. Отсюда, как

представляется, и возникла линия прямого противопоставления

марксизма и структурализма, линия, которая

основана на синкретическом подходе к методологическому

анализу вообще и к методологии структурализма в

частности. Такого рода противопоставление, как нам кажется,

нашло определенное выражение в характере трактовки

структурализма в работе [229]; хотя здесь верно

подмечены и обстоятельно раскритикованы многие крайности

и ошибки структуралистских интерпретаций,

однако автор, Т. Ярошевский, неправомерно, на

наш взгляд, рассматривает диалектику и структурализм

как принадлежащие к одному методологическому уровню

и, следовательно, решающие однотипные задачи. Понятно,

что при такой исходной позиции структурализм может

получить лишь отрицательную оценку. Но ведь действительное

положение при этом оказывается перевернуто:

то, что имманентно структуралистской методологии, толкуется

как непоследовательность, а в качестве ее содер-

жаниярассматриваются ее философско-методологические

интерпретации (которые, как показала дискуссия, могут

быть существенно различными).

Проявления такого рода негативизма встречаются порой

и по отношению к системному подходу. Тезис о противопоставлении

системного подхода диалектике был,

кажется, введен в обиход с легкой руки авторов обзора

[47], неряшливо изложивших выступление одного из нас

на конференции по методологическим проблемам системно-

структурного исследования в 1968 г. в МГУ. Хотя

недоразумение вскоре было рассеяно, тезис, однако, время

от времени продолжает воспроизводиться, притом,

как правило, все в таком же екклезиастовском тоне. Характерным

в этом смысле является рассуждение в работе

[63]. Ссылаясь всего лишь на одну статью, посвященную

возможностям применения системных принципов в

биологии, и считая, видимо, что она со всей полнотой

выражает принципы системного подхода и общей теории

систем, автор, И Карагеоргиев, громит эти принципы

(другого слова здесь не подберешь) именно с позиций

того, что в них нет ничего нового, что все они уже были

сформулированы ранее диалектическим материализмом,

а общая теория систем дает им лишь ухудшенные формулировки

и интерпретации. Например, принцип целостности

в формулировке Берталанфи лишь запутывает, по

мнению автора, известный диалектический закон перехода

количественных изменений в качественные и вместе

с тем не имеет ничего общего с марксистским тезисом о

соотношении общего и единичного, целого и части [63,

стр. 91—92]. О решительности намерений автора свидетельствует

тот факт, что он дает одинаково суровую

оценку практически всем авторам ежегодника «Системные

исследования — 1969», а Берталанфи аттестует как

представителя одновременно микромеризма, антидарвинизма,

антидиалектики, антиассоцианизма, преформизма,

полувитализма, неомеханицизма, ортогенеза [63,

стр. 93—94]. Добавим, что аргументацией автор себя,

как правило, не утруждает.

Столь же характерны работы [34] и [178], в которых

большому числу плодотворно работающих авторов бросаются

бездоказательные и некомпетентные, а порой просто

фактически неверные обвинения в различного рода

смертных грехах и «измах». С сожалением приходится

констатировать, что авторы таких работ гальванизируют

давно отжившие методы научной полемики, подменяя

деловой анализ реальных проблем трескучими фразами,

которые свидетельствуют лишь о крайне слабой осведомленности

в предмете спора. Чрезвычайно примечательно,

что в подобных сочинениях обычно отсутствует

анализ конкретно-научного материала; он заменяется

общими рассуждениями, нередко поверхностными и

путаными, что затрудняет разбор таких работ по

существу.

Между тем именно в этого рода работах муссируется

тезис о «-подмене» диалектики системным подходом. Например,

в той же работе [178] автор выражает опасение,

что понятие системы целит в самое материю. Логика его

чрезвычайно проста: поскольку всякий объект может рассматриваться

в качестве системы, свойство системности,

следовательно, приписывается всей материи, а это, конечно,

очень нехорошо. Посему с системным подходом

лучше обращаться построже и употреблять его только в

кавычках, да еще с помещенными по соседству в скобках

восклицательными (или вопросительными—-это дело

вкуса) знаками. Когда же приходится отложить в сторону

критическую ферулу и сформулировать нечто

положительное, то мы сталкиваемся с таким текстом:

«Структура — это философская категория для обозначения

неисчерпаемого многообразия реальных форм перехода

возможности в действительность... в процессе развития

объектов и явлений материального мира, объединенных

универсальной взаимосвязью» [178, стр 90]. Не

обсуждая этого крайне экстравагантного определения,

обратим внимание только на то, что за весьма пышным

словесным фасадом здесь явственно просматривается та

самая неправомерная универсализация некоторых понятий,

против которой столь решительно восставал наш автор,

выступая в роли критика.

Конечно, подобные сочинения — редкость в нашей литературе.

И на них бы вовсе не стоило останавливаться,

если бы не эта «критическая» струя на высоких нотах и

стоящее за ней глубокое непонимание специфики методологического

анализа вообще и специфики новых методологических

направлений в частности. Подчеркнем еще

раз: главная ошибка всех этих рассуждений заключается

в неразличении и отождествлении разных уровней методологии

научного познания. Диалектика, как известно,

представляет собой наиболее адекватную форму философской

методологии. Этим определяется как ее общенаучное

значение, так и способ выполнения ею своих методологических

функций. В частности, диалектика не

выступает и не может выступать в роли конкретно-научной

методологии, и пытаться трактовать ее таким образом

— значит объективно принижать ее методологическое

значение. Философия диалектического материализма

реально воздействует на научное познание прежде

всего строем своих идей, а не популярными очерками о

категориях и законах диалектики, как ни велико значение

этих последних. Поэтому для науки овладение методологическими

идеями диалектики означает прежде все-

* го то, что И. Т. Фролов назвал диалектизацией научного

познания [181], т. е. проникновение в науку диалектического

способа мышления, а не просто популярную пропаганду

основных положений диалектического материализма.

Как диалектику нельзя представлять в виде суммы

примеров, против чего настойчиво предупреждал

В. И. Ленин, так и развитие научной методологии не может

быть сведено к иллюстрациям на заданные темы из

\ популярного учебника по философии.

В отличие от диалектики системный подход, структурализм

и структурно-функциональный анализ представляют

собой специализированную методологию, хотя и

имеющую общенаучное значение (это относится в первую

очередь к системному подходу и структурализму). Отсюда

следует несколько важных выводов. Во-первых, в

отличие от диалектики и философской методологии вообще

системный подход и аналогичные ему методологические

направления, даже с учетом их общенаучного характера,

применимы не ко всякому научному познанию,

а лишь к определенным типам научных задач, находящихся,

так сказать, в юрисдикции соответствующего подхода.

Во-вторых, системно-структурные принципы, оставаясь

формой внутринаучной рефлексии, в своих философских

основаниях всецело зависят от уровня философской

методологии, причем, как мы уже указывали, наиболее

адекватным фундаментом для них является философская

методология диалектического материализма,

развитие которой, собственно, и создало благоприятный

«философский климат» для выдвижения и распространения

этих принципов.

Поэтому принципиальное отношение между диалектикой

и системно-структурной методологией вполне ясно:

диалектика является основой этой методологии, ее философским

базисом; в свою очередь, развитие системно-

структурной методологии способствует обогащению и

конкретизации методологического потенциала диалектики

в тех ее разделах, которые связаны с философско-

методологическими характеристиками сложноорганизо-

ванных объектов действительности — систем и структур.

Этим, однако, проблема в целом еще не снимается.

Дело в том, что в работах некоторых западных специалистов

(особенно представителей структурно-функционального

анализа и отчасти структурализма) действительно

имеют место попытки противопоставить исповедуемые

ими методологические принципы диалектическому

материализму. Разумеется, такие попытки должны

подвергаться самой решительной критике с позиций

диалектико-материалистического мировоззрения, как это

и делается в марксистской литературе. Но при этом надо

учитывать, что подобного рода противопоставление

обычно имеет под собой не только идеологические основания:

оно опирается на то же синкретическое представление

о методологии, о котором у нас уже шла речь.

В частности, в данном случае такой синкретизм принимает

форму очевидного преувеличения прерогатив соответствующего

методологического подхода и приписывания

ему философско-методологических функций, в принципе

ему чуждых.

Специального обсуждения заслуживает также вопрос

о конкретных формах взаимосвязи между философской

методологией и уровнем общенаучных методологических

принципов и процедур, к которому мы отнесли системный

подход и родственные ему направления. Уяснения

здесь требует как «демаркационная линия» между этими

двумя уровнями применительно к данному конкретному

случаю, так и способ их взаимовлияния. Что касается

«демаркационной линии», то вопрос о ней возникает в

связи с широкими общенаучными претензиями, которые

особенно характерны для системного подхода и которые

в какой-то степени подтверждаются широким распространением

системной терминологии. Трудность усугубляется

еще тем, что сама внутренняя логика методологического

анализа системной проблематики нередко при-

водит к постановке чисто философских проблем. Решение

этой проблемы представляется возможным выразить

в следующих моментах. Во-первых, даже общая методология

и логика науки развивается в качестве специализированной

области знания, хотя и тесно связанной с

философией; то же самое относится и к ряду других дисциплин,

изучающих науку в целом (науковедение, социология

науки и т. п.). Поэтому отнесенность ко всей

науке не может служить критерием философского или

нефилософскою характера той или иной дисциплины.

Таким критерием является, очевидно, тип, метод анализа

проблематики. Философская методология не просто описывает

процесс научного познания, но делает это с определенных

мировоззренческих позиций и для решения

определенных мировоззренческих задач. Методологический

анализ является здесь средством получения интегральной

картины реальности, построенной через призму

центрального для философской методологии отношения

субъекта и объекта в его исторически конкретной форме.

Системный подход не заявляет и не может заявить таких

претензий: какие бы широкие задачи он ни ставил, они не

выходят за пределы относительно конкретных способов и

средств получения знаний о тех или иных (опять-таки

типологически ограниченных!) объектах.

Во-вторых, наличие демаркационной линии отнюдь не

означает, что на ней должно быть установлено нечто

вроде юридического контроля. Именно потому, что развитие

системного подхода породило определенный круг

философских проблем, и возникла сфера философской

проблематики системного подхода. Ее разработка играет

плодотворную роль в дальнейшем развитии системного

подхода, а ее юрисдикция тоже не вызывает сомнений:

это один из относительно частных разделов философской

методологии. В этом пункте системный подход как бы

выплескивается за свои собственные границы. Но так

происходит со всяким значительным методологическим

направлением. Думается, что подобного же рода причины

породили и дискуссию об отношениях между структурализмом

и марксизмом, причем некоторые неясности

здесь, как нам кажется, были связаны не только с синкретическим

подходом к методологии, но и с недостаточным

развитием философско-методологической рефлексии

по поводу структурализма.

Вероятно, в какой-то степени под влиянием этой дискуссии

философская рефлексия по поводу структуралистской

методологии в последнее время начала находить

свое выражение. Для примера можно указать очень содержательно

и корректно написанную работу М. Н. Грецкого

[49], посвященную обстоятельному философскому

анализу французского структурализма, и ряд работ

польского специалиста по методологии науки Е. Кмиты

[234, 235, 236], в которых рассматривается методологическая

концепция К. Леви-Стросса. Кмита, в частности,

производит детальную методологическую реконструкцию

концепции Леви-Стросса, показывая, что в основе этой

концепции лежат четыре установки: установка на отделение

того, что дано чисто эмпирически, от того, что

представляет собой теоретическую обработку эмпирического

материала; установка на необъяснимость «чисто»

эмпирического знания; установка на функциональное

объяснение (в рамках которого определенная черта составляющей

данной целостности выводится либо из утверждения

об устойчивости некоторой глобальной черты

этой целостности, либо из утверждения о необходимости

объясняемой черты для сохранения этой глобальной

черты), выступающая у Леви-Стросса в виде необходимости

построения теории — «модели», которая основана

на определении той или иной «структуры» или

группы «структур», связанных определенными правилами

перехода; установка на «модельную» конструкцию

«структуры», т. е. построение теорий, специфицирующих

«структуры» чисто инструментальным образом (см. [235,

стр. 131—135]). Анализ этих установок сопровождается

основательной методологической критикой, местами,

быть может, слишком резкой. Однако в целом это чрезвычайно

интересное философско-методологическое исследование,

в котором содержательный анализ органически

соединяется с чисто логическим. Именно такого рода

работы, как нам кажется, более всего соответствуют

функциям философской методологии в развитии современных

методологических направлений. И именно они

убедительно демонстрируют конструктивную силу диалектического

метода как орудия методологической рефлексии.

Г л а в а I I I

СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ

СИСТЕМНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

После рассмотрения предпосылок системного подхода

и его методологических характеристик представляется

естественным дать общую картину современного состояния

исследований, опирающихся на системный подход.

Задача эта, однако, далеко не так проста, как может

показаться на первый взгляд. С одной стороны, в

ряде работ Л. Берталанфи нарисована чрезвычайно широкая

панорама распространения системных идей, так

или иначе затрагивающая практически все отрасли современного

научного знания. С другой стороны, при более

строгом отборе общая характеристика современного

состояния системных исследований помимо обычных

трудностей всякой критико-библиографической работы

сопряжена и с затруднениями иного рода, возникающими

в силу специфики статуса рассматриваемой научной

области. Прежде всего встает такой вопрос: какого типа

работы должны стать предметом анализа? Иными словами,

каков критерий отнесения тех или иных работ к

разряду системных?

Очевидно, что таким критерием не может быть употребление

в том или ином исследовании терминов «система

», «элемент», «структура» и им подобных. Этот признак

не является ни необходимым, ни достаточным. Можно

назвать целый ряд работ, в которых эти термины не

используются и в которых тем не менее явно выражена системно-

структурная интенция. Таковы, в частности, работы

русского врача-физиолога Н. А. Белова. В то же

время имеется немало статей и книг, где эти термины не

только употребляются, но и выносятся в заглавие в качестве

специального предмета рассмотрения, и все же по

полученным результатам эти работы весьма затрудни-

тельно отнести к системным исследованиям в собственном

смысле слова. В особенности это относится к работам

философского профиля. Это и не удивительно — ведь в

языке философии эти термины используются с незапамятных

времен и, подобно осадочным породам, содержат

массу напластований самого различного значения.

Таким образом, отбор литературы не может проводиться

по терминологическому принципу. Этим мы отнюдь

не хотим сказать, что для системных исследований

несущественны употребляемые термины или понятия.

Напротив, понятийный аппарат занимает весьма важное

место в ряду логико-методологических средств системного

исследования. Но в современном исследовании, имеющем

эксплицитно выраженную системную направленность,

понятия «система», «структура» и т. п. сопрягаются,

как правило, с группой других понятий («среда»,

«связь», «управление» и др.) и приобретают свое значение

лишь через взаимоотнесенность с ними. При этом

данные понятия могут сочетаться различным образом и

обладать различным приоритетом. Решение же вопроса о

том, какой именно тип (или типы) сочетания понятий

реализует системный подход, зависит от принятой нами

трактовки самого системного подхода.

Складывается парадоксальная ситуация — несмотря

на то, что системные исследования всеми уже признаются

как существующий факт и каждый интуитивно ощущает

за этим названием какое-то определенное содержание,

относительно многих работ часто возникает оправданное

сомнение: можно ли отнести их к разряду системных?

Причиной этих затруднений является в конечном

счете невыявленность предметной области системного исследования,

отсутствие более или менее однозначного ее

понимания. С чем имеет дело системный подход — с определенным,

ограниченным классом реальных объектов или

с определенной стороной, особым «срезом» всей действительности?

Выражается ли он в совокупности строгих

логико-методологических средств или представляет собой

лишь некоторую ориентацию исследовательской деятельности?

Ориентирован ли он на всю существующую науку

или лишь на некоторые ее направления? По всем этим

вопросам в современной литературе нет единодушия,

хотя очевидно, что они альтернативны и обусловливают

разное понимание предмета системных исследований.

Сразу же подчеркнем, что, относя те или иные работы

к классу системных исследований, мы далеки от мысли

связывать с этим какие бы то ни было оценочные

критерии. Исследования, рассматриваемые нами в качестве

«системных», не «лучше» и не «хуже» других — они

просто отличаются от них по своим задачам, подходу,

используемым понятийным средствам. Назвать какое-

либо исследование несистемным — не значит как-то принизить

его, даже если речь идет о системном и соответственно

несистемном исследовании одного и того же

объекта. Показателем глубины и эффективности исследования

является в конечном счете полученный результат.

Существующая и все усиливающаяся разнородность

системных исследований заставляет скептически отнестись

к возможности достижения единогласия по названным

вопросам в ближайшие годы. Однако несмотря на

это обстоятельство (а скорее даже благодаря ему), каждый

исследователь, работающий в области методологии

системных исследований, не может уйти от необходимости

сформулировать свое отношение к этому кругу проблем

и тем самым перейти в плоскость выявления оснований

системного подхода: что его рождает и питает,

какие цели ставит он перед собой, каким тенденциям в

развитии современной науки он отвечает. Не составляют

исключения в этом отношении и авторы настоящей работы.

Как следует из сказанного в предыдущих главах, системный

подход в нашем понимании является не чем

иным, как стремлением осознать происходящие в настоящее

время в ряде важнейших областей науки существенные

изменения стиля научного мышления, т. е. является

одной из форм самосознания пауки. Его отличие от дhу-

гих форм этого самосознания состоит в том, что в рамках

системного подхода наука осознает характер, состояние

и соответствие (или несоответствие) наличных или

создаваемых ею методологических средств специфическим

задачам исследования и конструирования сложных

объектов. Именно поэтому мы квалифицировали системный

подход как преимущественно и главным образом

методологическое направление современной науки.

Отсюда следует, что из всей совокупности системных

исследований нас будут интересовать в первую очередь

те и постольку, которые и поскольку связаны с выявле-

нием роли специфически системных познавательных

средств в процессе функционирования научного знания.

А так как в системных исследованиях наибольшая нагрузка

приходится на долю таких понятий, как «система»,

«целостность», «связь» и им подобные, основной предмет

нашего рассмотрения в данном случае составит литература,

посвященная методологическим функциям именно

этих понятий. При этом мы не будем сейчас касаться обширной

области приложений системного подхода в специальных

научных и технических дисциплинах, если соответствующие

работы не затрагивают непосредственно

методологическую проблематику. Разумеется, было бы

весьма поучительно проследить, приложением каких

именно принципов и идей эти исследования являются,

и отчасти такая работа будет нами проделана в заключительных

главах книги; теперь же нас интересует более

общая характеристика сферы системных исследований.

Таким образом, мы будем исходить из того, что системный

подход находит реализацию в двух основных

областях — в области методологии и теории и в области

конкретных приложений. Это членение не дает детализированного

представления о содержании каждой области,

но в целом оно, как нам представляется, не может вызывать

разногласий. Правда, надо отметить, что в литературе

предпринимались попытки дать более расчлененную

типологическую характеристику системных исследований.

Такое стремление выражено во многих работах

Л. Берталанфи, оно нашло свое проявление и в ряде наших

работ, написанных совместно с В. Н. Садовским

[25, 26, 222а]. Однако, как показал опыт, все эти схематические

построения Служат прежде всего для удобства

обзора и группировки различных направлений системных

исследований, но не уменьшают их гетерогенности.

К тому же по мере появления новых направлений, не укладывающихся

в первоначальные схемы, одни и те же

специалисты вынуждены довольно значительно трансформировать

сами основания такой типологии.

Этот факт является достаточно красноречивым свидетельством

принципиальной открытости системного

подхода, не позволяющей трактовать его как строго определенную

совокупность познавательных принципов и

средств (очевидно, что именно такого рода совокупность

сравнительно легко поддается типологической характе-

ристике). Подобную незавершенность, «текучесть» принципов

и исследовательских средств мы отнюдь не склонны

рассматривать в качестве органического недостатка

или показателя несовершенства системного подхода. Напротив,

открытость позволяет ему вбирать в себя новые

идеи и методы и благодаря этому успешно выполнять основную

функцию методологического подхода — служить

ориентиром конкретной исследовательской деятельности

в условиях бурного развития науки.

После этих предварительных замечаний охарактеризуем

кратко состояние системных исследований в нашей

стране. Мы сознательно исключаем из этой характеристики

зарубежную системную литературу, поскольку она

достаточно подробно и систематически проанализирована

в целом ряде работ, опубликованных у нас за последние

годы (см., в частности, [7, 18—20, 62, 76, 77, 102, 135,

141]). С другой стороны, советские работы по вопросам

исследования систем пока лишь спорадически упоминаются

в отдельных статьях и книгах, но еще не стали

предметом систематического рассмотрения; отсутствует

даже сколько-нибудь обстоятельная и систематизированная

библиография этих работ, хотя их количество, даже

по приблизительной и неполной оценке, исчисляется уже

не десятками, а сотнями. Сознавая, что детальный анализ

отечественной системной литературы представляет

специальную задачу и не может быть осуществлен в

рамках данной работы в более или менее исчерпывающем

виде, мы все же хотели бы наметить некоторые отправные

пункты такого анализа.

Прежде всего следует напомнить, что разработка общих

принципов системно-структурного исследования является

одной из примечательных традиций отечественной

науки (она убедительно подчеркнута в работе

[161]). Глубокие системные идеи были сформулированы

выдающимся русским кристаллографом Е. С. Федоровым

еще в конце XIX в. и опубликованы в начале XX в.

[176, 177]. Врач Н. А. Белов применительно к физиологии

выдвинул в 1911 г. принцип отрицательной обратной

связи, имеющей — как это показали более поздние работы

по кибернетике — не только биологическое значение

(см., в частности, [15, 97]). В определенной форме эти

идеи получили развитие в уже характеризовавшейся

нами тектологии А. А. Богданова — учении об общих

структурных принципах организации. В послеоктябрьские

годы выработка системных идей осуществлялась

одновременно в различных областях знания, причем характерно,

что этот процесс шел независимо в ряде естественных

наук и в философии. Системно-структурные

принципы развивались такими крупными советскими

учеными, как В. И. Вернадский (учение о биосфере),

В. Н. Сукачев (биогеоценология), И. И. Шмальгаузен

(биология), Н. А. Бернштейн (физиология высшей нервной

деятельности) и др. П. К. Анохин еще в начале 30-х

годов сформулировал представление о функциональной

системе, которое было значительно обогащено в ходе

дальнейших экспериментальных и теоретических исследований.

Мощным побудительным толчком к разработке

общих принципов организации и управления явилось

возникновение кибернетики и теории информации.

С другой стороны, в философской литературе начиная

с середины 50-х годов была начата разработка философских

и логических аспектов исследования сложных

развивающихся объектов, причем исходным пунктом для

этого послужили прежде всего методологические средства,

созданные К. Марксом при подготовке «Капитала».

В результате этих исследований был обстоятельно проанализирован

метод восхождения от абстрактного конкретному

как один из способов изучения сложного объекта

[61, 55], выявлены общелогические принципы и

приемы исследования систем, обладающих собственной

историей [51], начат широкий и систематический анализ

понятия «связь» и высказываний о связях [56—59,

191], дана глубокая методологическая трактовка процессов

анализа и синтеза [99].

Несколькими годами позже появляется цикл работ

по проблеме целостности, разработка которой послужила

своего рода введением в философско-методологическую

проблематику системных исследований. Следует отметить,

что в нашей философской литературе вплоть до

конца 50-х годов это понятие практически не подвергалось

специальному анализу, несмотря на то, что в произведениях

классиков марксизма, как и в работах представителей

немецкой классической философии, сыгравших,

как известно, роль теоретических предшественников философии

марксизма, проблема целостности (тотальности)

занимала весьма значительное место. Трудно дать

исчерпывающее объяснение этого своеобразного «заговора

молчания» вокруг понятия целостности, но, думается,

немаловажную роль сыграли здесь два обстоятельства.

Во-первых, усиленное внимание, которое уделялось

этому понятию в идеалистической философии и социологии,

особенно в течениях витализма, холизма и универсализма,

исподволь формировало убеждение в том, что понятие

целостности и связанный с ним круг проблем имманентно

присущи именно и только идеалистическому

мировоззрению. Во-вторых, как известно, это понятие не

входило в традиционный круг философских категорий и

понятий, разрабатывавшихся в нашей литературе в

30—40-х годах. Что же касается принципа всеобщей

взаимосвязи и взаимообусловленности явлений, который

фигурировал в работах тех лет в качестве закона диалектики,

то его содержание отнюдь не совпадало с этой

проблемой и не затрагивало целого ряда существенных

аспектов диалектики связей целостности. В этом наглядно

убеждает содержание книг и многочисленных статей

по проблеме целостности, опубликованных в нашей печати

за последнее десятилетие (см., например, [12, 22, 74,

127,199]).

Понятие целостности, используемое главным образом

в его методологической функции3, занимает центральное

место в понятийном аппарате системного исследования.

Можно сказать, что самым основным отличием системного

подхода является изначальная и вполне осознаваемая

ориентация на изучение объекта как целого

и разработку методов такого изучения. Нетрудно заметить,

что в сущности все понятия, специфические для системного

исследования (система, структура, связь, организация,

управление, цель и т. п.), служат тому, чтобы

с различных сторон охарактеризовать и конструктивно

выразить именно интегративные, целостные свойства

предмета. Это очень важно подчеркнуть. Хотя наука (в

опоре на философские представления) достаточно давно

осознала несводимость целого к сумме частей и важность

построения синтетической картины предмета изучения,

все же обычным и преобладающим способом движения

научного знания до сих пор остается движение от

3 Анализ различных функций понятия целостности в научном познании

проведен в работах [28, 202].

частей к целому, от элементов к системе. При этом задача

интеграции полученных знаний нередко остается в

тени, а это означает, что теряется целостность объекта

изучения. Отсюда можно заключить, что внутренне присущая

системному исследованию интенция на целостный

охват явлений имеет весьма существенное общенаучное

значение.

Наряду с проблемой целостности в 60-е годы в советской

литературе была начата разработка понятий

структуры и организации. Первое из этих понятий подвергнуто

обстоятельному исследованию в ряде работ

Н. Ф. Овчинникова [116—119]. Им предложена трактовка

структуры как инвариантного аспекта системы, оказавшаяся

методологически весьма плодотворной. На

биологическом материале философские аспекты понятия

структуры рассмотрены в работах М. Ф. Веденова и

В. И. Кремянского (см., например, [36]). Широкий фи-

лософско-социологический анализ проблем организации

и управления в их связи с социальной практикой современности

проведен Д. М. Гвишиани [45]. К общему руслу

методологии системных исследований примыкают и

работы Ю. В. Сачкова, посвященные анализу методологической

специфики вероятностных методов при изучении

сложных объектов действительности (см. [147]).

Первыми работами в нашей литературе, посвященны-,

ми собственно системной проблематике в специальном

смысле этого слова, явились статьи В. И. Кремянского

[75] и В. А. Лекторского и В. Н. Садовского [82]. За-

служивает быть отмеченной в этой связи и работа семинара

по вопросам методологии системно-структурного

исследования, который был организован философской

секцией совета по комплексной проблеме «Кибернетика»

при Президиуме АН СССР (обзор работы семинара см.

в [157]). Ряд участников этого семинара стали впоследствии

специалистами в области системного подхода и его

различных приложений.

Системные течения в естествознании, обществоведении,

технических науках и философии слились в относительно

единый поток собственно системного движения в

нашей стране сравнительно недавно, всего лишь несколько

лет назад. Наиболее характерной чертой этого движения

является его междисциплинарность — равноправное

и плодотворное участие представителей разных спе-

циальностей (биологов, психологов, математиков, физиологов,

философов, историков, логиков, экономистов, лингвистов,

социологов, представителей технических наук,

историков науки и т. д.) в выработке единого подхода,

единого языка системного исследования. И пусть результаты

пока внешне не столь впечатляющи, все же сам

факт такого объединения усилий, происходящего во многом

спонтанно, является весьма симптоматичным. Он

говорит о действительно совершающихся сдвигах в стиле

научного мышления, которые имеют не только и не

столько узкопрактический или частнонаучный, сколько

методологический характер, содействуя выдвижению новых

исследовательских подходов и задач. А именно в

этом состоит главное значение системного подхода.

Среди причин, обусловивших такое объединение усилий

специалистов различных областей знания, на первое

место следует поставить специфические задачи в сфере

техники и управления, возникшие во второй половине

XX в. и не поддающиеся решению без применения принципов

системного подхода. Что же касается собственно

науки, то здесь процесс осознания плодотворности системного

подхода находится в настоящее время в стадии

своей кульминации. Наряду с теми дисциплинами, которые

уже используют системные принципы, в последнее

время специалисты начинают обсуждать возможность их

применения в других областях знания. Примечательны

в этом смысле работы [106] и [137], в которых рассматривается

вопрос о применении системного подхода в

лингвистике — дисциплине, которая около полувека эффективно

использует структуралистскую методологию и,

казалось бы, не нуждается в радикальном пересмотре

своего методологического аппарата.

Немаловажную роль в развитии системных исследований

у нас сыграло также ознакомление советских специалистов

с работами по системному подходу и общей

теории систем, опубликованными за рубежом, в том числе

с работами участников «Общества исследований в области

общей теории систем» (наиболее интересные из

них опубликованы на русском языке в [62]). Контакты

в этой области между советскими и зарубежными учеными

были продолжены в августе 1971 г. на XIII Международном

конгрессе по истории науки, где была организована

специальная подсекция «Истории и перспекти-

вы системного подхода и общей теории систем». Материалы

конгресса готовятся к публикации; обзор методологических

проблем системного исследования, обсуждавшихся

на конгрессе, см. в [40].

К настоящему времени в нашей стране сложились системные

группы и лаборатории в ряде научно-исследовательских

учреждений и высших учебных заведений4.

Они пока невелики по размерам, но уже имеют определенную

специализацию, свой «профиль». К их числу относятся

группы в Одесском государственном университете

(построение логико-математического аппарата описания

системных объектов); в Институте истории естествознания

и техники АН СССР (исследование этапов становления

системного подхода в современной науке, разработка

его философской и логико-методологической

проблематики, исследование статуса общей теории систем,

изучение возможностей и путей применения системного

подхода к исследованию науки как системы

особого рода); в Центральном экономико-математическом

институте АН СССР (анализ систем, находящихся

в состоянии конфликта, и процессов рефлексивного управления

в системах); в Институте философии и права

АН Армянской ССР (системный анализ деятельности в

ее социологическом аспекте). Кроме того, группы и отдельные

исследователи работают по общесистемной проблематике

в Институте кибернетики АН Грузинской

ССР, в Институте философии АН Украинской ССР

и Институте философии АН СССР, в научных учреждениях

Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Киева, Сева

стополя и других городов.

При отсутствии объединяющего научного центра или

специального периодического печатного органа, которые

могли бы решать задачи координации системных исследований

в многочисленных областях науки, техники и социальной

практики, эти функции отчасти выполняет

ежегодник «Системные исследования», издаваемый с

1969 г. издательством «Наука». Основное участие в подготовке

ежегодника принимает сектор системного иссле-

4 Напомним, что мы имеем в виду исследовательские организации,

занятые разработкой теоретических и методологических проблем

системного подхода, и не касаемся обширной сферы прикладных

системных исследований.

дования науки Института истории естествознания и техники

АН СССР.

Системные исследования—их место в современной

науке и перспективы их развития — не сразу и не повсеместно

получили адекватную оценку. Однако сейчас

многое встало на свои места. Схлынула волна неумеренных

ожиданий и необоснованных подозрений. Пришло

время спокойной, деловой дискуссии по вопросам, решение

которых связано не столько с результатами конкретных

системных исследований, сколько с выработкой и

обоснованием определенной исследовательской позиции.

В сфере теории и методологии системного исследования

наибольший интерес в настоящее время представляют,

по нашему мнению, две проблемы: статус общей теории

систем и сущность методологических функций системного

подхода в современном научном познании. Первая

из этих проблем кратко рассмотрена нами в предыдущей

главе, а специально разрабатывается в последнее

время В. Н. Садовским. Что же касается второй проблемы,

то здесь материала для обобщающих выводов еще

явно недостаточно и потому перед исследователями открыто

широкое поле деятельности. Основные моменты

нашей позиции мы сформулировали в предшествующей

главе. Но надо оговориться, что эта позиция отнюдь не

является общепринятой. В литературе по этому вопросу

наблюдается довольно заметное расхождение точек зрения.

Проиллюстрируем его на примере двух работ —

В. С. Тюхтина [166] и И. С. Алексеева [6].

По мнению В. С. Тюхтина, представления о познаваемых

объектах как системах уходят своими корнями в

идеи античного атомизма. Но в полной мере специфика

системно-структурного подхода выявилась лишь в наше

время, когда возникла необходимость изучения точными

методами сложных многопараметрических систем, обладающих

высоким уровнем организованности. Средством

реализации этого подхода и адекватным языком для выражения

изучаемых структур являются математические

понятия и методы. Отсюда естественно следует вывод о

том, что «в целом проблемы реализации системно-структурного

принципа в познании в значительной степени

связаны с вопросами разработки и применения методов

математики к материалу современной науки» [166,

стр 48].

Далее автор обосновывает тезис об универсальности

системного подхода к изучаемым объектам. Эта универсальность

состоит в том, что любые познаваемые объекты

обладают структурой и организацией, и основной задачей

научного познания является раскрытие содержания

объекта как системного, обладающего структурой,

которая выражается через законы науки с помощью математических

средств. В ходе дальнейших рассуждений

В. С. Тюхтин еще несколько раз пользуется термином

«универсальный», но уже в ином контексте: он выступает

против попыток приписать универсальную общность

специально-научным понятиям и утверждает, что эти понятия

относятся к качественно определенной, ограниченной

предметной области, тогда как философские категории

относятся ко всем известным и еще неизвестным явлениям

и претендуют на универсальную предметную область

(этот тезис более подробно рассматривается в

другой работе В. С. Тюхтина [167]). Поскольку в предыдущем

отрывке речь шла как будто бы о роли понятий

системы и структуры в научном, а не философском знании,

у читателя, принявшего точку зрения автора, может

появиться некоторое недоумение насчет правомерности

универсализации системного подхода. Это недоумение

не рассеется после того, как он прочтет двумя страницами

спустя, что понятия системы и структуры являются

не только общенаучными, но и философскими. Обладают

ли общенаучные понятия тем же статусом универсальности,

что и философские, или же они относятся к ограниченной

предметной области, как понятия специально-

научные? Не ответив на эти вопросы, автор рискует впасть

в ту же ошибку смешения различных словоупотреблений,

какую он довольно остроумно критикует в связи с

неверным пониманием категории «форма»: «...надо исходя

из контекста четко различать, где «форма» является

гносеологической категорией, где словом из толкового

словаря, а где специальным термином в той или иной

науке. И если без такого ограничения «обобщать» эти

разнородные значения слова «форма», то ничего, кроме

эклектической путаницы, не может получиться» [166,

стр. 58].

Наше понимание роли системного подхода в научном

познании не во всем совпадает с той его трактовкой, какую

дает В. С. Тюхтин. Мы не склонны столь жестко,

как это делает он, связывать реализацию системного

подхода (или принципа) с использованием математических

методов. Во-первых, эта тенденция не специфична

для системного подхода — если, конечно, не отождествлять

его со всем современным научным знанием. Во-вторых,

использование математических (и более широко —

формальных) методов становится эффективным лишь на

базе решения содержательной методологической задачи

представления объекта в качестве системы. А эта задача,

как показывает, например, развитие экологии, отнюдь

не тривиальна и решается далеко не однозначно.

Что же касается предметной области системного подхода,

то она, по нашему мнению, не «укладывается» в

те рамки, которые В. С. Тюхтин отвел для специально-

научных и соответственно философских понятий. Если

согласиться с тем, что системный подход выполняет методологические

функции в современном познании и его

применение к тем или иным объектам определяется

прежде всего целями исследования, то отсюда следует,

что он связан не с объектами самими по себе, а в первую

очередь со знаниями об этих объектах. Поэтому в каждый

данный момент системный подход ориентирован не

на всю существующую науку, а лишь на те ее отрасли

и направления, которые уже в той или иной форме затронуты

соответствующей методологической рефлексией.

Это означает, что системный подход не имеет фиксированной

предметной области, и тезис об его универсальности

нуждается в весьма существенных уточнениях.

Статьи И. С. Алексеева мы коснемся лишь в связи с

проводимым в ней тезисом о том, что всякое знание системно

(в том числе и высказывание типа «лист зеленый

» и т. п.). Не отрицая возможности и такой трактовки

системности знания, мы все же хотели бы высказать

сомнение в ее конструктивности. Конечно, любое знание

имеет весьма сложное строение, и в специальном анализе,

направленном на изучение именно его строения, оно

может рассматриваться как система. Так, собственно, и

делается в логическом, лингвистическом или семиотическом

анализах. Однако трудно согласиться с И. С. Алексеевым,

когда он от системности знания без обиняков заключает

к системности объекта, отражаемого в этом знании.

Системность знания — продукт не прямого, натуралистически

трактуемого отражения объекта, а сложного

характера познавательной деятельности человека. Именно

поэтому знание содержит в себе массу разнообразных

и сложнейших связей даже тогда, когда его предметом

является самый простой фрагмент действительности. Но

ведь к объекту относится, собственно, только содержание

знания, а внутренние связи его формы, которые и

обеспечивают системность, не могут, конечно, рассматриваться

в качестве характеристики объекта (таковы, например,

грамматические, синтаксические, стилистические

и прочие формы).

Следовательно, установление системного строения

знания не может служить основанием для утверждения

о таком же строении его содержания. В сущности тезис

о системности знания сам является одним из результатов

развития системного подхода. Но если принять его в

трактовке И. С. Алексеева, то получается, что становится

излишним исследование сдвигов в характере научного

мышления, приведших к появлению системного подхода.

Максимум, что мы получаем при такой позиции, — это

известная ситуация мсье Журдена. Думается, что наличие

возможности интерпретировать некоторое знание в

системных терминах еще не означает, что такой возможностью

непременно надо воспользоваться, невзирая

на то, сколь конструктивна такая интерпретация.

Глава IV

Поиск по сайту: