Системного подхода. Гносеологические аспекты системного подхода включают

Гносеологические аспекты системного подхода включают

в себя два круга вопросов: принципы построения

системного исследования и специфический для него категориальный

аппарат. Очень характерно, что при фор

мулировании гносеологических особенностей системного

подхода ряд исследователей (особенно это относится к

Эшби и Акофу) подчеркивают определяющую роль гносеологической

позиции для принципиальной оценки того

или иного исследования как системного. За этим стоит

простой, но далеко не всегда осознаваемый факт различия

между исследованием системного объекта как такового

(этим наука занималась и занимается с момента ее

возникновения) и собственно системным исследованием

этого же объекта. Каковы же гносеологические особенности

системного исследования?

Отвечая на этот вопрос, Л. Берталанфи, А. Рапопорт

и У. Росс Эшби подчеркивают, что наука прошлого была

почти исключительно аналитической, тогда как теория

систем ставит на первый план задачу синтеза, но такого

синтеза, который не завершает анализ, а выступает в

качестве исходного принципа исследования. Эту же идею

проводит по сути дела и Р. Акоф, когда настаивает на

междисциплинарном характере системного подхода. На

наш взгляд, развитием этой позиции является выдвинутая

В. А. Лефевром идея конфигуратора как особой тео-

ретической модели, синтезирующей различные системные

представления объекта [89]. Что касается категориального

аппарата системных исследований, его пока

нельзя считать изученным в систематической форме.

Правда, в последнее время начаты попытки выявить

смысл некоторых понятий системного подхода в их специфическом

употреблении (это относится прежде всего к

понятиям целостности и связи), но они пока не приняли

широкого характера. Между тем эта задача принадлежит

к числу первоочередных: во-первых, действительное

конституирование системного подхода возможно лишь на

основе разработки адекватной категориальной базы; во-

вторых, из-за того, что системные исследования вынуждены

пользоваться понятиями, в подавляющем большинстве

почерпнутыми из науки прошлого, а существенно

новое употребление этих понятий обычно специально не

фиксируется, возникает опасность «размывания» самой

системной проблематики. Именно отсюда рождаются

сомнительные спекуляции и далеко не всегда удачные

сращения новых слов со старыми проблемами.

К проблеме категориального аппарата системного

подхода непосредственно примыкает вопрос о том, какую

роль может сыграть развертывание системных исследований

для построения общего теоретического языка

современной науки. Как показал опыт развития логики

и методологии науки в XX в., такой язык не может быть

создан на физикалистских основах. Гораздо более заманчивой

кажется идея решения этой задачи на базе

принципов изоморфизма законов и перспективизма (Берталанфи)

или системного понимания научной деятельности

(Акоф). Однако и здесь возникают весьма серьезные

трудности. Во всяком случае, ни Берталанфи, ни

Акофу не удалось найти достаточно эффективных путей

решения этой задачи, которая состоит по сути дела в построении

концептуального каркаса современного научного

знания.

На наш взгляд, такой каркас может быть выявлен

лишь на основе специального анализа системы категорий,

специфических для современного познания. Нетрудно

убедиться, что эти категории образуются двояким образом:

во-первых, за счет наполнения новым содержанием

традиционных философских категорий, во-вторых, за

счет появления новых категорий.

Тот путь, по которому происходит наполнение традиционных

категорий новым содержанием, удобно проследить

на примере категорий части и целого. Как известно,

эти категории употребляются в познании еще начиная

с античности, однако вплоть до середины XIX в. к ним

обычно подходили как к категориям противоположным и

даже в известном смысле взаимоисключающим. Это выражалось,

в частности, в противоборстве концепций эле-

ментаризма и «холизма» (т. е. концепции, согласно которой

главным в понимании предмета является целое —

нередко трактовавшееся в мистифицированной форме,—

а не части). Разрыв и противопоставление части и целого

приводили к антиномиям целостности. Главными среди

них были следующие:

1. Положение: целое есть сумма частей.

Противоположение: целое больше суммы частей.

2. Части предшествуют целому.

Целое предшествует частям.

3. Целое причинно обусловлено частями.

Целостный подход противоположен причинному и исключает

его.

4. Целое познается через знание частей.

Части как продукт расчленения целого могут познаваться

лишь на основе знания о целом.

Современное научное познание опирается на более

широкий подход к проблеме части и целого, и это позволило

в значительной мере преодолеть антиномии целостности.

В частности, была показана — в том числе на экспериментальном

материале ряда наук — несводимость

целого к сумме частей. Вместе с тем логически уязвимо

и положение «целое больше суммы частей», указывающее

лишь на количественную сторону дела («больше») и

неявно исходящее из предположения об аддитивности

свойств целого: целостность здесь представляет своеобразный

остаток от вычитания суммы частей из целого.

'Решение проблемы состоит в том, что целостность характеризуется

новыми качествами и свойствами, не присущими

отдельным частям, но возникающими в результате

их взаимодействия в определенной системе связей.

Выявилась и несостоятельность постановки вопроса о

том, что чему предшествует — целое частям или наоборот.

Как показал еще Гегель (и это вполне подтверждается

современными научными данными), в отношении

части и целого ни одна из сторон не может рассматриваться

без другой: часть вне целого—уже не часть, а

иной объект, так как в целостной системе части выражают

природу целого и приобретают специфические для

него свойства, с другой стороны, и целое без (до) частей

немыслимо, так как абсолютно простое, лишенное структуры

и неделимое даже в мысли тело не может иметь

никаких свойств и взаимодействовать с другими телами.

Как показала практика исследования сложных объектов,

между их частями (а также и между частями и

целым) существует не простая функциональная зависимость,

а гораздо более сложная совокупность связей, в

рамках которой причина одновременно выступает как

следствие, полагаемое как предпосылка. Иными словами,

взаимозависимость частей здесь такова, что она выступает

не в виде линейного причинного ряда, а в виде

своеобразного замкнутого круга, внутри которого каждый

элемент связи является условием другого и обусловлен

им. Это обстоятельство было указано К. Марксом

при анализе системы буржуазных экономических

отношений и распространено на все органичные системы

(см. К. Marx. Grundjisse der Kritik der politischen Okonomie

(Rohentwurf). В., 1953, S. 189). Целостный (структурный)

подход не противоположен причинному объяснению,

а лишь показывает недостаточность однозначной

причинности при анализе сложной системы связей. Бо-

лее того, сам принцип структурного объяснения в некотором

смысле может быть понят как дальнейшее развитие

принципа причинности (см. [116, стр. 326]). Так преодолевается

антиномия «целостность или причинность».

Современное познание 'разрешает и антиномию, связанную

с познанием целого. Это решение достигается

путем углубления представлений об анализе и синтезе и

их взаимосвязи (к этой проблеме мы вернемся несколько

позднее).

Давая общую оценку тем существенным изменениям,

которые претерпели категории части и целого, нужно

особо подчеркнуть, что эти изменения связаны с превращением

указанных категорий в такие общенаучные понятия,

в которых осуществляется сплав философского и

конкретно-научного содержания и на этой основе —переход

из сферы достаточно свободной философской рефлексии

в сферу более или менее строгого научного ана-

лиза. Именно в этом своем содержании категории части

и целого функционируют в рамках системного подхода и

некоторых других современных методологических направлений.

Образование новых категорий, специфических для современной

науки, осуществляется путем приобретения

категориального статуса некоторыми понятиями, почерпнутыми,

как правило, из отдельных научных дисциплин

и получившими общенаучный характер. Такова, например,

категория структуры, употреблявшаяся ранее в химии,

затем перешедшая в биологию и математику, а в

наше время проникшая практически во все науки [116,

242]. При этом очень важен именно процесс превращения

понятия в категорию, т. е. не только в средство фиксации

некоторого содержания, но и в средство организации

знания и познания. В этом процессе соответствующее

понятие освобождается от специфических признаков,

характеризующих его специально-научное употребление,

но приобретает моменты всеобщности. Помимо

понятия структуры на разных стадиях такого же процесса

находятся понятия элемента, связи, отношения, управления

и др.

Накопление такого рода изменений в категориальном

аппарате системных исследований подводит (а в каких-

то моментах уже подвело) к существенным сдвигам в

самом строе научного мышления и его организации.

Нужно подчеркнуть, что этот процесс переживает, по-

видимому, лишь свои начальные стадии; это крайне затрудняет

его анализ и позволяет в настоящее время говорить

лишь о некоторых тенденциях. В результате такого

сдвига в системных исследованиях чрезвычайно

возрастает роль методологической рефлексии как неотъемлемой

органической части этих исследований. Методология

начинает занимать особое, относительно самостоятельное

место в общем движении исследователя.

Давая общую оценку философской проблематики системного

подхода, нужно учитывать, что, как мы уже

отмечали, в современной немарксистской литературе

иногда предпринимаются попытки возвести системный

подход (в еще большей мере это касается структурализма)

в ранг философской концепции, противопоставив

ее «традиционной» философии, в том числе диалектичен

скому материализму. Более того, некоторые критики

структурализма (например, Ж.-П.Сартр) пытаются представить

его в качестве идеологической доктрины, которая

толкуется, в частности, как антитеза идеологии

марксизма. (Нужно заметить, что для самих структуралистов

такая тенденция к идеологизации не характерна.)

Такого рода трансформация в принципе не является

чем-то исключительным в истории познания. Напротив,

выдвижение новой, достаточно мощной методологии почти

всякий раз сопровождается тем, что научное движение,

порожденное ею, не остается в сфере метода, а как

бы переливается через край и захватывает область общенаучных

обобщений, переходя затем и в сферу философии.

Такое движение, с одной стороны, является вполне

естественным результатом философского осмысливания

нового метода (или совокупности методов), т. е. выявления

его эвристических возможностей и его гносеологических

предпосылок. С другой стороны, в ходе подобного

осмысливания сам метод нередко онтологизирует-

ся, а после этого начинает выступать в качестве основополагающего

философского принципа, фундамента «новой

» философии. Дальнейшее движение при наличии

соответствующих условий и стремлений может привести

к извлечению из этой «новой» философии идеологических

постулатов и построению концепций, уже очень

мало имеющих общего с наукой.

Таким образом, в системном подходе, как и в любом

значительном методологическом течении, можно выделить

три слоя. Во-первых, слой собственно методологии,

в рамках которого формулируются более совершенные

принципы научного познания, разрабатывается соответствующая

им методика и техника исследования; этот

слой целиком принадлежит к сфере науки. Во-вторых,

слой философской рефлексии, отражающий необходимость

осознания условий и границ применения данной

методологии, но в то же время содержащий возможность

необоснованных спекуляций и создания претенциозных

и скороспелых философских систем. В-третьих, слой

идеологической надстройки, вырастающий на основе неоправданной

философской концептуализации методологических

построений и по существу стоящий вне рамок

науки.

Эти слои в такой именно последовательности выступают

в истории структурализма и его интерпретаций.

Вместе с тем история системного подхода продемонстрировала

в известном смысле противоположное направление

движения. Возникнув первоначально в качестве концепций,

претендующих на общенаучное и даже философское

значение, системный подход благодаря наличию

разносторонней критики довольно быстро умерил свои

претензии и перешел преимущественно в плоскость методологии

исследования. Более того, в настоящее время

здесь заметен дефицит философских обобщений конструктивного

характера, зато очевидна тенденция к построению

не глобальной методологической (и тем более

общефилософской) концепции, а специализированных аппаратов

и процедур изучения отдельных классов систем.

Эта расслоенность системно-структурных исследований

и связанных с ними философско-идеологических построений

далеко не всегда, к сожалению, принимается во

внимание их критиками, в том числе и в марксистской

литературе. Например, некоторыми авторами проявляется

уже отмечавшаяся нами едва ли оправданная тенденция

противопоставлять структурализм (а иногда и

системный подход) диалектическому материализму или

заявлять о том, что структурно-функциональный анализ

в социологии представляет буржуазную по своему существу

методологию. В свете проведенных нами различений

такие квалификации выглядят по меньшей мере некорректными

и по сути дела выступают как негативная

форма абсолютизации методов системного или структурного

анализа. Совершенно очевидно, что, например, процедуры

латентного анализа в социологии, метод оппозиции

в структурализме или система сетевого планирования

сами по себе не несут никакой мировоззренческой нагрузки

и поэтому не могут ставиться в прямую связь — положительную

или отрицательную — с диалектическим

материализмом. Столь же ясно, что и совокупность методов

структурного или системного анализа, взятая в

целом, не находится и не может находиться в оппозиции

к диалектическому материализму, как не вступают с ним

ни в какое противоречие, скажем, вероятностные методы

анализа или теоретико-информационный подход к процессам

управления.

Иное дело, конечно, философские обобщения и тем

более идеологические выводы из них. Такого рода обобщения

и выводы делаются, разумеется, в зависимости от

исходной философской позиции, и понятно, что представители

диалектического материализма должны давать

такую интерпретацию системно-структурных исследований,

которая согласуется с основными принципами марксистско-

ленинской философии, и вместе с тем подвергать

принципиальной критике попытки интерпретировать эти

исследования как «новую», «современную» версию философии.

Таким образом, плодотворное развитие системного

подхода предполагает его тесную связь с материалистической

диалектикой как общим методом и теорией познания.

Нужно, однако, учитывать, что диалектический материализм

не претендует на разработку всей проблематики

современных системно-структурных исследований,

а занимается анализом возникающих здесь специфически

философских проблем. Такие проблемы, как уже было

показано, порождаются самой логикой развития системных

исследований, специфическим типом выдвигаемых

ими задач В связи с этим уже сейчас возникла необходимость

в значительном углублении и обновлении содержания

ряда категорий диалектики (некоторые примеры подобного

рода мы уже приводили). Вместе с тем специфические

познавательные трудности, возникающие при исследовании

сложных объектов, требуют разработки на

современном уровне ряда гносеологических проблем диалектики

(проблема субъекта и объекта познания, роль

и место гносеологических средств в процессе познания,

взаимоотношения различных форм и уровней познавательной

деятельности и др.), а это ведет к уточнению

представлений о диалектике как общем методе познания

и ее взаимосвязи со специально-научными и общенаучными,

в частности системными методами.

Рассмотрим теперь подробно одну из конкретных философских

проблем, порожденных развитием системно-

структурных исследований,— проблему времени как специфически

системной категории. Одновременно это позволит

более основательно представить сущность философской

сферы системного подхода.

Поиск по сайту: