Буржуазия как анонимное общество

В мифе есть два момента, которые делают его предметом истории – форма и понятие. Т.е. мифы можно исследовать диахронически – либо рассматривать их ретроспективно (создавать историческую мифологию). Ограничится только синхроническим изучением современных мифов. Т.к. французское общество является привилигированной областью мифических значений.

Наше общество – буржуазное. Но это и экономический факт.

В политике слово буржуазия обескровливается при помощи понятия нация. Т.е. в политическом словаре буржуазии уже постулирвется некий универсализм. Восстания против буржуазной идеологии – авангард. Она проникает своей идеологий промежуточные классы, поэтому теряет свое имя.

Миф – это деполитизированное слово€

Задача мифа – преобразовать историческую интенцию в природу, переходящее – в вечное. Наше общество именно потому является привилегированныой областью мифических значений, что миф по самой своей форме оптимально приспособле к характерному для этой идеологии созданию перевернутых образов.

От мира миф получает историческую реальность, в конечном счете всегда определяемую тем, как сами люди ее создавали либо использовали. Миф отражает эту реальность в виде природного образа. Миф возникает из убывания историчности в вещах. Миф поступает в область языка как диалетическое соотношение действий и поступков людей – на выходе из мифа он предстает как гармоническая картина сущностей. Функция мифа – удалять ральность, вещи в нем буквально обеспровливаются. К тому же, миф – это деполитизированное слово. Но политика – совокупность всех отошений человеческих. Миф не отрицает вещей – его цель говорить о вещах. Он очищает их, осмысливает как нечто невинное, природно-вечное, делает их ясным – но не объясненными, а констатированными.

Превращая историю в природу, миф осуществляет экономию: отменяет сложность человеческих поступков, дарует им эссенциальную простоту, упраздняет всякую диалектику, всякие попытки пойти дальше непосредственной видимости.

Но всегда ли реальность политична, а миф – деполитизированное слово. Маркс говорил: в самом природном объекте всегда содержится некоторый отпечаток политики.

Миф не всегда принадлежит к метаязыку: производимая им деполитизация зачастую происходит на материале уже натурализованном и деполитизированном.

Бывают мифы слабые и сильные. В сильных – доля политики наличествует непосредственно и деполитизация просиходит резко, в слабых – политичесий характер уже выцвел.

Метаязык составляет для мифа некий резерв. В мифе людей интересует не истинность, а примеимость – они деполитизируют вещи по мере нужды.

Миф у левых

Деполитизированному слову противится слово, остающееся политическим. Здесь важно различие между языком-объектом и метаязыком. Если дровосек, то рубит дерево, независимо от формы фразы, которая обращена к дереву, высказывается в ней само дерево, а не высказываение по поводу него. Т.е. язык- опетаторный, транзитивно связанный со своим объектом. Это род политического языка – в нем природа только представлена. Если не дровосек, то могу высказаться о нем, по его поводу,. Уже язык служит орудием для моего дела-дерева, но само дерево оказывается его орудием. Теперь это образ-в-моем-распроряжении. По отношению к языку дровосека я создаю вторичный язые, метаязык, где буду создавать уже не вещи, а их имена и который относится к первичному, как жест к поступку. Вторичный язык – место, где располагается миф.

Т.е. бывает язык, который енмифичен – язык человека-производителя. Когда человек говорит с целью преобразовать реальность, а не зафиксировать ее в виде образов – метаязык вновь становится языком-объектом и миф оказывается невозможным. Поэтому язык революции неможет быть мифичен. Создавая слово полностью, революция исключает миф.

Бывают мифы левые. Он возникает когда революция превращается в левизну, начинает маскирваться, скрывать свое имя, создавать себе невиннй метаязык и деформироватьься в природу. Но миф у левых обдалает совсем другими качетсвами, в отличие от мифа буржуазого. Он несущностен. Распространяется только на немногие объекты, лишь на некоторые политические понятия. Левый миф никогда не захватывает бескрайней области межличностных отношений, обширного пространства. Ему недоступен повседневный быт. Этот миф – привходящий, он обусловлен не стратегией, как миф буржуразный, а лишь некоторой тактикой, в худшем случае, некоторым уклоном. Кроме того, левый миф очень скуден. Не способен к саморазмножению, создается по заказу для краткосрочных нужд. Убогий миф о сталине. Можно предположить, что такое несовершнство связано с самой природой «левизны». Это понятие всегда определяется через отношение к угнетенным – пролетариям или жителям колоний. А их слова всегда скудные.

Миф у правых.

Статистический миф на стороне правых. Он становится сущностным. Охватывает сосбой любые формы юстиии, морали, эстетики, дипломатии. Его экспансия соразмерна разыменованию буржуазии. Угнетатель делает мир, охраняет его устои, его слово всеобъемлюще, носит характер театрального жеста – это и есть миф.

Риторические формы буржуазого мифа. Под риторикой – совокупность фиксированных, регламентированных, повторяющихяся фигур, в которые составляются те или иные формы мифического означабщего. Своей риторикой мифы намечают общую перспективу того «псвдофизиса», которым и определяется воорбражаемый мир современной буржуазии. Ее основные фигуры

1) Прививка. Признается частный вред того или иого классового института, чтобы замаскирвать главное зло.

2) Изъятие из истории. Предмет, о котором говорится в мифе, лишается всякой истории. В мифе история улетучивается.

3) Тождество. Мелкий буржуа – человек, не способный вообразить себе Иное. Если в поле его зрения появляется кто-то иной, то он либо слепо его игнорирует либо превращает его в себя само. В мелкобуржуадном мире любое противоречие своддитс к возамиоотражению, все иное – к одному и тому же.

4) Тавтология. Словесный прием, когда премет определяют через него самого. В ней совершается двойное убийство – человек убивает рациональность, которая ему противится, и языко, который его подводит. Как всякое магическое действие, она возможа лишь под прикрытием авторитарности. Она свидетельствует о глубоком недоверии языку. В тавтологии утрерждается мертвый, неподвижный мир.

5) Нинизм. Мифологическая фигура, когда две противоположности взвешиваются одна с помощью другой и в итоге обе отбрасываются. Она присуща буржуазному миру., т.к. связана с либерализмом.

6) Кваетификация качества. Сводя любое качество к количеству, миф осуществялет умственную экономию – постигает реальность по более дешевой цене. Хороший примр – буржуазный театр. Т.е. театр как сущность, не постижимая никаким языком и открываемая лишь срдцем, интуицией. С другой стороны, буржуадная драма зиждится на чистой квантификации эффектов – имеется ряд арифметически исчилимых условностей, благорадя которым затраты на билет количественно приравниваются слезам актера или роскоши декораций.

7) Костатация. Миф тяготеет к пословице. В этом главные задаичи буржуадной идеологии. Но здесь надо различать язык-объект и метаязык. Народные пословицы связаны с объектно-инструментальным взглядом на мир. Буржуазный афоризм принадлежит к метаязыку, это вторичный язык. Его классическая форма – максима. Констатация здесь призвана покрывать мир уже сотворенный. В основе буржуазной констатации – «здравый смысл».

Конечная задача всех мифов –сделать мир неподвижным. Он должен внушать и изображать такой мировой экономический порядок, где раз и навсегда установлена иерархия владений. Миыв непрестанно и неутомимо добиваются, вкрадчиво и епреклонно требуют, чтобы все люди ущнавали себя в вековечном и исторически конкретном образе, который создан для них как раз и навсегда.

Поиск по сайту: