Хоркхаймер, Адорно. Культуриндустрия

Хоркхаймер М. Диалектика Просвещения: Философские фрагменты / М. Хоркхаймер, Т. Адорно. - М.:, СПб.: Медиум, Ювента, 1997 (раздел «Культуриндустрия: Просвещение как обман масс»).

Мнение, что в культуре сейчас царит хаос, ошибочно. Сегодня культура на все накладывает печать единообразия. Кино, радио, журналы образуют собой систему. Градостроительные проекты, которые призваны увековечить индивидуума в качестве якобы самостоятельного в гигиеничных малогабаритных жилищах, тем самым лишь еще основательнее подчиняют его противнику, тотальной власти капитала.

Модель культуры - ложная идентичность всеобщего и особенного. Вся масскультура является идентичной.

Кино и радио не искусство, а индустрия, пр-во. Док-во – их доходы, которые они сами демонстрируют.

Господствует техническая рациональность – феномен стандартизации и серийного пр-ва. Виновна не сама техника, а то, как она функц-ет в экономической системе.

Потребитель не играет роль субъекта, он лишь слушатель. Любой всплеск в кач-ве таланта стан-ся собственностью индустрии. Расположение публики есть часть системы. Экономический механизм: то, что не укладывается в их систему, не проходит. Экранизация Толстого – простая отговорка.

Все отрасли сплетены очень тесно и зависят друг от друга. Любое различие (ценовое, качественное) – лишний повод классификации всех потребителей, их систематизации. Конкуренция и возможность выбора иллюзорны.

Телевидение – синтез радио и кино. Экранизации романов воздействуют сильнее, т.к. синтез чувственного восприятия.

Потребителям уже более не нужно классифицировать ничего из того, что оказывается предвосхищенным схематизмом процесса производства. Цель клише – объединяться в систему.

Культуриндустрия: превосходство технической детали над произвденеием. Ликвидация идеи произведения. Заменяется формулой эффектов.

Весь мир становится пропущенным через фильтр культуриндустрии. Хорошо известное ощущение кинозрителя, воспринимающего улицу, на которой стоит кинотеатр, как продолжение только что закончившегося зрелища именно потому, что последнее всегда ориентировано на точное воспроизведение обыденного восприятия мира.

Блокируется фантазия. Человек предугадывает конец фильма. Если он очень внимателен, все равно не работает мозг. Степень требуемого внимания достигается автоматически.

Стереотипное претворение всего, даже того, что еще не успело стать мыслью, в схему механической репродуцируемости оставляет далеко позади себя по ригоризму и значимости любой из ныне действующих стилей.

Авангардистское искусство – антагонист культуриндустрии.

преодолено культурконсервативное различие между подлинным и искусственным, поддельным стилем. стиль культуриндустрии, которому уже более нет нужды испытывать себя на оказывающем сопротивление материале, является в то же время и отрицанием стиля. всеобщее обретает способность подменять собой особенное и наоборот.

Даже те их них, что именуются классическими, как например музыка Моцарта, содержали в себе объективные тенденции, репрезентировавшие собой нечто совсем иное, нежели тот стиль, воплощением которого они являлись. Вплоть до Шенберга и Пикассо большим художникам было присуще недоверие по отношению к стилю

Культуриндустрия окончательно абсолютизирует имитацию.

В качестве общего знаменателя термин "культура" виртуально уже включает в себя процедуры схематизации, каталогизации и классификации, приобщающие культуру к сфере администрирования. И лишь на уровне индустриальном, где происходит ее последовательное поглощение, достигается полное соответствие этому понятию культуры.

система культуриндустрии первоначально возникает в либеральных индустриальных странах, равно как и то, что именно здесь успеха добиваются все характерные для нее медиа, в особенности кино, радио, джаз и иллюстрированные журналы. Европа до фашизма была в этом плане отсталой.

В условиях господства частной монополии на культуру действительно "тирания оставляет в покое тело и переходит к решительной атаке на душу. Властитель более уже не заявляет тут: ты должен думать, как я, или умереть. Он заявляет: ты волен думать не так, как я, твоя жизнь, твое имущество, все твое останется при тебе, но начиная с этого дня ты будешь чужаком среди нас "². То, что не выказывает своей конформности, обрекается на экономическое бессилие.

обманутые массы в гораздо большей степени чем те, кто преуспел, становятся жертвой мифа об успехе.

Новое – исключение новизны. Все вращается циклически по одному и тому же кругу.

Культуриндустрия – отступление от серьезного искусства в той мере, в которой бедняк, приходя с работы, хочет отдохнуть и плыть по течению.

друг с другом несогласующиеся элементы культуры, искусства и развлекательных практик посредством подчинения единой цели сводятся к одной-единственной ложной формуле: тотальности культуриндустрии. Сутью ее является повторение. Культуриндустрия продолжает оставаться развлекательным бизнесом. Развлечение становится пролонгацией труда в условиях позднего капитализма. Отвлечься от трудового процесса на фабрике и в бюро можно только уподобившись ему на досуге. Этим неизлечимо больно всякое развлечение.

количество организованного развлечения переходит в качество организованной жестокости (трюки, махла).

Удовольствие, с которым воспринимается учиняемое над экранным персонажем насилие, превращается в насилие над самим зрителем, развлечение - в тяжкую повинность.

Культуриндустрия беспрестанно обманывает своих потребителей по поводу того, что она им беспрестанно обещает.

Культуриндустрии чужда сублимация, ей свойственна репрессия. Неустанно выставляя напоказ вожделеемое, женскую грудь в облегающем свитере или обнаженный торс атлетически сложенного героя, она лишь попросту распаляет несублимированную похоть.

Красота подавляется поставляемыми голливудом штампами, клише и образцами. Красоту заменяет юмор. смех становится инструментом обмана в счастье. Эротизация означает, что совокупление никогда не произойдет. Кастрация общества.

Чистому развлечению в его последовательном развитии, снимающей напряжение самоотдаче, пестрому потоку ассоциаций и благословенной бессмыслице кладет конец развлечение ходячее: оно пресекается суррогатом связного смысла, на придании которого своей продукции столь упорно настаивает культуриндустрия.

Происходящее сегодня с слияние культуры развлечением приводит не только к деградации культуры, но и в такой же мере к неизбежному одухотворению развлечения. Оно выражается в том, что последнее присутствует всего лишь в отраженном виде, как кинофотография или запись радиопередачи.

развлечение способствует очищению аффекта, выполняя ту функцию, которую уже Аристотель приписывал трагедии, а Мортимер Адлер - фильму. Как и в случае стиля, культуриндустрия содержит в себе истину о катарсисе.

Получение удовольствия – бегство от последней возможности оказать сопротивление. Прогресс в деле оглупления не должен отставать от синхронного ему прогресса интеллектуального развития. В эпоху статистики массы слишком умудрены горьким опытом для того, чтобы идентифицировать себя с демонстрируемым им на экране миллионером, и слишком тупы, чтобы понимать закон больших чисел.

Кульутриндустрия уже не приглашает к самоидентификации с героем. Каждый должен понять, что счастливый жребий может вытянуть только один из миллиона, поэтому проще сразу отказаться от этой мечты. Их уверяют в том, что им вовсе и не нужно быть иными, чем они есть, и что все это точно с таким же успехом могло бы удаться и у них без того, чтобы от них потребовали бы чего-то такого, к чему считают они себя неспособными. Более того, усилие было бы здесь излишним.

Даже самые абстрактные идеалы социальной гармонии и общественного блага оказываются слишком конкретными в эпоху универсальности рекламы. Оценочные суждения воспринимаются либо в качестве рекламы, либо в качестве пустой болтовни.

Любые выдвигаемые против нее возражения культуриндустрия подавляет с таким же успехом, как и возражения против мира, ею тенденциозно удваиваемого. Единственный выбор, который предоставляется - это либо соучаствовать, либо остаться не у дел

Культуриндустрия продолжает поставлять стереотипы, несмотря на развитие техники. Она живет тем кругооборотом, что матери продолжают рожать детей, колеса крутиться и т.п.

воспроизводит жизнь только тех, кто ему верен.

Культуриндустрия использует трагизм, он становится ее благоденствием, делает блеклость подвергнутого цензуре счастья интересной и интересность - удобной для пользования. Мораль массовой культуры является упрощенной моралью детских книжек вчерашнего дня. культуриндустрия указывает трагизму положенное ему место в рутинном ходе событий.

С давних пор культура способствовала обузданию как революционных, так и варварских инстинктов. Культура же индустриализированная делает даже больше того, что тут требуется. отчаянные ситуации, изматывающие зрителя в обыденной жизни, при их воспроизведении средствами культуриндустрии превращаются, неизвестно каким образом, в обещание возможности дальнейшего существования.

Каждый, кто капитулирует перед силой общества, может стать счастливым, т.к. общ-во поделится с ним своей силой.

Псевдоиндивидуальность становится предпосылкой, необходимой для овладения трагизмом и его обеззараживания: лишь в силу того, что индивидуумы вовсе и не являются таковыми, но представляют собой узловые пункты пересечения тенденций всеобщего, становится возможным безо всяких препятствий вновь принять их во всеобщее. Тем самым массовая культура разоблачает тот фиктивный характер, который был присущ в буржуазную эпоху форме индивидуума.

Героизация посредственного входит в состав культа дешевизны. Господствующий вкус заимствует свой идеал из рекламы, из расхожего образа красоты.

Потребитель становится идеологией индустрии развлечений, от чьих институций ему не удается ускользнуть. Все имеет ценность лишь постольку, поскольку может быть обменено, но не потому, что оно само что-то представляет собой. Потребительскую стоимость искусства, его бытие, они считают фетишем, а фетиш, его общественная оценка, которую они ошибочно принимают за ранг произведения искусства, становится единственной для них потребительской стоимостью, тем единственным качеством, от которого они получают наслаждение.

Тот, кто в девятнадцатом и в начале двадцатого столетия платил деньги за то, чтобы увидеть драму или услышать концерт, относился к представлению, по меньшей мере, с таким же уважением, как и к заплаченным деньгам. Бюргер все еще удерживался искусством в некоторых границах до тех пор, пока оно было дорогим. С этим теперь покончено. Его безграничная, никакими деньгами более не опосредованная близость к тем, кто отдан ему на произвол, доводит отчуждение до завершающей стадии и уподобляет одно другому под знаком торжествующей предметности.

Развивается система премирования – культура представляет себя неожиданным подарком, плюс бесплатные брошюрки и т.п. Кульутра становится сходной с рекламой. Реклама сегодня является негативным принципом, блокирующим устройством: все, что не несет на себе ее клеймо, является экономически подозрительным. Как технически, так и экономически реклама и культуриндустрия сливаются друг с другом. Повсеместно как в первой, так и во второй наблюдаются одни и те же явления, а механическое повторение одного и того же культурпродукта уже есть повторение одного и того же пропагандистского лозунга.

слово, которому положено всего только обозначать и уже более не дано ничего означать, до такой степени фиксирование привязывается к вещи, что превращается в застывшую формулу. В одинаковой степени это затрагивает и язык и предмет. Вместо того, чтобы сделать предмет доступным опыту, очищенное слово экспонирует его в качестве частного случая абстрактного моментавнутренняя жизнь в целом свидетельствуют о попытке превратить самого себя в адекватный успеху аппарат

Поиск по сайту: