Как ребенок учится вести себя

По мере развития нервной системы у ребенка, похоже, появляется позыв – базирующийся, по нашей терминологии, на Физис, – отказаться от прежних методов удовлетворения и перейти к новым, как только они становятся доступны ему. Окружающие также стараются побуждать его делать все, на что он способен, предоставляя ему свободу своими силами справляться с проблемами, которые с течением времени во все большем количестве ставит перед ним жизнь.

Если описанные в предыдущем разделе процессы развития протекают нормально, ребенок вполне удовлетворяет свои сосательно‑кусательные потребности и готов перейти на новый уровень. Одна из главных задач выживания, стоящих перед ним, – познание окружающей его физической вселенной. И начать этот процесс он должен с анализа четырехмерного «пространства‑времени», с выделения из него важнейших компонентов, коими являются время, пространство и тяготение.

Он познает их на собственном трудном опыте. Поскольку удовлетворение потребностей больше не происходит автоматически, как это было в утробе матери, он должен прежде всего научиться ждать, а способность ждать, не впадая в отчаяние, зависит, как мы полагаем, от эффективности мозга как хранилища энергии. Мозг становится средством перемещения во времени.

Потом ребенок узнает, что вещи, которые для удовлетворения его желаний должны быть неотделимы, часто оказываются разделенными пространством; следовательно, если ребенок хочет свои желания удовлетворить, он должен научиться ходить. Тело становится средством перемещения.

Умение ждать и умение ходить (или ползать) – два важнейших урока на тему Принципа Реальности, освоенных ребенком; а третьим становится речь, позволяющая в каком‑то смысле сократить и время, и пространство, давая возможность сообщать о своих желаниях другим людям.

В то же самое время весь жизненный опыт непрерывно знакомит детей с тяготением. Ребенок обнаруживает, что если толкнуть какой‑нибудь предмет, тот всегда падает вниз и никогда не падает вверх, но иногда ребенок не сразу соглашается примириться с таким порядком вещей. Иногда он ведет себя так, будто надеется рано или поздно найти какое‑то исключение из этого правила.

Родители радуются, наблюдая, как их чадо учится ходить и говорить; в этом отношении никаких серьезных эмоциональных проблем у ребенка обычно не возникает, и его прогресс во многом зависит от поощрения. Настоящие трудности начинаются, когда дитя учится управлять своими кишечником и мочевым пузырем. Ребенок скоро начинает сознавать, что если ранее он во всем зависел от родителей, то теперь он сам «на коне», теперь им от него кое‑что нужно. Он обнаруживает, что они очень интересуются его испражнениями. Это не удивляет его, поскольку он и сам высокого мнения о своих фекалиях. Ведь они первое, что он смог сам, своими силами произвести на свет, и значит, они очень и очень важны. Откуда ему известно, что и родители так же высоко ценят их? Да они умоляют его сделать это.

Сидя на горшке, ребенок знает, что мать с нетерпением ждет, чтобы он это сделал, и будет очень рада, когда это произойдет. Он знает также, что она раздражается, когда он делает это не вовремя или не в том месте. Таким образом, у него впервые появляется действенный способ управлять не только поступками других людей, но и их чувствами, причем речь идет об очень важных людях. Он может досадить им, производя эти ценности в неурочное время или, наоборот, придерживая их в должное время; и он может доставить им радость, производя их по первому требованию. Если бы мы попытались поставить себя на место ребенка, мы бы поняли, насколько могущественным он должен чувствовать себя. Это как если бы у него были пригоршни золота, а его мать нуждалась в деньгах. Мы могли бы сравнить ребенка с озорником, в руках которого благополучие всей семьи. Он может приводить своих близких в отчаяние, бросая деньги на ветер или пряча их, а может доставлять им радость, выдавая деньги, когда они в них нуждаются.

Итак, мы имеем младенца, восседающего на троне и следующего своим сиюминутным чувствам: он или изображает щедрого монарха, милостиво дарующего матери то, о чем она просит, или наказывает ее за реальную или воображаемую оплошность.

Сначала ситуация складывается в его пользу: ему аплодируют, когда он делает то, чего от него хотят, и почти не подвергают наказанию, если не делает. С возрастом, однако, это преимущество теряется. Ребенок обнаруживает, что если раньше он выигрывал любовь, одобрение и вытекающее из них чувство безопасности, когда делал то, что от него ждали, и ничего не проигрывал, когда не делал, то теперь к его щедрости и усилиям окружающие привыкли и принимают это как что‑то само собой разумеющееся. В то же время, если он не делает то, чего от него ждут, то наталкивается на растущее неодобрение (увы, такова судьба всех добрых монархов). Теперь он ничего не выигрывает, когда делает, зато проигрывает, когда не делает. Сколько в его жизни еще будет таких метаморфоз! Таким образом, в этом нежном возрасте ребенок впервые сталкивается с неблагодарностью.

Вначале малыш слушается, потому что над ним стоит мать, любовь которой он хочет сохранить. Но дальше происходит одна из самых удивительных вещей в природе. Ребенок начинает вести себя так, как, по его мнению, хотела бы, чтобы он вел себя, мать, даже если матери рядом нет![7]Иными словами, он начинает действовать в соответствии с ее умоляющим образом, так что для руководства его поведением реальная мать больше не нужна. Поначалу этот образ может быть сознательным, но с течением времени он все глубже погружается в бессознательное, так что привычки, связанные с опорожнением кишечника, становятся автоматическими.

Этот образ матери, умоляющей его покакать, постепенно внедряется в бессознательное младенца и затем на протяжении всей его жизни продолжает воздействовать так же, как если бы мать была рядом, и является одним из первых элементов, составляющих Суперэго. Образ этот сопровождается собственным восприятием себя как хорошего мальчика, то есть мальчика, всем своим поведением удовлетворяющего пожелания матери и свое собственное стремление к росту, или Физис, и это становится одним из первых элементов, составляющих его Идеал Эго, идеальное Я, каким бы он хотел быть.

Таким образом, установление привычек, связанных с опорожнением кишечника, зависит от развития нервной системы и от развития Суперэго, включая Идеал Эго. Срывы происходят большей частью тогда, когда нарастает чувство обиды и напряжение мортидо становится достаточно сильным, чтобы преодолеть сдерживающие силы Суперэго. Удовлетворение мортидо может быть достигнуто либо активным, либо пассивным путем. Младенец может проявить активное упрямство, по нескольку дней отказываясь тужиться и не отдавая матери свой «продукт», пока не будет устранен источник стресса или не будет возвращена любовь; или же он может просто перестать управлять собой, пассивно испражняясь, когда попало и где попало. Ребенок получает дополнительное удовлетворение от этих «неожиданностей», когда постигает смысл слова «грязный», потому что видит: вынуждая мать убирать за ним, он ее тем самым унижает и наказывает.

Эти два способа отмщения и удовлетворения мортидо зачастую используются и в зрелом возрасте теми людьми, которые в своем эмоциональном развитии частично застревают на «анальной стадии», как этот этап жизни называют психиатры. Разумеется, самоуважение и Идеал Эго, какими бы слаборазвитыми они ни были, не позволяют взрослым вести себя так грубо и прямолинейно, как это разрешено младенцу, но общий характер поведения остается тем же. Такого сорта люди выказывают свое недовольство или обиду одним из двух способов: либо они все «пачкают», портят, вносят беспорядок, в буквальном или фигуральном смысле, – и это самый простой путь, не требующий особой оригинальности, самоконтроля или решимости, – либо проявляют упрямство, пытаясь влиять на ход событий мелочными и нереалистичными требованиями и придирками, скорее раздражающими окружающих, чем реально угрожающими конечному результату, словно бы говоря: «Все произойдет в такой последовательности, как я того хочу, даже если в конечном счете выиграете вы».

Если анальное мортидо не получает полного удовлетворения в раннем детстве, оно может стать главной движущей силой личности, а не просто проявляться от случая к случаю. Так возникают два типа анальной личности, которые могут встречаться в чистом виде или в смешанном: «пассивный», отличающийся неряшливостью и видимой нерешительностью и часто страдающий поносом или колитом, и «активный», язвительный упрямец‑аккуратист, слишком суетящийся по поводу разного рода деталей, но мало заботящийся о конечном результате и обычно страдающий запором.

Сравнивая «анальный» способ удовлетворения мортидо с более ранним «оральным», можно увидеть, насколько различны проявления этих двух стадий развития. «Пассивным» проявлением оральной неудовлетворенности является отказ от еды и болезнь, а «пассивная» форма анальной обиды проявляется в неопрятности и небрежности; «активное» оральное негодование выражается в жестоких укусах, а «активным» проявлением анальной злости служат упрямство и саботаж.

Причины, почему некоторые люди застревают на оральной или анальной стадиях эмоционального развития, обнаруживая в зрелом возрасте соответствующие, хоть и несколько замаскированные способы реагирования, не совсем ясны. Хотя такие задержки в развитии обычно связывают с оставшимися с младенческой поры неудовлетворенными напряжениями, свою роль, по‑видимому, играет и личностная конституция индивида. Это заметнее всего проявляется у анальных личностей, которые, как правило, имеют эктоморфное телосложение, и, возможно, немаловажным является то обстоятельство, что эктоморфы часто страдают проблемами желудка и кишечника. (Кстати, личности орального типа часто имеют эндоморфную конституцию.)

Старый мистер Крон, с которым мы уже познакомились как с одной из жертв Наны, был почти чистокровным представителем анального типа личности. Это был ярко выраженный эктоморф – долговязый, тощий, нескладный, с длинными ногами‑ходулями и вытянутым лицом. У него были тонкая шея, торчащие уши и опущенные уголки рта. Спина была всегда прямая, движения резкие, кожа тонкая и серая. Друзей у него никогда не было, потому что он больше интересовался своим стулом и состоянием кошелька, нежели людьми.

Мистер Крон имел приличный доход, но был скуп и, ограничивая себя во всем, проживал в маленькой комнатке на Рейлроуд‑авеню. Ежедневно он в одно и то же время в одном и том же углу комнаты принимал одну и ту же пищу и каждый раз складывал посуду в одно и то же место. Утро он проводил в уборной, днем подсчитывал расходы за предыдущий день, а по вечерам проверял свою бухгалтерию за прошлые годы и листал накопившиеся за много лет журналы.

Дважды в неделю на протяжении тридцати последних лет он навещал доктора Нейджела, чтобы пожаловаться на свой кишечник. Он всю жизнь страдал запорами, и в его шкафу целая полка была заставлена рядами всевозможных слабительных препаратов. Пока у него не поселилась Нана, единственным разнообразием в его жизни было то, что каждые несколько дней он менял лекарства. Одно казалось ему чрезмерно сильным, другое – недостаточно эффективным, третье обладало слишком медленным действием. При каждом посещении врача Крон описывал во всех подробностях – иногда с гордостью, а иногда с сожалением – свой стул, в то время как доктор – по остроумному замечанию известного врача и писателя Гарри Бекмана – должен был мысленно сравнивать эти описания с эталоном кала, хранящимся вместе с эталоном метра за стеклом в парижских архивах.

У мистера Крона было увлечение – уродовать карандашом фотографии голых женщин в журналах и развлечение – щипать за ягодицы проституток. Стоимость этих забав, включая транспортные расходы, он вносил в свои бухгалтерские книги наряду с другими расходами и мог в любой момент открыть свой шкаф и найти точную сумму, затраченную на щипки, скажем, в 1917 году. Когда мистер Крон заболел, то из упрямства не разрешал доктору Нейджелу его исследовать и в конце концов умер от рака прямой кишки.

На примере мистера Крона отчетливо видны признаки анальной личности: упрямство, вздорность, мелочная педантичность, жестокость и нездоровый интерес к своему кишечнику, который был для него источником величайших наслаждений.

Мистер Крон демонстрирует нам, что кишечник может служить для удовлетворения как либидо, так и мортидо. Младенец находит бесхитростное удовольствие в опорожнении своего кишечника. Он наслаждается способностью управлять своим телом и восхищается своим «творчеством», поскольку это его главная «творческая» деятельность, результаты которой можно видеть воочию. Иногда дети любят поиграть с тем, что сотворили. Такие откровенные «кишечные» радости встречаются главным образом у психически больных взрослых людей, у которых бессознательное раскрывается более явственно, а также во сне, где происходит то же самое – раскрытие бессознательного. Психоанализ позволяет обнаружить те же, но замаскированные тенденции в повседневной жизни нормальных людей. Анальные характеристики, описанные выше, часто сопровождаются некоторыми другими интересами, к коим относятся ягодицы, спина, вообще все заднее, включая задние двери, и предпочтение, отдаваемое «туалетным», а не «спальным» шуткам и анекдотам. Есть, по‑видимому, также некоторая связь между анальными интересами и гомосексуальностью (и еще, возможно, леворукостью).

Важнейшими итогами этого раздела являются, во‑первых, вывод о возможности нарушений во время анальной стадии развития ребенка (в возрасте от двух до четырех лет), способных в дальнейшем отразиться на характере взрослого индивида; во‑вторых, связь анального этапа с формированием Суперэго и Идеала Эго через принятие руководящего образа матери вместо реальной матери, вследствие чего человек долгое время после исчезновения родителей из его жизни продолжает вести себя так, как они бы этого хотели. (Поскольку первые жизненные навыки, особенно связанные с туалетом, прививает ребенку обычно мать, мы говорим преимущественно о ней. Если эту работу выполняет отец или оба родителя вместе, все вышесказанное в равной степени применимо и к отцу.)

Поиск по сайту: