Волонтеры

Добровольные, или волонтерские части вышли из недр национальной гвардии. Как только появились первые симптомы недоразумений между Австрией и Францией, сейчас же возникла мысль использовать Национальную гвардию для боевых целей. Вначале думали, что Национальная гвардия может заместить гарнизонные войска, состоявшие из частей милиции, и дальше этого не шли. Но 4 марта 1791 года милиция вообще была упразднена, так что мысль о том, чтобы направить ее на фронт и заместить гарнизон добровольцами из Национальной гвардии, должна была быть, оставлена. 27-го мая того же года, военный министр Дюкортайль впервые высказал мысль о том, что из Национальной гвардии можно набрать волонтеров, способных обслуживать гарнизоны. И две недели спустя Национальное Собрание в принципе приняло эту мысль. Во всех департаментах была открыта добровольная запись в специальные волонтерские части, и было объявлено, что добровольцы из Национальной гвардии, записавшиеся в армию, будут получать особое жалованье. Волонтеры должны были быть организованы по батальонам, в каждом из которых должно было находиться 8 пехотных рот и 1 гренадерская. Офицеры и унтер офицеры должны были быть избираемы в каждой роте по большинству голосов. Весь батальон, собравшись вместе, выбирал своего начальника, который получал чин подполковника. Так как в это время

— 18 —

возможности нападения австрийских и прусских войск на французскую территорию, то запись волонтеров пошла чрезвычайно успешно. Листы, на которых должна была приниматься подписка, очень скоро покрылись подписями, и первые батальоны сформировались довольно быстро. 21-го июня был издан приказ о формировании волонтерских батальонов, а 25-го сентября из 169 батальонов, имевшихся в проекте, 60 направились к своему назначению. Правда, остальные очень задержались, а некоторые так и не сформировались совсем. Когда прошел первый энтузиазм, люди, давшие свои подписи, под разными предлогами начали уклоняться от отправки в армию. Париж из 6 батальонов, которые он должен был поставить, очень легко сформирован и отправил 4, а остальные два не были отправлены вовсе. 4 парижских батальона были едва ли не лучшими из числа сформировавшихся 60. Парижская Национальная гвардия лучше, чем национальная гвардия в провинции, привыкла и к службе и к оружию, и могла быть направлена в армию уже после короткого обучения. Но даже парижские батальоны, по крайней мере на первых порах, были с точки зрения дисциплины и вообще пригодности к активной военной службе весьма неудовлетворительны. Лучшими были те, которые выбрали своих офицеров из числа освободившихся офицеров упраздненной милиции. У этих обучение пошло довольно быстро гораздо хуже обстояло дело в тех батальонах, где на офицерские и унтер офицерские должности оказались выбранными рядовые волонтеры, у которых не было никакой подготовки и которые не могли оказывать никакого влияния на своих товарищей. Провинциальные батальоны были еще хуже. Они приходили к пункту назначения в очень неполном составе и в очень плохом состоянии. 7-го октября генерал Ламорльер писал военному министру: «Вчера я устроил первый смотр батальону из Алье. В нем оказался

- 19 -

некомплект в людях, а из числа тех, которые были в рядах, я должен был отправить назад довольно большое количество, так как они ни по возрасту, ни то росту, ни по силе не годились для того, чтобы носить оружие. Из волонтеров имеет одежду самое большее половина, и вообще с обмундированием дело обстоит очень плохо. Поставщики все время ожидают образцов. Я имею честь доложить вам, что уже неделя, как волонтеры прибыли в Мулен и они уже устали от пребывания здесь и очень настойчиво требуют разрешения вернуться домой. А граждане Мулена тоже утомлены пребыванием батальона в их городе, ибо его присутствие является им в тягость. Мне представляется очень трудным, если не невозможным, удержать волонтеров здесь столько времени, чтобы они успели быть одетыми, снаряженными и вооруженными для отправки в армию». Тот же генерал писал несколько дней спустя: «Я имею честь доложить вам о том, что среди волонтеров совершенно отсутствует дисциплина, и прошу вас указать мне такое наказание, которое нужно ввести для того, чтобы заставить волонтеров слушаться и подчиняться своему начальству, так, как это подобает всякому солдату. Им несколько раз приказано было собраться на учение или по другому поводу. Большинство отказывается итти на сборные пункты, остальная часть не приходит, не говоря ни слова». Другой генерал, Вимпфен, писал военному министру 30-го декабря о состоянии волонтерских батальонов, поступивших под его начальство, он говорил между прочим: «Вы увидите, что пройдет очень много времени, прежде чем эти волонтеры будут готовы выступить в поход. Эта задержка происходит от двух пороков их организации, о которых я с самого начала предупреждал министра: во-первых, от способа назначения офицеров, который приводит к результатам самым несчастным и даже самым смешным. При избрании на офицерские должности

- 20 -

взяли верх интриганы, говоруны и особенно пьяницы. Они совершенно оттеснили способных людей… Второй урок заключается в том, что заботы об одежде и снаряжении волонтеров возложены на департаменты. У департаментов нет ни гроша, и это совсем не их дело».

Пребывание волонтеров в местах, где их должны были обучать и откуда они должны были вливаться в армию, для жителей было самым настоящим наказанием. Волонтеры вели себя иногда почти совершенно так, как если бы они были в неприятельской стране. Недаром чуть не каждый город, который был назначен для квартирования волонтер, всячески старался от них избавиться. Мирные жители терпели от буйств, вымогательств и грабежей новой революционной армии очень сильно. Жалобы на волонтеров так и сыпались в Париж. Между тем для Национального Собрания не представлялось другого исхода для пополнения редеющих все больше и больше рядов армии. Призыв по жребию был чрезвычайно непопулярен и упразднение милиции произошло именно потому, что вся провинция в один голос потребовала отмены ненавистного жребия. Набор рекрутов на том же основании, как это происходило в армии старого порядка, теперь считался невозможным. Что касается до принудительного набора во имя родины, во имя защиты ее от неприятеля, то время его еще не пришло. Революция считала всякое принуждение в этом деле вредным. Она думала, что армия, созданная принудительно, а не составившаяся добровольно, не может быть проникнута патриотизмом и обнаружить достаточно мужества, чтобы умирать за отечество. Поэтому, когда выяснились все недостатки первоначальной организации волонтеров, все попытки усовершенствовать существующий способ пополнения войск должны были исходить из того положения, что волонтеры навсегда останутся ядром французской армии. 28-го декабря в то

- 21-

время, как военный министр Нарбонн объезжал фронт и знакомился с состоянием армии, Национальное Собрание приняло подробный регламент, регулирующий службу волонтеров. В нем, между прочим, находился пункт, который в будущем должен был быть чреват самыми пагубными последствиями. Этот пункт гласил: «Все граждане, допущенные в добровольческие батальоны Национальной гвардии, будут свободны уйти из их состава по окончании каждой кампании, предупредив своего капитана об этом за два месяца; каждая кампания будет кончаться первого декабря каждого года». Когда Нарбонн вернулся из своей поездки, он сделал подробный доклад Национальному Собранию о своих впечатлениях и предложил план реформы, которая, по его мнению, должна была возродить былую мощь французской армии. Прежде всего Нарбонну пришлось констатировать, что в армии, на которой покоилась вся надежда страны и которую считали в достаточной степени хорошо снабженной людьми, не хватало до комплекта целых 51.000 человек. Министр находил, что необходимо спешно принять меры к тому, чтобы пополнить этот вопиющий некомплект в людях. В его глазах был только один способ достигнуть того, чтобы ряды армии пополнились вновь. Этот способ заключался в том, чтобы влить волонтеров в ряды старых линейных полков. Другими словами, создать один вид армии, не разделяя старые линейные полки и новые волонтерские батальоны. Нарбонну было очень трудно защищать свой проект. Он прекрасно знал настроение Национального Собрания и предчувствовал, что критика волонтерской организации, этого излюбленного детища революции, должна будет вызвать самые серьезные нападки, так же, как и мысль о слиянии волонтерских батальонов, т. е. войск, помазанных каплею революционного елея, с частями старой армии, армии старого порядка. Он знал, что в глазах многих это

- 22 -

значило, растворить революционное войско в войске дореволюционном и, может быть, контр-революционном. И действительно, когда началось обсуждение доклада Нарбонна в Национальном Собрании, критика посыпалась со всех сторон. Дебри говорил, что проект Нарбонна о слиянии — проект чрезвычайно опасный. «Я бы хотел, восклицал он, скорее обратного нововведения, т. е. превращение всех солдат армии в Национальную гвардию». Альбит назвал предложение военного министра вероломным. Однако, в Собрании были и сторонники военного министра. Разумеется, они все сидели на скамьях умеренных. Жокур, бывший военный, особенно энергично поддерживал предложение Нарбонна. Он указывал на то, как мало обосновано опасение, что дисциплина, столь необходимая на войне, может повести к ослаблению любви к свободе и выродиться в идолопоклонство перед вождями. «Если бы это было так, восклицал он, то из этого следовало бы, что вообще не нужно набирать армию». Жокур считал, что необходимо сделать все, чтобы создать армию, способную сопротивляться неприятелю. «Неприятельским войскам вы можете противопоставить только части хорошо дисциплинированные и хорошо обученные. Мне ответят, что мужество народа заменяет дисциплину и военную тактику. Я не буду рассматривать — является ли эго утверждение истиною доказуемой, или истиной только ощущаемой, я лишь замечу, что победа, одержанная армией недисциплинированной и плохо обученной, будет стоить гораздо больше крови, чем всякая другая победа». Были и такие проекты, которые пытались примирить мнения левых Национального Собрания с мнением военного министра. Дюбайе считал, что нет необходимости вливать волонтеров в части старой армии, но что можно и нужно соединить части новых войск с частями старых, т. е. соединять людей побатальонно. Эта мысль, на которую теперь никто не обратил

- 23 -

внимания, в недалеком будущем должна была осуществиться в виде знаменитой амальгамы. Нечего и говорить, что точка зрения левых была совершенно иная. Они относились к докладу Нарбонна совершенно отрицательно. Шалье восклицал: «Что такое армия? Это вся Франция. Здесь хотят проводить какие то различия между линейными войсками и национальной гвардией. Это ловушка, которую нам расставляют. Все французские граждане составляют армию. Зачем ее набирать? Пусть ударит набат, и все патриоты схватятся за оружие». Шалье не предполагал, что его мысль, на которую сейчас тоже никто не обратил серьезного внимания, очень скоро будет также осуществлена в жизни, как и мысль Дюбайе, ибо то, о чем он говорил, под названием всеобщего набора (levée en masse), было осуществлено в 1793 г. В результате обсуждения доклада военного министра Национальное Собрание отклонило его предложение.

Между тем, после путешествия Нарбонна и после того, как Национальное Собрание отказалось в какой бы то ни было форме объединить новые войска со старыми, дело организации волонтерских частей на местах подвигалось очень медленно. Отовсюду раздавались жалобы на то, что люди приходят неодетыми, плохо снабженными, совершенно износившимися и что трудно приступить к их обучению до тех пор, пока самые большие погрешности в обмундировании не будут устранены. В то же время начиналась понемногу среди самих волонтеров более здоровое течение. Под влиянием все усиливавшихся слухов о близкой войне люди сами стали понимать, что дисциплина необходима. И теперь уже усилия начальников не только не встречали противодействия со стороны солдат, но, наоборот, солдаты очень часто поддерживали самые суровые меры, предпринимаемые против лиц, нарушивших дисциплину. В одном из докладов маршалу Рошамбо начальник отдельной части сообщает о

- 24 -

следующем случае: «Один офицер, который сделал много низостей и вызвал брожение в батальоне, был исключен своими товарищами: они заставили его подать в отставку. Этот пример, который принес такие хорошие плоды еще раньше в батальоне Ланса, произведет, как я надеюсь, то же действие и здесь и заставит гг. офицеров немного больше уважать себя в присутствии своих солдат, с которыми они слишком часто ходят по кабакам». Особенно энергично вели волонтеры борьбу против дезертирства. Но волонтеры, как постоянно жалуются офицеры, совершенно не годились для того, чтобы с их помощью усмирять какие-нибудь внутренние волнения. В этом отношении нельзя было и сравнивать старые полки с волонтерскими, и вообще дисциплина в старых полках била несравненно выше, чем в волонтерских, несмотря на то, что время самой большой распущенности в последних уже прошло. Волонтеры 1791 года, в конце концов, получили свое обмундирование и снаряжение и, несмотря на то, что Национальное Собрание запретило сливать их с частями старой армии, фактически начали вливаться в нее очень энергично. Генерал Лафайет, который командовал армией центра, по своей собственной инициативе начал сливать волонтерские батальоны с линейными полками. Успех этой меры побудил и его, товарищей следовать его примеру. Благодаря тому, что волонтерские батальоны стали постепенно; сливаться со старыми войсками, налетевшая на Францию гроза не застала ее совершенно беззащитной. Французская армия, составившаяся из двух, столь непохожих друг на друга частей, имела то преимущество, что в ней в зародыше, а иногда и в развитом состоянии имелись уже лучшие особенности как старой армии, так и новых волонтерских формирований: стойкость и патриотический порыв.

Это, конечно, только сравнительно. Вообще же говоря,

- 25 -

армия, которою располагала Франция в начале 1792 года, была все-таки в достаточной мере плохой армией. В линейных войсках сохранилась дисциплина, но эта дисциплина была сильно надорвана тремя годами распущенности. В ней были еще офицеры, старые опытные служаки, способные принести большую пользу. Но работа этих офицеров была сильно затруднена той атмосферою подозрительности, в которой они жили. В ней очень многие и ответственные должности занимали прежние низшие офицеры, которые принесли на ответственные тосты накопленный долгими годами опыт, но у этих офицеров чаще всего не хватало навыков и знаний, необходимых для несения ответственной команды. У нее остался ее штаб, но он менялся очень быстро, потому что подозрения якобинцев не позволяли засиживаться на местах сколько-нибудь популярным генералам. Волонтерские полки приносили с собою самопожертвование и порыв. Они были готовы итти в огонь, не ожидая оружия и обуви. Но их порыв иногда выдыхался довольно быстро, и требовалось много усилий, чтобы удержать их в рядах. Все части армии жестоко страдали от недостатков транспорта и снаряжения. Что касается крепостей, то, хотя Нарбонн и говорил Национальному Собранию о том, что они приведены в полную боевую готовность они тем не менее продолжали оставаться в состоянии довольно жалком. Ими так долго пренебрегали, их вооружение так отстало, снарядов и провиантов было так мало, что серьезного удара выдержать они не могли. Это очень скоро было засвидетельствовано падением двух из сильнейших крепостей Франции: Лонгви и Вердена, сопротивление которых не длилось больше двух трех дней. Каким образом Франция оправилась со столькими недостатками своей армии? Прежде всего ее спасало превосходство ее артиллерии и ее инженеров. Но главнейшей причиной того, что нападение не раздавило революцию,

— 26 —

было то, что прусская и австрийская армии страдали от тех же зол, от которых страдала и французская. Кроме того, как это почти всегда бывает, между союзниками с самого начала пошли разногласия и ссоры, у французской армии было время спешно приготовиться к отпору.

Поиск по сайту: